Кле. Глава 86-90
Не в силах сдержать вырывающиеся стоны, Догом в конце концов зажал себе рот рукой. Это был настолько чувственный и высокий стон, что он и сам себе удивился.
Но куда большей проблемой для Догома был сам У Инхёк, который без малейшего стеснения продолжал быстро сосать его член.
В тот миг, когда У Инхёк, двигая гибким языком, засасывал его до самого горла, а затем выводил до самой головки, будто собираясь вытащить, перед глазами всё вспыхнуло белым цветом. От этого действия, повторявшегося снова и снова, стало до ужаса хорошо, и всё тело ниже пояса затряслось.
Когда наслаждение, нарастая, достигло пика и готово было вот-вот взорваться, он уже обеими руками сжимал голову Инхёка, будто пытаясь оттолкнуть его, и мотал своей из стороны в сторону.
- Н-нет, нельзя!.. Я, я сейчас кончу!.. Ха-а, у-ух!..
Это было сказано с намёком, чтобы тот убрал рот, но движения Инхёка, наоборот, стали ещё быстрее и грубее. Наслаждение, что кружило по всему телу, захлестнуло его гигантской волной.
Он с трудом пытался подавить стон, но это было бесполезно. Голос, и без того ставший высоким от удовольствия, теперь срывался на густые, непристойные звуки.
Вскоре его накрыла непреодолимая, уносящая сознание волна удовольствия. В этот момент в голове Догома воцарился такой хаос, что он был не в силах о чём-либо думать.
Член Догома, вонзившийся глубоко в горло Инхёка, наконец извергся. Инхёк намеренно сжал мышцы горла, без труда принимая первую порцию.
Он мог бы выпить всё до капли. Если бы Догом захотел, он был готов принять не только его семя, но и всё что угодно.
Но сейчас ему нужно было использовать его семя как смазку, поэтому, начиная со второй порции, ему пришлось вытащить член из горла. Вместо этого он принялся высасывать остатки с особым усердием, оставив во рту лишь половину ствола. Догом, всё ещё находясь на пике, снова застонал и вздрогнул.
Его член снова и снова извергался на мягкий язык Инхёка. Он кончал так долго отчасти из-за долгого воздержания, а отчасти из-за того, что впервые испытывал такое.
Инхёк терпеливо ждал, пока Догом полностью кончит, несмотря на то, что во рту уже распространился специфический терпкий вкус и запах. Лишь когда подрагивающий член Догома обмяк и перестал изливаться, он наконец отстранился.
Догом лежал, совершенно обессиленный, тяжело дыша и понемногу приходя в себя. С запозданием осознав, во что и в чей рот он только что кончил, он резко вскинул голову.
- Аджосси, вы только что… проглотили это?! Да?! О боже, мне так жаль…
Догом не смог договорить, на его лице застыло ошеломлённое выражение.
Инхёк, всё ещё сидевший между его ног, открыл рот и сплюнул белую жидкость себе на ладонь. Не на салфетку, а на собственную руку.
При виде этого Догом впал в панику.
Он знал, что кончил Инхёку в рот, но видеть, как тот так откровенно это сплёвывает… у него отнялся дар речи. От чувства вины у него душа ушла в пятки.
Однако в панике Догома была и вина Инхёка. То, как он, глядя прямо в глаза, демонстративно сплюнул сперму, было до неприличия эротично, и Догом почувствовал, что вот-вот снова возбудится.
Пока он лишь беззвучно открывал и закрывал рот, не в силах вымолвить ни слова…
Инхёк коснулся рукой, в которой была его сперма, входа Догома.
От прикосновения к такому неожиданному месту Догом испуганно ахнул и попытался приподняться. Если бы другая рука Инхёка не надавливала ему на живот, он бы уже вскочил и забился в угол кровати.
Тем временем Инхёк, нанеся достаточно спермы на вход Догома, осторожно ввёл средний палец в узкое отверстие.
От непривычного ощущения инородного тела мышцы испуганно сжались.
Глаза растерянного Догома забегали. Чтобы успокоить его, Инхёк легонько сжал обмякший член.
Как только он коснулся члена, вход сильно дёрнулся. От члена, в котором ещё не угасло послевкусие оргазма, по телу разлилось покалывающее тепло.
Отвлекая Догома нежными поглаживаниями, Инхёк снова ввёл палец внутрь. Вязкая сперма по длинному пальцу проникла в горячее нутро.
Маленький инородный предмет, вторгшийся в это сокровенное место, гибко задвигался внутри Догома. Сгибая кончик пальца, он надавливал на внутренние стенки. Это было странное чувство, которое невозможно было описать словами.
- Аджосси, это странно… очень странно… Зачем, зачем вы это делаете?.. - запинаясь, спросил Догом.
От шока, смущения и незабываемого удовольствия, пережитого за это время, голова соображала плохо. Поэтому он и не мог понять, зачем Инхёк ввёл в него палец.
«Добрый» У Инхёк ответил, медленно проталкивая средний палец в самую глубь.
- Нужно тебя как следует подготовить. Потерпи ещё немного.
В тот самый миг, когда Догом хотел спросить снова…
внутри него словно что-то лопнуло, и по телу разлилось невероятное ощущение. Казалось, он нащупал нечто, что было плотной концентрацией щекотки и покалывания.
Догом сглотнул, испуганно и часто моргая. Ему показалось, будто его нутро, где до этого он чувствовал лишь инородный предмет, в одно мгновение превратилось в член на грани оргазма. Настолько сильным было это ощущение - оно захлестнуло все остальные чувства и заставило затаить дыхание.
Инхёк, без малейших колебаний надавивший на простату Догома, принялся медленно массировать это место кончиком пальца, давая ему привыкнуть. Внутренние стенки, ставшие скользкими от обилия смазки, мягко затрепетали. Член Догома, который Инхёк поглаживал другой рукой, снова начал твердеть, а дыхание стало частым и прерывистым.
- Ху-у-у… Аджосси… Это странно… Что-то… ух… я говорю, это так странно…
Инхёк коснулся губами кончика его члена, щекоча головку. В тот же миг палец, исследовавший его нутро, начал двигаться быстрее.
Палец Инхёка снова и снова надавливал на круглую, твёрдую простату, спрятанную в глубине. Он чувствовал, как испуганные стенки плотно сжимаются, но, не обращая внимания, продолжал глубоко проникать внутрь.
