Кислый виноград доминантного альфы. Глава 59
Когда Хёну снова открыл глаза, был поздний вечер – солнце уже начало скрываться за горным хребтом.
По мере того как сознание постепенно возвращалось, он ощутил знакомое прикосновение к своему лбу. Тэгон, лежавший рядом, ласково гладил его волосы.
В тот момент, когда он попытался встать, его ягодицы пронзила острая боль, словно они разрывались. Тэгон, почувствовав это, подавил стон и поспешил поддержать падающего Хёну.
- По-твоему, это выглядит как "в порядке"?
Ах... Хёну поморщился от неловкости из-за случайно вырвавшихся слов. Он же не видит, правда.
Тэгон усмехнулся на резкое извинение Хёну. И тут из живота Хёну раздалось громкое урчание.
И надо же, именно в этот момент…
Хёну стиснул губы от неловкости, а Тэгон, не замечая этого, бестактно спросил:
- Ты голоден? Заказать тебе омурайсу?
От этих слов щеки Хёну вспыхнули. Похоже, Тэгон до сих пор помнил, как давным-давно, после каждой близости с K, Хёну заказывал омурайсу через обслуживание номеров.
Мысленно упрекая Тэгона за то, что тот так хорошо помнит ненужные детали, Хёну вдруг ощутил непреодолимый голод, представив аппетитный омурайсу под желтым одеялом из яичницы.
Черт. Надо было резко отказаться, сказав, что это не смешно, но...
Он не смог устоять перед нахлынувшим аппетитом. Образ омурайсу, возникший перед глазами, упорно не желал исчезать.
Не успел Хёну ответить, как Тэгон взял трубку со стола и попросил Скотта принести омурайсу. Это было так неловко, что Хёну захотелось провалиться сквозь землю.
Когда Тэгон вернулся на место, Хёну поспешил сменить тему:
На что Тэгон ответил: "Один день."
Переспросил с недоверием Хёну.
Тэгон, который так настойчиво овладевал им, словно ждал только этого дня. Хёну думал, что он, пользуясь его бессознательным состоянием, будет утолять свою похоть как зверь два, нет, как минимум три дня... а оказалось, всего один день?
Почувствовав недоумение Хёну, Тэгон пояснил:
- Я сильно сдерживался. После того как ты потерял сознание, я тебя не трогал.
- …Кроме случая, когда мыл тебя.
Только сейчас Хёну осознал, что его тело чистое и свежее, без неприятных ощущений. И халат, и простыни на кровати были чистыми, как новые.
Когда Хёну опустил взгляд, изучая постель, до его ушей донесся осторожный голос Тэгона:
- ...Я обещал быть осторожным.
- В следующий раз постараюсь, чтобы не было больно.
В следующий раз. От этих слов у него на мгновение закружилась голова.
Да, будет и следующий раз. Осознание того, что ночь, подобная вчерашней, будет повторяться каждый месяц, вдруг показалось странным.
Пока неловкое молчание заполняло комнату, раздался стук в дверь – тук, тук.
Вздрогнув от испуга, Хёну мгновенно спрятался под одеяло с головой. Может, ему только показалось, что в голосе Тэгона, приглашающего войти, слышится легкая усмешка?
Старая дверь открылась, и звук катящихся колес постепенно приближался. Бряц, бряц. После звука тарелки, поставленной на стол, чье-то присутствие начало удаляться, и наконец, с щелчком закрывшейся двери, вокруг стало тихо.
Из-за отсутствия зрения казалось, что все чувства сосредоточились на слухе. Хёну услышал обостренным слухом, как Тэгон зовет его: "Хёну-я."
Только тогда Хёну высунул глаза из-под одеяла, чтобы убедиться, что в комнате никого нет, и попытался встать с кровати.
Из-за боли, разрывающей ягодицы, из уст Хёну вырвался невольный стон.
Хёну совершенно не мог сделать ни шага. Дело было не в том, что секс прошлой ночью был настолько жестоким, что довел его тело до такого состояния. Скорее, проблема была в том, что его тело, годами не имевшее близости, было слишком напряжено, когда принимало Тэгона. Не только нижняя часть, которую беспрестанно пронзали, но и мышечная боль по всему телу была невыносимой.
Когда Хёну застыл на месте, держась за поясницу и не зная, что делать, подошедший Тэгон неожиданно поднял его на руки.
Хёну забился в руках Тэгона, который поднял его так же легко, как сам Хёну поднимал Джерома.
- Что ты делаешь? Не надо! Опусти меня!
Потеряв равновесие от борьбы, Хёну пошатнулся назад, а затем, спохватившись, обхватил шею Тэгона и повис на нем.
