Наглец. Глава 16-20
Сказав это вслух, он понял, почему сегодня был таким неловким.
Для Ивона это было первое свидание. Он был взволнован одним лишь этим фактом и, желая напоследок произвести хорошее впечатление, слишком напрягся, отчего вел себя только неуклюже. При мысли, что все было полностью испорчено, слезы, которые до этого лишь стояли в глазах, наконец, покатились по щекам.
Когда мать большими пальцами вытерла ему глаза, из него невольно вырвалось хныканье.
- Я только начал влюбляться, а он сказал, что больше не хочет встречаться. Хотя сам же настоял на этих встречах, даже когда я отказывался. Я ведь потому и не хотел начинать, что чувствовал - все так и закончится.
- И почему он так поступил? С нашим Ивоном, таким добрым и красивым.
Хоть она и говорила так, было заметно, что мать, помимо жалости к Ивону, испытывала и огромное облегчение.
Кстати, мать знала, что сегодня он встречался с Чан Бомом. Но раз все кончено, было уже неважно, знает ли она о его симпатии к нему.
Ивон повторил слова Чан Бома, от которых у него до сих пор першило в горле.
- «Видимо, было не настолько хорошо, чтобы хотелось встречаться, несмотря на трудности».
После несчастного случая с Чонмином он точно так же отдалился и от друзей. Но он никогда не считал свою долю жалкой, ведь семья была важнее друзей. Однако Чан Бому удалось заставить его почувствовать себя именно так.
Уж лучше бы он обращался со мной как попало. Если бы он хотел от меня только секса, я бы не строил никаких дурацких надежд.
Впрочем, все было к лучшему. Сейчас у Ивона не было ни времени, ни сил на то, чтобы в кого-то влюбляться. Отношения во многих смыслах были для него роскошью. Было, конечно, стыдно и обидно, что его бросили просто потому, что он вел себя непривлекательно.
И все же Ивон продолжал ронять крупные слезы на руки матери.
Высадив Ивона и выехав из переулка, Чан Бом позвонил менеджеру Ю. Как только вызов соединился, он произнес голосом, в котором неприкрыто сквозило раздражение:
Менеджер Ю прислал адрес заброшенного завода в малолюдном пригородном поселке.
Чан Бом выехал из города и еще долго ехал, пока не добрался до места назначения.
Когда он вошел в огромное здание, менеджер Ю и еще пятеро рослых мужчин повернулись к нему.
В центре полукруга, образованного этими мужчинами, на коленях сидел тщедушный на их фоне человек с маленькими глазками-бусинками. Когда Чан Бом прошел мимо мужчин и встал перед ним, менеджер Ю принес складной стул.
Чан Бом сел, доставая сигарету.
Ку Минги, бледный, словно от переохлаждения, ответил прямо, хотя его зубы стучали. Чан Бом прикурил сигарету и, выдохнув глубоко затянутый дым, спросил:
- Как долго ты собираешься приставлять ко мне людей?
Он давно знал, что за его передвижениями следят.
Он и так предполагал, что за ним следят люди Ку Минги, но на подтверждение ушло несколько дней. Именно сегодня утром он приказал менеджеру Ю выяснить местоположение Ку Минги, захватить его и доставить в офис.
И сегодня утром, когда менеджер Ю вломился к нему домой, Ку Минги оказал сопротивление, получил ножевое ранение и сбежал. Пока менеджер Ю со своими людьми преследовал его и тащил на заброшенный завод, они, видимо, серьезно схлестнулись, потому что вид у Ку Минги был ужасный.
Чан Бом понизил голос и снова спросил Ку Минги, который не спешил с ответом.
- Долго еще будешь за мной таскаться?
«Пиздёж», - подумал он. Судя по взгляду Ку Минги, он будет преследовать Чан Бома до тех пор, пока не выместит свою злобу.
Возможно, дело было в том, что он промок до нитки в холодный день, но по цвету лица было видно, что он потерял много крови. Запястье, кажется, было сломано, и, что важнее всего, его сильно избили. Но, несмотря на это, в его глазках-бусинках, устремленных на Чан Бома, не было и тени раскаяния - лишь одна ненависть.
Этап, когда можно было убедить словами, уже прошел.
Чан Бом швырнул окурок на пол и сказал младшему из своих людей:
Младший, быстро смекнув, что к чему, принес не только лед, но и нож.
Он заломил Ку Минги руку за спину и повалил его на пол. Только когда менеджер Ю вытянул его вторую руку в сторону Чан Бома, Ку Минги, пытаясь избежать неминуемой расправы, заискивающе улыбнулся и начал лебезить.
- Правда, больше не буду. Я и так собирался прекратить. Я просто раньше не знал, что директор Чан - приемный сын председателя Чо Тэюна...
- Не дергайся и лежи смирно, ублюдок. Первый раз палец отрезают? - пригрозил менеджер Ю, прижимая левое запястье Ку Минги к полу.
«Блять», - Ку Минги выругался и, словно смирившись, уткнулся лбом в пол. Хоть он и был гопником, которому далеко до настоящего бандита, но, похоже, к перспективе лишиться пальца на работе был готов.
Чан Бом, нахмурившись так, что на левой щеке появилась ямочка, посмотрел на менеджера Ю.
- Эй, если бы я собирался отрезать ему палец, я бы просил принести лед?
- Что? - переспросил менеджер Ю с ошеломленным видом.
Они больше десяти лет ели из одного котла, а менеджер Ю до сих пор не научился читать мысли Чан Бома. Это было в духе человека, который, недолго думая, вонзил нож в и без того раненное мужское сердце словами: «Может, вы ему просто не нравитесь, босс?»
Вспомнив это, Чан Бом снова разозлился. Он свирепо посмотрел на менеджера Ю и резко дернул подбородком вправо. Менеджер Ю и младший с недоуменными лицами отпустили Ку Минги и отошли в сторону.
Ку Минги тоже был сбит с толку внезапным ослаблением хватки.
Чан Бом бросил нож перед Ку Минги, который неловко приподнялся и сел, и протянул ему свою левую ладонь.
- Отрезай один. На этом и порешим.
Ку Минги выглядел еще более растерянным, чем когда думал, что ему отрежут палец. Он посмотрел по сторонам на менеджера Ю и младшего, словно спрашивая, серьезно ли это, но на лицах всех троих было написано одно и то же - полное непонимание.