Ощущая волны головокружительного возбуждения, Догом издал ещё более сдавленный вздох. Он чувствовал, как ноет низ живота, а его член снова становится твёрдым, как камень. Удовольствие, зародившееся внутри, теперь поднималось по позвоночнику, охватывало затылок и впивалось в самый мозг.
Он и представить себе не мог, что проникновение во вход, который, как он думал, предназначен лишь для испражнения, может принести такое странное удовольствие. От этого незнакомого инородного ощущения и стимуляции, бушевавшей внутри, его разум затуманился. Хлюпающие звуки размазываемой спермы, его собственное сбивчивое дыхание и непристойные стоны, а также редкие вздохи Инхёка слились в неизбежную слуховую атаку.
В какой-то момент пальцев, раздвигавших его, стало уже не два, а три.
- Х-х, ха-ах! Как, долго ещё!.. А-ах!
Догом закусил губу, его разведённые ноги сильно дрожали. Хотя рука Инхёка давно уже не сжимала его член, ему казалось, что он вот-вот кончит. Его полностью затвердевший член уже жил своей жизнью, обильно истекая прозрачной влагой на живот.
- Нужно растянуть ещё немного. Чтобы не было больно.
Успокаивающе поцеловав Догома в колено, Инхёк провернул пальцы и снова надавил. Внутренние стенки содрогнулись и затрепетали, а простата, которой неизбежно коснулись его пальцы, взвыла от наслаждения. Догом с трудом сглотнул эту чрезмерную волну удовольствия и снова тяжело задышал, глядя на него горящими глазами.
Догом обеими руками вцепился в простыню. Дрожа всем телом, он, казалось, пытался во что бы то ни стало выдержать это наслаждение, пока Инхёк не скажет, что всё готово.
Инхёк смотрел на него сверху вниз с нескрываемой нежностью.
Он находил трогательным то, что Догом, хоть и испытывал эти ощущения впервые в «этот раз», пытался принять всё без единого слова протеста. И его переполняла радость от осознания того, что Догом позволяет это делать, потому что это был он, У Инхёк.
Инхёк взглянул вниз, на своё собственное возбуждение, которое, казалось, вот-вот разорвёт штаны. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не сорвать с себя одежду и не войти в него глубоко и сильно.
Удовольствие и чувства Догома были для него важнее собственного желания.
Он хотел, чтобы в этот раз не было и тени того страха перед сексом, который испытывал Догом из прошлого. Он хотел заставить его поверить, что секс с другим человеком, нет, секс с У Инхёком - это нечто до безумия прекрасное.
Когда он уже без остановки растягивал его так, что пальцы почти онемели, Догом с трудом встретился с ним взглядом.
- Я теперь… готов…, ха-ах… я готов…
Догом и сам знал, что Инхёк изо всех сил сдерживается. И понимал, что всё это терпение - лишь для того, чтобы не сделать ему больно. Поэтому он намеренно раздвинул ноги ещё шире и постарался максимально расслабить мышцы у входа.
Стыдно признаться, но Догом уже в какой-то степени смирился с тем, что мужчины используют для этого «это» место. Дошло до того, что он подумал: если что-то такое же твёрдое будет и дальше касаться того места, которое нащупал Инхёк, он и вправду сможет кончить. Он был уверен, что если он просто откроется и примет Инхёка, то хорошо будет им обоим.
Догом сам взялся за свои ягодицы и с усилием раздвинул их. Вход, плотно сжимавший три пальца, приоткрылся ещё немного.
- Теперь… аджосси… попробуйте войти…
Он прекрасно осознавал, насколько постыдными были его слова. Он также понимал, насколько откровенным и распутным выглядел этот жест: раздвинув ноги, он сам растягивал ягодицы, чтобы расширить своё отверстие.
Но ему казалось, что если он этого не сделает, Инхёк может потратить следующие несколько десятков минут, а то и целый час, только на то, чтобы растягивать его. Несмотря на то, что с таким бугром в штанах ему, должно быть, было невероятно тесно и даже больно, Инхёк делал вид, будто ничего не происходит.
Он решился на секс, потому что хотел, чтобы им обоим было хорошо. Если бы он знал, что Инхёк будет вот так сдерживаться, а ласкать будут только его, он бы никогда не согласился.
Его разгоревшееся желание теперь вопило, требуя увидеть лицо Инхёка, искажённое от удовольствия. Вторя этому порыву, Догом ещё сильнее развёл ягодицы.
Понимал ли Ли Догом, насколько возбуждающими были сейчас его действия и голос?
Инхёк почувствовал, как его лицо мгновенно вспыхнуло, и прикусил губу. Казалось, его член вот-вот прорвёт штаны.
- Ничего… Я… я уверен, что мне совсем не будет больно.
Сглотнув слово «наверное», Догом посмотрел на Инхёка горящим взглядом. Хотя по его почти не меняющемуся лицу это было трудно понять, казалось, он всё ещё колебался.
В тот самый момент, когда он уже решил, что если так пойдёт и дальше, он просто повалит его и заставит войти силой…
Три пальца, бывшие в отверстии Догома, медленно вышли наружу.
Когда они двигались внутри быстро, он этого не замечал, но из-за медленного выхода он в мельчайших деталях ощутил всё, что происходило внизу. Внутренние стенки, обхватившие пальцы, судорожно сжались, пытаясь заполнить пустоту. Когда пальцы вышли полностью, к его смущению, он почувствовал, как в отверстии стало пусто.
Щёлк. Звук расстёгиваемой пряжки раздался особенно отчётливо.
Догом не мог издать ни звука, пока Инхёк расстёгивал штаны и обнажал свой огромный член. Каждое движение Инхёка приковывало к себе всё его внимание, тело наливалось жаром, и ему казалось, что если он издаст хоть звук, то выдаст своё возбуждение. Но он ничего не мог поделать с прозрачной капелькой смазки, сочившейся с кончика его вставшего члена.
Увидев член Инхёка, Догом был совершенно ошеломлён его размером.
Он, конечно, знал, что у Инхёка большой член, ведь он уже трогал его раньше.
Но тогда они лежали рядом, и он прикасался к нему только рукой. А сейчас он впервые видел его обнажённым, готовым войти в него. Естественно, он не мог не напрячься и не испугаться.
Это вообще сможет войти целиком?.. Я не умру?..