Быстрое биение сердца Хёну, испугавшегося падения, отчетливо отдавалось в ушах Тэгона. Сладкий запах тела хлынул в легкие Тэгона, полностью окутанного теплом Хёну. Губы Тэгона, шагающего с Хёну, крепко прижатым к его груди, слегка дрогнули.
Тихий голос, прозвучавший сквозь стиснутые зубы, затерялся в шумном дыхании Хёну.
Отодвинув ногой стул, Тэгон усадил на него Хёну. Покрасневший до ушей Хёну, прикусив губу, уставился на омурайсу перед собой.
Словно действительно видя это выражение лица Хёну, Тэгон взял ложку и вложил ее в руку Хёну. Хотя следовало оттолкнуть и велеть убрать, желтый омурайсу перед глазами соблазнительно манил своим аппетитным видом.
Не в силах больше сопротивляться запаху, возбуждающему аппетит, Хёну взял ложку и начал есть омурайсу.
Каждый раз, когда ложка ударялась о тарелку, раздавался веселый звук – бряц, бряц.
Не зная, что губы Тэгона, внимательно прислушивающегося к этому звуку, изогнулись в приятной улыбке, Хёну мгновенно опустошил тарелку с омурайсу.
Повседневная жизнь в особняке, текущая как обычно, заметно изменилась за два дня до операции Тэгона.
*
Хёну, видимо, спросонья выключил будильник и в итоге проспал. Наскоро собравшись, он едва успел прибыть в столовую вовремя.
Работники особняка собрались вместе за завтраком. Необычно оживленная атмосфера и странно возбужденные выражения их лиц вызывали недоумение.
Кэрол бодро ответила на приветствие Хёну.
- Произошло что-то в мое отсутствие? Все выглядят такими радостными.
Кэрол смущенно улыбнулась и, наклонившись к Хёну, тихо прошептала:
- На самом деле, немного раньше заходил менеджер и представляете, с завтрашнего дня всем дают трехдневный оплачиваемый отпуск!
- Да, я чуть не закричала от радости. Думаю воспользоваться возможностью и съездить куда-нибудь.
Внезапный оплачиваемый отпуск. Скорее всего, это связано с операцией Тэгона.
- Сказали, что сразу после окончания смены можно уходить, так что мы собираемся отправиться, как только закончим работу. А вы, Иан? Менеджер просил передать, что приготовит транспорт.
- А, я поеду отдельно. Не беспокойтесь обо мне.
Хёну отказался и направился на кухню, где вместе со Скоттом подготовил еду для Тэгона.
Может быть, из-за необычной атмосферы в особняке? И без того обостренные в последнее время нервы стали еще более чувствительными. На самом деле, он и вчера плохо спал. Это было из-за напряжения перед операцией Тэгона, которая неожиданно быстро наступила - уже завтра.
Однако в отличие от него, сам Тэгон, похоже, ничуть не изменился. Он выглядел не просто не напряженным, а даже спокойным, и Хёну, не выдержав, внезапно спросил во время ужина:
В ответ на этот неожиданный вопрос Тэгон бросил на него взгляд, словно прося объясниться понятнее.
- Я про операцию завтра. Вы не волнуетесь?
- А что? Вам страшно? - с легкой улыбкой спросил Тэгон.
- ...Немного. Ведь это серьезная операция. С общим наркозом. Не беспокоит, закончится ли все благополучно? Вернется ли зрение полностью? Разве вас не тревожат такие вещи?
Несмотря на обеспокоенный голос, бесстрастное лицо Тэгона выглядело так, будто он слушал чужую историю. Нет, более того, его выражение казалось даже каким-то довольным.
- Похоже, вы беспокоитесь обо мне?
От этих несерьезных слов лоб Хёну нахмурился. Он вспомнил, что уже получал подобный вопрос раньше. Тогда Тэгон притворился больным, заставив всех сильно переживать, а потом спрашивал, беспокоился ли он о нем. Тогда Хёну намеренно был с ним холоден. И вот, словно ему все нипочем, Тэгон задает тот же самый вопрос, и Хёну раздраженно ответил:
- ...Да. Ведь это я настоял на операции.
Только произнеся это, Хёну почувствовал, что столкнулся лицом к лицу с тем, что делало его таким неспокойным.
Так вот в чем дело. Причина, по которой он не мог спать перед операцией Тэгона и весь день чувствовал себя неуютно. Да, скорее, чем беспокойство за Тэгона, это был страх перед ответственностью, которая ляжет на него.
- Если результат будет неудовлетворительным, это ведь будет моя ответственность.
