Bijoux. Дворцовые интриги. Глава 3
По одному из коридоров замка кто то отчаянно и озлобленно шагал, из-за его длинных ног шаги выходили довольно размашистыми, что лишь придавало шарма. Едва подойдя к комнате, к белоснежной двери, этот кто то открыл её, обратно закрыв уже со всей дури. Этот кто то был наследный принц Империи Этериас. Во время очередного побега из замка тот очень спешил, и в людном месте потерял свой парик, следом все люди узнали в проходящем мимо парне – коронованного наследника, доложили страже и все точно дошло до императора. Розовые волосы были отличительным знаком умершей императрицы, которую всем своим сердцем любил Император. Агафон был практически мужской версией своей матери – густые черные ресницы с безупречной формой глаз, аккуратный маленький носик, чуть пухлые розовые губы и его манящие тёмные глаза, несомненно он был одним из самых красивых людей во всем мире и при этом, на столь красивом лице постоянно находились эмоции, что отличало его от не живой фарфоровой куклы. Сейчас причиной его сморщенных бровей были его заботы и злость, направленные в сторону неминуемого наказания от отца – домашний арест, что было высшей формой наказания по мнению принца.
Насчет престолов. Леру Агафон, самый первый и горячо любимый сын императора от его первой жены, и уже был коронован по всем традициям как следующий император. Но его отец, Леру Зоэ, имел множество наложниц, которые неминуемо рождали Императору новых детей. С самого детства сыны наложниц были настроены яро против коронованного наследника, всё из-за их чёрствых и меркантильных матерей, и лишь кровная сестра Агафона действительно всем сердцем любила и поддерживала своего брата. Но одними косыми взглядами получить власть не имеет возможности, потому между детьми шла холодная война, все мечи которой были направлены к шее законного наследника. Как хорошо, что в этой империи на престол мог вступить лишь человек мужского пола, иначе бы на еще совсем юную принцессу так же совершались ужаснейшие покушения.
– Господин, прошу прощения за вторжение, – смиренно в обитель принца вошел высокий беловолосый мужчина с золотым подносом для легкого утреннего перекуса. Войдя в обитель принца он проверил, закрыл ли за собой дверь.
Агафон был сильно раздражён своей неудачей, потому, не раздумывая ни на миг, взял в руки маленькую иноземную вазу, сжал в руках, сумев расколоть ее своей хваткой, и осколки выбросил из рук на пол. Так же и розовый пион, что стоял в вазе, упал на стол, рассыпав пару своих лепестков вокруг.
– Что случилось вновь?, – воскликнул принц, убирая со своих рук керамические осколки и цыкая от боли.
– Господин, ваша рука.., – Нияза в первую очередь заботило состояние принца.
– Ты понимаешь, что на меня напала куча дворняг, которые учуяли запах «корма»?! Эти наложницы отца... Чертовы дилетантки! Снова скупили на черном рынке какую то ересь, всё лишь бы поставить кровавую точку в моей жизни!, – Принц стучал руками о стол, ритмично и сильно, он выражался довольно громко и несуразно. Но с каждым словом он выговаривался все сильнее и сильнее, становясь хладнокровнее и рациональнее. Агафон перекинул ногу на ногу, облокотился спиной о свое кресло, обитое красным шелком прямо как у отца и посмотрел на свой семейный портрет, на мать, отца, сестру.
Тогда же Нияз, подойдя к столу принца с другой стороны, поставил золотой поднос укрытым белой шелковой тканью.
– Я смог выяснить кто стоял за этим покушением, Принц, – слуга стянул ткань с подноса, раскрыв перед носом Агафона пустую бутыль с чёрной пробкой, – сильный быстродействующий наркотик для псов, вызывает у них небывалый голод. Найден в кармане одного из слуг, под подчинением наложницы Кайоши.