Ку Минги снова встретился взглядом с Чан Бомом и, приоткрыв дрожащий рот, вдруг начал заикаться.
- Я больше так не делаю. Кажется, ему это не нравится.
Каждый раз, когда Чан Бом пытался сказать что-то, чтобы сблизиться, Ивон злился или становился холоден. Он вел себя в лучшем случае прохладно лишь потому, что был до глупости добрым. Таким уж был этот парень, У Ивон, - покорно терпел все, даже когда мужчина, который ему не нравился, заставлял его встречаться.
Конечно, Чан Бому тоже было жаль свой палец, но сейчас другого выхода он не видел.
Все из-за Ивона. Что до него самого - даже если однажды он покинет этот мир с ножом в спине, став жертвой чьей-то мести, он счел бы это своей кармой. Но У Ивон - другое дело. Если бы Ку Минги, не сумев выместить злобу на нем самом, вдруг решил бы сорвать ее на Ивоне, это стало бы огромной проблемой. В таком случае, было спокойнее самому принять удар наперед.
Не надо было мне тогда в том заведении показывать, что я с ним знаком.
Впрочем, что сделано, то сделано.
К тому же, он не мог просто пройти мимо, видя, как Ивон плачет и паникует из-за бесчинств этих ублюдков. Да и ситуация была такова, что, если не разобраться с долгом на месте, безопасность Ивона уже на следующий день была бы под угрозой.
Чан Бом слез со стула, протянул руку перед Ку Минги и сказал:
- Режь. И больше не попадайся мне на глаза.
- Я… я не хочу делать то, за что директор Чан будет на меня в обиде. Я серьезно.
В их деле всегда было так: страшнее навлечь на себя чью-то ненависть, чем самому стать тем, кто ее затаил.
Возможно, Ку Минги до сих пор не усвоил этого, если до сих пор издевался лишь над теми, кто не мог ему отомстить. Но, так или иначе, по его лицу было видно, что теперь он все понял.
С выступившими на глазах слезами и подергивающимися губами, Ку Минги не то плакал, не то смеялся. На его лице читалась тревога человека, которому не повезло связаться с полным психом.
- Даже если вы этого не сделаете, я больше никогда не буду досаждать директору Чану.
Чан Бом свободной рукой прижал челку, падавшую на глаза, из последних сил сдерживая нетерпение.
- Просто отрежь и пообещай, что сделаешь, как он говорит, ублюдок. Не заставляй меня сегодня убирать твой труп, - сказал менеджер Ю слегка нетерпеливым тоном, приставив нож к подбородку Ку Минги.
Видимо, это прозвучало достаточно искренне, потому что Ку Минги вдруг тяжело задышал, и его кадык дернулся. Затем он взмолился голосом, срывающимся на плач:
- Да что же вы творите, правда. Я ничего не сделаю. Я правда все забуду, что было связано с директором Чаном. О мести я и мечтать не буду.
- Такие ублюдки, как ты, на это не способны.
Чан Бом прекрасно это знал, потому что и сам был таким же ублюдком. Пусть сейчас он и готов покорно подставить палец, но было очевидно: если позже он случайно снова увидит рожу Ку Минги, ему захочется вернуть долг, забрав уже целое запястье.
Поэтому, если Ку Минги сейчас откажется от предложения Чан Бома, ему не останется ничего другого, как стать трупом прямо здесь и сейчас. Это было лучше, чем оставлять возможность того, что пострадает невинный человек.
Вот почему бандиты должны водиться с бандитами. Провести невидимую черту, отделяющую их мир от мира нормальных людей, и никогда ее не пересекать - вот тот минимум совести, которого Чан Бом придерживался как человек.
Совесть эта была хлипкой, такой, что выбросить не жалко. И именно поэтому ему было так совестно перед Ивоном.
Чем суровее становился взгляд Чан Бома, тем глубже лезвие ножа впивалось в подбородок Ку Минги.
Когда из-под шеи Ку Минги струйкой потекла кровь и он начал задыхаться, менеджер Ю заорал:
Лишь оказавшись на волосок от того, чтобы ему перерезали горло, Ку Минги в панике схватил нож.
Дрожащее острие ножа пронзило безымянный палец левой руки Чан Бома и вонзилось в землю. Когда верхняя половина безымянного пальца отвалилась, а мизинец был изувечен до неузнаваемости, у Чан Бома от боли потемнело в глазах.
Было чертовски больно. Жар, исходивший от пальца, был таким, что, казалось, макушка сейчас закипит.
На мгновение Чан Бом, глядя на Ку Минги налившимися кровью от жажды убийства глазами, пробормотал себе под нос:
- Правда… еще раз увижу - захочется убить.
Ку Минги, с ярко-красными глазами и лицом, мокрым от смеси слез, соплей и прочих выделений из тяжело дышащего носа, выронил нож. Теперь в его взгляде читалась не ненависть, а сожаление.
- Отвезите его кто-нибудь в больницу.
Чан Бом обмотал руку полотенцем, которое ему перекинули через плечо, и поднялся с места.
Менеджер Ю вел внедорожник Чан Бома в сторону больницы, где можно было провести операцию, и спросил:
- Вы что, на путь истинный встали? Зачем позволили отрезать себе палец, которых у вас всего десять? Куда делись ваши слова о том, что ублюдков, которые затаят обиду, надо закапывать пораньше?
- Заткнись. Это все из-за тебя. Кто просил тебя избивать до такого состояния ублюдка, который точно затаит обиду?
На самом деле, дело было в директоре Пэк Чхольги из «Хесона».
Насколько близкими были их отношения, он не знал, но было очевидно, что Ку Минги общался с Пэк Чхольги напрямую. Если сотрудник такого уровня исчезнет, его начнут искать. И если выяснится, что Чан Бом убил человека из его организации, то Пэк Чхольги, как глава, не сможет не отомстить. Таковы были принципы, на которых держалась их структура.
В итоге, враждовать с Пэк Чхольги в этом районе означало идти до конца.
Будучи сиротой, он до сих пор жил, как ему вздумается, но теперь так продолжаться не могло. Все потому, что Чан Бому захотелось, чтобы и у него появился кто-то, кого можно было бы назвать близким человеком.
- Вы из-за того мальчишки так поступаете?
Чан Бом вспомнил того мальчишку, который спал на том самом месте, где он сейчас сидел, - всего лишь сегодня утром.
