Первая встреча с Б. Д. Карвасарским
Каждому в жизни встречаются люди, которые, как кажется на первый взгляд, не делают ничего сверхъестественного, но по прошествии лет именно их вклад в судьбу оказывается особо важным.
Для меня таким человеком стал Леонид Михайлович Кульгавин. В те годы, когда мы с ним познакомились, он был ассистентом кафедры психотерапии и заведующим видеоцентром в институте Бехтерева, а значит, имел прямой «доступ к телу» Бориса Дмитриевича Карвасарского. И именно через Леонида Михайловича мы с моим другом Женей Чехлатым договаривались об аудиенции с профессором.
Чего мы, ребята, приехавшие в Ленинград издалека, хотели? Все просто: учитывая отсутствие питерской прописки, поступление наше в ординатуру было возможно только на так называемое «целевое» обучение, а значит, без резолюции главного никакого движения дальше быть не могло.
Но попасть в кабинет к трудоголику Карвасарскому было той еще задачей, особенно для иногородних.Мы с Женей каждый день как на работу приходили в институт, каждый день надеялись: “А вдруг сегодня…?”. Но день заканчивался, мы шли гулять по прекраснейшему городу, а дело наше не двигалось.
И вот однажды Леонид говорит: “Идемте, у Бориса Дмитриевича окно”. Наконец мы в заветном кабинете! Кульгавин нас представил: ребята, говорит, увлеченные, заряженные, науку двигать хотят. Карвасарский посадил нас на диван, сам вернулся за рабочий стол и говорит: “У вас пять минут. Что вы хотите?”.
Мы начинаем смущенно мычать, мол, рады познакомиться… это такая честь… вы же просто бог отечественной психотерапии. Он снова: “Что вы хотите?”. “Мы хотим заниматься наукой, хотим учиться у вас”, - бубним мы. “Это я уже понял, — нетерпеливо говорит Карвасарский. — Что вы конкретно хотите от меня?”
Тут я соображаю, куда все идет, и выпаливаю: “Нам нужно от вас письмо”.
Борис Дмитриевич тут же встает, переходит к электрической печатной машинке, спрашивает, в какую организацию письмо, и сам его печатает. Делает для порядка несколько копий через копирку (я потом еще долго один экземпляр хранил), указывает ключевые регалии для солидности, подписывает и отправляет нас поставить печать.
И бумага сработала, причем помогла она главным образом мне, потому что Женя вскоре обзавелся вожделенной для всех приезжих тогда пропиской и спустя некоторое время пришел в институт на освободившееся место младшего научного сотрудника. А меня приняли в ординатуру благодаря письму Бориса Дмитриевича. Спустя несколько месяцев я тоже окончательно оформился как ленинградец и в итоге тоже перешел на ставку младшего научного сотрудника.
Дальше уже начались рабочие будни. Но вот что интересно: почему Карвасарский людямфактически «с улицы» так легко дал шанс? Думаю, это потому, что в свое время точно так же решил его судьбу великий Мясищев.
Борис Дмитриевич демобилизовался с флота и приехал в Ленинград со всей семьей. Пришел к Владимиру Николаевичу и говорит: “Я хочу поступить к вам в аспирантуру”. Тот ему отвечает: “Прекрасно. Я очень рад. Подавайте документы”. Ив тот же день Карвасарский узнает, что вместе с ним документы подала и дочь профессора Давиденкова, руководителя клиники неврозов. Он возвращается к Мясищеву и говорит: “У меня ведь нет никаких шансов. Она же дочь Давиденкова…Может быть, мне стоит выбрать другое место, чтобы не терять время?”
“Как это “нет шансов”? — отвечает ему Мясищев. — И мало ли кто чья дочь? Все решит экзамен”.
Карвасарский поступил, дочь Давиденкова нет. И никто ни на кого зла не держал, Мясищев с Давиденковым продолжали так же общаться, как и раньше.