Он был таким длинным, что, казалось, мог проткнуть ему живот насквозь, и таким толстым, что, казалось, вообще не пролезет в его отверстие. Он сомневался, сможет ли вместить в себя хотя бы половину.
От напряжения руки, которыми он раздвигал себе ягодицы, начали терять силу. Блестящее от смазки отверстие робко пульсировало.
Инхёк, не отрывая взгляда от Догома, который изо всех сил притворялся спокойным, достал презерватив. В мгновение ока разорвав упаковку, он умело надел презерватив цвета слоновой кости на свой толстый член.
Догом снова неотрывно наблюдал за этим.
Он не знал, держит ли Инхёк их всегда при себе или же подготовил, думая заняться с ним сексом. И его самого забавляло, что он надеется на второй вариант.
Сказав это заботливым тоном, Инхёк приставил кончик своего члена к отверстию Догома. Отверстие, которое на мгновение дёрнулось и сжалось, послушно раскрылось, как у хорошего мальчика. Инхёк, не упуская момента, медленно ввёл в него свой член.
Догом громко сглотнул от ощущения, что его отверстие растягивается всё больше и больше, до бесконечности.
Это было несравнимо с тем, когда внутри были три пальца. Ему ничего не оставалось, кроме как понять, почему Инхёк так упорно растягивал его отверстие.
Поскольку он лежал, он не мог хорошо видеть, что внизу, поэтому не знал, насколько конкретно он растянулся. Просто по ощущениям казалось, будто в него вошло как минимум предплечье.
Дышать было трудно. Казалось, отверстие вот-вот порвётся. Хотя он, как и сказал Инхёк, выдохнул и расслабил все мышцы внизу, было так жгуче и больно, что слёзы потекли сами собой.
И всё же, Догом, пытаясь как-то принять Инхёка, ещё сильнее сжал руки, которыми держал и растягивал свои ягодицы.
Инхёк, видя, как тяжело Догому, хотя вошла всего лишь головка, на мгновение задумался. У него даже промелькнула мысль просто вытащить член, успокоить Догома и уложить его спать.
Но для этого у него осталось слишком мало самообладания. Даже сейчас, в момент сомнений, сам факт того, что его член хотя бы немного находится внутри Догома, приносил невероятное удовольствие. Инстинкты подстрекали желание проникнуть в эти глубины и всё там разворошить.
Догом, тяжело дыша, посмотрел снизу вверх на Инхёка. Его глаза, полные слёз, бесстрашно торопили его.
- Почему… вы не входите дальше…. Быстрее…, хнгх, быстрее, войдите… пожалуйста….
Взгляд Догома был устремлён на Инхёка с укором.
Если наказания было не избежать, ему было спокойнее получить его побыстрее; если нужно было содрать болячку, он предпочитал оторвать её одним махом, а не мучиться, отдирая потихоньку; если какое-то дело грозило затянуться, лучше было упорно доделать его накануне и лечь спать.
Поэтому для Ли Догома, который прожил всю жизнь так, нынешняя ситуация была крайне некомфортной.
- Не больно…. Мне не больно…. Быстрее…
Из-за того, что Догом так нетерпеливо торопил его, у Инхёка не осталось сил больше сдерживаться. Он толкнул член глубже в пульсирующее отверстие, которое так старательно пыталось его поглотить.
Сдавленный стон Догома растянулся. Растянутое до предела отверстие, пытаясь принять ещё больше, исказило все его ощущения.
Казалось, будто всё его естество внизу просто раздавливают. Горячая плоть, что безжалостно раздвигала его внутренние стенки и впивалась вглубь, словно прижигала его заживо. Возникла пугающая мысль, что если он примет ещё хоть немного, его живот проткнут насквозь, а тело разорвётся пополам.
Но одна лишь мысль о том, что его партнёр - У Инхёк, заставила весь этот страх отступить.
Хотя он не принял в себя и половины, ему уже хотелось знать, хорошо ли Инхёку, и он приподнял голову.
- Кх… - тихий стон сорвался с губ Инхёка.
Догом забеспокоился: а что, если Инхёку тоже больно из-за его узкого отверстия, так же, как и ему самому?
В этот момент Инхёк, наблюдавший за тем, как его член входит в отверстие, поднял глаза и встретился взглядом с Догомом. Его взгляд, полный жара, источал чувственность, и он произнёс словно зачарованным голосом:
Едва услышав этот голос, увядающий член Догома сильно дёрнулся. На мгновение забыв о боли, он бессознательно крепко сжал своё отверстие. Из-за этого с их губ одновременно сорвались возбуждённые стоны.
- Кх… Гом-а, расслабься. Так ты сделаешь себе больно.
Догом попытался расслабиться, как сказал Инхёк, но это было не так просто, как хотелось бы. Всё из-за этого низкого, полного похоти дыхания Инхёка.
Инхёк беспокоился не столько о боли, словно его член вот-вот отсекут, сколько о том, что отверстие Догома может порваться. Ему хотелось, чтобы тот чувствовал только удовольствие, а не боль, поэтому нужно было заставить его расслабиться во что бы то ни стало. Ведь ещё совсем немного, и он достигнет того самого места, которое доставляет Догому больше всего удовольствия.
- Умница… Давай расслабимся… м-м?..
Инхёк нежно погладил член Догома, словно успокаивая ребенка, а затем прикоснулся губами к внутренней стороне его длинных белых бедер. Он чуть сильнее присосался к нежной коже, такой же чувствительной, как на шее, и слегка прикусил её, и почувствовал, как напряжённая нога задрожала и начала расслабляться. Его член, который немного обмяк, с каждым поглаживанием снова начал наливаться силой.
Как только он почувствовал, что хватка хоть немного ослабла, он медленно, но уверенно толкнул член вперёд. Вскоре кончик члена Инхёка точно ткнулся в простату, скрытую в глубине Догома.
- Ах! - Догом резко выгнул бёдра, широко распахнув глаза.
Взрыв невероятного возбуждения, несравнимого с тем, что было от пальцев. Всепоглощающее наслаждение, затмившее боль внизу, превратило его мысли в белый лист.
Инхёк, видя, как Догом отзывается на ласку, ещё раз поцеловал его ногу и снова вошёл глубже. Толстый, горячий ствол теперь непрерывно давил и растирал простату, по которой он только что так точно ударил, распространяя бесконечное возбуждение.
