Кислый виноград доминантного альфы. Глава 53
Как назло, повредил именно правую руку. Он попытался пошевелить пальцами, но тугая повязка не позволяла сделать ни малейшего движения.
Послышался звук, как вошедший в комнату сотрудник деловито расставлял тарелки на столе. Когда Тэгон с неохотой подошёл и сел, он почувствовал, как сотрудник занял место рядом с ним.
Дворецкий строго приказал сотруднику помогать с приёмом пищи, пока рука не заживёт. Это было решение дворецкого после того, как во время вчерашнего ужина он наблюдал, как Тэгон безуспешно пытался управляться палочками левой рукой, не сумев даже нормально взять ни одной закуски. Несмотря на отвращение и отказ Тэгона от помощи, он не смог переубедить непреклонного дворецкого.
Послышался звук металлических палочек, постукивающих по тарелке. Сигнал открыть рот. Тэгон поморщился, выражая нежелание.
Металлические палочки снова постучали по тарелке, словно упрекая колеблющегося Тэгона. Нехотя он открыл рот. Тут же внутрь попали мягкая рыбная мякоть и ароматный рис.
Каждый раз, когда палочки стучали по тарелке, ему приходилось открывать рот, чтобы принять пищу, и это было унизительно - словно птенец, принимающий корм от матери. И всё это - принимать пищу из рук такого недалёкого сотрудника.
Но это было лишь началом испытаний.
Войдя в ванную, Тэгон в итоге швырнул бритву в раковину после нескольких минут безуспешных попыток управляться ею левой рукой. Судя по острой боли, пронзившей подбородок, он серьёзно порезался.
Хотя он потерял зрение, он полагался на свои тактильные ощущения и продолжал самостоятельно бриться и делать всё остальное точно так же, как раньше. Конечно, поначалу было нелегко, но он привык. Однако теперь, когда и правая рука была травмирована, он больше не мог делать ничего самостоятельно.
Сотрудник осторожно постучал в дверь, заметив раздражённого Тэгона, находящегося в ванной. Когда Тэгон, смыв пену с подбородка, резко распахнул дверь ванной, послышался испуганный вздох сотрудника. Очевидно, его поразил вид крови, текущей из подбородка Тэгона.
- Чья это вина, как вы думаете?
Хотя он понимал, что несправедливо срывается, его слова всё равно звучали резко.
С этими словами Тэгон присел на край большой эмалированной ванны. Послышался звук сотрудника, достающего полотенце с полки. Вскоре зашумела вода, и через мгновение влажное полотенце коснулось его подбородка.
Сотрудник осторожно промокнул подбородок Тэгона, очищая кровь. Когда кровотечение из пореза постепенно остановилось, сотрудник наконец поднял валявшуюся в раковине бритву, несколько раз промыл её под проточной водой и встал перед Тэгоном.
Когда чья-то рука приподняла его подбородок, взгляд Тэгона, бессмысленно устремлённый в пустоту невидящими глазами, обратился к сотруднику.
- ...Неужели вы собираетесь начать в таком состоянии?
Когда сотрудник промолчал, Тэгон коротко и недоверчиво усмехнулся. Затем он внезапно протянул руку и начал ощупывать нижнюю часть лица сотрудника.
Сотрудник, по-видимому, был ошеломлён, судя по тому, как он крепко сжал губы и застыл. Игнорируя напряжение сотрудника, Тэгон небрежно ощупывал его губы, подбородок и впадинку под носом, а затем нахмурил одну бровь.
- Двадцать три? Двадцать два? ...Двадцать?
Тэгон устало вздохнул, обращаясь к сотруднику, который по-прежнему не отвечал. Внезапно вся его решимость испарилась. Он предполагал, что сотрудник, столь смело противостоящий ему, должен быть его ровесником, но если это просто неопытный юнец, ситуация менялась.
- На полке должна быть пена для бритья. Сначала нанесите её на подбородок, затем положите лезвие бритвы плашмя и ведите снизу вверх.
Как только он закончил говорить, послышался звук сотрудника, выдавливающего пену. Вскоре мягкая пена распределилась по его лицу. К центру подбородка, полностью покрытому белой пеной, прикоснулось холодное металлическое лезвие.
Снизу вверх, сверху вниз - лезвие начало аккуратно двигаться вдоль линии подбородка. В осторожных движениях чувствовалось внимательное отношение, словно сотрудник тщательно проверял, не появились ли порезы там, где прошло лезвие. После тщательной обработки кожи под носом и под губами лезвие наконец отстранилось.
