поцелуй с огоньком
— не смей, блять! — феликс, хохоча, уворачивается от очередной попытки хёнджина поцеловать его. — хёнджин, драть тебя за ногу! фу! нельзя!
— я тебе псина какая-то, что ли? — хмурясь, хёнджин отстраняется. феликс, выдохнув, пытается выбрать из-под него, но хёнджин успевает снова придавить феликса к дивану. — не пущу.
никогда и ни к кому, хочет сказать хёнджин, но понимает, что это не правда. когда феликс устанет от таких отношений или встретит кого-то по-настоящему особенного, когда он захочет двигаться дальше или просто чего-то новенького, хёнджин отпустит.
вместо сердца останется окровавленный кратер, мир мгновенно потухнет, а смысл всего и правда исчезнет, но хёнджин отпустит.
не сейчас — сейчас феликс хнычет и зовёт гогочущего минхо к себе на помощь, но всерьёз не прикладывает усилий, чтобы вылезти — и это главное.
— а как же твоё ‘ты можешь целовать меня’? — хёнджин бесстыдно использует одно из своих самых драгоценных воспоминаний, а феликс смешно пучит глаза и кидает быстрый взгляд на минхо и джисона — им уже неинтересно, спорят о том, что джисону стоит написать девушке, которая ему нравится.
— совсем охренел? это только между нами! — шлёпнув хёнджина по груди, феликс дёргается, но снова безуспешно. недовольно засопев, феликс полностью расслабляется под хёнджином. — вот так и доверяй близкому человеку. мир прогнил до основания, у него нет никаких шансов на спасение.
прикусив улыбку, хёнджин запрещает себе расчувствоваться.
от феликса сложно услышать нечто подобное — откровенное, интимное — и даже сейчас он не звучит серьёзно, но хёнджин видит и слышит. лёгкий румянец на щеках в веснушках, подтверждение — да, хёнджин, ты особенный.
— ты не даёшь мне тебя поцеловать, — наклоняясь к лицу феликса, хёнджин бодает кончик его аккуратного носа своим. — так с друзьями не поступают.
с друзьями, наверное, и не целуются, но хёнджину плевать. его тянет к губам феликса, к его телу, разуму и сердцу — иногда хочется вжаться в феликса так тесно, чтобы срастись и никогда не расставаться.
— у тебя вся рожа в этом сраном соусе! — вопит феликс, когда хёнджин, воспользовавшись его спокойствием, целует его в шею. — помогите! насилуют!
— не ори, блин! я думаю, — вслед за возмущённым голосом джисона в них прилетает диванная подушка.
— я ненавижу их, — вздыхает феликс. — и тебя тоже. не смей.
когда хёнджин целует феликса в губы, он замирает на пару мгновений, а затем — отвечает так, будто у хёнджина на губах не остаток соуса бульдак, а любимая феликсом персиковая гигиеничка. он кусается — точно специально и точно сильнее, чем обычно — запускает пальцы в волосы хёнджина, обнимет за талию и целует-целует-целует.
феликс всегда целует так, что хёнджин не хочет вспоминать, как дышать без него.
— ну вот, — продолжая обнимать феликса за шею, хёнджин ещё несколько раз коротко его целует — не оторваться. — а столько вопил.
тяжело дыша, феликс ведёт языком по своим налитыми кровью губам и жмурится. хёнджин, кажется, слышит тихий писк.
— либо сделай так, чтобы перестало жечь, либо отрежь мне их нахрен, — тихо сипит феликс, с каждой секундой краснея лицом и ушами сильнее.
оказывается, феликс правда настолько чувствителен к острому: он выпивает всю бутылку молока и не меньше пятнадцати минут отмывает губы от воображаемых остатков соуса.
хёнджину нравится узнавать феликса больше и ближе: когда ему кажется, что знает феликса от и до, он показывает хёнджину новый оттенок своей личности, неизменно удивительный, красивый. пусть феликс будет каждый раз колотить его, материть и заставлять оплатить его корзину на farfetch в компенсацию за моральный и физический ущерб, а джисон и минхо смеяться над ними, хёнджин не против.
лишь бы продолжать узнавать феликса.
— тебе правда было так остро? — продолжает удивляться хёнджин, отдыхая на влажной от пота груди феликса.
— правда, — хрипло отвечает феликс, кладя ладонь на щёку хёнджина, и направляет его лицом на себя. — тебе вообще удивляться нельзя. кто лучше тебя знает, насколько я тонкая, нежная натура?
хёнджин смеётся, забираясь на феликса.
— тогда мне стоит быть с тобой аккуратнее, — шепчет хёнджин, пока медленно склоняется к феликсу.
— да, — кивнув, феликс сжимает ягодицы хёнджина обеими руками, — а то сломаешь меня, и всё.
игривость моментально сменяется тихой искренностью — хёнджин теряется в темноте серьёзных глаз феликса, почти не дыша.
— я знаю, — мягко поцеловав хёнджина в нос, феликс прижимает его к себе теснее. — поцелуй меня.
феликс всегда целует так, что хёнджин не хочет вспоминать, как дышать без него.