Догом мог только стонать от головокружительного наслаждения, захватившего его разум, и невыносимой тесноты.
Прозрачная жидкость постыдно сочилась из его члена, а широко раздвинутые ноги бесконечно дрожали. Его разгоряченные внутренние стенки отчаянно цеплялись за член Инхёка, пытаясь испытать ещё большее наслаждение, но из-за этого сокрушительное давление только усилилось.
- Всё хорошо…. Потерпи ещё немного, - непрерывно доносился успокаивающий голос Инхёка. - Осталось войти совсем чуть-чуть.
Уже сейчас так невыносимо и до страха возбуждающе, так сколько же ещё он собирается войти?
Глубоко внутри, член Инхёка коснулся плотной внутренней стенки, преграждавшей путь. В этом месте вспыхнула искра такого лютого наслаждения, что оно было сильнее, чем от простаты.
Сорвался самый высокий и тонкий стон из всех, что он издавал до этого.
- Запомни это место хорошенько, Гом-а.
Инхёк с наслаждением прислушивался к стонам Догома, словно к прекрасной музыке, и его глаза, опьянённые восторгом, вспыхнули глубокой, томной улыбкой.
- Это твоё самое любимое место.
В животе всё звенело. Казалось, будто в том самом глубоком месте, которого коснулся Инхёк, действительно существует что-то неведомое.
Что... это? Что это сейчас было?
Догом посмотрел на свой живот глазами, полными слёз. Каждый раз, когда он тяжело дышал, кожа на животе втягивалась, и казалось, будто виден округлый изгиб, заполнивший его изнутри. Понадобилось немного времени, чтобы осознать, что это был кончик члена Инхёка.
Догом, забыв даже о том пиковом возбуждении, что испытал мгновение назад, испуганно уставился на свой живот. Инхёк, видя это, с нажимом и медленно потёрся об это место.
Бёдра Догома изогнулись, а мышцы ягодиц содрогнулись в трепете. Пока твёрдый кончик члена тёрся так, словно пытался пробить и раскрыть эту преграду в животе, стоны Догома не прекращались.
- Стран... но…, ха-ах…! Говорю же, странно…! Уух-! Странно-о…!
Между стонами постоянно проскальзывали слова о том, что это странно.
И для Догома было вполне естественно так говорить. Ощущение, как что-то давит и растирает его глубоко в животе, было похоже на то, словно кто-то сжимает его мозг обеими руками, а возникшее от этого чувство было незнакомым наслаждением, которого Догом даже представить себе не мог. К тому же, каждый раз, когда он тёрся, одновременно задевалась и простата, из-за чего удовольствие не прекращалось, так что это не могло не казаться странным.
Инхёк поглаживал напряжённые ягодицы Догома и ласкал его член. Прозрачная жидкость, сочившаяся оттуда, как смазка, осталась на руке Инхёка.
- Сегодня я войду только так. Расслабься.
Он сказал это, чтобы успокоить его, но глаза Догома, напротив, наполнились смятением.
Это значит, он вошёл не до конца? Правда?
Догом снова посмотрел на выпуклость на своём животе.
Если он войдёт ещё глубже, он и правда проткнёт мне живот?
Пока он думал об этом, Инхёк слегка нахмурился и посмотрел на него обеспокоенным взглядом.
- Если тебе очень страшно, может, прекратим?
Догом, напряжённый до такой степени, что с трудом сглотнул слюну, тут же расслабился, как только увидел этот взгляд Инхёка.
Ничего страшного. Кажется, сейчас я могу это выдержать. Нет, я точно могу. И аджосси ведь не сделает мне больно, верно?
Этот человек делает такое лицо, будто сам умирает, даже от моей маленькой царапины. Какое бы страшное оружие он ни носил там, внизу, он не сделает мне смертельно больно. Хотя, конечно, насильно растянутое отверстие всё ещё не привыкло и ноет.
Догом знал, что его тело уже на пределе, поэтому не осмелился набраться храбрости и попросить войти до конца. Вместо этого он раздвинул ноги ещё шире и постарался максимально расслабить отверстие, чтобы Инхёк мог двигаться. Кажется, из-за этого давление внутри стало чуть более терпимым.
- Т-теперь… всё в порядке…. Можете двигаться….
Догом сглотнул, чтобы не издать стон боли, и поторопил Инхёка.
- Как вы и сказали, аджосси…, ха-а…, кажется… хорошо….
Задыхаясь, Догом коснулся кончиками пальцев своего живота. Под тонкой кожей он почувствовал что-то твёрдое.
- Вот здесь… немного… выпирает… и когда я говорю, оно… в-вибрирует…. Ха-ха….
Догом заставил себя рассмеяться, чтобы показать, что с ним всё в порядке, и успокоить его.
Но почему-то то, что было внутри него, сильно дёрнулось. Хотя всё, что он сделал, - это посмеялся, поглаживая живот.
Лицо Инхёка на мгновение страшно исказилось.
Догом сдержал желание сказать это вслух и только моргнул.
- Если будет тяжело, скажи. Я остановлюсь.
Наконец, то, что заполняло Догома изнутри, начало медленно двигаться.
Догом задрожал всем телом от ощущения, как то, что касалось его глубин, медленно выскальзывает наружу. Его внутренние стенки плотно прилипли к члену Инхёка и двигались так, словно их вот-вот вытянет наружу вместе с ним.
Медленно, чтобы не напугать, и в то же время уверенно задевая каждый уголок его стенок, кончик члена, выходя, вскоре достиг простаты.
Догом, вздрогнув от ощущения, когда кончик члена ткнулся в него, увидел, как Инхёк мягко обхватил его таз с обеих сторон.
- Теперь я начну двигаться по-настоящему.
Он лишь на мгновение успел подумать: «Разве то, как он выходил, не было движением?»
Член Инхёка снова глубоко вонзился в него, устремляясь вглубь.
Хотя толчок не был быстрым, по телу разлилось возбуждение, такое же сильное, как и в первый раз. Его бёдра дёрнулись, грудь слегка приподнялась. Кадык судорожно сжался, а в затылке возникло острое, покалывающее ощущение. Разум на мгновение ослепительно опустел, лишив его способности мыслить, а затем снова вернулся в норму.
