«Её звали Делия» — Глава девятнадцатая

Виталий Иволгинский

Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов)

Часть пятая — Четверо умерших и один при смерти

Глава девятнадцатая

Щурясь от солнечного света, Гэлбрайт подошёл вплотную к фасаду трехэтажного здания, выходящего на величественную зеленую площадь. Он протянул руку к медной ручке двойной двери, но в следующую секунду ему навстречу вышел сержант в синей фуражке на голове. Гэлбрайт резко шагнул в сторону, уступая ему дорогу, но молодой человек замер на месте и посмотрел на инспектора, слегка прищурившись.

— Добрый день, мистер Гэлбрайт, — сержант поднес руку к фуражке.

— Привет, Соссюр, — ответил инспектор с некоторым недоумением.

— Вас желает увидеть господин главный инспектор Сеймур, — сообщил он бодрым тоном

Услышав это, Гэлбрайт невольно пал духом.

— По какому такому поводу? — спросил он молодого человека слегка запинающимся голосом.

— Он ждет вас в своем кабинете, — Соссюр проигнорировал его вопрос и пошел дальше.

Гэлбрайт не смог отказать себе в удовольствии проследить взглядом этого жизнерадостного молодого человека, который, на ходу надевая свою фуражку, быстро шёл вверх по улице, слегка наклонив вперед свою кудрявую голову. «Интересно», — подумал Гэлбрайт, — «отчего этот молодой человек так счастлив»…

Инспектор вошел в двери полицейского управления, но он не спешил сразу подниматься наверх — для начала он решил проверить правдивость слов сержанта и заглянул в комнату дежурного офицера, где обнаружил старину Полинга, который, как всегда, сидел за своим столом. В этот момент он наливал себе кофе, а чуть поодаль на диване у окна дремали двое полицейских. При появлении инспектора Полинг слегка вздрогнул и, поставив кофейник на стол, поднял голову.

— Простите, я действительно нужен господину главному инспектору Сеймуру сейчас? — спросил Гэлбрайт старика.

— Конечно, — ответил дежурный офицер, — или вы забыли, что сегодня заседание по делу Фаркрафта?

— Что? — услышав имя своего друга, Гэлбрайт оживился.

— Все остальные уже в кабинете главного инспектора, только вас не хватает, — старик моргнул два раза, будто от яркого света.

— Почему меня никто не предупредил об этом заранее?

— Я хотел, чтобы Дэвид уведомил вас, — сказал Полинг, имея в виду своего помощника, — но господин главный инспектор Сеймур убедил меня не беспокоить…

Гэлбрайт не стал выслушивать старика до конца и покинул кабинет дежурного офицера. Надо же, Сеймур специально не предупредил его заранее о важной встрече. Похоже, господин главный инспектор хотел выставить своего сотрудника идиотом, который якобы вечно не у дел. С этими мыслями Гэлбрайт взбежал по лестнице на второй этаж и первым делом вбежал в свой собственный кабинет. Беспорядок, царивший на письменном столе, указывал на то, что владелец не прикасался к своим бумагам уже несколько дней, но инспектора это не волновало — сняв свой светло-серый пиджак, он повесил его на спинку стула и, поправив галстук, вышел обратно в коридор.

Подойдя к двери, ведущей в кабинет главного инспектора, Гэлбрайт немного поколебался. Переведя дыхание, он тихо постучал и, осторожно приоткрыв дверь, просунул голову внутрь. Как и следовало ожидать, во главе письменного стола из красного дерева восседал сам господин главный инспектор Сеймур. Ему было около пятидесяти лет, но его аккуратно зачесанные назад черные волосы и тщательно выбритое лицо делали его моложе. Под его строгим черным сюртуком виднелась белая манишка с галстуком кофейного цвета.

Сеймур, казалось, не заметил, как вошел инспектор. Он даже не оторвал глаз от открытой папки, лежащей перед ним, лишь слегка приподнял брови и перелестнул страницу — было очевидно, что этот документ вызывал у него неподдельный интерес. Гэлбрайт пожал плечами и направился к длинному столу, на котором стояли графин с водой и четыре полных стакана.

