«Её звали Делия» — Глава двадцать девятая

Виталий Иволгинский

Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов)

Часть седьмая — Кино и скальпель

Глава двадцать девятая

Гэлбрайт, которого замечание доктора немного успокоило, спросил его о том, что произошло дальше.

— А потом гинеколог сказал Морису, что они пока положат молодую леди в палату и начнут подготовку к операции по удалению… Чёрт, забыл этот медицинский термин… Но я помню, что, по словам Мориса, этому человеку никогда раньше не приходилось сталкивался с чем-либо подобным за всю свою карьеру.

— Довольно интересная история… — кивнул Гэлбрайт.

— Я ещё не закончил, — сказал Мэтт, — Морис, оставив гинекологу номер своего домашнего телефона, покинул больницу и отправился домой. Это было позавчера.

— Ладно, так что было дальше?

— А вчера ему позвонили поздно вечером — сказали, что уже всё посмотрели и ко всему подготовились, и поэтому завтра маленькой девочке проведут гистерэктомию.

— Что именно? — не понял инспектор.

Гэлбрайту показалось, что он уже встречал такое слово раньше, но забыл его значение.

— Удаление матки, — с мрачной торжественностью ответил Мэтт.

— Бог ты мой! — выкрикнув это, инспектор схватился за голову.

— Я тоже потрясен этим, как и ты, — начал успокаивать его доктор, — даже в двадцать восемь лет такая операция — уже серьезный шаг, а тут маленький ребёнок…

— Почему они решили это сделать? — Гэлбрайт с огнём в глазах вскочил со скамейки.

— Ладно, приятель, успокойся, — Мэтт попытался урезонить собеседника, но тот не унимался.

— Скажи мне, почему? — почти театрально воскликнул Гэлбрайт.

— Ну… Морис сказал мне, что эта штука — не помню термина — почти полностью вросла в эндометрий, и без полного удаления матки гинеколог не видел другого способа помочь молодой леди.

Взрыв отчаяния сменился унынием, и Гэлбрайт снова опустился на скамейку рядом с Мэттом.

— И сегодня утром Морису позвонили, дабы сообщить, что девочка, как бы это сказать… — доктор начал подыскивать слова.

— Не томи меня, пожалуйста… — пробормотал инспектор

— В общем, сотрудник детской больницы Рэндалла сказал Морису, что её пульс перестал прощупываться.

Наступила тишина, нарушаемая только шумным дыханием Мэтта. Гэлбрайт почувствовал, что его собственное сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Как звали того гинеколога, который проводил эту операцию? — спросил он через минуту.

В его голове начал складываться план дальнейших действий.

— Помню, Морис говорил, что это был… — начал вспоминать доктор.

— Имя, приятель, мне нужно имя! — заорал Гэлбрайт на розовощекого мужчину.

— Экой ты горячий… — Мэтт отстранился от него. — Итак, он сказал мне, что гинеколог представился ему доктором Бэйзлардом.

В следующее мгновение Гэлбрайт вскочил со скамейки и бросился в полицейское управление. Мэтт что-то крикнул ему вслед, но ветер в ушах помешал инспектору расслышать его слова. Оказавшись внутри самого здания, он притормозил и, ни с кем не здороваясь, поднялся на второй этаж в свой кабинет. Там он сел за стол и, придвинув телефон поближе к себе, набрал номер телефона справочной службы. Когда в трубке раздалось «Алло, я вас слушаю», Гэлбрайт, стараясь придать своему голосу как можно более спокойные интонации, попросил продиктовать ему номер телефона руководства детской больницы Рэндалла. Ответ, который он получил, был «Подождите пару минут».

Инспектор положил трубку телефона рядом с аппаратом и начал искать бумагу. Когда он наконец положил перед собой чистый лист и достал ручку из ящика стола, в трубке раздалось «Пишите». Придерживая её плечом, Гэлбрайт схватил ручку и под диктовку записал на бумаге номер телефона больницы. Поблагодарив человека из справочной службы, он закончил разговор и, пробежав глазами по листку, набрал номер. Трубку сняли почти сразу.

— Вы позвонили в детскую больницу Рэндалла, — услышал Гэлбрайт мелодичный женский голос.

— Здравствуйте, не могли бы вы дать мне домашний адрес доктора Бэйзларда?

— Мы не разглашаем личную информацию своих… — начала было девушка, но инспектор перебил её.

