Радужный город (новелла). Экстры. Глава 1
Перевод манхвы и других проектов можно найти в ТГК "Alice's Labyrinth"
Приятного чтения!
Сокхва ритмично нарезал лекарственные травы. Засушенные ветви элеутерококка аккуратно рассекались на части определенной формы. Движения рук Сокхвы, орудующего ножом, были необычайно искусны.
В первый день, словно понимая, что пришёл конец тягостной жизни, они оба провалились в сон на целые сутки, и на следующий день было то же самое. На второй день первым проснулся Сокхва.
Когда Квак Сухван впервые увидел, как Сокхва работает ножом, ему показалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет от страха. Он тревожился и боялся, как бы тот случайно не отрезал себе палец. Но на деле Сокхва хоть и двигал ножом быстро, но отсекал ветви без малейшей погрешности. Однако Квак Сухван в конце концов не выдержал и поднялся с постели.
Сокхва, сказав ему не волноваться, уложил его обратно в кровать. Сухван не сомкнул глаз все те дни, что добирался в Россию. Теперь было время Сокхвы не отходить от Квак Сухвана, который даже с покрасневшими глазами пытался бороться со сном.
Проспав некоторое время, он резко вскочил и принялся искать Сокхву. Тот был прямо здесь, за письменным столом напротив. Все так же бесстрастный, но живой, Сокхва, от которого исходило тепло, стоило лишь протянуть руку.
Сокхва тоже смотрел на Квак Сухвана. Письменный стол, ранее стоявший в изголовье кровати, он переставил, пока тот спал. Так он ни на мгновение не отпускал его от себя даже здесь, в хижине.
“Это реальность? Неужели это не сон, в котором, проснувшись, мы снова будем тосковать по пустому месту друг друга?”
Должно быть, он думал то же самое. 151 день, что они провели порознь, был слишком долгим. Сменился сезон, и они даже не были уверены, что кто-либо из них остался в живых.
[Помнишь обещание, данное в России? Если мы не сможем встретиться, приходи туда, где была каборга. Давай жить там, где будем только ты и я.]
Это было посланием Сокхвы, которое ему передали. Квак Сухван, используя лишь записку, как путеводную звезду, добрался до России. Если бы Сокхвы не было в этом месте, он был готов обыскать все уголки, где они бывали вместе.
Так что если бы Сокхва не существовало в этом мире, то и Квак Сухвану не для чего было бы жить. Что бы ни случилось, он был полон решимости пробиваться к нему во что бы то ни стало.
Сокхва отодвинул скрипящий стул и встал. Квак Сухван думал, что он подойдет к нему, но тот направился к раковине, зажег свет и вдруг присел на корточки. Он приподнял рукой длинную деревянную планку пола и вытащил спрятанную жестяную банку с сосисками. Похоже, мародеры, обчистившие лавку с лекарствами, не добрались до этого тайника.
Квак Сухван поспешно спустился с кровати и направился к Сокхве.
Тем временем Сокхва вывалил все сосиски в помятую кастрюлю. Сухвану хотелось заставить Сокхву повернуться и посмотреть на него, поэтому он опустил руку, которой тянулся к плечу ниже, и вместо этого обнял его за талию. Сам того не замечая, он сжал его в объятиях изо всех сил.
Сокхва продолжал помешивать в кастрюле сосиски, с которых уже начала слезать кожица.
Сухван шлепнул его по предплечью. Он почувствовал, как сквозь одежду ощущается жар тела Сокхвы. Мужчина упёрся подбородком в плечо Сокхвы и выдохнул ему на ухо.
В первый день Сокхву, как ребёнка, пришлось утешать, медленно поглаживая по спине. Лицо Сокхвы было мокрым от слёз. Даже если бы он вытер его двумя руками, влага, казалось, не иссякла бы. Квак Сухван притянул Сокхву к себе и обнял изо всех сил. Ему всё ещё не верилось, что он сжимает в руках любимого человека, и старался не отпускать его, не на секунду желая слиться воедино с ним.
— Почему ты так исхудал? Я оставил для тебя много еды, куда же она вся подевалась?
Хоть это и произошло всего несколько дней назад, Сокхва не стал рассказывать.
— Какая сволочь это сделала? Я с ними разберусь.
Услышав столь характерные для него слова, Сокхва, наконец, смог поверить, что он реален. Сокхва тоже с силой обнял Сухвана за спину. Сквозь тонкую рубашку он нащупал неровности. Осознав, что это следы от пуль, он сильнее прижался лицом к его груди.