На самом деле Ивон не храпел и не скрипел зубами. Просто в полной тишине машины он слышал его слабое, ровное дыхание.
Было очевидно, что он устал, поэтому Чан Бом, вместо того чтобы будить, отстегнул ремень безопасности и откинул спинку сиденья. Он наклонился, чтобы дотянуться до рычага регулировки, но Ивон даже не пошевелился, продолжая крепко спать.
Утренний солнечный свет, лившийся из окна, отражался от его прозрачной кожи, и лицо Ивона словно сияло. От его щеки, до которой можно было дотронуться, исходил жар, как у ребенка, больного свинкой. От Ивона пахло как от белья, высушенного на ярком солнце.
И тогда Чан Бому стали интересны не только ночи Ивона, но и его дни, и его утро.
Он хотел проводить с Ивоном ночи, а потом и утро. Этот сильный порыв возбуждал Чан Бома не меньше, чем непристойная фантазия о том, как он вставляет свой член между белых и мягких ягодиц Ивона.
Чан Бом, безучастно глядя в окно, сказал ровным голосом:
- Докхва-я. У тебя есть такой человек, чье дыхание во сне кажется милым, кто кажется тебе красивым даже с заспанными глазами или грязными волосами, и кого тебе хочется накормить завтраком, вымыть ему голову и высушить волосы?
Чан Бом на мгновение замер, затем медленно повернул голову и посмотрел на менеджера Ю с презрением.
- У тебя на племянницу встает?
- Нет, серьезно, у вас все в порядке с головой?
Хоть они и были давно знакомы, менеджер Ю искренне выводил его из себя. Чан Бом резко отвернулся к окну. По сравнению с таким бесстыжим извращенцем, он, всего лишь обдумывающий, как бы соблазнить парня на двенадцать лет младше, был просто ученым мужем и аристократом.
Чан Бом вышел у отделения неотложной помощи и сказал лысому менеджеру Ю через окно водительской двери:
- На какое-то время приставь людей к семье У Чонмина. На случай, если Ку Минги не одумается и ему в голову придут дурные мысли.
- Да. Буду докладывать в сообщениях.
Чан Бом взял пакет со льдом, в котором лежал его палец, и, ворча, направился в приемный покой.
Сукин сын отрезал именно безымянный палец. Единственным утешением было то, что, даже если пришить его не удастся, у основания осталось достаточно места, чтобы надеть парное кольцо.
Чхве Джунён, глядя сквозь витринное стекло минимаркета, спросил тонким, дрожащим голосом:
- Ивон-а. Тот клиент… ты его случайно не знаешь? Он уже второй день приходит…
Ивон, дрожа не меньше Чхве Джунёна, уставился на мужчину, сидевшего за синим столиком перед магазином. Как и сказал Джунён, мужчина уже вторую ночь напролет сидел там и пил пиво до самого рассвета.
Ивон боялся его не только из-за огромного, почти тучного мускулистого телосложения, свирепого вида и татуировки, идущей от лысой головы до шеи.
Дело было в том, что вчера он видел этого человека и возле мясного ресторана.
До вчерашнего дня он старался думать, что это просто новый клиент, переехавший куда-то поблизости, хотя и было странно, что их взгляды так часто встречались через стекло витрины.
Но вчера, когда он уходил с работы из ресторана, он увидел, как этот лысый мужчина стоял в темном переулке и пристально смотрел на него.
Ивон специально пошел домой кружным путем по освещенным улицам. А когда нужно было ехать на смену в минимаркет, он, подумав, вызвал такси.
Кто это? Человек из «Хесона»? Или он знаком с тем парнем, одноклассником хёна Джунёна?
Подозрение, что за ним следят, становилось все сильнее.
Однако сейчас он ничего не мог поделать. Он подумал о полиции, но решил, что, пока ему не причинили реального вреда, заявлять будет бесполезно.
Ивон бросил взгляд на экран кассового аппарата, где светилось 7:50 утра, и скривился, готовый расплакаться. Он вдруг захотел, чтобы восемь часов - конец смены - никогда не наступали.
В 7:55, стоило ему на мгновение отвлечься, как лысый мужчина исчез, и это показалось еще более зловещим.
Наконец, восемь. Ивон закончил собираться и крепко сжал в руке телефон.
Если покажется, что он идет за мной, нужно немедленно звонить в полицию.
Ивон глубоко вздохнул и, едва выйдя из магазина, тут же бросился бежать. Он понимал, что если за ним следили, то его адрес наверняка уже известен. И все же места безопаснее дома не было. Нужно было сначала добраться до дома и запереться, а уже потом думать над решением.
Дом был в тридцати минутах ходьбы - расстояние, которое вполне можно было пробежать на полной скорости.
Он бежал, мечтая лишь о том, чтобы поскорее добраться до дома, как вдруг за спиной раздались тяжелые, гулкие шаги. Бросив быстрый взгляд назад, Ивон пришел в ужас: за ним гнался тот самый свирепый лысый мужчина.
Ивон побежал еще быстрее, лихорадочно соображая.
Позвонить в полицию не было никакой возможности. К счастью, судя по тому, что расстояние между ними понемногу увеличивалось, Ивон был значительно быстрее мужчины, но останавливаться нельзя было ни на секунду.
Ивон свернул с привычного маршрута, направляясь к полицейскому участку. И тут же за спиной раздался крик задыхающегося, словно на последнем издыхании, мужчины:
Значит, он и правда преследовал его. Со слезами на глазах Ивон помчался еще быстрее.
От слез все плыло перед глазами, и он бежал, то и дело мотая головой, как вдруг вдали показалась высокая, статная фигура идущего навстречу мужчины.
Он был еще далеко, и, несмотря на затуманенный слезами взгляд, Ивон узнал его в тот же миг.
Никогда в жизни он так не радовался появлению Чан Бома. В отчаянии Ивон на пределе сил бросился к нему и, сам того не осознавая, закричал:
И тут Чан Бом почему-то резко остановился.
Пока Ивон добегал, расстояние сократилось в мгновение ока, и Чан Бом, казалось, был даже сбит с толку. Не имея времени на раздумья о причинах, Ивон, не сбавляя скорости, крикнул:
- Хён, за мной кто-то гонится!
Ивон смутно ожидал, что Чан Бом развернется и побежит вместе с ним.
Но вместо этого он со всего размаху врезался в его каменную грудь.