Он чувствовал себя трусом из-за таких мыслей, но считал, что для их отношений это было вполне естественно.
Разве они не договорились о таких отношениях, чтобы не возлагать друг на друга чувство вины или ответственность?
Однако, похоже, Тэгон думал иначе, и его выражение лица странно застыло. Нарушая опустившееся молчание, Тэгон сказал:
- ...Я делаю это по собственному желанию.
- Поэтому вам не нужно беспокоиться о том, что будет потом.
Тон Тэгона стал таким же холодным, как у Хёну, но в его зрачках все еще мерцал невыразимый жар, неизменно направленный на Хёну.
Хёну поспешно отклонил голову назад, уклоняясь от руки, которая потянулась к его щеке вместе с тихим голосом.
Выражение лица Тэгона стало горьким, когда он медленно опустил свою руку, протянутую в пустоту, услышав голос Хёну, звучавший теперь более отдаленно.
- Тогда все в порядке. Даже если результат будет неудачным, здесь ничего уже не изменится.
От его отрешенного ответа, будто он отпустил всё, Хёну почувствовал, как его сердце тяжело падает на землю.
Если бы Тэгон злился на свое нынешнее положение, кричал и обвинял, он бы не чувствовал этого. Ведь именно сильная эмоциональная реакция свидетельствует о привязанности к жизни. Но в Тэгоне не было ни малейшего признака такого поведения.
Его глаза, смотрящие в пустоту, были бесцветны, и казалось, что он не испытывает никаких эмоций к однообразной повседневности и к жизни в целом.
Единственный момент, когда глаза Тэгона оживали и горячо трепетали, был тогда, когда он смотрел на него. Но даже это всегда заканчивалось смирением. И каждый раз, когда это происходило, Хёну охватывало невыносимое чувство.
Ему было трудно игнорировать этот взгляд Тэгона, который, казалось, отказался от жизни или, точнее говоря... отпускал его.
Он не мог понять причину. Ему было неудобно от направленного на него взгляда Тэгона, и в то же время он боялся, что последняя искра тепла в тех глазах погаснет. Он был холоден к Тэгону, стараясь не привязываться, но при этом беспокоился о том, что может потерять это неизменное тепло, направленное на него.
Не понимая самого себя, Хёну осторожно обхватил безвольно опущенную руку Тэгона.
Плечи Тэгона напряглись от удивления при контакте с Хёну, который внезапно изменил свое отношение после холодного игнорирования. Притворяясь, что не заметил этого, Хёну заговорил.
- Всё же, я хочу, чтобы операция прошла успешно.
- Так что завтра постарайтесь на операции.
Тэгон слегка приподнял бровь, словно его поддержка была неожиданной, и Хёну почувствовал через ладонь, как тот крепко сжал кулак.
К опустевшему особняку, ставшему еще более мрачным после отъезда большинства работников, с раннего утра начали прибывать один за другим незнакомые микроавтобусы.
Не спавший всю ночь, Хёну встал и направился к источнику грохота, который слышался уже некоторое время. Рабочие в спецодежде входили и выходили из особняка, переоборудуя одну из комнат на нижнем этаже в стерильное помещение. Наблюдая за операционной, которую начинали заполнять медицинским оборудованием неясного назначения, Хёну вспомнил слова Хакгю.
Это была операция по пересадке не части ткани, такой как роговица или радужка, а всего глазного яблока в глазницу. Хакгю несколько раз выражал беспокойство, говоря, что хотя побочных эффектов иммунного ответа не будет, так как глазное яблоко было создано путем клонирования стволовых клеток Тэгона, сложность самой операции была чрезвычайно высокой и представляла собой сложную задачу даже для группы Тэрён. Это была серьезная операция, которая продлится более шести часов.
Хёну нахмурился, вновь почувствовав, как скручивается его желудок при воспоминании о словах Хакгю о том, что если трансплантированное глазное яблоко не соединится должным образом со зрительным нервом, то вскоре оно сморщится, как сушеный финик.
Тэгон не придавал этому значения, говоря, что даже если операция пройдет неудачно, ничего не изменится по сравнению с его нынешним состоянием, но Хёну думал иначе.
Если операция, которую проводит Тэрён, закончится неудачей, вероятность восстановления зрения Тэгона будет практически нулевой. Поскольку других альтернатив Тэрёну не существовало, это означало, что он никогда не сможет видеть снова.
Когда начал брезжить рассвет, снаружи особняка снова поднялся шум.
Хёну, не сомкнувший глаз всю ночь, отодвинул шторы и взглянул в окно. Несколько крупных седанов остановились перед особняком.
