«Её звали Делия» — Глава семнадцатая

Виталий Иволгинский

Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов)

Часть четвёртая — Исчезновение дяди Джо

Глава семнадцатая

Малышка невольно почувствовала аппетит, глядя на то, как сосредоточенно её папа пережевывает мясо, но слова, которые он произнес перед этим, снова повергли её в грусть. Она перевела взгляд на мать, но та, не произнеся ни единого слова, лишь скорбно покачала головой, усердно работая вилкой. Внутри девочку сжигало чувство стыда за свое поведение — в конце концов, она не должна была так сильно беспокоиться о судьбе какого-то человека, который даже не являлся её родственником. Но Делия не могла заставить себя просто так забыть о дяде Джо — настолько сильное впечатление он на неё произвел, и поэтому в эту минуту, когда её отец объявил о смерти Джордана, ей было очень трудно отнестись к этим словам серьезно.

— Умер? В каком смысле? — растерянно спросила она.

Она втайне мечтала о том, чтобы папа признался ей в том, что он просто пошутил, и на самом деле дядя Джо просто задержался на работе и вернется домой только завтра. Делия напряженно ждала ответа, но её отец не торопился удовлетворять её любопытство — вместо этого он продолжал уплетать за обе щеки макароны, густо политые грибным соусом. Наконец, доев свою порцию, он вытер салфеткой жирные губы и откашлялся.

— Есть такая болезнь, называется рак, — начал её отец издалека.

— Я не понимаю, как это… — хотела вмешаться девочка, но отец властно поднял ладонь, и дочери пришлось замолчать.

— Когда человек много курит и пьет, — продолжал старик, — то его тело постепенно увядает, как растение, которое никто не поливает.

Делия не могла не отметить про себя, что эта аналогия была совершенно неуместна в данной ситуации, но что поделаешь — её отец был всего лишь продавцом лекарств, поэтому было бы очень опрометчиво ожидать от него красивых метафор и сравнений. Делия смерила отца холодным взглядом, но он, казалось, не заметил упрека в её глазах и налил себе еще чашку чая. И тут её мать наконец решила вмешаться в разговор между своим мужем и дочерью — она запрокинула голову и, глядя куда-то в потолок, принялась помешивать ложечкой в своей чашке.

— Хороший ребенок — это послушный ребенок, — сказала она в каком-то отстраненном состоянии.

— Это очень правильное наблюдение, — кивнул её муж.

Их дочку внезапно охватило чувство праведного гнева, как будто нравоучительное замечание матери унизило её, поставив в один ряд с теми напыщенными, безмозглыми детьми-моделями, которых Делии доводилось видеть на экране телевизора или на рекламных щитах. Делия с трудом сдерживала свой гнев, и всё, что она могла сделать, это встать из-за стола и громко топнуть ногой.

— Вы хотите сказать мне, — воскликнула она на весь обеденный зал, — что родителям нужны не гении или мыслители, но безмозглые исполнители?!

В следующую секунду она тут же выбежала из столовой, так и не доев восхитительных блюд, которые её мать приготовила для всей семьи в целом и для самой малышки в частности. Понаблюдав за дочерью, мать повернулась к супругу — по её лицу было видно, что слова девочки произвели на неё сильное впечатление.

— Santo Deus! — по-португальски сказала она тихо, но очень выразительно. — Ты знаешь, что она сделала?

Глава семейства пожал плечами и снова посмотрел на дверь, в которой исчезла его маленькая девочка. Он подумал про себя, что Делия — девочка не промах, вся в отца — ибо давала волю гневу точно так же, как и он сам в свои молодые годы, и даже взгляд её глаз был таким же пронзительным и безжалостным… Но жена отвлекла его от приятных мыслей.

— Делия процитировала Робеспьера на наших собственных глазах! — при этих словах женщина схватилась за голову.

— Ну и что в этом такого плохого? — равнодушно спросил её муж, поудобнее устраиваясь в кресле.

— Более того, у неё хватило ума перефразировать его слова! — взволнованно продолжила его жена.

— Подумаешь беда какая. Нашей дочери уже восемь лет, мы должны радоваться, что она развивается! — флегматично ответил глава семейства.

— Это все из-за этого чудовища, этого проклятого…

Мать Делии остановилась на полуслове, как будто ей было очень неприятно произносить имя человека, который, по её мнению, научил её дочь некоторым очень и очень нехорошим вещам. Отец понял, кого его жена имела в виду, и перестал улыбаться.