Послышалось едва заметное злобное рычание из уст принца и его злорадственная улыбка, он облокотился обеими руками о стол, рассматривая бутыль. Окровавленные руки давали о себе знать, капая на стол с документами жирными алыми пятнами. Нияз уже разворачивал бинт, спрятанный под пиджаком, что бы перевязать руку Агафону. Он серьёзно посмотрел на принца, прося своим взглядом разрешение на перевязку руки. Принц не стал отказываться, ведь знал чем может кончится подобный легкий порез. Завязав бантик на его руке, Нияз достал бутыль какой то сияющей белой жидкости и полил её прямо на бинты. То была бутыль с святой водой, она моментально затягивала незначительные раны вроде порезов и хоть принц был против святош, быстродействие и пользу зелий он не отрицал.
– Господин, вы же знаете, что не стоит показывать свои эмоции на людях. Это разрушит вашу репутацию, а это только на руку нашим конкурентам, – Нияз имел в виду его быстрые и яростные хлопки дверями и ругань в коридоре.
Агафон лишь закатил глаза и вздохнул, довольно недовольно:
– Знаю. Но в следующий раз я приду к ней с дюжиной псов на цепях и отпущу прямо у ее ног, напоив этой же дрянью.
Слуга слабо улыбнулся и ответил:
– Вы не перестанете удивлять, принц.
Доверие у Слуги, Нияза, к принцу было действительно колоссальным. Нет, это не из личных мотивов или жизненных принципов, дела обстоят гораздо глубже – Нияз с раннего детства стоял на прислуге у Агафона. Прожил с ним все его взросление, трудные периоды жизни и самые радостные. Порой, Агафон считал Нияза своим настоящим отцом из-за его утешений в нелегкое для ребенка время.
Но сейчас не о том, принц тревожно сидел на своем месте, размышляя над заказчиком своей смерти. Ведь наложница Кайоши - была самая «нормальная» из всех, по мнению Агафона. Она всегда помогала ему в трудные моменты, молчала перед всеми, когда видела что принц покидает замок. От этой измены на душе у молодого господина защемило в груди, он до сих пор верил, что то лишь случайность – подстава со стороны других наглецов.
– Не думаю, что она способна на такое, – под себя шептал принц. Он посмотрел на свою руку затем привстал с места.
– идем прямо к ней, я спрошу лично.
Замок Этериаса был воистину огромен и величественен, но в его огромных белоснежных коридорах было так много места, что пустота душила своим взглядом, белым раскаленным холодом оставляя клеймо в душе Принца, заставляя его разум чувствовать себя словно в белой золотой клетке, наполненной бесполезными золотыми побрякушками и сотнями таких же бесполезных слуг. Одним словом, здесь было очень скучно, одиноко. На каждом шагу находилась опасность для жизни, которую принц превосходно предугадывал. Парень важным медленным шагом приближался к покоям наложницы Кайоши и, наконец добравшись до её дверей, вежливо постучался.
– войдите, – раздался слабый женский голос из-за двери. На диване возле стеклянного чайного столика сидела мадмуазель в зеленом темном бархатном платье в пол, кажется она только пришла с мероприятия, потому была при полном параде – золотые украшения в ее карих длинных волосах, тёмный макияж вдоль её зеленых глаз и морщинистое усталое лицо, пережившее многое. На вид ей был уже четвертый десяток, но она неплохо сохранилась.
Нияз открыл огромную белую дверь и наложница повернула свою голову к нему, нервно улыбаясь и прикрывая свое лицо веером:
– ох, Нияз. Приятно вас видеть, что вас привело в моё укромное местечко?
Нияз лишь безразлично посмотрел на неё, приоткрыл дверь шире, для своего господина, и впустил его. Госпожа Кайоши напряглась сильнее, но старалась не подавать виду.
– Доброго утра наследному принцу, – женщина лишь быстро встала с места, чуть заметалась, но поклонилась. Простояв положенное время сразу метнулась к полкам чая, даже позабыв о слугах.
– Не желаете чашку чая?, – вежливо предложила она, но принц с ходу её перебил.
