Почему дело журнала DOXA важно для студенчества и современной России в целом?

Вчера, с 6 утра 14 апреля, прошли обыски у участников студенческой редакции DOXA.

Ребят обвиняют по 151.2 УК РФ («Вовлечение несовершеннолетних в опасную деятельность»). Поводом стал ролик с призывом не бояться школьникам и студентам угроз администрации. Ранее видео было удалено по требованию Роскомнадзора. Также никто из давших показания против Доксы не смотрел сам ролик.

Фактически им назначили домашний арест, хоть и называется это «запретом определенных действий»: запрет на выход из дома с 00:00 до 23:59 (т.е. минуту можно провести вне дома, серьезно) и запрет на пользование интернетом.

Дело получило большой резонанс и крупные медиа высказались в поддержку Доксы: Meduza, МБХ Медиа, The Insider, «Дождь». Даже Вышка пообещала помочь студентам с обучением из-за «домашнего ареста».

Важность этого дела для России легко обозначить одним очевидным предложением: «Не дать еще один юридический инструмент давления на независимое распространение информации». Фактически, в России установилась информационная автократия — когда информационные стычки становятся важнее, а СМИ и мысли представляют большую угрозу чем толпа радикалов, которых можно просто закрыть, а их влияние ограничено конкретной группой лиц. Такой режим, кажется, конспирологичен в своей основе. Песков о деле Доксы сказал следующее:

«Нам известно об этой истории из сообщений СМИ, но я не стал бы никак ее комментировать». Издание «в свое время начиналось как студенческое, но уже достаточно давно носит общественно-политический характер, <...> там чисто студенческих-то вопросов мало». «Даже по этой причине я бы не стал бы ничего комментировать», — заявил пресс-секретарь президента.

Единственным оставшимся инструментом у гражданина остается 29 статья Конституции, а не право на мирные шествия, как могло бы показаться. Звучит она так:

«Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом»

Именно подобная формулировка позволяет надеяться на справедливый исход любого конфликта, происходящего между индивидом и аппаратом государства и, можно сказать, выступает юридической «дырой» для существующего режима.

Это возможно, поскольку сам факт распространения информации прервать очень сложно — память ведь не сотрешь. Единственным вопросом остается «что есть законный способ?», но и конкретный ответ на него быть дан не может: технологии быстры, людей много, а мир — глобален.

Митинги конечны, длительны и их можно прервать или разогнать. Все помнят столкновения в Гонконге 2019-2020 годов. Но перед ними были столкновения в 2014 году — т.н. «Революция зонтиков». В событиях 2015-го были лидеры, а в 2019 уже нет. Первые протесты не привели ни к чему и длились гораздо меньше: всего пару месяцев. Протесты 2019-го в свою очередь оказались более продуктивными, а лидеров задержали для вида.

Это стало возможно только благодаря самоорганизации участников в многотысячных чатах и стихийному информированию, что подтверждает важность независимого распространения информации.

Однако самим информационным автократиям факт мирного (важно!) митинга никак не мешает — контроль повестки сглаживает все потенциальные углы и привносит элемент «нормальности» в происходящее вокруг, что позволяет оправдывать властям любые действия основными функциями государства: защита населения (детей) от якобы влияния внешних врагов, например. Либо коронавирус.

Кстати, именно за распространение информации пытаются привлечь Романа Анина, главреда «Важных историй» — он, якобы, незаконно вытащил фотографию из закрытого Инстаграма жены Сечина. Здесь следует логическое заключение о том, что дела против любых акторов распространения информации (блогеров, журналистов, чатов в Телеграме) очень важны.

Таким образом можно выделить следующие элементы, подталкивающие Россию в еще большую информационно-автократическую яму:

Система в РФ фактически обкатывает новый вид юридической уловки: фактический домашний арест без домашнего ареста. Перед каждым значительным изменением в отношении к обществу (закручивании гаек, попросту), власти тестируют это на отдельных ситуациях. Примеров, конечно, больше, но для краткости возьму два громких и один грядущий.

Первым громким опытом стал Голунов с механикой подброса — как избавляться от неугодных писак? Отбить удалось, но не только благодаря отважности общества, но и очевидным дырам в фабрикации дела.

В итоге такой метод пропал из инфополя.

Вторым примером выступает резонансная попытка убийства Алексея Навального.

Силовики сами того не ведая подняли вопрос о расследовательских возможностях в России. Даже в The New York Times вышла колонка о феномене, который авторы назвали probiv (иронично).

Такой грубый метод, скорее всего, навсегда отложен на полку в ближайшей перспективе, поскольку он привел к демонстрации одной из самых опасных для режима дыр: каждый может получить номер телефона, карту передвижений и много чего еще любого из людей. Апогеем стал созвон Алексея Навального со своим предполагаемым убийцей, что, конечно, неприемлемо властями, поскольку только «власть имущие» должны иметь возможность создать целостную информационно-закрытую систему вокруг себя. Примером тут выступает, конечно, сам Президент, пусть и с некоторыми оговорками.

Разрушение этой иллюзии неизбежно проращивает сомнения о собственной вседозволенности у отдельных представителей власти. В свою очередь, это приводит к формированию института репутации в России которого ранее не было. Проход независимых депутатов в городскую Думу Томска, ведение публичной политики, высказываний, приводит к тому, что и представители власти вынуждены делать «свои» каналы. Банальная конкуренция, пусть и в публичных заявлениях все пока ограничиваются Моргенштерном.

Третьим примером становится дело против студенческого журнала DOXA. Ранее власти аргументировали запреты на подобные акции «участием детей», призывами, якобы наличием политики в университетах и прочими вещами.

Аргументируя запреты политических уличных акций, аппарат использовал презумпцию виновности и конспирологическое допущения о «вмешательстве внешних сил» без указания фактажа. Это приводит к юридическим неразберихам и отсутствию прозрачности процесса. Однако конспирологические теории в широком смысле зиждятся на допущениях и манипуляции фактами. Поэтому именно в рамках принятой теории заговора важно сохранять мнимую логичность доводов и целостность.

Однако дело Доксы нарушает это: студенческое издание подвергается давлению со стороны государства, что противоречит тезису о врагах извне. Студенты и учащиеся — итоги самой системы и если против них же применяется давление, то как мы можем верить в идею о самом давлении извне?

______________________________

Именно поэтому сейчас важно не дать закрепить в глобальной конспирологии российского аппарата еще один инструмент: фактический домашний арест без домашнего ареста. Иначе это приведет к усугублению давления на любые свободные информационные активности.

Это сделать очень просто — можно поделиться в своих соцсетях размышлениями относительно несправедливости дела Доксы под тегами #doxa #мытожеdoxa и попросить сделать то же самое своих друзей.

Только информационная открытость и количественные показатели позволяют объединить людей вокруг одной идеи и в бюрократических отчетах продемонстрировать необходимость адекватной реакции со стороны аппарата.