Старые мысли о главном - 3
Литература с критикой христианства, в основном, беспомощна. Хотя есть отдельные очень острые и точные моменты оценками христианского учения, состояния церкви, духовенства, которым трудно возразить и часто приходится признать, но, в целом, направленность этих сочинений вызывает только улыбку. Все критики христианства, с трудами которых я успел познакомиться – от Лукиана, Цельса и Порфирия до Ницше, Фрейда и Фромма - похожи на Фому Аквинского: они точно также путешествуют по карте, но отличаются лишь тем, что используют другую карту.
В одних случаях, характерных для античности, аргументация сводится к тому, что христианское вероучение целиком абсурдно и противоречит здравому смыслу. Но эти авторы забывают, что христианство противоречит лишь их собственным убеждениям и их собственному здравому смыслу. Если же мы обратимся к догматической системе самих критиков христианства, то обнаружим в ней не меньше абсурда, противоречий и уязвимых мест, принимаемых исключительно на веру. Вместо акта творения нам предлагают верить в вечность мира, вместо трансцендентного личного Бога – в абстрактное благо, вместо бессмертия индивидуальной души – в бессмертие мировой души и вселенского разума и т. д. Но если авторы признают свои собственные абсурдные убеждения имеющими право на существование, то и христианское учение нельзя признать лишенным определенной внутренней логики.
В других случаях, характерных для авторов эпохи Просвещения и более поздних, аргументация сводится к тому, что христианская религия противоречит науке. Для них сама наука стала религией. Веря в нее, они ищут механистическое вульгарно-материалистическое объяснение мира и базируются опять же на отнюдь не бесспорных принципах. Такие критики так ненавидят Бога, что готовы принять просто-таки фантастические теории, лишь бы в них не было места для традиционных религиозных представлений. Поставив случай на место Бога, они могли бы с таким же успехом верить в то, что подброшенная в воздух куча камней, упав, сама по себе сложится в здание Кельнского собора. Отвергая мистические стороны религии, они слепо верят в фатум и в материалистический детерминизм. Все же, что не умещается в такую "научную" картину мара, признается несуществующим. Доводы противников религии выглядят поистине довольно жалко, а сами "научные" фанатики мало чем отличаются от религиозных.
Однако, когда критика переходит к из теоретической плоскости в практическую, от критики христианского учения к критике церкви и духовенства, она приобретает под собой надежное основание. И в этом случае всю правду о себе церковь может услышать от своего врага потому что с внутренним голосом (и здесь, судя по моему опыту за триста лет ничего не изменилось) она борется весьма успешно. Хотя часто эта критика церкви полна революционного пафоса, что особенно это характерно для французских авторов, хотя враги церкви еще не знали, что именем разума будет совершено не меньше преступлений, чем именем Бога, тем не менее, главные пороки и проблемы церкви они указывали верно.