К тому моменту, как член, только что ударивший в глубину, выходил до уровня простаты, он снова распространял по всему телу приятное покалывание. После того как сладкая, щекочущая дрожь полностью разливалась по телу, он вновь раздвигал внутренние стенки и точно ударял в то самое глубокое место. Догом, до этого издававший томные стоны, неизменно срывался на высокий, похожий на крик стон.
Инхёк выдохнул, глядя, как Догом всё глубже погружается в наслаждение, до такой степени, что его глаза уже не могли сфокусироваться.
Каждый раз, когда он медленно извлекал член, узкое колечко мышц красиво выходило ему навстречу. А изнутри алая, как и лицо Догома, плоть отчаянно цеплялась за него, словно умоляя не уходить. Когда он, словно не в силах сопротивляться, снова резко врывался внутрь, ударяя в стенку, внутренние стенки, кричавшие вместе с Догомом, дрожали, как вибратор. То, как вздымалась тонкая кожа на животе Догома, было слишком сильным визуальным возбуждением.
Почувствовав, как нутро Догома жадно обхватывает его, Инхёк ощутил непреодолимое желание дать волю своему нраву и вбиваться в него безрассудно. Ему казалось, он сойдёт с ума от желания трахать его грубо, трахать и снова трахать, пока Догом не будет безостановочно кричать. Его нутро было таким горячим и нежным, что удерживать рассудок было невыносимо трудно.
И всё же он сосредоточился не на собственных желаниях, а только на ощущениях Догома. Чтобы доставить хоть немного больше удовольствия Догому, который с таким трудом принимал его, он выбирал только те места, на которые тот отзывался, и настойчиво давил на них в медленном, удобном для привыкания темпе.
Он знал ответ, не спрашивая. Ведь это были те самые места, которые неизменно нравились Ли Догому в прошлый раз, а значит, и сейчас ему наверняка было хорошо. Доказательством служило то, как его нутро, сжимавшееся от удивления каждый раз, когда он ударял вглубь, теперь безостановочно подрагивало.
- Ха, ах, а-а! Не… знаю…! Ух, ааа! - его тонкий, готовый сорваться голос словно цеплялся за Инхёка. Обе руки Догома накрыли ладони Инхёка, что всё это время, словно поглаживая, держали его за таз.
- Кажется… хорошо…. Ууу, хнгх… А вам, аджосси?.. - задыхаясь, спросил Догом, и уголки его заплаканных глаз изогнулись в улыбке. - Я… ха… хочу, чтобы… аджосси тоже было… хорошо…
Едва услышав эти слова, Инхёк невольно до боли прикусил губу. Его член, находящийся внутри, взбунтовался ещё сильнее, заставляя внутренние стенки сжиматься в ответ.
Теперь не осталось и намёка на прежнюю неторопливость.
Инхёк ускорил движения члена, скользившего внутри Догома.
Раз уж Догом сказал, что ему хорошо, Инхёку оставалось лишь одно: изо всех сил разворошить его, чтобы тот почувствовал ещё более сильное наслаждение.
Контролируя себя, чтобы не входить до самого основания, Инхёк тем не менее безжалостно и сильно ударял в самые глубины Догома.
- Хиик! Слишком быс... тро...! Ах, а-а!
Догом почувствовал, как его затуманенное слезами зрение пугающе вспыхивает белым светом. Ощущение, будто внутренности сдвигаются вверх, и пульсация в животе стали отчётливее. Наслаждение, взрывавшееся изнутри, безостановочно изливало густой жар. Казалось, из-за этого не только его нутро, но и всё тело вот-вот расплавится.
Из-за быстрых и резких толчков хлюпающие звуки стали ещё отчётливее. Даже тяжёлое дыхание Инхёка звучало возбуждающе. Его горячий, потерявший всякое самообладание взгляд обрушился на него, и Догом всем телом ощутил это приятное тепло.
Догом, извиваясь от наслаждения, захватившего его тело, не отрывал взгляда от Инхёка.
Вместе с пошлыми стонами послышался умоляющий зов. Пальцы на ногах Догома, напряжённых так же, как и его член, поджались, а его рука, лежавшая поверх ладони Инхёка, начала сжиматься. Одновременно с этим его внутренние стенки, обхватившие член Инхёка, стиснули его до боли.
Это была привычка Догома на грани оргазма.
Он прекрасно знал это, ведь уже бесчисленное множество раз испытывал в прошлый раз.
Инхёк, не мучая Догома ожиданием, вонзился с такой силой, словно хотел раздавить все его любимые точки.
Рука Догома, издавшего высокий стон, на мгновение резко сжалась. Из-за этого его ногти впились в кожу, оставив на тыльной стороне ладони Инхёка красные следы.
Вскоре тело Догома, захваченное наслаждением, сильно выгнулось.
Из члена Догома, достигшего пика, с силой выплеснулась яркая белёсая жидкость. Всё его тело сильно содрогнулось, словно от удара током, и безжалостно сжалось внутри.
Член Инхёка, намертво стиснутый сжавшимися стенками, тоже не выдержал и вскоре излился. Судороги, что передавались от Догома каждый раз, когда он кончал, были слишком возбуждающими.
Инхёк, тяжело дыша и наслаждаясь высшим блаженством, посмотрел на обмякшего Догома. Обильно излившаяся жидкость образовала большие и маленькие лужицы на его стройном животе, а длинные брызги оставили следы на покрасневшей груди и ключицах.
Затем, взглянув на лицо Догома, Инхёк не смог сдержать нежной улыбки. Догом, моргавший затуманенными глазами, но при этом неотрывно и пристально смотревший на него, был таким милым и любимым.
Инхёк ласково коснулся его заплаканного, покрасневшего лица.
Догом тоже ответил Инхёку нежной улыбкой и прижался щекой к его руке. Благодаря сравнявшейся температуре тел, их нежное соприкосновение ощущалось так, словно их кожа стала единым целым.
Из стильных аналоговых часов, висевших в приватной комнате, доносился размеренный звук. Равномерное движение секундной стрелки естественно растворялось в мягких переливах джаза, заполняя пространство и словно становясь частью самой музыки.
Пригубив дорогое вино, Рю Чонхэ поднял глаза и улыбнулся, увидев, как часовая и минутная стрелки сошлись наверху ровно в полночь.
Осушив остатки вина в бокале, Чонхэ спокойно поставил его на стол.
- Впрочем, это стало для меня сюрпризом. Я был уверен, что вы находитесь в полном неведении.
