Аскет.
Полумрак комнаты. На кровати раскинулось тело рослого, худого человека. Трип, отягчающий монотонность ежедневности, погрузил его сознание в обрывистые размышления и утяжелил тело. В соседней комнате, не имеющей дверей, изолирующих пространство меж собой, обычный семейный этюд. Все члены семьи занимаются обычными житейскими делами и не разделяют с Асланом его тягучей апатии. Они комфортно располагаются в рутинном укладе жизни и не требуют большего. К слову, всё, происходящее в соседней комнате, раздражает Аслана, изрядно покурившего травы около получаса назад. Возможно, потому, что он бы хотел вписаться в образ жизни среднестатистического человека, стандартного члена семьи, одномерного гражданина; возможно, подсознательно понимавшего, что это безысходно и старания тщетны. Вся его деятельность направлена на ежедневные поиски травы, курение и частично творчество.
О, да, эта обременяющая часть его натуры – творческая жила! Именно она сделала его таким пассивным и аморфным. Он хотел бы жить в лучших традициях всех клише зарубежных рэп-клипов, но всё, что он имеет, — это оборудование для домашней звукозаписи, мечты и кучу потраченного времени с жизненным опытом, который отягчает его стремления и о котором он, откровенно говоря, не любит ни думать, ни говорить. И апатично-переменное настроение.
Не реализовавший свои способности человек склонен к нескольким вариантам своего никчемного существования. Бывает, что такой человек начинает зарываться в тонны ненужной информации, которая, к слову, ни на шаг не приближает к его истинной цели, заложенной в него природой. Такой тип считает это занятие полезным и, бежав от себя в эту сферу, он становится обычным городским сумасшедшим, общественным фриком. Но Аслан не относился к такому типу, хотя и имел склонности к философскому ходу мысли и расширению ареала своих интересов. Но склонность эта не имела хода в его жизни. Его тип представлял собой человека, застывшего в состоянии желания. Социальная реализация не представлялась Аслану выходом. Он сроднился со своим состоянием. Он стал олицетворять его.
“Аслан, тебе не надоело лежать? Иди-ка ищи работу!” - нарушало его томную идиллию регулярно. Он был раздражён! Порой вспыхивая ответным потоком раздражённости, порой, просто замалчивая, пережевывал упрёки. Порой он ощущал виновность своего бытия. Он ощущал вину перед семейной концепцией, которая строилась в противоположность его. Но эти чувства не имели устойчивости. Где-то в глубине сознания он разумел неизбежность от самого себя. Порой он даже сетовал на дьявола, который, по его мнению, оказывал влияние на творческих людей больше, чем на людей стандартного склада. Но это ни к чему не приводило.
И вот его размякшее от тгк тело сливается с кроватью. На фоне из ноутбука играет негромко музыка. В соседней комнате его семья обсуждает какие-то планы по озеленению садового участка, прилегающего к их дому. Аслан не старается услышать их разговора — ему нет дела до этого. Ему не интересна жизнь за пределами его мечтаний. Это не то, что он хотел бы видеть, и не то, что ему хотелось бы проживать. В его голове мелькают нецелостные образы, свойственные его состоянию, когда он под кайфом. Он отстранён от того, что делает обычного человека условно счастливым. Он жаждет реализации своих сюжетов, но пока это не удаётся, он счастлив в своих мечтах, в этой тянущейся апатии. Счастлив, сам того не осознавая. Наверное, несмотря на все соблазны, он бы не променял своей жизни на ту жизнь, в которой у человека отсутствует нечто больше, чем шаблонная самореализация. Аслан устремлен к практически утопии. К тому, что в его реалиях удавалось сделать всего лишь единицам. И пусть эта мечта вперемешку с состоянием, подаренным наркотиком, считается бредом. Но это сладкий бред, которым он будет затягиваться каждый раз вместе с дымом конопли.