— Ты можешь быть спокойна, дорогая, — серьезно сказал он, отводя взгляд в сторону, — мы преподали этому негодяю урок, и он никогда больше не посмеет приблизиться к нашей семье, как бы ему этого не хотелось.

Искренняя злоба, с которой он произнес эти слова, мгновенно передалась его жене, отчего её бескровное лицо покрылось красными пятнами. Она высоко подняла голову и гордо сказала:

— Sim, querido! Мы отомстили за оскорбленную честь нашей фамилии! Отныне никто не посмеет косо смотреть на нас с тобой!

Лицо отца смягчилось, но глубокая озабоченность на мгновение задержалось в его мыслях, что не могло ускользнуть от внимания его второй половинки, которая, заметив перемену в настроении мужа, прекратила свои разглагольствования и посмотрела на него с сочувствием.

— О чем ты задумался, радость моя? — проворковала она. — Тебе не понравились мои тетраццини?

Она имела в виду макароны, которую этим вечером приготовила всей своей семье.

— Нет, воздух, которым я дышу, — ответил мужчина, — ужин был выше всяких похвал, и я уверен, что ты очень устала, когда готовила его для меня и нашей малышки.

Его супруга вздохнула и с облегчением откинулась на спинку стула.

— И поэтому, — продолжил старик, — я подумал, что тебе, кровь в моих жилах, следует взять себе в помощники другого человека, чтобы он позаботился о нашей…

Он не успел закончить свою льстивую речь — его жена, которая до этого начала было спокойно дремать за столом, в мгновение ока очнулась ото сна и в исступлении замахнулась на него фарфоровой сахарницей, которую схватила со стола.

— Успокойся, райское блаженство, — сказал отец семейства, вовремя среагировавший на внезапный маневр своей второй половинки.

— Я тебе не «райское блаженство»! — в ярости закричала женщина и огрела мужа по голове блюдцем от кофейной чашки.

— Но послушай, удовольствие которое я пропустил! — взмолился старик, потирая шишку. — Что плохого в том, чтобы нанять няню, которая бы присматривала за нашей дочерью?

— Я не потерплю, чтобы какая-то чванливая дурочка с ветром в голове решала за меня, как воспитывать мою Делию, мою священную малышку! — сказала мать семейства.

Отец не мог не согласиться со своей женой — хотя бы потому, что его собственное детство прошло в доме, где в отсутствие родителей обязанности гувернантки выполняли либо его старшая сестра Брианна, либо тетя Джоделль (которая тогда была еще в расцвете сил), но никогда не незнакомка, нанятая на стороне. Правда, именно по этой причине он и горел желанием нанять няню — ибо в глубине души отец хотел, чтобы его ребёнок рос в гораздо лучших условиях, чем он сам — но таков уж был характер его избранницы, из-за которого он не мог отказать ей в благородном желании растить Делию самой, без помощи посторонних, хотя и видел, как ей это трудно.

Сама их дочь в это время закуталась с головой в одеяло и изо всех сил пыталась заснуть, но крики ссоры родителей, доносившиеся из столовой, не давали ей такой возможности. Делия, хотя и была ещё слишком молода, уже понимала, какое тяжкое бремя — быть рабыней Господней, и поэтому не особенно жаловалась на свою судьбу, иногда лишь украдкой поглядывая в окно, все ещё надеясь, что её дорогой дядя Джо вот-вот вернется в свой дом и заберет её — если не навсегда, то хотя бы на время.

Но, увы, как бы сильно она этого ни хотела, но этого так и не произошло. Вместо этого Делии довелось стать свидетельницей того, как в один прекрасный день к соседскому дому подъехал грузовик, из которого вышли люди в форме, которые, выгрузив все имущество Джордана на улицу, наглухо заколотили окна и двери, после чего сели в машину и умчались в неизвестном направлении. Делии было грустно наблюдать за этим актом мародерства, но что она могла сделать, кроме как сжать кулаки, отдавшись горю и отчаянию, надеясь при этом на Божью милость?

Думая о дяде Джо, Делия сама не заметила, как уснула. На этот раз ей приснилось нечто довольно приятное — она оказалась в каком-то гроте, темноту которого освещал смоляной факел, висевший на скалистой стене. До ушей девочки доносились приглушенные звуки прибоя, которые иногда прерывались редкими криками чаек и далеким скрипом мачт невидимых её глазам кораблей. Несмотря на то, что Делия сидела на камне в одном лишь лёгком платье из тонкого белого кружева, в гроте было необычайно тепло — видимо, скальные породы еще не остыли после дневной жары.