Рю Чонхэ с легкой улыбкой посмотрел на мужчину, что сидел напротив и дегустировал вино.
Это был представительный мужчина, которому на вид только-только исполнилось шестьдесят. Его редеющие седые волосы были аккуратно зачесаны наверх, что весьма гармонировало с его добродушным видом.
Мужчина, подобно Чонхэ, осушил свой бокал до дна и спросил:
- Я что, кажусь таким недалеким?
Чонхэ лишь коротко усмехнулся, не ответив.
Он не то чтобы недооценивал человека перед ним.
Младший брат Сон Мёнгука, бывшего босса «Тэхын», и человек, бывший вторым номером в организации.
Если У Инхёк был правой рукой и верным псом Сон Мёнгука, то Сон Бомгук был его левой рукой и хитроумным стратегом, подобным изворотливому змею. Считалось, что даже когда «Тэхын» ещё не была столь влиятельной, никто не смел переходить ей дорогу именно потому, что эти двое надёжно защищали организацию.
Сначала он не поверил слухам о том, что Сон Бомгук вместе с У Инхёком устроил переворот. Ему и так было трудно понять, почему взбунтовался У Инхёк, но ещё более странным казалось участие в этом Сон Бомгука, который редко шёл на авантюры. Ведь он был из тех, кто двигался с места, только если был уверен в стопроцентной выгоде.
Поэтому Рю Чонхэ полагал, что Сон Бомгук до сих пор либо ничего не знал, либо знал всё, но бездействовал, так как не видел в этом для себя никакой выгоды. Ни об «Омбре», ни о том, что У Инхёк, завладев ключом от него - «Кле», - затеял какую-то многозначительную игру.
Но теперь стало ясно: Сон Бомгук не был в неведении. И он не был пассивным наблюдателем, который смотрит на пожар с другого берега реки.
Для Рю Чонхэ это было как нельзя кстати.
Чонхэ взял бутылку и наполнил бокал Сон Бомгука тёмно-красным вином.
- Если вы передадите мне Ли Догома и долговую расписку того парня, я заплачу вам пятьдесят миллиардов.
Наполнив бокал до нужного уровня, Чонхэ аккуратно поставил бутылку на стол и добавил:
- Контракт на строительство нового города, который вы так желали, мы тоже для вас добудем.
Рю Чонхэ знал, что в последнее время «Тэхын Констракшн» прилагала все усилия, чтобы заполучить подряд на строительство нового города в столичном регионе. Долгосрочная прибыль и солидная государственная поддержка были большими преимуществами этого проекта, но для «Тэхын» было кое-что поважнее - повышение имиджа. Для компании, за которой всё ещё тянулось клеймо строительной фирмы, основанной бандитами, это был отличный шанс кардинально улучшить репутацию бренда.
Однако Сон Бомгук лишь хмыкнул, не выказывая особого интереса.
- Контракт на строительство нового города, конечно, вещь заманчивая.
- Но мы и своими силами вполне можем его заполучить.
Сон Бомгук был полон уверенности. За время своего стремительного роста «Тэхын Констракшн» успела не только расшириться, но и укрепить свои внутренние позиции. С такой прочной базой как внутри, так и снаружи, получить подряд на строительство нового города не составит большого труда.
Затем он с расслабленным видом обдумал предложенную Рю Чонхэ сумму и усмехнулся.
- Да и пятьдесят миллиардов - это гроши, если подумать об «Омбре». Мелко плаваете.
Он насмехался над суммой в пятьдесят миллиардов, над чистыми, отмытыми наличными, которые невозможно было отследить. Уголок губ Чонхэ незаметно дёрнулся.
Он думал, тот просто представительный, а оказалось, что и жадности в нём через край.
Чонхэ был вынужден увеличить расходы.
- Тогда вас устроит, если я увеличу сумму вдвое?
С отмыванием придётся повозиться, но это была не та сумма, которую он не мог бы себе позволить. Настолько велика была ценность «Омбре» и «Кле».
Но для Сон Бомгука, похоже, и сто миллиардов были лишь поводом для смеха.
- Ха-ха, а вы, молодой человек, совсем без смекалки.
Рассмеявшись, Сон Бомгук на этот раз сам взял бутылку. Пустой бокал Рю Чонхэ начал наполняться тёмно-красным вином.
Рю Чонхэ застыл, его глаза расширились, а брови несколько раз дёрнулись.
- Кажется, это уже перебор, даже для шутки.
Просить двести миллиардов... он в своём уме? За такую сумму можно запросто купить приличную компанию среднего размера.
В тот миг, когда он подумал, не выжил ли Сон Бомгук окончательно из ума...
- Не заблуждайся. Я сказал, что «я» тебе заплачу.
Прочитав напряжение на лице Рю Чонхэ, Сон Бомгук усмехнулся низким голосом. Он опустил бутылку, лишь до краёв наполнив бокал Чонхэ.
- Отдай мне ноутбук Ли Дохёна, который у тебя. Сделай только это, и я подготовлю для тебя двести миллиардов наличными. А поскольку ты так любишь отмывать деньги, я отмою их до скрипа и передам тебе.
Отмытые двести миллиардов были суммой, способной соблазнить даже его, главу «CH».
Но вместо согласия на его лице появилась дерзкая усмешка.
- Уж лучше попросите у меня двести миллиардов. Я соберу их для вас, даже если придётся утопить всё в крови.
Услышав ответ Чонхэ, Сон Бомгук весело улыбнулся, словно только этого и ждал.
- Вот видишь. Ты ведь тоже не собираешься отдавать это за какие-то гроши. И я тоже.
Называть «грошами» суммы, которые между ними прозвучали, было абсурдно. Но их можно было назвать «всего лишь деньгами», потому что ценность «Омбре» и «Кле» была несоизмеримо выше.
Рю Чонхэ понял, что Сон Бомгук его переиграл.
Только что он своим ответом ясно показал, насколько высоко ценит «Омбре» и «Кле». Если до этого у Сон Бомгука и были сомнения в их ценности, то теперь он несколькими фразами заставил Чонхэ всё подтвердить.
Раз уж он раскрыл все свои карты, нет смысла делать вид, что он торгуется.
Мысленно осыпая Сон Бомгука проклятиями, Рю Чонхэ мягко улыбнулся.
- Тогда чего вы хотите? Нет никакого смысла в том, чтобы мы и дальше держались каждый за свою часть.
