Норвегия. Бомбоубежище.

— Ey, russki! — слышу я старческий голос. Очень бодро для 80 лет поднимается по лестнице смотритель музея и вручает две маленькие бумажки — билеты в музей-бомбоубежище. Бумажные. Это в полностью электронном современном мире Норвегии.

Это "Эй, руски, " — звучит так архаично, что кажется, будто сейчас где-то зашуршит патефон. А после посещения музея перед глазами сразу встает картина общения между восточными соседями освободителями и пережившим жернова войны маленьким народом рыбаков и шахтёров. Именно так, "Эй, руски", перенимая подслушанный оклик и самоназвание они окликали и советских солдат, чтобы поделиться едва ли не последним из того, что у них осталось, буквально кипятком и картошкой.

Я не великий патриот современной России, и с лёгким презрением отношусь к тому, как сытые рожи с экранов пытаются указать мне, что я Родину не люблю, "за что деды воевали!". Ведь не имеют эти рожи к подвигу дедов, (а для кого и прадедов) уже никакого отношения и не им меня учить Родину любить. И "можем повторить", как я считаю, говорят лишь те, кто воевать не собирается. Те, кому война, как мать родна и те, кто не представляет, что значит убивать и умирать. BMW e46 повторите, деятели, а потом расскажите, как Родину любить.

Тем не менее, хочу я вам рассказать об одном месте на севере Норвегии, где мало кто из нас был и вряд ли побывает, так как это далеко и достаточно дорого. Я за 20 лет поездок в Норвегию попал туда впервые. В войну оно охраняло жизни, а сейчас хранит память о том, какой была та война. И тем более ценно это место тем, что находится оно за пределами нашей страны, где фанатичное восхваление былых военных подвигов уже превратилось в неразличимый шум, от которого отключается человеческое сознание. Здесь о войне говорят вполголоса и оттого голоса много слышнее.

Киркенес. Норвегия. Это маленький шахтёрский посёлок на побережье части Северного ледовитового океана. В 1939-м году новости о войне казались всем очень далёкими. Какая-то полусказочная Германия, непонятная Польша, и для рыбаков и шахтёров тех времён это были такие же недостижимые дали, как Гонолулу. А в следующий момент война была у них на пороге, а с ней и остальные всадники апокалипсиса.

Немцы особо не церемонились. Разместились прямо в городе. Прямо во дворах были склады с оружием, боеприпасами, снаряжением и провиантом, в доме Франка, нашего экскурсовода, офицеры устроили штаб. Застрекотала пищущая машинка и скрипели начищенные сапоги. Маленький Франк запомнил как немецкий солдат взял его за руку в 1943м и привёл к полевой кухне и угостил супом.

Порт Киркенеса был очень важен немцам. В нём базировался флот, главной задачей которого был перехват конвоев в соседний порт Мурманск. Размещаясь среди гражданских зданий немцы рассчитывали, что русские не будут бомбить посёлок, но цена конвоев была слишком высока, на кону стояла победа в войне и русские бомбили.

Бомбоубежищ в посёлке не было. Люди укрывались в шахтах соседнего посёлка Бьёрнваттена и некоторые поселились там на всю войну. Прямо в шахте ставились палатки и получился подземный посёлок. Родилось несколько "детей туннелей", как они сами себя называли. Тем временем шахтеры и инженеры-рудокопы прямо во время боевых действий начали рыть туннели в граните и вечной мерзлоте под Киркенесом. По звуку воздушной тревоги в убежище бежали люди. В нём не было ни воды, ни туалетов, ни вентиляции или освещения. Пользоваться огнём было нельзя, чтобы не жечь кислород. Из всех удобств лишь трёхъярусные нары для больных.

В домах часто не раздевались, чтобы не тратить время на одевание во время воздушной тревоги. Налёты были долгими. Иногда по восемь часов. И в темноте над головой содрогались, осыпаясь камнями, 40 метров гранита. И когда, наконец, звучал сигнал отбоя, то кто-нибудь возвращался лишь к пепелищу и пожару, к обломкам и осколкам в одно мгновения лишаясь всего в своей жизни. В этот момент общей беды норвежцы начинали делиться последним. "Сейчас уже не те времена, " говорит наш экскурсовод.

Среди немцев были разные люди. Были и садисты, были и те, кто защищал и спасал перепуганных детей. Об этом я читал в воспоминаниях в музее Киркенеса. В большинстве своём немецкие солдаты были совсем юнцы, 18, 19 лет и мало кто из них хотел быть на войне под бомбёжками русских и воевать. Некоторые бежали. Их ловило Гестапо и обращалось с ними много хуже, чем с пленными русскими или местным населением.

Русские остановили немцев на реке Западная Лица. Не буду переписывать сюда учебники истории про кровопролитные бои на полуострове Рыбачьем. В 1944 году немцы бежали, так как пленных русские не брали, и отступая подожгли оставшиеся дома, чтобы те не достались русским. Оставили только весь алкоголь. "Русский Иван будет бухать и забудет воевать, " говорили они. Действительно, гора алкоголя вызывала у русских солдат море энтузиазма, но офицеры не позволили к нему прикоснуться. Весь запас был взорван ручной гранатой. "Самая бездарная трата алкоголя, " расстроились норвежцы.

Русские тоже остановились в Киркенесе, но вели себя предельно корректно. Выжившие норвежцы набились в несколько наспех восстановленных домов и русским солдатам офицеры запретили в них входить. Они ютились в палатках на улицах и, к счастью, осень 1944 года была достаточно тёплой. И всё таки сложно представить себе чувства людей в шахте Бьёрнваттена, куда часть людей переселилась на всё время войны, когда ко входу пришли русские солдаты и кричали "Выходите! Война закончилась!" Было бесчисленное количество слёз и объятий. Русский солдат пришёл освободителем.

Русские стояли в Киркенесе ещё год. Обозы с провиантом и одеждой снабжали и солдат и мирное население. В общем-то благодаря помощи Советской Армии посёлок не вымер полностью. У людей не осталось ничего. Ни одного дома не сохранилось с довоенных времён.

С тех пор на севере Норвегии я нередко встречал очень тёплое отношение к восточному соседу среди старшего поколения. Его не подпортили ни челноки, не вороватые граждане развалившегося совка, прорвавшиеся сквозь проржавевший железный занавес. Серьёзно, бывшие партийные работники сильно подпортили россиянам репутацию, когда границу открыли.

А во времена холодной войны в бомбоубежище провели электричество, оборудовали туалетами, вентиляцией и гермодверями. Его протяженность около километра. У него три или четыре входа. К счастью, оно так и не пригодилось.

"Никто в здравом уме не хочет войны, " говорит 80-летний Франк и много рассказывает о преимуществе пограничного сотрудничества и о том, как два посёлка Никель в России и Киркенес в Норвегии живут бок о бок. "Чтобы иметь хорошего соседа, надо быть хорошим соседом, " заключает он надтреснутым голосом. И каждый день в 11 часов он открывает убежище с трудом справляясь с терминалом оплаты банковскими картами, чтобы ещё десятку человек рассказать о том, какой была та война…

Я поднимаюсь по ступеням в ледяной арктический светлый день из тёмной длинной, грубо обработанной пещеры, служившей последней надеждой на жизнь для людей, которые оказались не в том месте, не в то время. Впечатления постепенно укладывались в голове вместе с увиденным и услышанным.
— Ey, russki!..