— Я из полицейского управления Портленда, — сухо сказал он.

— Хорошо, оставайтесь на линии, — ответил женский голос.

Гэлбрайту пришлось подождать несколько минут. Наконец девушка вернулась и начала диктовать ему адрес — инспектор едва успел схватить ручку. Когда он вывел последнюю букву, женский голос спросил его «Что-нибудь еще?», но он просто попрощался и положил трубку. «Что ж, замечательно», — подумал он, — «вот он, адрес того самого человека, который своими собственными руками убил невинного ребёнка». Гэлбрайт, несколько раз перечитав бумажку, сложил её в четыре раза и положил в тот же карман, где лежала фотография трёх счастливых людей, представлявших собою семью Йонс.

Гэлбрайт вышел из здания полицейского управления и взглянул на скамейку, стоявшую под агитационным плакатом — Мэтт уже куда-то ушёл. «Ладно, это не имеет никакого значения», — подумал инспектор. Навстречу ему ехал желтый автомобиль с характерным рисунком в виде шахматной доски на дверце. Инспектор остановил такси и, назвав водителю название улицы и номер дома, откинулся на спинку заднего сиденья. Он начал прикидывать, что доктор Бэйзлард, вероятно, всё ещё находился в больнице, так что была велика вероятность того, что ему не удастся застать его дома. Гэлбрайт не был уверен в том, чего он на самом деле добивался от этого визита, но он был твердо убежден в том, что ему обязательно нужно пересечься с этим человеком до того, как дело о «Смерти Делии Йонс под ножом хирурга» попадет в суд, так что нельзя было терять времени.

Водитель быстро доставил своего пассажира туда, куда ему было нужно. Гэлбрайт на радостях дал таксисту щедрые чаевые, и машина двинулась дальше. Тем временем сам инспектор остановился рядом с пятиэтажным зданием и, уперев руки в бока, стал смотреть вверх. Девушка из больницы сообщила ему номер квартиры доктора Бэйзларда, но он был озабочен проблемой того, как ему туда добраться — у Гэлбрайта не было с собой необходимых ключей, отмычек или чего-либо подобного. Неужели ему придётся лезть в окно, как в дешевых шпионских фильмах?

Эти размышления были прерваны мужчиной лет пятидесяти, который, проходя рядом с инспектором, случайно задел его плечом. Гэлбрайт, решив, что стоит попытать счастья, немедленно обратился к этому человеку:

— Это не вы, случаем, доктор Бэйзлард? — спросил он несколько наивным тоном.

Старик остановился и повернулся к окликнувшему его инспектору. У него было морщинистое лицо и круглая голова, на которой почти не оставалось волос. Его глаза, заплывшие жиром, смотрели на Гэлбрайта с каким-то ласковым укором. Увидев эти глаза, инспектор внезапно мысленно перенёсся на целых двадцать четыре года назад — ведь это был тот самый мистер Бэйзлард, который часто посещал дом Гэлбрайта и прямо на глазах у будующего инспектора сидел рядом с камином в гостиной и делился своими историями с хозяевами. Во время этих рассказов отец Гэлбрайта постоянно рассеянно улыбался этому тогда ещё двадцатишестилетнему джентльмену, в то время как мать Гэлбрайта, которая иногда заходила к ним из кухни, чтобы узнать, не нужно ли им чего-нибудь принести, качала головой и бормотала что-то неразборчивое себе под нос.

Инспектор навсегда запомнил, как мистер Бэйзлард поделился с ними своим случаем, связанным с операцией на мозге дровосека. Даже спустя такое количество времени инспектор всё еще помнил имя того бедняги — Дункан. Суть заключалась в том, что у этого лесоруба, который был весьма пожилого возраста, была диагностирована опухоль головного мозга, ввиду чего его жена решила обратиться к врачам местной больницы. Мистер Бэйзлард, который в то время работал там главным хирургом, сразу же взял Дункана под свою опеку и, держа его в изоляции, долго наблюдая за его состоянием, словно чего-то выжидая. И в один прекрасный день, когда дровосек окончательно потерял способность мыслить — не в последнюю очередь из-за условий, в которых его содержали — мистер Бэйзлард затащил Дункана в операционную, где, вколов ему обезболивающее, взялся за дело.