Удар был таким сильным, что Ивон отшатнулся на шаг назад и, потеряв равновесие, чуть не упал. Он не упал лишь потому, что Чан Бом тут же крепко схватил его за предплечье.
Ивон тут же оказался в его широких объятиях.
Ивон широко распахнул глаза, когда Чан Бом внезапно обнял его со всей силы.
Он был настолько ошеломлен, что на мгновение даже забыл, что за ним кто-то гонится.
Ивон почувствовал, как Чан Бом, обхватив его с силой, способной сломать позвоночник, уткнулся носом ему в макушку и принюхивался. Но еще больше его смутило лицо Чан Бома: оно было красным, а выражение - растерянным, словно он вот-вот потеряет сознание.
Чан Бом растерянно бормотал себе под нос:
- Ха-ах… Какого хрена от мужика так пахнет мылом, блять.
- Послушайте, аджосси… у меня… спина болит.
Стоило ему сказать, что болит спина, как Чан Бом, наоборот, принялся грубо сжимать его поясницу и предплечье, издавая сдавленные стоны.
Невозможно было поверить, что это тот самый человек, который всегда был настолько невозмутим, что трудно было понять, о чем он вообще думает. К тому же, всего два дня назад он сказал, что больше не хочет встречаться с Ивоном.
Пока он в замешательстве водил глазами из стороны в сторону, сзади совсем близко послышалось тяжелое дыхание.
Хённим? Ивон, все еще скованный руками Чан Бома, с трудом повернулся, чтобы посмотреть назад.
Лысый мужчина ошарашенно смотрел на Чан Бома. Но Чан Бому было все равно: он уже согнул колени и терся носом о затылок и шею Ивона, продолжая принюхиваться.
И в следующий миг Ивон почувствовал, как на его шею упало что-то, похожее на крупную каплю дождя.
Лысый мужчина нахмурился и сказал Чан Бому:
Сразу после этого кровь Чан Бома закапала на шею Ивона, и тот, съежившись, издал беззвучный крик ужаса.
Стыд-то какой, сдохнуть можно.
Ивон, у которого волосы на затылке, шея и плечо были измазаны кровью Чан Бома, скривился с откровенным отвращением. Несмотря на это, он достал из сумки влажные салфетки и протянул их сначала Чан Бому.
А затем, с лицом, которое от брезгливости выглядело даже подавленным, он молча, без единого упрека, вытащил несколько салфеток и принялся вытирать свою белую шею.
Чан Бому было стыдно, что он умудрился облить своей кровью из носа парня, который был настолько чистоплотен, что носил с собой влажные салфетки.
Всю дорогу, пока Чан Бом провожал его до дома, Ивон молчал.
Из-за дикого стыда Чан Бом, едва они дошли до дома Ивона, швырнул на землю салфетку, которую держал у носа, и коротко бросил:
- Послушайте. Если у вас есть время, не хотите немного поговорить? - спросил Ивон со своим фирменным прохладным выражением лица, и Чан Бома охватило дурное предчувствие.
Его бросают. Он отрезал себе палец, чтобы спокойно повстречаться с красивым парнем, но все напрасно - его стопроцентно бросают.
Какой бы толстокожей ни была морда Чан Бома, такие вещи он понимал. Поэтому он с неохотой кивнул, и Ивон бесстрастно сообщил ему место, где будет вынесен смертный приговор:
- В этом здании есть крыша. Я только умоюсь и поднимусь.
Лишь когда Ивон скрылся в своей полуподвальной квартире, Чан Бом тяжело вздохнул, словно земля уходила у него из-под ног, и поднялся на крышу.
Поднявшись по темной лестнице и открыв дверь на крышу, он был ослеплен палящим утренним солнцем. Прищурившись, Чан Бом прислонился к стене у двери и стал ждать Ивона.
Спустя десять минут, показавшихся вечностью, на крышу вышел Ивон. От его мокрых волос исходил сладкий аромат.
Увидев Чан Бома, Ивон остановился и прислонился к стене шагах в пяти от него.
Было отчего насторожиться: Ивон, которого он не видел два дня, почему-то закричал «Бом-и хён», и Чан Бом от волнения так сграбастал его в охапку, словно месил тесто, что у него самого кровь из носа пошла. Чан Бом снова тяжело вздохнул.
Ивон, не поворачивая головы, скосил глаза на левую руку Чан Бома и спросил:
Учитывая, что Ку Минги был сукиным сыном, это не было полной ложью.
Ивон бросил на Чан Бома недовольный, полный недоверия взгляд. Впрочем, он, должно быть, давно догадался, что работа у Чан Бома не самая респектабельная.
Так или иначе, решив, что это не его дело, Ивон опустил взгляд в пол и сменил тему:
- Зачем вы попросили своего сотрудника следить за мной?
Было видно, что Ивон немало испугался и встревожился из-за преследования менеджера Ю.
Естественно, он до смерти перепугался, увидев физиономию менеджера Ю. А уж такой настороженный к незнакомцам человек, как Ивон, и подавно.
Хотя Чан Бом и велел присмотреть за ним какое-то время из-за беспокойства, но он и представить не мог, что менеджер Ю будет следовать за Ивоном, не скрываясь. Наверное, тот в зеркало не смотрится.
В любом случае, парень был впечатлительным, так что о деле с Ку Минги, которое уже было улажено, лучше было помалкивать. Чан Бом, приподняв бровь, нашел подходящее оправдание:
- Ночью опасно ходить. В том районе темные переулки.
- Вы же сказали, что больше не будете со мной встречаться.
От этих слов, которые он слышал впервые, Чан Бом невольно посмотрел на Ивона.
Ивон, безучастно смотревший в пол, казался чем-то раздосадованным. Чан Бом склонил голову набок и тут же понял: «А-а». Похоже, Ивон не так понял его слова о том, что ему больше не нужно встречаться с ним каждую неделю.
- Я сказал, что перестану беспокоить тебя после ночи. Тебе ведь тоже нужно спать.
- Но в другое время мы ведь не видимся.
- Я собирался провожать тебя на работу и встречать с нее.
Он и сейчас, сразу после выписки, как раз шел к минимаркету, чтобы встретить Ивона. Неужели он запретит и это?
Даже если и так, прекращать он не собирался. Ивон и на свидания-то соглашался не по доброй воле. Терять в его глазах было уже нечего, а ситуация Чан Бома была довольно срочной, чтобы потакать каждому капризу Ивона.