Он начал подходить ближе к наложнице, а та начала отходить наоборот, назад к стене вместе с чайником в руках.
– Хах?.. Что-то случилось, Агафон..? Принц?..
Наследник забрал у женщины её маленький заварочный чайник с уже холодным чаем, молча приоткрыл крышку и начал лить воду прямо на волосы мадам.
– Принц! Что вы творите! Это неуважение!, – взревела Кайоши, пытаясь безуспешно спасти свою одежду и прическу. Но и поделать она ничего не могла, была слишком низкая по сравнению с принцем и вырваться из его «кабедона» не могла.
Нияз подошёл к принцу, дал ему в руки пузырёк точно такой же как и был на том подносе, но лишь полный. Женщина сотряслась от страха при его виде, было ясно, что она знакома с содержимым бутыли.
– точно, стоило наливать вам его в рот, я о чае, но как же так, он пролился, давайте я дам вам кое что повкуснее Гринфилда, – Агафон зубами открыл пробирку бутыли, нисколько не боясь пролить наркотик на себя, взял женщину за подбородок и приставил к её губам пузырёк, – почему вы так корчитесь, вы сами дали песикам это покушать, так почему на вашем лице страх?
Из морщинистых глаз женщины потекли слёзы, так же как потёк её черный макияж. Госпожа Кайоши взялась за руку принца, дрожащими руками и сильно её сжала, пытаясь вырваться.
– Принц, вы ошиблись, как я могла совершить такое? Я всем сердцем уважаю вас!, – она была так испуганна, что врала в открытую, даже слышать было противно.
Раздался шлепок, дама получила пощёчину от наследника и упала на колени. Кайоши посмотрела из под низа на принца, её размытые глаза горели яростью, местью, она выжидала, преднамеренно терпела эту боль, что бы в будущем возместить все сполна. На её уголках рта предательски скривилась улыбка.
– Как все печально, а я вам верил, – Агафон отпустил из рук пробирочку, и она упала на пол, разлившишь, – Нияз, нам более нет нужды что либо доказывать, идемте, – Агафон отошёл от безумной женщины, сняв свои белые перчатки, испачканные в чае, жемчужном тональнике из свинца и черной жижи – наркотике, с рук и выкинув их подле её зеленого бархатного платья.
Нияз кивнул и взял наложницу за запястье, бутылку в которой была наркота и повел ее к королю. Женщина кричала из-за всех сил, молила о прощении, но все было тщетно.
Не прошло и пол дня с этого инцидента, как император издал указ принцу на посещение его кабинета. Агафон не редко был в его комнате, но она казалась ему лишь еще большей золотой клеткой нежели своя.
– Долгих лет Императору, – поприветствовал только вошедший в покои повелителя, Агафон. Он стиснул свой кулак непокорности сзади, но на лице играли манеры и мягкая улыбка.
Император сидел за своим громоздким алым бархатным креслом, в ручную расписанным золотыми крыльями ангелов по всем сторонам. Императорская власть была закреплена духовенством и монарх считался избранником бога. Светило всей страны смотрел в окно, казалось, что он был в тяжелейших раздумьях, наблюдая за бренностью бытия из своих позолоченных оправ окна, через свои розовые очки.
– можешь говорить не формально, сын, – с тяжестью отвернувшись от окна, сказал Император. Его голос был строг и рассудителен, но отчего то бесконечно печален, – мне доложили, что ты был за пределами дворца.
– Это… отец, я могу объяснить...
– Не нужно, – прервал его император. Он встал со своего кресла и медленно подошёл к Агафону, – почему ты не слушаешь меня, я всегда стараюсь уберечь тебя от опасности, но ты… Роза была бы недовольная, если бы узнала об этом.
– Простите отец. Мама она… Я больше не потревожу вас…
Безграничная любовь в пол шага от безумия – пожалуй, лучше нельзя будет описать отношение отца к сыну. Ограничивал его круг общения, запирал в комнате, принося любую вещь, что не потребовал бы принц, приставил тайную охрану, а выход из дворца и вовсе запретил, брак по контракту, на знакомом принцу человеке – он делал все возможное. Оправдываясь его защитой, он повелевал принцем из тени. По крайней мере так ему казалось.