Это означало: хватит ходить вокруг да около, говорите прямо. Всё равно этого человека не прощупать, так что лучше бы он выложил всё начистоту.
Возможно, Рю Чонхэ донёс свою мысль.
Сон Бомгук предложил это на удивление прямо, без всяких обиняков.
- Я хочу, чтобы мы разделили «Омбре».
Рю Чонхэ недоумённо нахмурился.
- В таком случае, не проще ли было объединиться с У Инхёком и начать войну против нас?
На этот воинственный выпад Сон Бомгук лишь покачал головой.
- Этот парень плёл интриги за моей спиной. О сегодняшнем деле я узнал лишь потому, что внедрил своих людей к мэру Квон Джунмо.
Взгляд Сон Бомгука на мгновение стал острым, но тут же вернулся к своему обычному мягкому и добродушному выражению.
- И вы предлагаете мне объединиться с таким типом? Кто знает, когда он снова ударит в спину?
У Инхёк действовал самовольно, ничего не говоря Сон Бомгуку. Неизвестно, собирался ли он когда-нибудь рассказать, но Сон Бомгук, разумеется, не мог не чувствовать себя преданным.
- Я разберусь с У Инхёком. Считай это бонусом к сделке.
Это прозвучало так, словно он предлагал прихлопнуть пробегающего мимо таракана. Настолько легко, небрежно и безжалостно.
- У меня уже есть план, как с ним разобраться, так что тебе не о чем беспокоиться.
Когда-то они были соратниками, что объединились, чтобы свергнуть босса, которому служили. И в то же время они были двумя столпами, на которых держался «Тэхын».
А может, Сон Бомгуку и без этого инцидента просто не нравился сам факт существования ещё одного столпа, равного ему?
- Ну как? Тебе нравится моё предложение?
Сон Бомгук поднял бокал, не скрывая своих амбиций, что так долго таились внутри. Бокал с плещущимся вином был протянут вперёд, словно приглашая к тосту.
Рю Чонхэ мгновение смотрел на протянутый бокал, но в итоге тоже поднял свой.
В обмен на «Кле» и право владения им Сон Бомгук хотел копию «Омбре».
И в качестве бонуса - устранение У Инхёка.
Для Рю Чонхэ это, безусловно, было предложением, от которого трудно отказаться.
Наконец их бокалы легко соприкоснулись, издав приятный звон.
С момента ареста мэра Квон Джунмо прошло три дня, но общественный шок не утихал.
Когда вскрылась истинная сущность мэра, который считался образцом неподкупности и даже одним из главных кандидатов в следующие президенты, пресса вовсю трубила о его двуличии.
Подозрения в коррупции всё ещё расследовались, но поведение Квон Джунмо по отношению к сыну, Квон Сонджэ, не оставляло никаких сомнений. В одной из аудиозаписей, обнародованных Квон Сонджэ, были слышны слова мэра о том, что он планировал использовать сына как инструмент и «разобраться» с ним. Общественность обрушила шквал гнева и осуждения на Квон Джунмо не столько за политическую коррупцию, сколько за то, что он видел в собственном ребёнке лишь инструмент.
Вслед за этим политики, когда-то выступавшие его покровителями, один за другим замолчали. Сторонники, твердившие, что это всего лишь домыслы и ничего не подтверждено, и призывавшие воздержаться от спекуляций, столкнулись с резкой критикой общественности.
Имидж мэра Квон Джунмо был втоптан в грязь.
Людей возмутили не столько подозрения в коррупции, сколько тот факт, что он использовал своего внебрачного сына Квон Сонджэ как вещь. Среди них были и те, кто сочувствовал тяжёлой жизни парня и плакал за него.
Между тем, так и не выяснилось, для чего именно мэр Квон Джунмо собирался использовать Квон Сонджэ. На все вопросы об этом Квон Сонджэ отвечал одно: «Я не знаю», а сам мэр упорно хранил молчание.
Причина, по которой молчали оба, была проста.
Квон Сонджэ не хотел, чтобы имя Ли Догома всплыло в связи с этим делом. А мэр Квон Джунмо - чтобы скрыть существование «Омбре».
В «Омбре» не было ничего о коррупции самого мэра Квон Джунмо, но дела его приближённых - совсем другое. Если бы коррупция его окружения была раскрыта, большинство прошлых подозрений в адрес самого Квон Джунмо подтвердились бы. Поэтому ему не оставалось ничего, кроме как молчать.
В тот самый день - день рождения Ли Догома и день ареста Квон Джунмо - Сонджэ, прибыв сюда вместе с Чхве Мён Илем, был очень напряжён.
Перед уединённой виллой, затерянной где-то глубоко в горах, его ждали десять человек из организации. Как он понял, это были охранники, которые должны были остаться в пристройке при вилле и защищать его. Там же постоянно находились двое слуг для его удобства.
Чхве Мён Иль, провожая Сонджэ на виллу, дружелюбно напутствовал его:
«Вам будет лучше пока побыть здесь. Среди тех, кто связан с мэром, немало парней, которые не понимают ситуации и могут действовать опрометчиво. Да и он сам мог оказать ненужное давление.»
Сонджэ и сам понимал, что Квон Джунмо так просто его не оставит. Учитывая, каким гордым и властным был этот человек, он не мог простить того, кто так безрассудно запятнал его честь.
Поэтому, хоть ему это и не нравилось, он был вынужден согласиться. Для Сонджэ и У Инхёк, и Чхве Мён Иль всё ещё были лишь опасными людьми, обычными бандитами, но раз уж они защитили Ли Догома и заслужили его доверие, он решил попробовать им поверить.
Тем не менее, из любопытства он остановил Чхве Мён Иля и спросил.
Раз все его показания записаны на видео, то даже если он умрёт, бесчеловечные поступки мэра Квон Джунмо никуда не денутся. Так зачем же беспокоиться о его безопасности?
Услышав это, Чхве Мён Иль тихо рассмеялся.
«Похоже, вы забыли, чьим другом являетесь».
Больше Чхве Мён Иль ничего не объяснил, оставив его с этой фразой. Да и казалось, что в его словах и был единственный возможный ответ.
Оставшись на вилле один, Квон Сонджэ провёл три дня в абсолютной тишине. Телефон у него был, но здесь не ловила ни связь, ни интернет, так что он был бесполезен. К тому же, не было ни телевизора, ни радио.