Конечно, Чан Бом был не из камня, и на душе у него скребли кошки. Но что еще оставалось, кроме как отчаянно добиваться своего? Нуждающийся всегда бегает за тем, кто ему нужен, - только и подумал он.
Но тут Ивон неожиданно понизил голос и тихо пробормотал:
- Те кроссовки, что вы мне подарили… Аджосси, на самом деле, я их не носил не потому, что берег, а потому что мне казалось, что я не должен их носить, раз вы мне не нравитесь. Мне было бы слишком совестно.
Это оправдание или контрольный выстрел?
Понятно, его конек - спокойно, без злого умысла, рвать Чан Бому сердце на части. В конце концов, услышав, что он ему ни капельки не нравится, Чан Бом нахмурился и проворчал:
- Я прекрасно понял, что я тебе противен, хватит об этом.
- Ты по-всякому умеешь выводить человека из себя.
Ивон покраснел и еще ниже опустил голову. То ли обидевшись на резкие слова, он плотно сжал губы и уставился на свои ноги.
Чан Бом машинально проследил за взглядом Ивона, опустил голову и на мгновение замер, увидев на нем те самые кроссовки, которые он ему купил.
Он не сразу понял, в чем дело. Пораскинув мозгами и сопоставив одно с другим, он наконец озвучил вывод, к которому пришел:
Ивон вспыхнул еще сильнее. Выражение его лица было неоднозначным, но он не мог сказать «нет», и было похоже, что он и сам сбит с толку и растерян.
Чан Бом недоумевал все больше.
Когда он поцеловал его в первый раз, Ивон явно испытывал отвращение. Ивон был не просто безразличен к прикосновениям, в отличие от своих сверстников, - он их сторонился. Чан Бом подумал, что у него просто нет опыта, и решил начать с поцелуя. Как говорится, аппетит приходит во время еды.
Но тогда на лице Ивона было не просто отвращение от внезапного поцелуя, а настоящее оскорбление.
Затем, помня, как Ивон приходит в ужас от одного слова «мастурбация», он с трудом подобрал слова:
- В том смысле, что хочется держать меня за руку и целовать?
- Насчет этого я пока не уверен.
Если не уверен, нужно просто попробовать еще раз.
Почему Ивон вдруг передумал, было совершенно неважно. Понимая, что второго такого шанса может не быть, Чан Бом без колебаний встал прямо перед ним. Ивон, полностью оказавшись в тени его огромной фигуры, загораживающей солнце, робко поднял взгляд.
И тут же послушно закрыл глаза, словно ожидая поцелуя.
В этот момент сердце Чан Бома готово было выпрыгнуть из груди. Он наклонил голову, приближая свое лицо, и почувствовал безумное напряжение. Чан Бом провел дрожащей рукой по левой стороне груди и подумал:
Псих, испугался какого-то поцелуя, твою мать.
И это в его-то возрасте, когда куда более откровенные утехи стали для него скучной рутиной.
В итоге Чан Бом лишь слегка коснулся губ Ивона, издав едва слышный «чмок», и тут же отстранился. С тревогой ожидая оценки, он пристально посмотрел в глаза Ивону.
Ивон лишь удивленно хлопал своими кошачьими глазами, в которых ничего нельзя было прочесть.
В тот же миг, как он об этом подумал, Ивон снова закрыл глаза и поцеловал его сам.
В отличие от первого раза, губы Ивона мягко приоткрылись, и Чан Бом, не медля, ввёл в них свой язык. Чан Бом с облегчением почувствовал, что Ивон послушно, без всякого сопротивления, принимает его язык, и медленно закрыл глаза.
Даже во рту Ивон был гладким. Зубы ровные, а язык - невероятно мягкий и податливый. Весь его рот был узким и скользким.
Ему захотелось провести языком по нёбу Ивона и проникнуть до самой глотки, поэтому он схватил его подбородок, и заставил открыть рот немного шире.
Чан Бом, всасывая слюну Ивона, подумал.
Возможно, оттого, что он так долго и мучительно этого ждал, вкус казался еще восхитительнее. Впервые в жизни он чувствовал, будто занимается сексом, просто целуясь.
Было приятно. Казалось, он мог бы заниматься этим весь день.
Губы Чан Бома были неожиданно мягкими, а язык - сладким. Он не знал, что делать, и просто завороженно отдавался ощущениям, пока его рот исследовали. Большая ладонь сжала его подбородок, слегка поворачивая голову. Угол соприкосновения их губ стал идеальным, и языки сплелись глубже.
Толстый кусок плоти, с трудом помещавшийся у него во рту, щекотно лизнул его нёбо и мягкую ткань за ним. Ивон все больше возбуждался и, сам того не осознавая, обнял широкие, высокие плечи Чан Бома и принялся сосать его большой язык, словно леденец.
Внезапно Чан Бом резко толкнул его в грудь. Их губы разъединились - у него отобрали леденец. В следующий миг большая рука схватила его за плечи и резко развернула.
Ивон даже не успел растеряться, как его ладони уже упирались в стену.
Не успел он опомниться, как его прижало к стене твердое, как скала, огромное тело Чан Бома. Его руки согнулись, щека коснулась стены. И только когда что-то твердое, как бейсбольная бита, уперлось ему в ягодицы, Ивон резко, со звуком «х-х», вдохнул.
Ивон в полном изумлении подумал.
Называть это таким милым словом было нельзя - оно было слишком большим. В голове Ивона эхом отдавались вульгарные ругательства: «хуй», «хер» и тому подобные.
Он и раньше видел Чан Бома возбужденным, но теперь понял, что тогда у него даже не было эрекции.
Тот бугорок, что выпирал спереди на его штанах, не шел ни в какое сравнение с тем, что сейчас настойчиво терлось о его ягодицы, пугающе набухая.
Теперь, ощутив это, он понял, что Чан Бом был гигантом даже для своего огромного, как дверь, тела. Ивон никак не мог поверить, что это тот же самый репродуктивный орган, что и у него.
Ивон невольно скривился, готовый расплакаться.
Чан Бом обхватил его шею своей мускулистой рукой, толщиной не уступавшей голени Ивона, и прикусил мочку его уха. Влажный, зловещий голос спросил:
От шока у Ивона так закружилась голова, что он ответил, даже не успев подумать, что и куда собирался вставить Чан Бом.
- Ха. Если ты так хочешь, я могу тебе подставить, но у меня сейчас хуй взорвется. Так что сначала войду я.