– У меня новость. Кайоши, она поддалась сиянию короны и натравила на меня собак. Нияз успел среагировать, потому я не пострадал, – принц старался сгладить свой провал покушениями на себя.
– Мне уже доложили, – нахмурился Зоэ, поправив свою корону на голове, – она будет сослана на север, как и её сын, лишена всех её земель.
Император встал с кресла и медленно подошёл к Агафону , поправляя свою огромную красную накидку, обшитую золотом и белым мехом, таким же как и цвет его волос. Он сперва коснулся его плеч, а затем заключил в сильные объятия:
– как хорошо, что с тобой все в порядке, – император гладил его по голове, по розовым волосам, а затем тихо добавил, – Ты больше никуда не выйдешь. Даже в наш придворный сад, на 3 месяца, а так же, я прибавлю охрану возле тебя.
Агафон замер, стиснув зубы, более всего на свете он ценил свободу.
– Но отец, это не справедливо!
Зоэ резко прервал его и отстранился от объятий:
– Хватит с меня этого театра. Ты уничтожаешь свою репутацию, и подвергаешь себя опасности. А твоя вылазка из замка – край наглости и непослушания.
Агафон хотел уже что-то предъявить, но ему не дали слово. Зоэ приказал ему немедленно уходить из его комнаты, чему принц не смел перечить.
Следующее утро в доме шпионов было неловким и тихим, без лишних криков и взглядов, словно ничего вчерашнего и не было. Тахарин вновь убежал на свои тренировки (в очередной раз сбегая от Кеншина), а парень продолжал сидеть за своим пыльным рабочим столом.
Сегодня ночью у них очень важная встреча с очень влиятельным человеком из дворца, но как так вышло, что столь значительная особа согласилась встретиться с плохими ребятками?
Темный кабинет, находящийся где то в подвалах замка, но, на удивление, обставлено тут было практически по «королевски»: огромные красные плотные шторы, не пропускающие ни малейшей капли света, изящные диваны, обитые алым бархатом; посередине дубовый чайный столик, чуть далее всего этого громоздкий рабочий стол, заваленный тоннами не читанных муторных бумаг, среди этой горы можно было разглядеть чью то уставшую блондинистую голову, упрямо опущенную в стопки бумаг. Казалось, что стояла гробовая тишина, но пронзительный гром удара штампов об лист бумаги порой выходил из под зловонной белой бумажной волокиты. Так же, хоть и изредка, но в комнате слышались томные усталые вздохи человека, выполняющего эту бесконечную работу. Казалось, что ничего не может прервать эту темно кровавую идиллию. Но нет в мире ничего вечного, прямо как и этот кабинет, что, казалось бы, совсем не знал солнечного света, но каждый день заливался ярким светом жизненной энергии.
Стук в дверь. Человек за горой бумаги не поспешил встать с места, лишь отвел свою ногу в сторону, нажав на механическую платформу, шестерёнки в полу энергично покатились и со скрипом и шумом открыли дверцу. И секунды спустя по кабинету раздавались энергичные шаги, которые напористо подошли к работнику столетия. Это был Влас – подчиненный одной из наложниц, но вот с главным дворецким дворца у него были совсем не простые отношения. При первом взгляде на этого юношу сразу можно было сказать – он Эльф, не высокий, беловатого оттенка волосы, длинные уши с серебряными украшениями и мощная жизненная аура, пропитавшая холодную красную комнату насквозь.
– Симбюль!, – взревел только пришедший мальчонка, облокотившись на грудь собеседника и вытирая свои слезы о черный пиджак мужчины, – я попал в передрягу! Я… Я.. Я умру теперь!..