Послышался звук ополаскиваемой бритвы. Затем к подбородку прикоснулось влажное полотенце, аккуратно удаляя остатки пены.
Когда прикосновения прекратились, Тэгон почувствовал странное сожаление. Эти прикосновения, напоминающие кого-то из далёких воспоминаний, заставляли его испытывать тоску.
Хотя Тэгон чувствовал, что его поведение необычно для него, он поднял перебинтованную руку, удерживая сотрудника.
Когда обнажённый Тэгон резко погрузился в ванну, горячая вода, наполнявшая её, выплеснулась через край, образуя белую пену. Из-за этого Хёну, наклонившийся к Тэгону, полностью промок. От неожиданного водного потока из уст Хёну вырвался хриплый вздох.
- ...А, вы были там? Извините.
На эти слова, которые едва ли можно было назвать извинением, Хёну стиснул зубы.
Несомненно, Тэгон сделал это намеренно. Хёну, бросив сердитый взгляд на Тэгона, снял промокший пиджак униформы, который неприятно прилип к телу, и швырнул его в угол ванной. После того как он убрал мокрую чёлку со лба и включил душ, Тэгон, услышав шум воды, высунул голову из ванны.
Хёну проверил температуру воды тыльной стороной ладони, затем намочил чёрные волосы Тэгона. Тщательно намочив каждую прядь, включая те, что были разбросаны по лбу, он выдавил шампунь на ладонь и втёр его во влажные волосы. Вскоре образовалась обильная пена с приятным ароматом.
Глядя на Тэгона, который с закрытыми глазами полностью доверился его рукам, Хёну почувствовал тошноту, когда в памяти всплыло какое-то давнее воспоминание.
Может быть, этот особняк действительно проклят?
Казалось, каждый момент здесь соприкасался с какой-то точкой в прошлом. Словно вход и выход кротовой норы. Это было больше, чем просто воспоминания о прошлом. Казалось, его постоянно затягивало в определённые координаты памяти. По мере того как эти моменты повторялись, эмоции, чувства и настроения того времени начали постепенно овладевать его сердцем.
Это сбивало с толку. Были ли эти чувства действительно его собственными или они происходили из прошлого?
Хёну энергично потряс головой.
Соберись. Нельзя поддаваться чарам проклятия, которое пытается заворожить его.
Белая пена, покрывавшая голову Тэгона, быстро смывалась потоком воды. Тщательно ополаскивая волосы, Хёну внезапно заметил что-то нечёткое, распространяющееся от плеча до верхней части руки Тэгона.
Сощурившись, Хёну заметил, что это был довольно старый шрам от ожога. До недавнего времени точно такой же след был и на его собственном теле.
Это определенно был след от попытки спасти его из того огненного ада, когда в месте заточения вспыхнул пожар.
В тот момент непонятные чувства вспыхнули подобно пламени. Грудь наполнилась жаром гнева, ненависти, обиды и чего-то похожего на любовь-ненависть. Противоречивые эмоции яростно сталкивались внутри.
Хёну не мог понять, почему его так тревожат эти чувства. Неужели теперь он должен быть благодарен? Ведь именно Тэгон изначально держал его в заточении. И то, что он чуть не погиб, и то, что потерял дорогого человека – всё было по вине Тэгона. Так почему же он снова позволяет себе путаться в этих бессмысленных чувствах?
Может, это из-за чувства вины? Может, я подсознательно чувствую ответственность за то, что Тэгон запечатлён на мне, за то запечатление, которое отняло у него всё?
Хоть он и желал сердце Тэгона, но никогда не хотел, чтобы тот запечатлелся на нём. Нет, он даже не смел об этом мечтать. Разве не были его чувства безжалостно растоптаны, не успев расцвести? Именно Тэгон осквернил его любовь, небрежно болтая о ней. Поэтому не было нужды испытывать ни малейшего чувства вины или ответственности за его одностороннее запечатление.
Усилием воли подавив смятение чувств, Хёну протянул руку и закрыл кран. Струя воды, льющаяся на голову Тэгона, прекратилась. Тщательно отжав намыленные волосы, Хёну дважды похлопал Тэгона по плечу. Это был сигнал встать.
Тэгон вышел из ванны. Послышался звук выдавливаемого геля для душа, а затем шуршание мочалки, взбивающей пену, приблизилось вплотную.
Мягкая пена коснулась правого плеча Тэгона. Когда мочалка плавно скользнула от плеча к локтю, от локтя к запястью, забралась под мышку и направилась к ребрам и боку, Тэгон внезапно крепко схватил служащего за запястье.