Он не понял ничего из сказанного, кроме одного.
То есть, он собирался сделать это прямо здесь и сейчас. На крыше дома, где жил Ивон, с незапирающейся дверью.
Снимать штаны на улице - такое случалось только в кошмарах его начальной школы. От этой мысли, словно от удара по голове, Ивон пришел в себя.
- Ладно, об этом потом. А сейчас просто прижми бедра друг к другу.
Чан Бом расстегнул пряжку на джинсах Ивона. Ивон, чья шея все еще была в захвате правой руки Чан Бома, все больше мрачнел.
Я же сказал нет, почему он продолжает...!
Ивон схватился за огромную руку Чан Бома, которую едва мог обхватить обеими своими, и, собрав все силы, со всей мочи вонзил в тыльную сторону его ладони самые острые клыки!
Укушенный в руку Чан Бом тут же отпрянул.
Ивон поспешно застегнул расстегнутую Чан Бомом пряжку и тяжело задышал от злости. Чан Бом, держась за укушенную руку с выражением скорее изумления и гнева, чем боли, сказал:
Укус был довольно сильным, так что, должно быть, было больно. И правда, судя по привкусу крови во рту, он, кажется, прокусил кожу на руке.
Ивону ни капельки не было жаль.
- Аджосси, вы же сами первый хотели на меня наброситься.
- Если тебе не нравилось, мог бы сказать словами. К чему было портить такой хороший момент?
- Я и сказал, что не хочу. И мне никакой момент не нравился, - огрызнулся Ивон, сверкая глазами на Чан Бома, который вел себя так, словно сам был жертвой.
Несмотря на это, на лице Чан Бома было обиженное выражение. Он закатил глаза к небу, словно подыскивая оправдание, затем потер подбородок огромной ладонью и начал:
- Нет, ну… Когда ты сказал «нет»... я подумал, что ты сам хочешь войти. А быть тем, в кого входят, - не хочешь.
- Разве не нужно было остановиться, если я сказал «нет» в любом случае?
Тут Чан Бом недовольно сжал губы.
Ивон с подозрением посмотрел на Чан Бома, у которого, казалось, на языке вертелась целая гора упреков, и спросил:
- У вас в судимостях есть изнасилование?
Он и не надеялся, что у того нет судимостей. Но с насильником он общаться не хотел.
На это Чан Бом посмотрел на Ивона с невиданной доселе яростью и процедил сквозь зубы, выговаривая каждое слово:
- Ты, сынок, будь благодарен своей матушке. Если бы она не родила тебя таким милым, я бы тебя сейчас обматерил.
Судя по его лицу, искаженному от оскорбления, насильником он не был.
Хотя Ивон и спросил для проверки, он и сам думал, что Чан Бом просто разгорячился и совершил ошибку. Если бы он собирался напасть, то сделал бы это давно, да и не отступил бы от простого укуса в руку. Чан Бом был из тех, кто и глазом не моргнет, даже если ему ножом под глазом полоснут.
Чан Бом потер тыльную сторону ладони, где остался след от клыков Ивона, и проворчал:
- Это что еще такое... Словно котенка дикого укрощаю.
Коротко цокнув языком, Чан Бом опустил руку и продолжил:
- Ночью, когда закончишь работать, звони. Я за тобой приеду.
Ивон с таким же угрюмым видом, как и у Чан Бома, кивнул.
Значит, меня все-таки не бросили?
Это было облегчением. Несмотря на злость из-за того, что тот самовольно пытался снять с него штаны, он почувствовал облегчение.
И тут ему внезапно пришло в голову: время еще раннее, завтракал ли он? Вспомнив и о просьбе матери, Ивон, не меняя сурового выражения лица, сказал в спину Чан Бому:
- Не хотите позавтракать у нас дома?
Чан Бом повернул голову и мельком взглянул на Ивона. Казалось, он на мгновение задумался, а затем невозмутимо кивнул.
Когда они спустились в квартиру, мать как раз накрыла на маленький столик в гостиной и кормила завтраком Хэджу.
Услышав, как открылась входная дверь, мать с улыбкой подняла голову, но, увидев огромного мужчину, вошедшего вслед за Ивоном, застыла с ошеломленным видом. Ивон коротко представил ей Чан Бома:
- Мам, это Бом-и хён. Я встретил его по пути из магазина, он еще не завтракал, вот я и привел его.
- Здравствуйте, давно не виделись.
Услышав вежливое приветствие, мать очнулась, вскочила с места и засуетилась.
Вскоре, с трудом уместив на тесном столике тарелку с рисом, супницу и приборы для Чан Бома, мать смущенно проговорила:
- Я как раз говорила Ивону, что надо бы тебя, Бом-и, как-нибудь позвать на ужин. Но я не думала, что он приведет тебя так внезапно. У меня и не наготовлено ничего, а он, право слово, как будто друга после школы домой привел.
- Это я напросился. Я понимаю, что это невежливо с самого утра, но я подумал, что если предупрежу заранее, вы начнете готовить специально для меня, поэтому решил зайти при первой же возможности.
Хотя на предложение позавтракать он раздумывал ровно три секунды, слова его лились рекой.
Впрочем, он был старым другом Чонмина, так что не было ничего странного в том, что он собирался когда-нибудь навестить мать. Ведь он говорил, что еще в старшей школе приходил в дом Ивона, и мать его кормила.
Чан Бом зачерпнул полную ложку риса, обмакнул ее в суп, съел и широко улыбнулся.
- Вы все так же прекрасно готовите. В Сеуле я часто вспоминал вашу еду.
Быстро управившись с двумя мисками риса, Чан Бом вкратце рассказал матери о том, как у него дела.
- Я жил в детском доме, потом переехал в Сеул, прожил там ровно семнадцать лет. Был у меня опекун, председатель Чо Тэюн, благодаря ему я, хоть и окончил только школу, жил вполне неплохо. Работал под его началом, а вернулся почти три месяца назад.
Услышав то, чего не знал, Ивон пристально посмотрел на Чан Бома. И правда, он почти ничего не знал о Чан Боме.
Ивон удивился не тому, что Чан Бом был совершенно один или не окончил школу, а тому, что этот человек вообще способен так долго говорить. Слушая его, он понял, что тот, к его удивлению, был весьма красноречив.
Ивон почему-то не мог вклиниться в разговор Чан Бома и матери и лишь сидел с широко открытыми глазами, поглаживая уснувшую Хэджу.