Услышав, что Влас попал в трудную ситуацию и ему страшно, его собеседник отстранился от своей работы. Симбюль, тот самый узник бумажных туч, еще один блондин, но высокий, с выразительными острыми чертами лица и огромными синими чемоданами под глазами, он работает главным дворецким, днем находится возле императора, ночью занимается бумажной работой. Главный дворецкий повернулся к парню и обнял его, поглаживая по голове:
– Не бойся, Власи, расскажи, что случилось подробнее, я обязательно помогу, - нежно и успокаивающе говорил Симбюль, хотя его голос и интонация казались совсем мертвыми, но Влас знал, что его искренне слушают и помогут.
– М... Меня схватили в заложники, когда я был подле Наследного… Они оставят нашу семью в живых и меня, если .. Хнык.. Если мы поможем пробраться им в замок в виде слуг.. Хнык!
Алые зрачки Симбюля резко свернулись охотничьими кошачьими, ему крайне не понравилась мысль о том, что его семье намерены навредить посторонние. Он привстал с кресла, руками поддержав Власа и затем поставил свои руки ему на плечо, тревожно нахмурив лицо:
– не знаешь кто бы это мог быть?
– Прости, Симбюль.. Они были в черных плащах и ночью…
– Тогда.., – высокий мужчина уселся обратно в кресло, облокотившись об его стенку и поманил Власа к себе, - тогда нам не о чем переживать, я все улажу.
Эльф стал стократно спокойнее и присел на ноги своего мужа, вновь обняв его мокрый от слез жакет. Симбюль спокойно перебирал его нежные желтоватые локоны, поглаживая его голову своей рукой. Атмосфера уюта между ними была действительно особой.
– а ещё, они назначили эту встречу, на завтрашнюю ночь в заброшенной церкви, мы пойдём?.. , – не отрываясь от намокшего от слез жакета, шептал Эльф.
– Конечно, я бы посмотрел на этих гениев собственными глазами, еще и пригласить меня, вампира в церковь, что за нахальство, – даже когда Симбюль ругался при Власе это выглядело как нежное мурлыкание тихого рыжего кота.
Влас мило улыбнулся, шмыгая носом.
Кадр сменяется на белую луну, на дворец, затем, отдаляясь, вверх – на высоту птичьего полёта, и так же внезапно опускается вниз на окраины. Среди мглы города в старой заброшенной церкви на краю Столицы, раздались шорохи. Окна здесь были забиты деревянными досками. В центре стояла огромная белая статуя божества с книгой в руке, тянущаяся к небу, накрытая красным ковром; дорожки были вздёрнуты и из под них росли разноцветные цветы, а среди молитвенных скамей, все ещё стоявших на своем месте, но уже покрытых мхом, извивались корни деревьев и лозы хмели. Причём, свет действительно поступал в эту комнату, но только за этим надо было сказать «благодарю» вовсе не окнам, не свечам, а огромной дыре в стеклянном потолке. Лунный свет, неуклонно падающий вниз, отражался в помещении пестрыми разноцветными зайчиками прыгающими по цветам, усеянными по всему гнилому деревянному полу, благодаря этому же статуя казалась и впрямь божественной; на потолке некогда был красивейший витраж, собранный из многочисленных цветных стекляшек, сотканных между собой свинцовым ободком, но сохранились витражи только за статуей, да на стене. И стояла неуловимая величественная атмосфера, чувствовалось присутствие чего то необъяснимого и возвышенного, хотелось тотчас преклонить ноги и неустанно молиться всевышнему.
– Это и есть то место, – шептал Влас, вцепившись в руку Симбюля. Ему было до тряски страшны тёмные заброшенные здания, но осознание того, что где то во мгле затаились бандиты – доставляло ему ещё больший дискомфорт.
– Хорошо, Власи, стой сзади, они тут, – Симбюль закрыл рукой своего Эльфика и смотрел куда по правую сторону комнаты, под дерево, вросшее в здание через окно.
И вправду, там, нисколько по факту не скрываясь, стояли двое мужчин в черных балахонах и с маской на лицах, через которых были видны рот и нос. Они вышли из тени и самый высокий из них сел под статуей, в хорошо освещенное лунной место, в его руках не было ничего, хотя, на то он и плащ, что бы скрывать не только личность, но и оружие.