— Дорогой, если ты будешь так плакать, на моей рубашке останутся следы. Хочешь посмотреть?
Когда он ухватил его за плечи и оторвал от себя, на том месте, куда Сокхва прижимался лицом, остались нелепые следы от слёз. Вода в кастрюле выкипела, и запахло горелым. Квак Сухван, одной рукой потушив огонь, взялся за ручку кастрюли.
Словно не желая расставаться даже на мгновение, он, прижав Сокхву к боку, поставил кастрюлю на стол. По сравнению с его собственным телосложением Сокхва и раньше был невзрачным, но за время разлуки он стал ещё худее. Тот, кому сейчас нужно было есть сосиски, был не он, а Сокхва.
Пока он был в приюте, он ел гораздо больше, чем обычно. Поскольку его целью было восстановление, он ел не ради вкуса. Все дни, любая еда была для него одинаковой. Возможно, Сокхва чувствовал то же самое.
Квак Сухван тщательно вытер лицо Сокхвы сухим полотенцем и усадил его на стул. Пять сосисок: три он положил в миску Сокхвы, остальные — перед собой. Похоже, даже запасы риса для быстрого приготовления были разграблены, и кроме сосисок есть было нечего. Когда Сухван поднялся, Сокхва тоже встал.
Сокхва поспешно накинул на плечи одеяло. Увидев, что он надевает меховые сапоги, Сухван удивлённо посмотрелл, а затем рассмеялся. Он тоже понимал, что температура тела Сокхвы, которая всегда была высокой, теперь понизилась. Но все же она была несколько выше, чем у обычного человека.
Квак Сухвану было нечего накинуть, и он снова надел пальто. Снаружи белые снежинки кружились на ветру. Снег не был таким уж сильным, чтобы надевать шапку, и Сокхва, взяв его за руку, шагал по хрустящему снегу. Всегда оставалась лишь одна пара следов, но теперь их стало двое. Сокхва постоянно оглядывался на пройденный путь.
Причина, по которой Квак Сухван не смог подогнать джип прямо к хижине, была в глубоком снеге. На полпути в гору стоял джип, на котором приехал Квак Сухван. Нигде на джипе не было видно знака Радужного города. Осматривая кузов, Сухван пробормотал что-то вроде оправдания.
— Я не воровал его. Просто подобрал брошенный.
Вместо того, чтобы возвращаться по суше, Квак Сухван выбрал морской путь. Из города на восточноморский порт на джипе, а оттуда на лодке.
Он открыл багажник и вытащил широкую деревянную доску с заточенными краями, словно у лыж. Припасы, сложенные в другой части багажника, вроде сухого пайка и питьевой воды, он аккуратно сложил на доску.
В холодной России сани с полозьями были удобнее тележки на колёсах. Вряд ли эта грузовая доска была с ним с самого Радужного города. Конечно, вся еда была из города, но вот джип, похоже, и впрямь был угнан им здесь.
— Говорю же, не воровал я его.
Словно угадав его мысли, Квак Сухван наклонился и поцеловал Сокхву в лоб. Сокхва подумал, не остаться ли ему так навсегда. Хоть он и перебирал в памяти воспоминания о его прикосновениях, он понял, что реальность не идет ни в какое сравнение. Даже с его хорошей памятью, он не мог по-настоящему ощутить эту шершавую нежность без самого Сухвана.
Припасы он крепко обвязал веревкой, а затем перекинул через плечо прикрепленную к саням лямку. Сокхва приготовился помочь ему, толкая сзади.
— Ты когда-нибудь катался на санях?
Квак Сухван указал на ящик, который он положил на удобную для сидения высоту.
— Я уже не настолько слаб, — тихо сказал Сокхва.
— Я хочу тебя прокатить, вот и всё. Хочу почувствовать вес нашего доктора Сока после столь долгой разлуки.
Услышав “после долгой разлуки”, Сокхва без колебаний забрался на деревянные сани, устроившись на ящике.
— Ну что, “Квак-Сибирский хаски” готов, мы отправляемся?
Он не знал, что это значит, но всё равно ответил:
Он начал подниматься по заснеженной дороге, боясь, как бы Сокхва не упал вперёд, он медленным шагом тащил сани вверх к хижине.
Он вздрогнул, ступая по снегу, но лишь на мгновение. Белый пар, вырывавшийся изо рта, смешивался со снежинками.