Чан Бом внезапно нахмурился и добавил серьезным тоном:
- Мне искренне жаль из-за того, что случилось с Чонмином.
- Спасибо, что говоришь это. И спасибо, что заботишься о нашем Ивоне, - с готовностью улыбнувшись, ответила мать, но тут же ее лицо слегка омрачилось тревогой, и она спросила:
- Кстати, а что у тебя с рукой?
Невозмутимо ответил Чан Бом и поднял забинтованную руку. Ивон тут же нахмурился и вмешался:
- А вы же говорили, что вас собака укусила.
«Черт». Именно это было написано на лице Чан Бома, когда он вдруг вскинул глаза к потолку. Мать, ничего не понимая, с тревогой переводила взгляд с Ивона на Чан Бома.
После недолгого раздумья Чан Бом покорно признался:
- Бандит, с которым я сцепился, отрубил палец, а потом его пришили обратно.
Значит, про собаку он все-таки соврал.
Мать побледнела и тут же потеряла дар речи, а Ивон надулся скорее оттого, что дважды видел, как Чан Бом врет, не колеблясь и даже не меняясь в лице.
Словно почувствовав, как похолодала атмосфера, Чан Бом поднялся с места и сказал:
- Спасибо за еду. Ещё увидимся.
Когда Чан Бом встал, дом показался еще теснее, чем обычно. Мать, словно подавленная одним его видом, не смогла ни поднять головы, ни проводить его.
Заметив, что Чан Бом собирается уходить, Ивон осторожно уложил спящую Хэджу на диван, чтобы не разбудить, и тоже быстро встал.
Чан Бом обернулся на Ивона, который тут же увязался за ним до самой входной двери, и сказал:
- Не выходи, останься с мамой.
Несмотря на это, Ивон все равно вышел за Чан Бомом.
Словно ожидая упреков от Ивона, Чан Бом закурил, стоя у входа в здание.
- Как можно было такое говорить маме?
Чан Бом, может, и не знал, но из-за него Ивон оказался в неловком положении.
Мать хоть и делала вид, что не знает, но она догадывалась, что именно Чан Бом был тем, кто заставил Ивона плакать, бросив его. А теперь, после таких слов, она будет беспокоиться каждый раз, когда Ивон будет хоть намекать на то, что идет встречаться с Чан Бомом.
Ивона злило, что Чан Бом так невозмутимо солгал ему, но еще больше бесило то, что человек, который так хорошо умеет врать, взял и выложил всю правду именно его матери.
Разве он не из тех наглецов, что могут придумать любое подходящее оправдание в такой ситуации?
- Аджосси, если вы так говорите, она же неправильно вас поймет, подумает, что вы какой-то странный.
- Это не недоразумение. Все именно так, как я сказал твоей матери.
На это Ивону было нечего возразить, и он потерял дар речи. Чан Бом со злобной гримасой швырнул сигарету на землю.
- Твоя мать должна знать, что за тип крутится вокруг тебя.
Чан Бом выглядел почему-то расстроенным. Он пристально посмотрел на Ивона и с досадой раздавил сигарету ботинком.
Ивон тоже обиделся на Чан Бома, который, выместив злость, резко развернулся и ушел.
Почему он срывает на мне злость за то, что он сам бандит?
То есть, Чан Бом заранее знал, что не понравится матери Ивона, и из-за этого злился.
Вернувшись домой, Ивон вздрогнул, увидев мать, которая так и сидела на полу в гостиной.
Мать, которая казалась спокойной в присутствии Чан Бома, теперь сидела с искаженным лицом и тяжело дышала. Словно она не могла нормально дышать все то время, пока Чан Бом был в доме.
Тем временем проснувшаяся Хэджу, ничего не понимая, смотрела на бабушку с таким обеспокоенным видом, что вот-вот готова была расплакаться.
Ивон поспешно подбежал к ней, и мать без предисловий спросила:
- Тот человек, который хотел с тобой встретиться... это был Бом?
Похоже, она больше не могла делать вид, что ничего не знает.
Мать, конечно, беспокоилась. Хоть он и был хорошим другом Чонмина, он был на двенадцать лет старше Ивона и занимался опасными делами.
Наверное, сейчас мать отчаянно молилась, чтобы ее второй сын был просто геем. Хотя сам Ивон не был уверен, так ли это на самом деле. Однако то, что его сердце склоняется к Чан Бому, было правдой.
До сих пор он не проявлял особого интереса ни к Чан Бому, ни к отношениям с ним, но теперь ему хотелось узнать больше. Врать сейчас не было смысла, поэтому Ивон, поколебавшись, кивнул.
- Ивон-а, ты что, не понимаешь, что он за человек?
Как он мог не понимать. Ивон своими глазами видел, как Чан Бом избивает людей.
По крайней мере, Ивон знал Чан Бома лучше, чем его мать. Поэтому он знал и то, что внешность - это далеко не все, что есть в Чан Боме.
- Я знаю. Но Бом-и хён... он хороший.
Это была истина, которую нельзя было понять, судя только по внешности или работе Чан Бома. Поэтому слова Чан Бома «это не недоразумение» были неправдой. Надо было ему так возразить раньше. Он с досадой подумал об этом слишком поздно.
- Мама ведь и сама говорила, что хён нам раньше помогал. И дело не только в прошлом, Бом-и хён и сейчас мне во многом помогает. Хён и с долгом в «Хесоне» разобрался.
- Он разобрался с долгом в «Хесоне»? Ты занял деньги у Бома?
Увидев выражение лица матери, словно ее ударило громом, Ивон и сам подумал: «Черт».
Он ляпнул то, о чем раньше не мог сказать, в самый неподходящий момент. Теперь было очень легко подумать, что он вынужденно встречается с Чан Бомом из-за долга. Но он не мог объяснить, что Ку Минги угрожал ему.
Ивон изо всех сил, как только мог, вступился за Чан Бома.
- Я правда встречаюсь с хёном, потому что он мне нравится. Если я говорю «нет», Бом-и хён ничего не делает. И если вдруг случится что-то неприятное, я вам сразу скажу, так что не переживайте.
Ивон с трудом успокоил мать, а затем, поддерживая ее, пока она, постанывая и пошатываясь, опускалась, осторожно уложил ее на пол и подложил ей под шею подушку.
И все же, лучше быть осторожным.