– Доброй ночи, – сквозь тишину прозвенел резкий голос Дворецкого. Он медленно приближался к бандитам и даже пол, на удивление, не скрипел под его ногами, – Так это вы, те кто осмелился идти против королевского дворца? Пришли самолично? Глупцы.
Под маской высокого бандита в черном плаще был, конечно же, Тахарин. Он поднял свою опущенную прежде голову в сторону дворецкого, рукой вверх поддев свой черный капюшон плаща, его голос нисколько не дрожал, был уверенным и слащавым:
– Глупцы мы, нежели нет, решать не вам, господин Симбюль.
Маленький плащ стоял рядом, чуть трясся от туго перевязанных бинтов на ногах и молчал, ему было совсем нечего сказать. Обида, неуверенность, нежелание дальше так яро помогать своему другу, заставляли Кеншина молчать. Не будь здесь Тахарина, он сам справился вести переговоры, но тот низа что не упустит момент пафосных разговоров в темноте.
Шрам сидел на ступеньке, на красном паласе, раздвинув ноги в разные стороны, облокотился одной рукой на одну из своих ног и улыбался.
– Я вас слушаю, – подойдя ближе надменно сказал златовласый дворецкий. Напряжённая атмосфера и сияние от статуи доставляли ему дискомфорт, так же его вывело из себя, что неизвестный ему человек уже знал его имя. Дискомфорт от сияния статуи объяснялся тем, что святая сила негативно сказывалась на нем, обжигала и растворяла плоть, в меньших количествах же неприятно жгла кожу, словно под пятидесятиградусным солнцем, причем, оно, солнце, так же было смертельно опасно для вампиров, в прочем, есть один вампир, что точно не опасается солнца.
Таху достал с карманов свиток, завязанный алой нитью, и подбросив его разок перед собой, кинул его в Дворецкого. Тот ловко поймал его, злобно цыкнув, отвел взгляд на свою руку. Начал читать.
– Включить в список слуг шпиона, который будет наблюдать за действиями наследного принца? Смело.
Вампир достал из кармана зажигалку и спалил свиток со своих рук.
– зачем вам это? Свержение власти, доносы для Баолейхая?
Тихий пафосный смех донесся с запрокинутой назад головы черного плаща. Ему уже было доложено, что главный дворецкий тот еще фрукт, но что бы так с ходу догадаться о планах заказчика? Интересно было, однако, Тахарин, встав со своего места, был совсем не радостен.
– Вам эти знания ни к чему.
Высокий черный плащ начал медленно шагать в сторону к дворецкому, убрав свои руки в карман. Его голос звонким и пугающим эхом раздавался по молитвенному залу.
– Известен план, но никаких слов об абсолютной власти монарха? Самый преданный императору слуга ничего не предпринимает, когда речь идет о свержении власти?
Влас, что держался за руку своего мужа и чуть трясся, был в шоке от услышанной информации от бандита, он не понимал, почему Симбюль ничего не отвечал, потому, сглотнув решил лично спросить о причине.
– Милый… Почему ты молчишь? Мы должны им помешать!.., – Влас отошёл на шаг назад, вцепившись руками в свою одежду и не переставая смотрел на Симбюля, что повернулся к нему с мягкой улыбкой, полной горечи и решимости.
– Власи, всё хорошо не стоит ничего.…
– Симбюль!, – прервал его Влас, – Предатель родины. Зачем ты помогаешь бандитам? Их нужно устранить!
Кеншин не стал больше стоять на месте, он схватил Власа исподтишка и приставил к его горлу маленький, но очень острый ножичек. Он подал знак Тахарину, что цель захвачена. Не стоит недооценивать силу и ловкость Кеншина, он был в армии, постоянно находился рядом с Тахарином и частенько составляя ему пару для поединка. А ситуация тем временем накалялась лишь сильнее.