От выходящих оттуда пожилых людей исходило ощущение неоспоримого опыта и мастерства. Хёну сразу понял, что это авторитетные специалисты Тэрён, которые будут проводить операцию.
Хёну, наблюдавший за входящими в особняк людьми, поспешно покинул комнату. Было слишком рано для визита в комнату Тэгона, но он больше не мог просто ждать.
Он нетерпеливо распахнул дверь еще до того, как голос, разрешающий войти, успел закончить фразу.
Тэгон в больничной одежде сидел на кровати. Рядом с ним стояла длинная металлическая стойка на колесах. От прозрачного пакета капельницы, висящего наверху, тянулась тонкая трубка к внутренней стороне правого локтя Тэгона.
Определив личность вошедшего только по звуку шагов, Тэгон спросил:
Только получив этот вопрос, Хёну понял, что пришел к Тэгону без какой-либо уважительной причины.
Хакгю предупреждал, что перед общим наркозом нельзя не только есть, но даже пить воду. Хёну не мог найти предлога для визита в такой ранний час, когда помощь с едой не требовалась, и, оставив попытки придумать оправдание, честно сказал:
- ...Просто зашел ненадолго. Хотел увидеть тебя перед операцией.
Тэгон не смог скрыть удивления, и Хёну, возможно испытывая неловкость, поспешно продолжил:
- Перед операционной есть даже места для ожидания. Кто увидит, подумает, что это настоящая больница.
- Удачи на операции, я буду ждать снаружи.
Как только он закончил говорить, в дверь постучали. Хёну подошел и открыл ее, увидев дворецкого с суровым выражением лица и за ним медицинский персонал в белых халатах.
Судя по тому, что они привели мобильную кровать на колесах, пришло время отправляться. И действительно, один из них сказал:
- Переместимся в операционную.
В тот момент, когда они, поддержав Тэгона и уложив его на кровать, уже собирались двинуться, в тихой комнате тихо прозвучал голос Тэгона:
- Не забудь обещание.
Чувствуя, будто этот голос сковывает его подобно тяжелым кандалам, Хёну быстро ответил, как будто стряхивая их с себя:
- ...Но чтобы его сдержать, операция должна пройти успешно.
Это было ворчание в смысле "поэтому постарайся на операции".
Дворецкий, наблюдавший за их неформальной беседой и не понимающий ее сути, по очереди взглянул на Тэгона и Хёну со странным выражением.
Когда Хёну поторопил их, остановившаяся кровать Тэгона снова пришла в движение. Звук колес, катящихся по старому деревянному полу, постепенно удалялся, пока полностью не исчез.
Примерно через тридцать минут после того, как Тэгон вошел в операционную, дверь открылась и появился Хакгю в белом халате. Хёну, сидевший на отведенном месте в коридоре, заметил Хакгю и не смог скрыть радости.
Хакгю, услышав обращенный к нему возглас, поднял голову и сразу подошел к Хёну.
- Я не видел вас утром и думал, что вы не придете сегодня.
- Как такое возможно? Я его лечащий врач. Хотя операция не моя специализация, я буду наблюдать за жизненными показателями.
После ответа на лице Хакгю появилось легкое недоумение.
- Кстати, я слышал, что все работники в отпуске?
- А, мне было интересно узнать результат операции Тэгона...
Он уклончиво ответил на вопрос, который, казалось, интересовался причиной его присутствия. Не было необходимости упоминать об обещании или условиях, к тому же он действительно хотел узнать результат операции. Даже сейчас каждая минута казалась мучительной.
Словно заметив тревожное состояние Хёну, Хакгю добровольно сообщил то, о чем его не спрашивали.
- Температура, пульс, давление - все в норме, анестезия прошла успешно. С дыханием тоже проблем нет.
- Да, теперь нам остается только верить, что операция пройдет хорошо, и ждать.
Хёну кивнул Хакгю, который говорил спокойным тоном, словно пытаясь его успокоить.
- Пожалуйста, пройдите пообедать.
Только после приглашения Скотта Хёну осознал, что сейчас время обеда. Хакгю подошел к Хёну, который не спешил вставать со своего места.
- Идите. Я присмотрю тут за всем.
Хёну почти не ощущал вкуса еды. Наскоро перекусив и поднимаясь с места, он получил от Скотта небольшой бумажный пакет. Заглянув внутрь, он увидел два сэндвича.
Это был обед для Хакгю, который не мог покинуть свой пост. Вернувшись с пакетом к месту ожидания, Хёну заметил высокого мужчину в черном пальто, которого здесь раньше не было, стоящего в центре коридора напротив Хакгю.