Вглядываясь в темноту, которую едва рассеивал тусклый свет факела, Делия вдруг заметила, что рядом с ней на небольшом каменном выступе сидит человек. Он был одет в робу из грубой коричневой ткани, которая сильно напомнила малышке монашескую рясу, только почему-то его капюшон был надвинут так низко, что девочка не могла видеть лица своего соседа, но что-то подсказывало ей, что под коричневой тканью скрывался некто очень близкий и дорогой ей.

Малышка уставилась на человеческую фигуру рядом с ней. Незнакомец, почувствовав на себе пристальный взгляд девочки, поднял голову, и на мгновение Делии показалось, что в черноте его капюшона блеснули два глаза, при виде которых у нее перехватило дыхание от восторга, смешанного со смущением.

— Дядя Джо! — прошептала она с любовью в голосе. — Пожалуйста, скажи мне, это действительно ты?

Мужчина в рясе ответил не сразу — как поняла девочка, он колебался, порадовать ли свою маленькую подругу такой новостью или оставить её в уверенности, что ей все это почудилось. Однако вскоре незнакомец кивнул головой, и Делия услышала его тихий, надтреснутый и полный глубокой меланхолии голос.

— Да, Делия, это я, — произнёс он кротко.

Маленькая девочка с трудом подавила желание броситься ему на шею. И он тоже, наверное, чувствовал себя не очень хорошо — ей показалось, что он заметно сутулился, а плечи его время от времени вздрагивали, как будто у него была лихорадка. Делии стало жаль этого человека.

— Дядя Джо, почему ты прячешь от меня свое лицо? — спросила его Делия, поднимаясь с камня.

— Это прозвучит грустно, — вздохнул её собеседник, продолжая неподвижно сидеть в одной позе, — но общество скрыло меня от тебя, и теперь мне никогда не будет суждено предстать перед твоими глазами.

— Не говори со мной загадками, — сказала девочка, начиная медленно приближаться к нему, — объясни мне свои слова, — попросила она Джордана.

— Я имею в виду тех, кто разлучил нас с тобою, — печально ответил дядя Джо, — ты ведь слышишь их голоса, не так ли? — он внезапно слегка повысил голос.

Делия остановилась на полпути к дяде Джо и замерла, прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи. И в самом деле, какие-то далекие голоса теперь смешивались с успокаивающим шумом морских волн, набегающих на берег. Девочка не могла разобрать ни единого слова, но по голосу смогла определить, что это была толпа мужчин, которая, насколько она могла судить, приближалась к их гроту. Вскоре к грубой болтовне людей присоединился пронзительный лай. Очевидно, толпа пропустила вперед ротвейлеров — собак, которых Делия искренне ненавидела всем своим детским сердцем.

— Дядя Джо, я боюсь за нас обоих! — воскликнула она, падая на колени перед фигурой в робе.

— Они тебя не тронут, — спокойно сказал Джордан, явно пытаясь успокоить Делию, — им нужен только я один.

— Нет! Я не позволю, чтобы тебя схватили! — кричала она, заламывая руки. — Я лучше умру прямо здесь, чем отдам тебя в их распоряжение!

— У тебя отважное сердце, — продолжал дядя Джо так же печально, — но ты не должна рисковать собой ради меня, умоляю тебя…

— Это несправедливо! — возразила ему Делия.

— Пожалуйста, оставь меня здесь одного, — попросил Джордан, — меня нет в твоём мире, твои маленькие глазки меня не увидят…

— Не неси чушь, дядя Джо! — с раздражением воскликнула маленькая девочка.

После этих слов Делия подбежала к фигуре в робе, чтобы заключить Джордана в объятия, но тот вытянул руки вперёд, явно пытаясь помешать ей сделать это. Во время этого защитного маневра его капюшон случайно откинулся, и Делия, издав душераздирающий крик, отшатнулась назад. Её длинные шелковистые волосы рассыпались по её плечам, а в широко раскрытых испуганных глазах отражались тени, пляшущие на потолке от тусклого света факела.

Под коричневой тканью, которая все еще сохраняла очертания человеческой фигуры, не было абсолютно ничего — через горловину Делия видела только внутреннюю сторону робы…