Хотя он и сказал матери, чтобы успокоить ее, что Чан Бом хороший, было правдой и то, что он опасный человек с грубыми манерами. А еще он был из тех, кто мог непредсказуемо измениться, если разозлится или потеряет контроль.
Одного того, что случилось на крыше всего несколько десятков минут назад, было достаточно, чтобы остерегаться Чан Бома. Ивону не хотелось, чтобы мужчина такого телосложения, как Чан Бом, внезапно утащил его в темный угол и сделал с ним что-то ужасное.
Пока я не получу нормальных извинений, я ни за что не помирюсь.
Чтобы выспаться перед работой в мясном ресторане, Ивон задернул плотные шторы и лег на матрас.
Он тихо лежал в темной, как ночь, комнате, и его лицо снова вспыхнуло. Ивон натянул на пылающее лицо мягкое одеяло и подумал.
И все же... поцелуй был очень хорош.
Он слышал о том, каково это - целоваться, но испытал это на себе впервые. Оказывается, во время поцелуя чувствуешь, будто тебя считают милым и лелеют.
Ивон, который обычно засыпал, едва коснувшись головой подушки, на этот раз почему-то долго ворочался. Сердце билось все сильнее, и сон не шел. Решив, что нужно уснуть во что бы то ни стало, он резко повернулся на бок и крепко зажмурился, но ощущение того, как язык исследовал его рот, было таким ярким, что у него то и дело поджимались пальцы на ногах.
Хочется поскорее помириться и сделать это снова.
От смущения Ивон изо всех сил старался подавить всплывающее в памяти ощущение того, как он сосал язык Чан Бома, и пытался заснуть.
Десять часов вечера. Чан Бом уже был у мясного ресторана.
В ожидании, пока Ивон закончит работу, он стоял, прислонившись к стене в переулке напротив, и курил.
Чан Бом поднял правую руку и сквозь едкий дым зажатой во рту сигареты посмотрел на след от клыков Ивона на тыльной стороне ладони. Он так сильно затянулся, что щеки втянулись, и прищурил один глаз.
Даже след от его зубов красивый.
Укусил бы чуть сильнее, остался бы шрам. Жаль.
Вскоре вывеска ресторана погасла, и за стеклянной витриной стало видно, как Ивон прибирается. Вскоре он закончил готовиться к уходу и кому-то позвонил. Телефон Чан Бома завибрировал.
Когда он ответил, раздался привычный, ничем не отличающийся от обычного, равнодушный голос.
Чан Бом повесил трубку и докурил сигарету.
Ивон, словно не ожидавший, что Чан Бом уже будет на месте, не сразу вышел из ресторана, а замешкался. Присмотревшись, Чан Бом понял, что тот переобувался. Ивон, конечно, любил прихорашиваться, но дом был в двух шагах, и ночью его никто не видел - то, что он всё равно переобулся, было довольно странно.
Когда Ивон собрался выходить, Чан Бом потушил сигарету и двинулся ему навстречу.
Ивон, еще не заметивший Чан Бома, стоял у дверей ресторана, то и дело поглядывая на свои ноги и хихикая. Его улыбающееся лицо было таким непривычным, что Чан Бом, склонив голову набок, подошел ближе. Подойдя, он увидел обувь Ивона. Увидев, что Ивон надел кроссовки, которые он ему купил, Чан Бом усмехнулся.
На работе носить жалко, а показать, что носишь, хочется?
Вот почему он приложил столько усилий, чтобы принести новые кроссовки в пакете и переобуться. Поступки у него были как раз как у двадцатидвухлетнего парня.
До чего же милый. Пока он думал об этом, он уже оказался прямо перед Ивоном.
Увидев Чан Бома, Ивон, до этого хихикавший, внезапно сделал каменное лицо. Такая резкая смена выражения показалась странной, но то, что Ивон вел себя с ним холодно, было не новостью.
Ивон даже не спросил в ответ, ужинал ли Чан Бом, а резко развернулся и зашагал в сторону дома. От него веяло обидой, но Чан Бом все больше недоумевал, так как не видел для этого никаких причин.
Всю дорогу до дома Ивон демонстративно молчал.
Такой, как Ивон, вполне мог с опозданием почувствовать неловкость из-за того, что сосал и кусал язык Чан Бома.
Чан Бом невольно вздохнул, думая о том, как далек тот день, когда сможет заставить парня взять член в рот, если тот стесняется даже поцелуя. И все же то, что Ивон его стеснялся, было довольно приятно.
Только когда они дошли до жилого дома, расположенного недалеко от ресторана, Ивон произнес первые слова:
- И ты вот так просто зайдешь?
Вот же ж, неужели он думает, что я отложил сегодняшнюю поездку в Сеул и любезно проводил его сюда, чтобы просто прогуляться под луной?
Если бы дело было только в охране, он бы приставил к нему менеджера Ю. Разумеется, Чан Бом не собирался уходить, просто увидев лицо Ивона. Если человек приложил столько усилий, то поцеловать в ответ - это просто по-человечески.
Чан Бом схватил за руку Ивона, который уже собирался войти в подъезд, и развернул его к себе.
Насколько же ему было стыдно, что он так колюче смотрел на Чан Бома. Он обхватил обеими руками щеки Ивона, и его лицо, такое маленькое, что ладони казались велики, было полно недовольства.
Что-то было не так. Хоть это и казалось невозможным, ему все время чудилось, что Ивон злится.
Но если бы он злился, то даже Ивон должен был хоть немного бояться. Да даже котенок, обнаживший клыки и шипящий, был бы свирепее Ивона. К тому же, для сердитого его лицо было слишком милым.
Чан Бом большим пальцем нежно провел по верхней губе Ивона, а затем приподнял ее, чтобы увидеть клык. Маленький острый клык странным образом возбуждал, и он медленно наклонил голову, приближая свое лицо, чтобы поцеловать его.
За миг до того, как их губы соприкоснулись, Ивон холодно пробормотал:
Чан Бом вздрогнул, его густые брови дрогнули, и он замер.
Разве мы не закончили с этим утром? Кровь, что уже готова была вскипеть, остыла, и Чан Бом медленно открыл глаза, глядя в ответ на Ивона.
- И долго ты собираешься это припоминать?
- До тех пор, аджосси, пока не почувствую себя в безопасности, оставаясь с вами наедине в одной комнате.
Это означало, что сейчас он не чувствует себя в безопасности, и это определенно было проблемой.