Хёну прищурился, глядя на знакомую и одновременно незнакомую фигуру со спины. Почувствовав его приближение, мужчина внезапно обернулся.
Узнав друг друга, они обменялись удивленными взглядами.
Хёну первым поклонился, приветствуя Чхве Мусока, отца Тэгона.
Мусок, пристально разглядывавший Хёну, странно скривил губы. В опустившейся тяжелой тишине коридора прозвучал его низкий голос.
- Доктор Квон, не мог бы ты ненадолго оставить нас.
Только после того, как Хёну кивнул Хакгю, показывая, что все в порядке, тот удалился из коридора.
Даже оставшись наедине, Мусок молча продолжал смотреть на Хёну. Его взгляд, долго задержавшийся на униформе Хёну, медленно скользнул от кончиков волос до кончиков ног, осматривая всю его фигуру.
Хёну чувствовал, как по спине бежит холодный пот под этим холодным, змеиным взглядом, но не отводил глаз. Чем сильнее он ощущал себя подавленным, тем прямее держал голову.
Мусок больше не был начальником, которому служил его отец. Хёну стоял перед ним с гордо поднятой головой, напоминая себе, что этот человек не имеет над ним никакой власти. Наблюдая за ним с интересом, Мусок коротко усмехнулся: "Ха."
- ...Так вот оно что. А я думал, с чего вдруг такой каприз...
Взгляд Мусока, который оценивающе рассматривал его, наконец отвел глаза вместе с тихим бормотанием. Чувствуя облегчение, словно наконец выдохнув задержанный воздух, Хёну незаметно восстановил дыхание. Затем решительно спросил:
В ответ Мусок, подняв брови, снова встретился с ним взглядом и улыбнулся, словно находя это забавным.
Когда Хёну сел на скамейку в коридоре, Мусок тоже занял место поблизости.
- Я слышал, ты эмигрировал в Америку. Как ты здесь оказался?
Судя по всему, он совершенно не знал обстоятельств. Это было неудивительно. Ведь Хёну уехал, чтобы полностью разорвать все связи с Кореей. Если бы Мусок знал обо всем, это было бы по-своему неприятно.
- Эмиграция не удалась, а родители погибли в автокатастрофе. Оба.
Хёну внимательно наблюдал за лицом Мусока, который не смог скрыть удивления. Его искренняя реакция подтверждала, что он не имел отношения к аварии родителей. Если Мусок не связан с этим, то только Тэгон мог владеть ключом к истине.
- ...Жаль. Он был добрым человеком...
Некоторое время Мусок, казалось, пребывал в размышлениях, затем поднялся и подошел к статуе, стоящей в коридоре.
Рука Мусока медленно коснулась статуи с отколотым углом, покрытой толстым слоем пыли, словно перебирая давние воспоминания.
- Словно это место существует в отдельном мире.
Было странно видеть Мусока, погруженного в эмоции. Приходилось ли раньше видеть его лицо настолько человечным? Пока Хёну чувствовал себя неловко от этой непривычной стороны Мусока, прозвучал неожиданный вопрос.
- Ты когда-нибудь слышал о ритуале Пхаджан?
Хёну покачал головой, впервые услышав это слово. Мусок, как будто ожидая такого ответа, продолжил объяснение.
- Трехмесячного слоненка заключают в клетку и в течение десяти дней избивают железным крюком и морят голодом.
Мусок продолжал говорить, несмотря на то, что лицо Хёну исказилось от ужаса.
- Некоторые умирают, но выжившие теряют дикие инстинкты и, с разрушенным самосознанием, подчиняются человеку всю жизнь.
- Этот акт, разрушающий душу слона, называют Пхаджан.
Во взгляде Хёну, направленном на Мусока, отразилась сильная враждебность. Он не мог понять, зачем Мусок рассказывает ему такую жестокую историю, не меняясь в лице.
- ...Зачем вы мне это рассказываете?
Мусок приподнял брови, глядя на Хёну с интересом, не отступающего перед ним.
- Железный крюк, используемый в Пхаджане, называется булхук. Я думал, что он всё это время был в моих руках. Но, похоже, я ошибался.
Хёну нахмурился, услышав непонятное бормотание Мусока с улыбкой. Всё ещё этот проклятый ритуал. Сердце неприятно колотилось. Даже простодушный Хёну понимал, о ком идёт речь, хотя история была о слонах.
- Почему вы рассказываете мне это?
Слегка наморщив лоб, Мусок громко рассмеялся. Его взгляд, холодный, как у змеи, скользнул по Хёну и надолго задержался на его униформе.