Сокхва сжал веревку так, что она впилась в ладонь. Вчера вечером, когда он приводил в порядок его форму, оттуда выпал пистолет. У него осталась всего одна пуля.
Пуля казалась гораздо тяжелее, чем должна была, словно она несла в себе вес смерти. Сокхва не мог сказать ему, чтобы он не умирал вслед за ним. За время его отсутствия он в полной мере испытал, насколько мучительным может быть одиночество.
— Ха-а, — Сокхва нарочно тяжело вздохнул. Квак Сухван, подумав, не тяжело ли ему, поспешно оглянулся, но на его раскрасневшихся щеках играл румянец.
Звук полозьев, разрезающих снег, был приятен на слух. В этом безлюдном мире, наконец, остались только Квак Сухван и он сам. Если и существовал Эдемский сад, то, возможно, он был таким. Для Сокхвы Эдемским садом было не место, а человек по имени Квак Сухван.
В его волосы, слегка растрепавшиеся при движении, впивался снег. Его фигура в военном пальто сзади казалась такой же крепкой, как в тот день, когда он впервые увидел его на Чеджу.
— Мне сказали, что я уже генерал-лейтенант.
Столько званий! Значит, он получил особое повышение.
— Я снял погоны, так что я просто Квак Сухван.
— Тогда и я просто Сокхва. Всё это время я часто слушал радио.
На самом деле он слушал его не столько из-за интереса к тому, что происходит в Радужном городе, сколько в надежде услышать новости о Квак Сухване.
— Говорят, ситуация стабилизировалась.
— Ты же был в городе, прежде чем приехать сюда.
— Мне было плевать на то, как там обстоят дела в городе, поэтому я и снял погоны. Я думал только о том, чтобы добраться до доктора Сока.
Целых пять месяцев. Причины, по которым он не смог прийти к нему сразу, говорили сами за себя — следы от пуль, усеивавшие его спину. Ещё не исчезли те воспоминания о том, как гора Далма жадно поглощала его кровь. Поэтому было очень трудно питать надежду, что он жив.
— Всё кончено. Но было весело, да?
Квак Сухван указал на хижину, до которой они, оказывается, уже дошли. На его ярко улыбающееся лицо Сокхва тоже ответил улыбкой. Все так же, лишь слегка приподнявшиеся уголки губ, но чувство было передано вполне.
Они открыли дверь хижины и начали по одному заносить привезенный груз. Квак Сухван сказал, что справится сам, и Сокхва взял относительно лёгкий баллон с газом.
Припасы и предметы первой необходимости, которых должно было хватить, по крайней мере, на месяц вдвоём, аккуратно сложили у раковины. Сухван стряхнул снег с волос Сокхвы. Убрав снег и с собственного пальто, он знаком показал Сокхве идти к столу.
Он вскипятил воду и погрузил в неё рис быстрого приготовления и суп из морской водоросли, привезенный из города. На внешней стороне пакета красовалось фото с щедрой порцией водорослей и говядины.
Когда Сокхва уставился на изображение супа, Квак Сухван проворчал:
— Это рекламное преувеличение. Внутри не так много.
Однако, вопреки его словам, когда он вскрыл пакет и переложил суп в миску, там оказалось огромное количество содержимого. Квак Сухван протянул Сокхве и рис. Тот, кто все это время ел только консервы, невольно сглотнул слюну при виде корейской еды.
— Знал бы, прихватил бы и кимчи, — с опозданием пожалел Квак Сухван.
Пока Сухван заканчивал приготовления, Сокхва отделил половину риса и переложил его в миску с супом. Размешав ложкой, он зачерпнул и отправил в рот первую порцию.
Сухван переложил ему и своё содержимое из миски.
— Сначала нужно откормить доктора Сока.
Сокхва тщательно прожевал за долгое время нормальную еду. В последнее время он редко страдал несварением, но если есть быстро. Кто знает, что может произойти.
Глядя на то, как Сокхва ест, Сухвану стало вдруг и грустно, и радостно. Когда он думал о том, как тяжело Сокхва провёл здесь эти пять месяцев в одиночестве, в горле вставал ком, и дышать становилось трудно. Квак Сухван бесцельно провел рукой по своему лицу.
Чёлка, которую, судя по всему, Сокхва стриг сам, даже когда он наклонял голову, не была достаточно длинной, чтобы закрывать глаза.
“Всё равно, когда он поест, я как следует его постригу”, — подумал Квак Сухван.
Он отломил половину сосиски, которую Сокхва приготовил для него, и съел. На вкус она была отвратительной.