Он отодвинул свой стул и собрался было сесть, но в этот момент господин главный инспектор оторвал взгляд от документов и сделал знак всем присутствующим встать со своих мест. Остальные участники совещания, которыми были инспектор Фаркрафт, медик Морис и молодой лейтенант Нелиссен, немедленно подчинились. Сеймур поднялся со своего места и, вежливо кашлянув, заговорил:

— Итак, джентльмены! — он поднял свою анемичную руку. — Настоящим я объявляю заседание открытым. Предоставляю инспектору Фаркрафту возможность кратко изложить факты.

После этих слов Сеймур опустился в глубокое кресло и легким кивком головы подал знак молодому инспектору. Фаркрафт вытащил из-под стола свой черный кожаный портфель и, открыв его, вытащил из него толстую папку. Гэлбрайт принял из рук своего друга увесистую стопку белоснежных листов формата А4 и начал их просматривать. Они были сверху донизу покрыты машинописным текстом. Типографская краска еще не высохла и поэтому немного размазалась под пальцами Гэлбрайта. Все остальные тоже получили по стопке бумаг, и Фаркрафт, закончив раздачу, вернулся на свое место и встал рядом со своим стулом.

— Внимание, джентльмены, не спешите читать эти бумаги, — сказал инспектор, заметив, как медик Морис начал нетерпеливо перелистывать страницы.

Все присутствующие оторвали глаза от стопки бумаг, лежащих перед ними, и с интересом уставились на молодого инспектора. Гэлбрайт не мог не заметить, как Фаркрафт прикусил губу и смутился, когда толстый Морис шумно зевнул, прикрыв рот рукой.

— Итак, — начал Фаркрафт немного нерешительно, — на повестке дня у нас стоит одно дело. Бумаги, которые я вам роздал, представляют собой ксерокопии черновиков моего материала, который я пишу в рамках расследования. Сейчас я хочу вкратце донести до вас суть этого дела, а с деталями вы ознакомитесь в удобное для вас время.

После этих слов Фаркрафт протянул руку к графину, стоящему посреди стола, и налил себе полный стакан. Выпив воду залпом, инспектор поставил ее на стол и, вытерев губы тыльной стороной ладони, внимательно оглядел собравшихся.

— Все началось примерно в начале июля. Первая смерть была зарегистрирована через пять дней после Дня независимости Соединенных Штатов Америки.

— Вы забыли упомянуть, где это произошло, — перебил его медик Морис.

Фаркрафт бросил на толстяка недовольный взгляд и продолжил.

— Специально для мистера Мориса я объясняю, что все четыре случая произошли в разных местах нашего города. Сначала я назову вам имена жертв — Теодор Бекель, Пенелопа Конвей, Александр О’Брент и Деннис Лэнг.

Гэлбрайт заметил, что, когда Фаркрафт произносил третье имя, в его голосе прозвучали нотки враждебности, как будто он говорил о каком-то низменном и презираемом человеке. Перечислив имена, его друг вернулся к своему обычному беспристрастному тону, но инспектор почувствовал, как тому было трудно сдерживать свой гнев.

— Прежде чем начать рассказ, я вынужден сделать небольшое отступление. Я бы ни за что не объединил эти четыре смерти под одной крышей, если бы не один любопытный факт — имена всех жертв были греческого происхождения.

Сказав это, Фаркрафт перевел дыхание, словно собираясь с силами. Морис скривил рот и сказал с заметным раздражением:

— Вы опять несете свою сверхъестественную чушь!

Это замечание привело молодого инспектора в ярость. Глядя на медика и стараясь сохранить официальный вид человека, выступающего на совещании, Фаркрафт сказал:

— Если мистер Морис полагает, что я придаю этим смертям какую-то антинаучную форму, то пускай он продолжает так думать, но лично я не собираюсь прекращать свое расследование.

В этих словах Фаркрафта чувствовалось, что он конкретно устал от замечаний толстяка — несомненно, он уже ненавидел его всем сердцем. Медик невольно опешил от этих слов, но, встретившись взглядом с господином главным инспектором, смог проглотить упрек и даже попытался сделать безразличное лицо, что у него не очень хорошо получилось.

— Я попрошу инспектора Фаркрафта вернуться к изложению его дела, — заговорил господин главный инспектор.

После этих слов он внезапно повернул голову к Гэлбрайту. Взгляд Сеймура был странный, как будто полный скрытого веселья. Гэлбрайт невольно поежился — казалось, глаза главного инспектора говорили ему «Учись на ошибках своего друга, контролируй свои эмоции!».