-...!
Хёну мысленно подавил крик от неожиданности. Железная хватка сжала его запястье. Чем больше он пытался освободиться, тем сильнее становилось давление. Хёну, морщась от боли, с трудом поднял голову, чтобы посмотреть на Тэгона.
Непроницаемые черные глаза слегка подрагивали. Кадык с проступившими венами судорожно дергался, а грудь бурно вздымалась от тяжелого дыхания.
По телу Хёну пробежали мурашки. Чувствуя себя добычей перед голодным хищником, он замер, лишь сглатывая пересохшим горлом. Тэгон внезапно уткнулся носом в его шею. Словно хищная птица, он безошибочно нацелился на свою жертву.
Едва сдержав пронзительный крик, Хёну замер. Острый нос, блуждавший по шее и ключицам, поднялся вверх вдоль линии подбородка. Настойчиво обследовав подбородок, область за ушами и волосы, Тэгон наконец отстранился.
В его глазах больше не было той дрожи. Судорожно дергавшийся кадык и бурно вздымавшаяся грудь тоже успокоились. Нет, не просто успокоились – его вид стал леденяще холодным.
Хёну мысленно выдохнул с облегчением. Он вспомнил слова лечащего врача о том, что обоняние Тэгона парализовано. Хоть это и прозвучало бы грубо по отношению к Тэгону, но в этот момент Хёну был безмерно рад, что тот не мог чувствовать запахи. Пока он пытался успокоить колотящееся сердце, Тэгон снова резко произнес:
- Теперь еще и оглох? Я сказал выйти.
Не выдержав, Хёну со всей силы швырнул мочалку Тэгону в грудь и вышел из ванной.
"Ну давай, помойся сам!", - скрежетал он зубами, но в глубине души беспокоился, не поскользнется ли Тэгон на мокром полу, ведь он всё не выходил. Пока он озабоченно топтался у двери ванной, Тэгон наконец появился.
Не только не поскользнулся, но и аккуратно высушил волосы. Хёну чувствовал себя глупо из-за своего беспокойства. Он бросил на Тэгона косой взгляд. Единственным плюсом слепоты Тэгона была возможность открыто пялиться на это раздражающее лицо.
Закончив уборку в ванной после Тэгона, он направился на кухню готовить ужин. После обслуживания ужина наступало время заканчивать работу. Свой ужин он будет есть позже.
Проголодавшийся Хёну покосился на аккуратно расставленную на тележке еду для Тэгона. Всё еще с обидой в глазах, он придирчиво изучал каждое блюдо ужина. Похоже, основным блюдом сегодня были рёбрышки. Нежно прожаренный тофу тоже выглядел очень аппетитно.
Закатив тележку наверх, Хёну постучал в дверь комнаты Тэгона.
Хёну вошёл внутрь с решительным видом. Он расставил тарелки на столе. Когда подошедший Тэгон сел на стул, Хёну занял приготовленное место рядом. Налив холодной воды в поднятый Тэгоном пустой стакан, Скотт начал пояснения.
- Закуска слева – это яичный пудинг с гинкго и икрой минтая. В центре основное блюдо – суп из рёбрышек с рубленой говядиной и гребешками. Для аромата добавлен зелёный лук и трюфельное масло, особенно хороши нежная текстура мяса и насыщенный вкус. В качестве гарнира – обжаренный несолёный тофу с добавлением китайского лука-чеснока. На десерт приготовлен финансье с инжиром, не слишком сладкий, чтобы сочетался с вашими любимыми кофейными зёрнами. Приятного аппетита.
Когда Тэгон кивнул, Скотт вышел из комнаты.
Словно только этого и ждал, Хёну поднял тарелку и палочки.
По сигналу Тэгон открыл рот. Туда полетел горячий белый рис с кимчи.
Безропотно принимавший пищу Тэгон прополоскал рот водой из стакана.
- Вы сейчас специально это делаете?
Но служащий, как обычно, промолчал.
Палочки снова постучали по тарелке.
Видя, что Тэгон не собирается открывать плотно сжатые губы, служащий поднёс тарелку к его уху и начал настойчиво стучать: тук-тук-тук-тук-тук. Тэгон, хмуря брови, наконец открыл рот. И как и следовало ожидать, в рот снова полетели рис с кимчи.
С трудом прожевав и проглотив еду, Тэгон горько усмехнулся.
- Это что, месть? За случай в ванной?
- Ну давайте, продолжайте до конца.