Сосиска с большим количеством крахмала содержала ничтожно мало мяса. У него было такое чувство, словно он стал коровой, жующей сухую траву. И все же Сокхва припрятал даже такую еду.
Сухван нарочно засунул в рот оставшуюся половину.
— Тогда зачем ты её припрятал?
— У неё большой срок годности.
Сухван фыркнул, словно выплевывая застрявший в горле ком.
— Доктор Сок, а я-то растрогался, думал, ты для меня это приберёг.
— Я и приберег. Ты же любишь мясо.
Тем не менее Квак Сухван проглотил разжёванную сосиску и доел и суп с рисом, который ему подал Сокхва.
От звука раскалывающегося полена Сокхва вздрогнул и обернулся.
Сокхва опустил ложку, поднялся с места и начал куда-то спешно направляться. Он открыл дверь, вышел и принялся убирать брезент с деревянной террасы рядом. Квак Сухван, по привычке последовавший за ним, не понимал, что тот делает, и не мог помочь. Он лишь смотрел, как Сокхва, набрав в охапку дров, направился обратно в дом.
— Если огонь погаснет, будет трудно снова разжечь.
Войдя внутрь, Сокхва швырнул в камин два полена. Он помешал кочергой огонь, смешав новые дрова со старыми. Затем он зачерпнул воды, принесенной из ручья в большой чан, стоявший неподалеку. Так ледяная вода становилась тёплой и комфортной для умывания.
Квак Сухвану оставалось лишь следовать за Сокхвой по пятам, как щенку, идущему за хозяином.
Вернувшись к столу, Сокхва первым делом поднял палец. Он всегда ел медленно, да ещё и ходил за дровами, поэтому рис уже разбух. Сухван переложил оставшийся у Сокхвы рис в свою нетронутую миску с супом. Поменявшись мисками, он, не дав Сокхве и слова сказать, быстро всё проглотил.
В хижине было немало вещей, которые он не готовил: поношенное пальто, канистры с топливом, похожие на российские.
— Вот почему у тебя появился нож и лекарственные травы. Ты продавал лекарственное сырьё?
— Те, что содержат жаропонижающие компоненты. Здесь пока всё не пришло в норму, лекарств катастрофически не хватает.
— Люди не причиняли тебе вреда?
Сокхва тоже знал, о чём он беспокоится. Он достал из-за пояса пистолет и положил его на стол. Теперь, когда с ним был Сухван, ему не нужно было постоянно носить его с собой, но привычка, выработанная за это время, не исчезла просто так.
— Пистолет обеспечивал безопасность. А ночью меня охраняли волки.
— Я знаю. И знаю, что тебе было очень трудно.
— Что уж там трудного для меня? В моей жизни не было ничего трудного.
Зная его показную браваду, Сокхва не стал спорить и просто поднял ложку.
Квак Сухван, подперев подбородок, смотрел на Сокхву, который доедал свою порцию. Затем он скривился.
— Просто… Я ведь ревную, думая о том, как доктор Сок общался с другими людьми. Ты меня как следует не разглядел. Думаю, я и вправду сволочь.
Сокхва фыркнул и рассмеялся, по-несвойственному ему, прищурив глаза.
— Я ни с кем не общался. Ты первый, с кем я говорю с тех пор, как майор Квак исчез.
До его прихода он жил словно отшельник на острове.
— Раз ревнуешь, тогда не уходи больше никуда.
Лишь Квак Сухван ступил на этот остров.
Сухван, потеряв дар речи, мог лишь смотреть на Сокхву, который невозмутимо продолжал есть.
Для Квак Сухвана Сокхва был хёном, но в то же время тем, кого он хотел защищать. Однако на деле Радужный город спас именно Сокхва. Он же спас и его жизнь.
Если бы не отчаянное желание выжить, чтобы добраться до Сокхвы, он, вероятно, умер бы в тот же день. А Сокхва, чьи силы были на исходе, но дух оставался крепким, смог выжить все это время в суровой России благодаря своей воле.
Здесь 151 день жил Сокхва, о котором он не знал. Но здесь же был и Сокхва, которого он знал.
Он не мог выразить свои чувства словами.
Сухван сказал это грубо, но с бездонной нежностью.
Сокхва говорил о том дне, когда они расставались на ночном острове Ёндо.
— Малыш! Ты же знаешь, что я чертовски тебя люблю, да?
— Я и тогда ответил, но ты не услышал?
Сокхва поднял миску двумя руками и допил оставшийся бульон.