И это было к лучшему. Он боялся, что, следя за новостями, не сможет совладать с тревогой, а если бы заработал телефон, то со всех сторон посыпались бы звонки, и он бы сошёл с ума. В его и так запутанной ситуации, когда его могли дёргать со всех сторон, полное отсутствие информации было наилучшим выходом.
В течение трёх дней, наполненных лишь звенящей тишиной, единственное, что мог делать Квон Сонджэ - это думать о Ли Догоме.
Всё ли с ним в порядке? Он всё ещё с тем бандитом? Хоть мы и планировали это вместе, не навредило ли ему моё разоблачение? Когда мы сможем встретиться?
Он снова и снова прокручивал эти мысли, и беспокойство о Ли Догоме всё росло.
Словно почувствовав его переживания, на третий день после полудня Ли Догом неожиданно появился перед Квон Сонджэ.
- Что за? Почему здесь так темно?
Ли Догом вошёл с таким невозмутимым видом, будто пришёл в комнату Квон Сонджэ в общежитии, и, оглядевшись, нахмурился.
Внутри виллы было сумрачно, хотя стоял белый день. Хоть окна и выходили на юг, пропуская много солнечного света, Квон Сонджэ задернул шторы на каждом из них. Да ещё и свет не включил, так что было ощущение, будто уже наступил ранний вечер.
- Ты не меняешься. Всё та же привычка - как только задумаешься, сразу задергиваешь шторы и запираешься.
Широкими шагами Ли Догом подошёл к окну и тут же отдёрнул штору. В комнату хлынул яркий свет, мгновенно осветив всё вокруг.
Сонджэ искренне вздохнул с облегчением, увидев, что с Догомом всё в порядке. Цвет лица был неплохой, и, кажется, он не был ранен.
Но важнее всего было то, что он обращался с ним так же, как и раньше. Это успокоило Квон Сонджэ больше всего.
Сонджэ приготовил для Догома холодный травяной чай. Пакетики с чаем нашлись на кухне виллы, и они были такими же, как в доме У Инхёка.
Догом, узнав чай по запаху, усмехнулся. Казалось, Инхёк знал, что он заглянет сюда, и заранее всё подготовил.
- Дорога сюда трудная, как ты добрался? - спросил Сонджэ, его лицо наконец омрачилось.
Когда он ехал на эту виллу с Чхве Мён Илем, он сразу понял, что путь не из лёгких. Прежний Ли Догом скорее пошёл бы пешком или где-нибудь раздобыл велосипед. Но даже так, путь был довольно длинным и трудным, и Догому пришлось бы нелегко.
Ли Догом, промочив горло холодным чаем, широко улыбнулся и ответил:
Разве у Ли Догома был мотоцикл?
- Аджосси купил. Сказал, что мне пока трудно одному ездить на машине.
Взгляд Квон Сонджэ тут же сузился. Он упал на дорогие смарт-часы на запястье Ли Догома.
Догом шутливо закатил глаза и слегка улыбнулся.
- Если кто-то намного старше что-то тебе покупает, это сразу спонсорство? Он мог купить просто потому, что захотел.
Сонджэ, внимательно вглядываясь в лицо Догома, начал всё больше беспокоиться.
Раньше Ли Догом был из тех, кто чувствовал себя крайне неловко, если кто-то дарил ему что-то без особой причины. Даже если причина была, он дотошно всё расспрашивал и почти всегда отказывался, а если чувствовал что-то похожее на «жалость», то открыто выказывал недовольство. Доходило до того, что он запоминал до последней копейки даже то, что покупал ему Квон Сонджэ.
Кто бы мог подумать, что настанет день, когда тот самый Ли Догом скажет такое.
Чувства были настолько новыми, что переросли в ревность. Казалось, будто Ли Догом полностью открыл своё сердце этому «аджосси».
Но он не подал виду. Он лишь бросил что-то вроде «Будь осторожен за рулём» и постарался вести себя как ни в чём не бывало. Ему не хотелось портить настроение Ли Догому, который наконец-то пришёл его навестить.
Они молча пили ароматный травяной чай, и спустя какое-то время Догом, нарушив тишину, спросил:
- …Не знаю. - Сонджэ опустил глаза, и голос его прозвучал подавленно. - Я всю жизнь делал лишь то, что мне говорили, поэтому понятия не имею, что и как делать дальше… В голове всё путается, и в то же время пустота.
Голос, в котором слышались жалобные нотки, внезапно стал твёрдым. И взгляд его, до этого опущенный, вновь стал ясным.
Услышав это, Догом с облегчением улыбнулся.
- Думаю, это нормально, если ты пока не знаешь, чего хочешь. - Догом посмотрел на стакан в своей руке и тихо продолжил: - Мы оба ещё студенты, нам многому нужно научиться. И многого мы ещё не пробовали.
Догом на мгновение замолчал, а потом нарочито озорно улыбнулся.
- Прозвучит по-старчески, но я к тому, что у нас ещё полно времени на раздумья, так что не торопись.
Едва выговорив это, Догом, кажется, и сам смутился от своих слов и съёжился. Он состроил гримасу отвращения и передёрнул плечами.
- Уф, нет, давать советы - это точно не моё.
Слова утешения и поддержки Догома затронули что-то глубоко в душе Квон Сонджэ.
Он всегда думал лишь о том, что должен делать, но никогда не задумывался, чего хочет он сам. Возможно, сейчас у него появился драгоценный шанс подумать об этом.
От этой мысли ему стало немного легче.
- А ты? - Голос Квон Сонджэ, до этого напряжённый, стал немного живее, и он осторожно спросил: - У тебя… есть что-то, что ты хотел бы сделать?
Ли Догом ведь тоже всю жизнь думал скорее о том, что должен, а не о том, чего хочет. И сейчас Сонджэ захотелось узнать, о чём же на самом деле мечтает Догом.
Лицо Догома почему-то слегка покраснело. Он забегал глазами и поджал губы, отчего стал похож на смущённого ребёнка.
Но тут же выражение его лица изменилось.
- Сейчас я собираюсь сосредоточиться на том, что нужно сделать в первую очередь. - Лицо Догома стало очень серьёзным. - Вещи отца. Пора их вернуть.
Подумав о ноутбуке своего отца, который был у Рю Чонхэ, Догом крепко сжал губы.
