Рецензия: "Кровные узы. Менструация и рождение культуры" Кристофера Найта (1991)

(Joan M. Gero (1998). Blood Relations. Menstruation and the Origins of Culture. - American Ethnologist, 25(1), 11–12)

Используя эклектичную коллекцию теоретических позиций — от экологических аргументов до психического бессознательного, — Кристофер Найт в своей книге «Кровные связи» опирается на странную смесь структурализма Леви-Стросса, популярных марксистских идей и классической социобиологической теории, чтобы «объяснить» происхождение и воспроизводство ранней культуры охотников-собирателей. Отрывочные теоретические и эмпирические исследования подчеркивают эрудицию Найта и связывают его аргументы с широким спектром теоретических школ и палеоантропологических открытий. Однако ни факты, которые он приводит, ни теории, на которые он ссылается, не подтверждают, не доказывают и не выводят «дефолтную культуру» — естественное состояние человеческого «бытия», — которое Найт стремится понять.

Как и многие теоретики до него, Найт ставит в центр возникновения человечества половое разделение труда, объясняемое неравными обязанностями мужчин и женщин в репродуктивной деятельности: женщины должны привлекать мужчин к воспитанию детей. Однако классовая борьба гендерной жизни (стр. 8-9) сложна и парадоксальна: мужчины и женщины должны быть вместе для продолжения рода, но в то же время им нужно быть врозь для «естественного однополого сближения». Ключ к разрешению этой борьбы, по Найту, — это идея синхронной менструации и связанной с ней «секс-забастовки», которая, по его гипотезе, уходит корнями в наши антропоидные истоки.

Запрет на инцест связан с другим якобы универсальным правилом — запретом для мужчин-охотников есть свою добычу (правило «своей добычи»). Таким образом, женщины уравниваются с мясом из-за тесной связи между родственниками и продуктами их труда; оба распределяются так, чтобы расширять социальные сети.
Стратегии женщин по получению мяса от мужчин основаны на утверждении коллективной власти через «секс-забастовку». Здесь Найт переворачивает более привычную предпосылку, что постоянная сексуальная восприимчивость женщин (потеря эструса) заставила мужчин обеспечивать их пищей и помогать в воспитании детей. Вместо этого он предполагает, что именно отказ женщин от секса заставил мужчин вступить в моногамию и взять на себя ответственность. Делая секс редким и ограничивая к нему доступ через синхронную менструацию, женщины универсально контролируют мужчин. Женщины дают секс за мясо.
Центральная идея — это синхронизация месячных у женщин как универсальное человеческое явление, которое ритмично разделяет и объединяет мужчин и женщин в соответствии с широко практикуемыми циклами фертильности, координируемыми и поддерживаемыми универсально видимыми лунными циклами. Это далее культурно разрабатывается в периоды ухода женщин из социального взаимодействия, интенсификации охоты и симпатической мужской менструации. Если женщины сегодня потеряли свою тесную синхронность в менструации, это результат современных социальных и экономических формаций.
Поскольку менструация на самом деле не исключает секс биологически, даже тесная синхронная менструация должна сопровождаться другими биологическими и социальными практиками, чтобы эффективно передать контроль над сексом в руки женщин и сделать секс-забастовку действенной. Найт расширяет свой аргумент, включая другие биологически манипулятивные феномены, такие как скрытая фертильность, обманчивый кровавый вид женщин во время менструации (который отвращает и вводит мужчин в заблуждение) и постоянное увеличение груди женщин (что намекает на лактацию и, следовательно, на отсутствие зачатия), которые скрывают истинные ритмы женщин.
В конечном итоге женщины контролируют культуру (то есть поведение мужчин!) через сестринскую солидарность секс-забастовки, поддержанную набором полезных социобиологических черт, но дополненную несколькими старыми добрыми культурными трюками — например, использованием красной охры как ложного цветового сигнала и разработкой кровавых ритуалов, чтобы усилить представления об опасности и загрязнении, связанных с менструальной кровью. В конечном итоге секс-забастовочные женщины также привлекали бы поддержку своих братьев и потомков как союзников, что в конечном итоге привело бы к установлению «сексуальной морали».

То, что Найт представляет как «гендерную» перспективу на происхождение культуры, — это параноидное и искаженное представление о «женской солидарности», в котором (все) женщины изображаются как сексуально эксплуатирующие и манипулирующие (всеми) мужчинами. Отношения между мужчинами и женщинами описываются как вечная борьба между жертвами и манипуляторами; эксплуатирующие женщины предполагаются всегда стремившимися поймать мужчин любыми способами, и их сговор в этом служит основой для развития нашего вида. Читатели могут быть оскорблены предположением, что мужчины всегда были распутными, и только хороший секс, осторожно дозируемый расчетливыми женщинами, может удержать их дома и заинтересовать в своих потомках. Сценарий не только маловероятен и недоказан, но и отвратителен как для феминисток, так и для нефеминисток, а социобиологическое обоснование игнорирует все нюансированные версии социальной конструкции гендерных отношений, идеологий и деятельности, которые стали центральными и увлекательными в гендерных исследованиях сегодня.

Иронично, что на середине книги Найт защищает свои кровавые реконструкции от обвинений в том, что это просто «сказки» (стр. 257): «Спекулятивные истории, единственное требование к которым — завершиться картиной известного конечного результата, можно быстро отбросить» в свете строгих доказательных ограничений, наложенных на интерпретацию палеонтологическими и артефактными данными, а также современной биологией и поведением человека. Последние включают «мифологические паттерны, похожие на те, что выделил Леви-Стросс в своей „Мифологике“, которые передают информацию о традициях, восходящих к последнему ледниковому периоду» (стр. 257). В длинных заключительных главах, посвященных кровавым табу, ритуальным запретам на приготовление пищи и лунно-солнечным космологическим верованиям, с особым вниманием к значению австралийских легенд о "Радужном Змее", Найт утверждает, что широко распространенные практики указывают на огромную древность систем верований, что позволяет ему писать первые главы истории происхождения человеческой культуры как универсальные. Но эти рассказы не делают культурное происхождение «мяса за секс» более правдоподобным — скорее, они подчеркивают важность наших истоков как источника мифов и мифотворчества.