Фаркрафт же был более чем доволен эффектом, который произвели его слова на Мориса. Взяв себя в руки, он вернулся к своей речи.

— Итак, начну по порядку. Первой жертвой стал Теодор Бекель, уборщик в «Юнион Уэй». На первый взгляд, то, что с ним произошло, было не более чем несчастным случаем — возвращаясь домой с вечерней смены, бедняга попал под машину.

— Где это произошло? — спросил главный инспектор.

— Прямо на пешеходном переходе перед торговым центром, — вежливо ответил Фаркрафт, — смерть наступила мгновенно, колеса машины превратили его голову в кашу из костей и крови.

Внезапно в кабинете раздался тихий крик. Все повернули головы в сторону Нелиссена — лицо лейтенанта приобрело мертвенно-белый оттенок. Молодой человек быстро заморгал и открыл рот, но не мог произнести ни звука.

— Что с ним? — еле слышно пробормотал Гэлбрайт себе под нос.

Эти слова не остались незамеченными дородным медиком, который тут же наклонился к инспектору.

— Гематофобия, парень боится одного упоминания крови, — громко храпя, прошептал Морис Гэлбрайту.

«И как только таких юнцов берут на работу в полицию», — подумал Гэлбрайт, глядя на Нелиссена. Молодой лейтенант наконец смог взять себя в руки и, сглотнув слюну, посмотрел на Фаркрафта, по лицу которого было видно, что тот был крайне недоволен реакцией молодого человека на его рассказ. Тут господин главный инспектор Сеймур снова заговорил.

— Как вам удалось опознать тело? — обратился он к Фаркрафту.

— Понять, что тело принадлежало пятидесятилетнему уборщику «Юнион Уэй», было детской забавой — к его рабочей форме был прикреплен значок с надписью «Т. Бекель».

— Очень хорошо, — казалось, Сеймуру понравилась логика этого объяснения, — что было дальше?

— Теперь приступим к описанию случая со второй жертвой — Пенелопой Конвей, двадцатилетней продавщице в магазине беспошлинной торговли, специализирующуюся на всевозможных порошках — стиральных, от насекомых и тому подобных.

Гэлбрайта немного позабавило то, как Фаркрафт преподнёс своим слушателям профессию этой женщины — складывалось ощущение, что его друга так и подмывало назвать покойную метким словом «повелительница порошков», но официальный стиль, которого он вынужден был придерживаться, не позволял ему ввести подобные слова в свою речь.

— Продавщица была найдена мертвой в своей квартире, её тело было обнаружено её собственной тетей, которая пришла к ней, чтобы подарить ей некую книгу, рассказывающую о древнегреческих мифах.

— Причина смерти? — сухо спросил Сеймур.

— Это сложный вопрос с медицинской точки зрения, — вздохнул рассказчик, — на теле погибшей не было обнаружено никаких признаков насилия или видимых телесных повреждений.

— Что-то подсказывает мне, что тут имело место быть отравление, — высказал Морис свою догадку вслух.

— Вы думаете, что Пенелопа Конвей покончила с собой? — похоже, Фаркрафту не понравилось это предположение

— Я не видел труп этой женщины, откуда мне знать наверняка? — медика задели слова инспектора. — Я просто строю предположения.

Гэлбрайту было немного забавно наблюдать, как толстяк, который ранее перебивал Фаркрафта, теперь сам начал оправдываться перед молодым инспектором. Его невольно охватило чувство гордости за своего друга.

— Во что была одета женщина, когда было обнаружено её тело? — неожиданно задал вопрос Сеймур.

Этот вопрос смутил Фаркрафта, который начал рыться в карманах своего пиджака, прежде чем ответить. Секунду спустя он поднял голову, и Гэлбрайт заметил, что щеки его друга покрылись легким румянцем смущения.

— Ну… На покойной было легкое белое платье, — пробормотал он, запинаясь, — стянутое атласной лентой.

— Во что она была обута? — неумолимо продолжал спрашивать господин главный инспектор.

— У продавщицы на ногах были альпаргаты с завязками вокруг щиколоток, — ответил Фаркрафт, глядя вниз.

«Как будто смущение молодого человека доставляет Сеймуру удовольствие», — подумал Гэлбрайт, глядя на главного инспектора, лицо которого выражало одновременно интерес и скрытую веселость.