Аккуратно вытащив потайной кинжал с рукава, Таху так же молниеносно приставил его к шее Дворецкого, смотрел ему в глаза через свою маску, улыбался:
– Враг вы нам, или же товарищ, господин Симбюль, – прошипел владелец алого кинжала в руках. Он был настроен очень серьёзно и холодное оружие в его руках ни капли дрожало, кто знает сколько крови выпил этот клинок в руках умельца…
– Сколько пафоса от простого наемника, впрочем. За осторожность я вас хвалю, –
Дворецкий чуть наклонился в сторону кинжала, напоров его на свою шею, пустил кровь. Он был очень злым, ведь затронули то, чего им нельзя было категорически - Власа.
– Я занесу вас в реестр сотрудников, немедленно отпустите Власа, – шипел вампир, у которого уже начали появляться клыки и узкие зрачки, схожие с демоническими.
– У нас нет никаких гарантий, что ваши слова не ложь, – Таху сильнее сжал орудие в руках и ни на сантиметр не убирал его от шеи вампира и кровь начала стекать лишь сильнее, впитываясь в чёрную одежду Симбюля.
Кеншин так же твердо стоял на ногах и удерживал Власа, что безуспешной пытался вырваться из «объятий» врага.
– Отпусти, меня, плешивый!, – взбунтовано вопил Влас, пытаясь зубами укусить Кеншина за руку, которой он держал его. Даже укусил до крови, но врагу хоть бы хны.
– Не сопротивляйся, – Кеншин приставил нож вплотную, но не давал ему порезать шею, – еще раз дёрнешься, это будет не моя проблема, что твоя шея в крови.
Влас злобно цыкнул и чуть успокоился, он не дурак, ставить свою жизнь под угрозу.
– Остановитесь, – громко прошипел Симбюль сквозь свои клыки. Он понимал, что ситуация абсурдна и нужно скорее закончить этот пафос, сунув руку в карман, Симбюль достал из него какую то золотую монету, необычную, и бросил её в лицо Тахарину.
– золотая голова оленя на тарелке.., – его хватка в руках в разы ослабла и он вновь посмотрел на Вампира, в этот раз более доверчиво чем прежде (Не вспомнили название первой главы? Напомню – «Пир оленины»), – такие монеты просто так не лежат в кошельке.
Тахарин подал знак Кеншину, что бы тот убрал оружие от шеи Власа. И тот все выполнил, но продолжил держать его руки за спиной.
– Что произошло?, – не понимающе спрашивал Влас, он был более спокоен, ведь не хотел, что бы от его буйностей пострадал Симбюль, да и оружие более не стояло у его шеи, словно смерть с косой, – почему вы все молчите?!
– успокойся, Эльфик, помолчи, – Тахарин левой рукой рассматривал золотую монету, другой держал кинжал. Расписные в ручную узоры орехового дерева, что блестели позади ажурных узоров тарелки, такие живые глаза мертвого оленя, устало смотрящие на свою шею, несомненно это не могла быть подделка. Рассмотрев все внимательно, он опустил свою правую руку и убрал оружие в черные ножны за спиной, – Нужно было с этого начинать, Господин дворецкий.
– Я не обязан каждому встречному нахалу предъявлять её, – недовольно ответил Симбюль, он потер свою шею рукой и от прежней раны не осталось и следа - вампирская регенерация это чит. Теперь он был уверен, что ему и Власу не навредят, ведь бандит поменьше уже отошёл от Эльфа и скрылся за плечами Тахарина. Симбюль отошёл назад, к Власу, и обнял его, шептал на ухо, что по прибытию домой, он все объяснит. Эльф понимающе замолчал.
– Прошу вас простить. Теперь всё прояснилось, – Тахарин посмотрел на парочку и поклонился, заведя руки под себя по всем этикетам эхЭтериаса, – то, что было сказано вам ранее, было приманкой, мы не хотели вам навредить и впредь не смеем вам перечить.