В тот вечер Тэгон поужинал одним лишь кимчи.
Дворецкий не поверил своим ушам.
Рано утром его вызвали в комнату молодого господина, и услышав там совершенно неожиданную просьбу, в голове у дворецкого всё перемешалось.
- То есть... вы хотите сказать, что отныне желаете обедать вместе с Ианом?
Тэгон хмыкнул. Надо же, точно такое же американское имя, как у Хёну.
- Раз уж он так старается, прислуживая мне, было бы неплохо разделить с ним трапезу, пока он сидит рядом. К тому же неловко есть одному.
Последние слова Тэгона глубоко тронули дворецкого. Молодому господину было одиноко во время еды... Ему стало стыдно за то, что не смог должным образом понять чувства господина.
Дворецкий, с горящими как никогда глазами, полными чувства долга и ответственности, начал убеждать Хёну. Однако тот был непреклонен.
- Нет. Я буду есть отдельно внизу.
- Молодой господин впервые просит о таком. Умоляю, раздели с ним трапезу.
- Он же сказал, что ему одиноко есть одному!
От этих слов лицо Хёну странно скривилось.
Одиноко...? Одинооооко? Чистая ложь! Явно придумывает способ отомстить за вчерашнее!
Когда Хёну остался непреклонен несмотря на все уговоры, раскрасневшийся дворецкий, словно обидевшись, резко удалился. И в то утро работникам на завтрак выдали всего лишь белый рис с одним кимчи. То же самое было на обед и ужин.
Ладно он сам, но чем провинились остальные, которые даже не знают, в чём дело? На следующее утро, когда меню снова состояло только из риса с кимчи, Хёну не выдержал и отправился к дворецкому.
- Что вы делаете? Это молодой господин приказал? Велел отомстить точно так же? Давать только белый рис с кимчи?!
- ...Молодой господин? Месть? О чём ты говоришь?
Хёну, требовавший объяснений, осёкся. На лице дворецкого, недоуменно смотревшего на упоминание молодого господина, не было и тени лжи. По его реакции Хёну понял, что вся эта ситуация – личная инициатива дворецкого.
Прикусив губу в замешательстве, Хёну наконец через силу произнёс:
- ...Я буду есть вместе с молодым господином.
- Вот и правильно! Хорошо подумал!
- Тогда, пожалуйста, позаботьтесь и о еде для остальных. Не давайте им только кимчи!
- Конечно, конечно. Так и сделаем.
Ликующий дворецкий ужасно раздражал.
Как подло – шантажировать едой...
Думая об этом, Хёну вдруг осознал, что его собственный поступок с Тэгоном прошлым вечером был не менее предосудительным, и ему стало немного неловко.
Получив сигнал от Скотта, что еда готова, Хёну направился к Тэгону, толкая тележку и чувствуя себя как скот, которого ведут на бойню. Тележка была вдвое тяжелее обычного – добавилась его порция.
Руки служащего, расставлявшего тарелки на столе, двигались уныло. Заметив это, Тэгон усмехнулся и подошёл к столу.
В отличие от Скотта, чьё лицо просияло от этих слов Тэгона, лицо Хёну стало ещё мрачнее. Дважды были расставлены столовые приборы – палочки и ложки. Одни для Тэгона, другие для него. Когда Тэгон сел на стул, Хёну нехотя опустился на своё место.
- ...Что ж, приятного аппетита.
После того как Скотт закончил объяснения и вышел, в комнате повисло странное напряжение. Молчание нарушил Тэгон:
Вилка Хёну, очевидно потерявшего аппетит, долго блуждала над тарелкой, прежде чем направиться к наиболее аппетитным тушёным грибам. Как и подчеркнул в своём объяснении Скотт, это блюдо было особенным – шампиньоны без ножек были плотно начинены мясными фрикадельками.
Не успел Хёну прожевать и проглотить, как Тэгон пару раз постучал указательным пальцем по столу: "тук, тук", привлекая его внимание.
И бесстыдно открыл рот. От его прежней стеснительности при кормлении не осталось и следа. От такой наглости рука Хёну с палочками задрожала.
Когда он намеренно потянулся к самому непривлекательному зелёному гарниру,
Чертовски проницательный. Говорили, что обоняние у него отказало, но похоже, взамен слух обострился в несколько раз.
Хёну пришлось взять те же вкусные тушёные грибы и покормить Тэгона. Такая ситуация повторялась снова и снова. После каждого кусочка, что он брал себе, приходилось нести такой же в рот Тэгону.