После слонов теперь речь о судьбе. Это было настолько неожиданно, что Хёну молчал, плотно сжав губы. Судьба. Было странно слышать о судьбе из уст Мусока, человека, который, казалось, больше всех пренебрегал подобными понятиями.
- Бывают моменты, когда всё происходит по определённому порядку, как цепная реакция хорошо спроектированных сцепленных шестерёнок.
- Ощущение, когда, как бы ты ни старался вырваться, тебя всё равно захлестывает волна судьбы.
Пробормотав эти слова, Мусок перевел взгляд с Хёну на статую, у которой не осталось ни одного целого места. Его лицо погрузилось в глубокие размышления, пока он пристально смотрел на безобразно разбитую поверхность.
- Кажется, это было зимой, примерно в это же время. Тогда моего сводного старшего брата отправили сюда в ссылку.
Хёну широко раскрыл глаза, услышав эти слова. Он впервые узнал, что у Мусока был брат. К тому же сводный брат...
- В отличие от меня, беты, он в юном возрасте проявился как доминантный альфа и начал оправдывать все ожидания и надежды окружающих. Я не мог с этим смириться. Какой-то побочный отпрыск...
Хёну внимательно слушал. Ему стало интересно услышать о семейной истории Тэгона, о которой он никогда не слышал раньше. Ему всегда было любопытно: кто был другим родителем Тэгона помимо Мусока, были ли у него другие братья и сестры, какие у него отношения с родственниками.
Но они никогда не обсуждали эту тему. Тэгон всегда держал его на расстоянии, когда в семье что-то происходило. Он никогда не заговаривал первым о своих родственниках, поэтому Хёну не решался спрашивать.
Хёну только сейчас узнал, что Мусок - бета. Он всегда предполагал, что тот альфа, судя по подавляющей ауре, которая заставляла людей чувствовать себя неуверенно просто от одного его взгляда. Пока Хёну размышлял об этой неожиданности, голос Мусока продолжил:
- По мере взросления, даже когда брат сломался настолько, что больше не мог функционировать как нормальный человек, семья не отказалась от своих ожиданий в отношении него. Это сводило с ума и его, и меня.
- Когда его всё более странное поведение достигло уровня, который больше нельзя было игнорировать, в конце концов были приняты чрезвычайные меры, и так мой брат оказался изолирован в каком-то отдаленном месте, отрезанном от мира.
"Отдаленное место, отрезанное от мира". Хёну инстинктивно понял, что Мусок говорил именно об этом особняке.
Взгляд Мусока внезапно стал острым, когда он устремил его на Хёну, не закончив фразу.
- ...Кто бы мог представить, что он обратит внимание на омегу неизвестного происхождения, работавшего прислугой в месте его ссылки.
Хотя Хёну понимал, что речь шла не о нем, он почему-то не мог пошевелиться. Очевидно, Мусок даже не знал, что Хёну омега, но ситуация персонажей в его рассказе казалась настолько похожей на положение его и Тэгона, что ему стало не по себе.
- ...Нет, неправильно. Сказать, что он обратил внимание - не совсем точно.
Поглаживая подбородок большим пальцем, словно вспоминая давнее прошлое, взгляд Мусока, на мгновение устремившийся в пустоту, вернулся к Хёну.
- Это было одностороннее ухаживание со стороны моего брата.
- Я не знал, что за это время мой брат успел запечатлеться на этом омеге.
Услышав о запечатлении, Хёну вздрогнул, как пойманный вор, и быстро опустил голову, избегая взгляда Мусока. Сузив глаза, Мусок наблюдал за ним, и в его взгляде промелькнуло безмолвное подтверждение.
- Клянусь, в том, что я выгнал беременного омегу из особняка, не было никакого злого умысла. Только недавно, через этого ребенка, я понял, что ежемесячные странные приступы моего брата были болью от запечатления.
Это звучало как неловкое оправдание.
Хёну не понимал, почему Мусок рассказывает ему всё это. Он просто слушал, полагая, что это как-то связано с Тэгоном, но обращение "этот ребенок" в конце рассказа резануло его нервы.
В голосе, лишенном привязанности и теплоты, не чувствовалось ничего от родителя, говорящего о собственном ребенке.
- Чем больше дней рассудок моего брата был помутнен, тем больше его имущества постепенно переходило ко мне. Потребовалось пять лет, чтобы всё, что принадлежало ему, оказалось в моих руках.
Может, ему показалось? Но на лице Мусока, когда он поджал губы, как будто на мгновение отразилось нечто похожее на сожаление.