Инспектор помнил, как Бэйзлард подробно рассказывал его семье о том, как он для начала провел Дункану трепанацию черепа, а затем разрезал ткань мозга и начал было удалять опухоль, но когда оказалось, что та проросла в лобные доли, мистер Бэйзлард, выражаясь его собственными словами, понял, что это была капитуляция. Он не сказал тогда, что именно случилось с Дунканом по окончанию той операции, но похороны дровосека, которые состоялись на следующий день после рассказа доктора, говорили намного больше его слов.

Всё это время Гэлбрайт был уверен, что доктор Бэйзлард давно умер, и теперь с удивлением смотрел на него, живого и здорового, и более того, получившего престижную должность в одной из лучших больниц Портленда…

— Могу я спросить, в связи с чем вы ко мне обратились? — размышления инспектора были прерваны тихим, но твердым голосом пожилого человека.

Вместо ответа Гэлбрайт показал тому свое полицейское удостоверение. Доктор молча кивнул головой и, открыв входную дверь, пропустил полицейского вперёд. Поднявшись на пятый этаж, он обратился к инспектору с какой-то странной веселостью:

— Надеюсь, ваш интерес к моей персоне не слишком разносторонен… — сказал он.

— Не волнуйтесь, просто у полиции есть к вам несколько вопросов, — успокаивающим тоном ответил Гэлбрайт.

Океан ненависти бурлил во всём его существе, но, будучи инспектором полиции, Гэлбрайт научился контролировать его волны. Когда они наконец вошли в квартиру, он повернулся к доктору и сказал:

— Давайте выпьем чаю, и в спокойной обстановке вы мне ответите… — он не успел договорить.

— Я поставлю чайник, но вы можете задавать вопросы прямо сейчас, — услужливо ответил Бэйзлард.

Инспектор посмотрел на него чуть внимательнее — всем своим видом его собеседник выражал нетерпение и скрытое раздражение. Бэйзлард явно куда-то спешил, и было очевидно, что неожиданный визит полицейского вовсе не входил в его планы, а был лишь препятствием на пути к какой-то важной цели.

— Вы торопитесь? — невольно вырвалось у Гэлбрайта.

— В Англию, по делам, — последнее слово его собеседник промурлыкал, словно сытый кот.

После этого доктор пошел на кухню. Гэлбрайт подумал про себя, что «знаю я, какие у вас там дела — убили ребёнка и решили немедленно сбежать с места преступления…»

— Хорошо, — весело сказал инспектор вслух, — я так понимаю, вы только что после операции? — спросил он, стараясь не давать волю своему пылу.

— Такое чувство, что вы ясновидящий, мистер, — донесся из кухни голос доктора.

Гэлбрайт заглянул туда — Бэйзлард, гремя тарелками, доставал пачку чая с верхней полки буфета.

— В самом деле, не нужно комплиментов, — подыграл доктору инспектор. — Кого оперировали?

— Ах, пустяки. Так, маленькая, незначительная штучка, — отмахнулся доктор, ставя чайник под проточную воду.

«Незначительная, ну конечно», — подумал Гэлбрайт, — «прервал жизнь маленькой девочки, которая ещё даже толком не познала этой жизни…»

— Чем вы занимались раньше? — инспектор понял, что Бэйзлард не узнал в нем того маленького мальчика из Глостера.

— Ну, я делал всевозможные операции, — довольно охотно ответил собеседник.

— В Америке? — поинтересовался Гэлбрайт

— И в Америке, и в Англии, откуда я, собственно говоря, родом, — продолжал врач.

— Хорошо, — сухо ответил инспектор.

Чайник постепенно начинал нагреваться. Взглянув на плиту, доктор направился к буфету.

— Вы чай со сладостями пьёте или просто так? — спросил он своего гостя.

Гэлбрайт хотел было согласиться с последней фразой, но вдруг подумал о том, что будет лучше, если Бэйзлард задержится ещё немного.

— Я люблю мармелад, — солгал инспектор, — у вас не найдется пара кусочков?

— Хм… Я постараюсь выполнить вашу просьбу, — открыв дверцу буфета, доктор начал в нём рыться.

Стараясь не шаркать ногами по скользкому линолеуму, которым был покрыт пол в квартире доктора Бэйзларда, инспектор тихо выскользнул в коридор и, увидев открытую дверь кабинета, заглянул внутрь. Его внимание сразу же привлек высокий письменный стол, на котором стояла ваза с жёлтыми астрами. Рядом с ней лежали маленькие листки бумаги, исписанные черными цифрами. На самом верхнем из них были видны пометки, сделанные красным карандашом.