Пару раз он из чувства протеста тянулся к кимчи, но каждый раз, когда пытался отклониться от курса, Тэгон замечал.
Хёну вволю сверлил Тэгона взглядом.
Мне кусочек, тебе кусочек. Со стороны могло показаться, что это была милая трапеза, но на самом деле это был настоящий бой – оба выдохлись от постоянного противостояния.
После этого похожие дни повторялись снова и снова.
В дни, когда подавали блюда с сосисками, Тэгону приходилось есть их до отвала, а в дни, когда на столе появлялся стейк, ему едва удавалось попробовать что-то кроме мяса.
- Может, хоть немного овощей поедите?
Когда он не выдержал и выпалил это, служащий, словно желая заткнуть ему рот, запихнул в него спаржу и запеченные помидоры, а сам продолжал методично выбирать только мясо. Ему нравились сладковатые блюда, тушёные в солодовом сиропе, и хотя он плохо переносил острое, всегда пробовал его два-три раза, а потом заполнял желудок водой.
Заметив явный интерес служащего к десерту, к которому сам не притрагивался из-за нелюбви к сладкому, Тэгон протянул тарелку.
Услышав более громкий и быстрый, чем обычно, отклик, Тэгон слегка улыбнулся про себя.
Служащий с радостью принял тарелку.
Вкусы у него были совсем как у школьника.
За окном лил осенний дождь. Казалось, что после того, как он закончится, скоро наступит зима. Кресло с террасы уже перенесли в комнату. Может поэтому в последнее время Тэгон проводил больше времени за обеденным столом, чем в кресле. И каждый раз рядом неизменно находился служащий.
Убрав пустые тарелки, Хёну поставил чашку для кофе и тарелку с десертом. Когда он налил кофе в пустую чашку, ароматный запах кофейных зёрен заполнил комнату.
Движения Хёну, принимающего протянутую Тэгоном тарелку с десертом, были уже привычными. Разламывая вилкой чизкейк на мелкие кусочки, Хёну поднял голову и бросил взгляд на окно с отдёрнутыми шторами. Его глаза, смотрящие на потоки дождя, потемнели, став такими же мрачными, как тучи, закрывшие небо.
Скоро наступит течка. Это также означало, что гон Тэгона был уже близко.
Тэгон опустошил чашку. Чизкейк тоже исчез. Хёну переместил пустые чашку и тарелку на тележку. Отнеся их на кухню и вернувшись, он взял коробку с перевязочными материалами с прикроватного столика и направился к обеденному столу, где сидел Тэгон.
Он развязал бинты на протянутой руке Тэгона. Следы ожога стали настолько бледными, что их едва можно было различить. Хотя в перевязке уже не было необходимости, так как всё зажило, Хёну, как обычно, нанёс мазь и наложил бинты.
Тело было тяжёлым, словно намокшая вата. Проснувшись от звука будильника, Хёну с трудом поднял непослушные веки и поспешил собраться на работу.
В прохладном особняке витало странное напряжение. Слегка отодвинув светонепроницаемые шторы в коридоре, он посмотрел на небо. Затянутое чёрными тучами, оно было совершенно серым, проливая потоки дождя.
С завтраком для Тэгона он постучал в дверь. Ждал, как обычно, "Войдите", но голос, раздавшийся после долгой паузы, сказал иное:
- Некоторое время не приближайтесь сюда.
Хёну повёз тележку обратно на кухню. Дворецкий, стоявший у столовой, заметил его и быстро подошёл. Осмотрев нетронутую еду с понимающим видом, он сказал:
- Это случается раз в месяц. Может, из-за пасмурной погоды. Обычно не начинается так рано утром...
- …
- Ты же уже проходил через это в прошлом месяце. Не выходи из комнаты следующие три дня. Еду будут приносить тебе в комнату.
Лицо дворецкого было мрачным. Хёну направился в свою комнату в цокольном этаже. Его тошнило, желудок словно выворачивало наизнанку. Он лёг на кровать, пытаясь заснуть. Но в таком состоянии уснуть было невозможно.
Он постоянно искал в свободное время подавители гона, которые могли существовать где-то в мире, но так и не смог найти.
Впрочем, будь они доступны, Тэгон не страдал бы так здесь. В памяти промелькнул его ужасный образ со связанными конечностями. Словно мучаясь от этого воспоминания, Хёну сильно прикусил губу.
Казалось маловероятным, что Тэрён потратит огромное время и деньги на разработку подавителей ради одного Тэгона. Если бы он собирался это сделать, то не бросил бы его в этом особняке. Даже без гона само запечатление сделало Тэгона практически бесценным.