- Когда мой брат, упорно сопротивлявшийся своей ужасной болезни, в конце концов покончил с собой, прыгнув со скалы, я, словно одержимый, начал отчаянно искать омегу, которого сам же изгнал. И вот тогда я обнаружил этого ребенка.
Последняя фраза Мусока потрясла Хёну.
Вот почему он так подробно рассказывал историю своего покойного брата…
Это было сказано для того, чтобы объяснить, что настоящим отцом Тэгона был не Мусок, а его уже умерший сводный брат. Для этого он столь подробно изложил предысторию. Нет, действительно ли только по этой причине?
Взгляд Мусока, наблюдавший за ним на протяжении всего рассказа, содержал куда больше. Его лицо с проницательным взглядом, вспыхнувшим при упоминании о запечатлении брата, и оценивающим взором, изучавшим униформу, указывающую на то, что Хёну - работник этого дома, было не таким простым.
- Омеги не стало. В особенно жаркое лето того года он, как говорят, повесился на стропиле. Мой брат бросился со скалы в начале осени того же года.
Слова Мусока повергли и без того потрясенного Хёну в еще больший шок.
Разве Мусок не сказал, что начал искать местонахождение омеги только после смерти брата? Если омега покончил с собой раньше, чем брат Мусока, то как долго маленький Тэгон, которому было всего четыре или пять лет, оставался один?
Он был примерно в том же возрасте, что и нынешний Джером. Джером, который ничего не может делать сам без кого-то, кто бы его мыл, укладывал спать и кормил. Хёну стало дурно от одной мысли о том, что Джером, которому едва хватало времени на то, чтобы капризничать и получать любовь, остался бы один.
Даже когда Хёну потерял обоих родителей в аварии и был погружен в такое глубокое чувство утраты, что даже смысл существования стал размытым, он не мог умереть, думая о Джероме, который остался бы один. Он просто не мог оттолкнуть эту маленькую ручку, цепляющуюся за его воротник.
Если даже он чувствовал так по отношению к ребенку, который не был его собственным, то каким жестоким и бессердечным должен был быть человек, чтобы оставить своего собственного ребенка и сделать такой выбор?
Хёну прикусил губу и подумал: потому что он никогда не любил его. Это стало возможным только потому, что он ни на мгновение не любил Тэгона.
Перед глазами промелькнул образ Тэгона, который корчился от боли, испытывая приступы каждую ночь. Горсть лекарств, которые прописывали Тэгону, острая игла, протыкающая его кожу, и темный силуэт маленького Тэгона, сидящего на кровати на фоне большой полной луны и изливающего проклятия в пустоту - все это последовательно, как кадры фильма, проносилось в его сознании.
Сердце заныло, словно кто-то резал его острым лезвием. Только теперь Хёну, казалось, мог представить, какое значение имело его существование для Тэгона.
Но как он сам поступил? Надавав сладких клятв и обещаний быть вместе навсегда, он просто ушел от него.
В ушах зазвучал голос Тэгона, отчаянно повторяющего его имя в разгар жестокого гона.
Чувствовал ли он, что где-то в мире Хёну все еще дышит? Поэтому даже в таком помутненном состоянии он беспрерывно звал его по имени?
Брат Мусока, покончивший с собой, должно быть, осознал это таким же образом. Гон, который больше не приходил, сообщил ему, что его партнер больше не существует в этом мире.
- Ненависть мальчика к омегам, вероятно, происходит от того, кто его родил. Его судьба тяжела, ведь он родился вопреки желанию умереть. Я забрал этого ребенка и вырастил его. Можно считать, что теперь никаких долгов не осталось.
Это звучало так, будто он использовал маленького Тэгона, чтобы искупить свои грехи.
Тот факт, что Тэгон вырос в условиях полного пренебрежения и заброшенности, не сможет отрицать никто, кто знает о его детстве.
Хёну чуть не рассмеялся от трусости Мусока, который считал, что полностью искупил свою вину и чувство раскаяния за то, что в конечном итоге довел до смерти брата, вызывавшего у него столь сильное чувство неполноценности.
Бенефициар, который получил все благодаря смерти брата, и одновременно преступник, который никогда не мог быть свободен от ответственности за бездействие.
Мусок, проживший всю жизнь как бета, должно быть, испытывал глубокое чувство поражения по отношению к своему сводному брату, проявившемуся как альфа. Естественно, что существование Тэгона, кровного родственника этого брата и доминантного альфы, было для него страшнее кошмара.
Возможно, было почти невозможно для Мусока полностью любить Тэгона, который был источником чувства вины и неполноценности, скрытого в самых глубоких уголках его души, зеркалом, отражающим его собственное грязное нутро.