Кеншин удивлённо поклонился, замешкался, но не стал мешать, ведь все начало выходить по прежней задумке.
– В следующий раз я не стану сдерживаться, – Симбюль прижал Власа к своей груди и с угрозой смотрел на двух плащей.
– … Все в ваших руках, – вежливо ответил Тахарин, не поднимая головы с поклона, он так же извинился за нападение на Власа.
Эльфу флешбекнулся этот противный момент: Тахарин напал на него вечером в саду, сев на него сверху, чуть ниже живота и держа его за подбородок, жуть… Но держать долго Тахарин тогда его не стал, от малейшего сопротивления Власа злодей встал с места и исчез, наговорив гадостей еще когда прижимал его к земле.
Влас сжал руку мужа сильнее и обеспокоенно посмотрел на него, ему не хотелось даже смотреть на этих мерзавцев, да и нервничать ему нельзя было.
– Власи, пойдем от этих ублюдков, больше они нам не навредят, – Симбюль обратился к нему ласково, поцеловав его в щеку, что бы тот успокоился.
– Угум.., – робко ответил Эльф. У него поднялась температура от всех этих приключений, потому ему уже было не до конфликтов.
Симбюль аккуратно взял Власа к себе на руки и вышел из церкви.
Тахарин и Кеншин еще несколько секунд посмотрели им вслед, в здании стояла немая тишина. Тахарин отошёл обратно под статую, под лунный свет, сел на ковёр и прикрылся капюшоном. Никто из них не осмеливался ничего сказать, но пришлось, что бы на всю ночь не оставаться в этом помещении.
– Все прошло хорошо, как и было задумано планом, – Таху облокотился о статую, но его как то кольнуло в бок, потому он удивленно отодвинулся обратно и с непокорностью смотрел на статую божества, куда угодно лишь бы не на собеседника.
– Хорошо, что? Почему ты поклонился им?, – сказал Кеншин, смотря в окно, забитое досками, прикоснувшись к ним своими худыми руками, похожими на женскими.
– «Пир оленины», они одни из его исполнителей.
Кеншин промолчал, был удивлен, но не спрашивал более ему не был интересен ни этот «олень на тарелке», ни олень, что сидел под статуей. Обида всё еще тяжелым грузом висела петлей на шее Кеншина. Он ушёл.
Тахарин продолжил смотреть на статую, разглядывая каменные вихри, оголенную ногу, книгу и поднятую к верху руку. Но он не чувствовал к божеству особой привязанности, лишь разочарование.
– Если бы ты и вправду существовал, были бы мои руки по локоть в крови?
Статуя молчала и смотрела вверх, таинственно мерцая под луной.
– Кажется… От тебя я ничего не получу, черт с тобой.
Тахарин встал и медленно вышел с церкви через главную дверь. Так церковь вновь осталась одна одинёхонька среди лунного света, никому не нужная, гордая и величественная.
Леру Зоэ – действующий император Этериаса, отец Агафона и его сестры. Помимо этих детей есть еще дети наложниц. На данный момент непостижимая и властная личность, которая будет раскрываться по ходу сюжета.
Влас – рожденный в стенах дворца светлый эльф, что неустанно трудится более 30 лет помощником наложниц. Хотя его рождение было ошибкой, все во дворце смогли принять заботу о маленьком ребенке на себя, но… Его прямое обучение взял на себя главный дворецкий.
Симбюль – его место рождения – загадка, но все точно уверены, что этот главный дворецкий, проживший более 300 лет, присутствовал на коронации основателя Этериаса – Леру Антуана. Сколько же еще поколений правителей встретит этот «старичок»?
Церковь – святые храмы, посвященные единому богу и его наместникам. Многие храмы пустуют, но совсем не из-за ослабления веры, священнослужители объединяются в один единый собор в столице – Собор «янтарная воля», откуда ведется управление не только священнослужителями, но и экзорцистами. В разных странах религию поклонения одному богу интерпретируют совершенно по разному, однако всем известно, что бог един.