Существование нового лекарства, о котором он никогда глубоко не задумывался, вдруг обрело большое значение. Какой была бы его жизнь сейчас без Легатума? В мире без улучшения законов и системы благодаря новому лекарству было бы непросто в одиночку вырастить Джерома до такого уровня.
Пока он размышлял об этом, раздался стук в дверь. Когда он встал и открыл, за дверью стояла менеджер Окхи с подносом, на котором лежали сэндвичи и фрукты.
- ...А кто заботится о еде молодого господина?
На вопрос Хёну, принимавшего поднос, Окхи горько улыбнулась и покачала головой.
- Он ничего не может есть. Скоро даже глоток воды не сможет сделать.
Помолчав, Хёну спросил менеджера:
- Почему восточное крыло остаётся заброшенным? Разбитые статуи, пол, стены... Это всё молодой господин сделал?
- Нет. Восточное крыло было в таком состоянии ещё до прибытия молодого господина.
Словно копаясь в воспоминаниях, она медленно закрыла и открыла глаза, продолжив:
- Поскольку дворецкий, который долгое время управлял этим местом, ничего не рассказывает, я тоже точно не знаю, что произошло в восточном крыле. Возможно, там скрыта какая-то тайная история, о которой мы не знаем.
После ухода менеджера Хёну сел за стол один и взял сэндвич с подноса. Однако съел всего два куска. Аппетита не было. Открыл книгу на столе, но ничего не воспринималось.
Около полуночи, когда всё погрузилось в кромешную тьму, снаружи послышался знакомый звук двигателя. Отодвинув штору, он увидел машину Квон Хакгю.
Вернувшись в постель, Хёну натянул одеяло до макушки и закрыл глаза. Хотелось поскорее уснуть. Но словно насмехаясь над этим желанием, по особняку разнёсся громкий мучительный крик.
Бам! Что-то упало на пол, и резкий металлический звук разнёсся по воздуху. Это цепи, которыми был скован Тэгон, тёрлись о колонну.
Плечи Хёну задрожали. Он пытался успокоить колотящееся сердце и очистить разум, но перед глазами все равно отчетливо всплыла картина прошлой ночи. Образ Тэгона, который, будучи без сознания и с конечностями, привязанными к столбу, постепенно терял обоняние.
Заткнув уши от продолжающегося грохота, Хёну погрузился в размышления. Долго думая об этом, он, похоже, принял решение – откинул одеяло и встал. Достав из ящика супрессанты, он принял их и, положив часть в маленькую жестяную коробочку, вышел из комнаты с решительным выражением лица.
Спрятавшись за углом лестницы третьего этажа, он смотрел на дальний конец коридора, где из-под двери пробивался свет.
Когда шум стих, опустилась жуткая тишина, похожая на смерть. Вскоре дверь открылась, и появился Хакгю с врачебной сумкой. За ним вышли двое крепких мужчин, у одного под глазом был синяк. По их измождённому, пропитанному потом виду было понятно, что усмирить Тэгона было нелегко.
Убедившись, что все разошлись по своим комнатам, Хёну, неподвижно стоявший всё это время, наконец двинулся с места.
Помедлив, держась за дверную ручку, он вспомнил своё недавнее решение и сжал её.
Три месяца. Три гона, нет, один уже прошёл, осталось два. Он намеревался помочь Тэгону пережить эти два раза без лекарств, как прошлой ночью. Когда Тэгон преодолеет побочные эффекты препаратов и вернёт обоняние, это станет моментом, когда раскроется личность Хёну и ему придётся столкнуться со всей правдой.
Если спросить, почему он хочет раскрыть себя таким образом, он мог объяснить это только своим эгоизмом.
Он не хотел, чтобы Тэгон потерял ещё и обоняние вслед за зрением. Хотя он убеждал себя, что не несёт ответственности за запечатление Тэгона, он не мог спокойно слышать его мучительные стоны. Хотел хоть немного освободиться от давящего груза ответственности.
Возможно, он пытался создать себе оправдание, чтобы освободиться от терзающего чувства вины хотя бы до того момента, пока он не узнает правду от Тэгона, которую тот держит в руках. И если это поможет унять боль в груди и тревожные мысли, возникающие без причины каждый раз при встрече с Тэгоном, для него это был неплохой выбор.
Укрепившись в своём решении, Хёну решительно открыл дверь и вошёл в комнату Тэгона. Вместе с тихим дыханием спящего его лёгкие пронзил отвратительный запах.