Взяв Тэгона как индульгенцию, чтобы компенсировать свой грех, а затем использовав его вдоволь и бросив в таком месте, когда тот перестал быть полезным. И после этого у него хватает наглости говорить, что он вырастил его. От его бесстыдства у Хёну сводило зубы.
Его беспокоило, как Мусок поведет себя, если Тэгон полностью восстановит зрение. Попытается ли он снова забрать Тэгона, чтобы использовать его как инструмент? Если выяснится, что зрение Тэгона не повреждено, несмотря на повторяющиеся периоды гона, Мусок может понять, что его партнер по запечатлению находится поблизости. Только вопрос времени, когда он узнает, что этот партнер - Хёну.
Вместо того, чтобы беспокоиться об этом, казалось бы лучше прямо сейчас выяснить всё с Мусоком. Хёну хотел услышать непосредственно от него, каковы его планы относительно Тэгона.
Мусок безучастно рассказывал о жестоких методах, которыми якобы приручают слонов. Хотя речь шла вовсе не о слонах, а о...
Додумав до этого момента, Хёну сжал кулаки и спросил с вызовом:
- А что теперь происходит с прирученным слоном?
- ...Ты неверно истолковал мои слова.
- Я же говорил с самого начала, что булхук не был в моих руках. Его приручили совсем не так, как нужно. И не булхуком, а чем-то совершенно иным.
Не понимая этих загадочных слов, Хёну молчал, а Мусок безразлично спросил:
Хёну не ответил. Как может человек, доведший Тэгона до такого состояния, задавать подобные вопросы? В ответ на враждебное выражение лица Хёну глаза Мусока блеснули.
- ...Любопытно. Интересно, какой иной исход мог бы быть.
- Вы заберёте Тэгона обратно, если его зрение восстановится?
Хёну прервал Мусока, который снова начал нести чепуху, и спросил напрямую. Тот насмешливо фыркнул:
- Зачем мне это? Этот бракованный товар нигде не пригодится.
Хёну почувствовал волну возмущения из-за того, как Мусок относился к Тэгону, будто к негодному изделию.
- А что, если его зрение не ухудшится и дальше? Я буду рядом с...
Громко крикнув, Мусок оборвал Хёну. Хёну вздрогнул от неожиданности и глубоко вдохнул.
- Давай сделаем вид, что этого разговора не было. Я ухожу.
Мусок начал собираться, надевая пальто, а Хёну растерянно смотрел на него.
- Рассчитываю на вас и дальше, бывший дворецкий.
Мусок говорил, глядя куда-то через плечо. Хёну обернулся и увидел главного дворецкого, который, должно быть, был занят подготовкой к операции Тэгона и не показывался всё утро.
Мусок остановил дворецкого, который хотел проводить его, и покинул особняк в одиночестве. Его взгляд, которым он окинул Хёну, остановившись на полпути, неприятно засел в уголке сознания. Возможно, это была всего лишь иллюзия, но в этом взгляде Мусока, словно говорящем "попробуй сделать по-своему", Хёну почудилось не обычное хищное высокомерие, а что-то похожее на человеческое тепло.
Хёну не ожидал встретить Мусока в такой обстановке, а тем более узнать тайну рождения Тэгона.
Почему он рассказал все эти постыдные секреты ему и ушёл? Разве это не та семья, которая так дорожит своей честью, что прячет Тэгона в такой глуши, опасаясь, что его недостатки запятнают репутацию рода?
Хёну действительно интересовало прошлое Тэгона, но он не хотел знать всю тяжесть этой правды.
Интересно, сколько из рассказанного Мусоком известно самому Тэгону?
Сердце разрывалось от мысли, что первое и единственное человеческое тепло, внимание и привязанность, которые Тэгон испытал после своего безнадежно мрачного детства, исходили именно от него.
Чувство вины перед Тэгоном, который и так постоянно изводил его, стало ещё сильнее. Хёну невыносимо злился на Мусока, который взвалил на него это бремя и исчез. Если и был какой-то положительный момент в их разговоре, то это уверенность, что независимо от результатов операции семья Мусока больше не будет распоряжаться жизнью Тэгона по своему усмотрению.
"Бракованный товар, непригодный нигде", так он сказал?
Сидя на стуле, Хёну молитвенно сложил руки.
Пусть операция пройдёт успешно... Пусть тень отчаяния больше не падает на Тэгона.
Хёну чувствовал пристальный взгляд дворецкого, но не обращал на это внимания. Он не мог ничего сделать, кроме как молиться. Без этого ему казалось, что он даже дышать не сможет.
На кофеёк: 5469070012308728 (сбер)
Boosty