Прикрыв рукавом нос и рот, он направился прямо к источнику запаха. В прозрачном стеклянном цилиндре, стоящем на том же месте, что и в тот день, растворялось какое-то неизвестное вещество.
Оглядевшись, Хёну заметил серебряный поднос, стоящий там же, где и тогда. Без колебаний он накрыл им цилиндр, и вещество помутнело и затвердело.
Раз он отключил седативы, скоро Тэгон придёт в сознание. До этого нужно было успеть подавить гон.
Хёну сразу же отдёрнул полог кровати и крепко зажмурился. Хотя он уже видел это зрелище раньше, к такому ужасу невозможно было привыкнуть.
Когда он с трудом открыл глаза, в поле зрения попали ремни на запястьях, покрасневшие от крови – свидетельство яростной борьбы. Рядом расплывались синяки от уколов.
Стиснув зубы, Хёну осторожно вытер покрытый потом лоб Тэгона. Сильно нахмуренный лоб горел как огонь. Рука Хёну, поглаживавшая маленькую ранку над бровью, по очереди коснулась закрытых век, острого носа, шершавых губ. В ответ на прикосновение холодных пальцев Хёну Тэгон дёрнул головой, и из его губ вырвалось горячее дыхание.
От вида Тэгона, бессвязно повторяющего его имя, в груди странно защемило.
Хёну положил руку на лоб Тэгона и начал понемногу выпускать феромоны. Он чувствовал, как всё тело Тэгона, напряжённое от боли, постепенно расслаблялось. Нахмуренные брови Тэгона незаметно разгладились.
Однако, по какой-то причине, под халатом мужское достоинство Тэгона становилось всё более неистовым. Хёну старательно отводил взгляд, притворяясь, что не замечает, и выпускал феромоны из последних сил.
Из уст Тэгона вырвалось жаркое, тяжёлое дыхание. Его твёрдо стоящий член дёргался, направленный к небу, словно готовый прорвать полы халата.
Хёну изо всех сил пытался успокоить Тэгона, который начинал возбуждаться в совсем ином смысле, но лишь осознавал, что одних феромонов катастрофически недостаточно, чтобы прекратить гон.
Когда уставший Хёну, тяжело дыша, убрал руку со лба Тэгона, тот начал извиваться, словно не в силах вынести даже это краткое расставание.
Металлические цепи, сковывающие запястья Тэгона, с громким лязгом тёрлись о железную стойку кровати. Хёну поспешно снова протянул руку ко лбу Тэгона и с растерянным выражением бросил взгляд на центр его тела.
Как и в тот день, достаточно ненадолго успокоить его рукой. Однако состояние собственного тела, которое разгорячилось, несмотря на приём супрессантов, казалось зловещим, и он не хотел этого делать.
Пока он размышлял, метания Тэгона стали ещё более интенсивными. Побледневший Хёну крепко закрыл глаза. Похоже, лучше покончить с этим быстро.
Высыпав в рот все таблетки, которые принёс в жестяной коробочке, Хёну решительно задрал полы халата Тэгона. Затем сразу обхватил руками его угрожающе вставший член. От яркого ощущения бёдра Тэгона рефлекторно дёрнулись. Скользкий от предэякулята ствол сильно толкнулся в сжимающие его руки.
Тэгон, следуя инстинкту, сам начал толкаться, хотя его об этом не просили, и из его рта непрерывно вырывалось тихое бормотание.
От Тэгона, который так откровенно двигался и страстно звал его по имени, в голове Хёну всё закипало.
Хёну стимулировал член Тэгона, зажатый в ладонях, но по какой-то причине тот совершенно не собирался эякулировать. Несмотря на то, что ужасающе набухший орган был раздут до предела, никакого дальнейшего прогресса не было.
Что-то отличалось от того, что было месяц назад, когда Тэгон легко излил горячее семя в его руку. Словно что-то невидимое блокировало уретру Тэгона.
Вид Хёну был не лучше мучающегося от неутолённого желания Тэгона – раскрасневшийся и мокрый от пота. Ладони, долго трущиеся о член Тэгона, покалывало. В тот момент, когда Тэгон резко толкнул бёдра в "пещеру" из рук Хёну.
Из уст Хёну вырвался стон, похожий на предсмертный крик. Что-то, исходящее от Тэгона, проникло через поры и мгновенно вторглось глубоко внутрь. Хёну извивался и дрожал. Его тело, давно пропитанное феромонами Тэгона, было загнано в крайность, где лекарство уже едва действовало.
Его охватило чувство опасности, когда он почувствовал, что состояние его горячего, влажного тела начинает выходить из-под контроля. Казалось, в таком состоянии завершить гон Тэгона было бы невозможно, сколько бы он ни старался.
Нельзя больше терять время. Нужно торопиться, пока он не потерял рассудок.
Хёну, глядя на член, зажатый в руке, резко взял его в рот.
Член Тэгона, окружённый горячей влажной слизистой, сильно пульсировал во рту Хёну. Даже взяв в рот только головку, он задыхался. Хёну сильно всасывал огромный орган и принял его ещё глубже.
Кончик члена Тэгона, ставший ещё больше, чем раньше, упирался в горло. Когда шершавый кончик языка лизнул отверстие уретры и край головки, твёрдые мышцы живота Тэгона сократились до предела и судорожно дёрнулись. Это была реакция гораздо более продвинутая, чем раньше.
Разгорячённый этим Хёну открыл горло и ввёл член Тэгона до предела. Тогда из губ Тэгона вырвался резкий выдох.
Вместе с ужасным давлением, перекрывающим дыхание, странное наслаждение охватило всё тело Хёну. Упираясь руками в бёдра Тэгона, он отклонил голову назад, а затем снова глубоко принял ствол в горло.
Всё тело Тэгона, стиснувшего зубы так, что мышцы челюсти напряглись до предела, снова вздрогнуло.
После нескольких таких движений, когда Тэгон, казалось, едва справлялся со стимуляцией от Хёну, он внезапно сильно толкнулся бёдрами вверх, прямо в лицо Хёну. Одновременно с этим из члена Тэгона, проникшего до самого пищевода, хлынула горячая сперма.
Из плотно закрытого рта Хёну не мог вырваться даже стон.
Глоток за глотком. Бесконечный поток чего-то горячего спускался по пищеводу. Руки Хёну, крепко сжимавшие бёдра Тэгона, побелели до синевы. На коже Тэгона, где прошлись ногти, остались красные царапины.
Когда Хёну наконец выпустил член Тэгона изо рта, его покрасневшие губы были покрыты беловатой пеной.
Лицо Хёну, прикрывшего рот рукавом и безумно кашляющего, полностью покраснело. В отличие от Хёну, испачканного потом и всевозможными жидкостями, Тэгон, не запятнанный ни единым пятнышком, безмятежно погрузился в глубокий сон.
Прикрыв халатом неприлично обнажённый центр Тэгона, приведя в порядок кровать и занавеси, Хёну тихо вернулся в свою комнату. Он сразу же достал из ящика супрессанты и принял их, но его разгорячённое до предела тело никак не успокаивалось.
Хёну метался на кровати, но в конце концов пошёл в ванную и взял в руку своё достоинство. Твёрдо стоящий член, истекающий предэякулятом, был невероятно чувствительным. Образ Тэгона, желающего его, никак не покидал сознание.
Он знал, что это непреодолимое желание из-за запечатления. Понимая, что это такая же физическая реакция, как когда он сам, независимо от своей воли, жаждал альфу во время течки, он всё равно не мог избавиться от образов жестов и голоса Тэгона, жаждущего его.
Он хотел как можно скорее избавиться от этого мучительного жара. Но сколько бы быстро он ни двигал рукой, эякуляция не наступала.
Хёну, чьё тело было сильно разгорячено, неуверенной рукой ощупал влажное отверстие. Хорошо смазанное отверстие мягко приняло вторгающийся палец.
Спина Хёну изогнулась дугой. Ноги подкосились, и он бесформенной массой осел на пол ванной, безжалостно проникая в себя пальцами. Нервные окончания, ставшие сверхчувствительными от долгожданной стимуляции, беззвучно ликовали.
Для Хёну, забывшего даже о базовых потребностях из-за борьбы за выживание, это была первая мастурбация за несколько лет.
В ушах непрерывно звучал голос Тэгона.
- Нхх...!
Движения руки Хёну, проникающей в отверстие, ускорились. В момент, когда кончики пальцев, сильно толкнувшись внутрь, задели определённую точку внутренней стенки, по всему телу прокатилось ужасное наслаждение, словно удар молнии.
Всё тело сжалось, и из кончика члена брызнула сперма.
С затуманенным взором, тяжело дыша, он рухнул на пол ванной.
Этот голос, прилипший к барабанным перепонкам и разъедающий сознание, сводил его с ума.
На кофеёк: 5469070012308728 (сбер)
Boosty