Seayard. Глава 117
Унхи рывком сел. Он был на больничной койке. И не просто лежал, а спал, уткнувшись щекой в грудь мужчины. Но ведь… его плечо было раздроблено.
Сердце бешено заколотилось. Ты не ранен? Насколько сильно раздроблено плечо? А рука… ты можешь ею двигать? Зачем, зачем ты, раненый, держишь меня на себе вот так?!
Унхи чувствовал себя скованным из-за капельниц, опутывавших его тело. Он тут же схватил одну из трубок и с силой рванул на себя. Игла выскочила из тонкого запястья, и хлынула алая кровь.
- Едва открыв глаза, снова начинаешь буянить?
Мужчина тихо рассмеялся, словно его это позабавило. Его мощная грудь мерно вздымалась и опадала. Он поднёс кровоточащее запястье Унхи к своим губам.
Он приоткрыл свои красноватые губы. А затем медленно провёл языком по щеке Унхи.
По белой коже Унхи тянулась яркая полоска крови. Словно на взбитые сливки пролили клубничный сироп.
Его голос прозвучал низко и чувственно, с лёгкой хрипотцой. Словно смакуя на языке нечто невыразимо дорогое, он долго катал этот вкус во рту. Его густые брови сошлись на переносице, одна чуть заметно изогнулась. Даже это выражение показалось невероятно сладким.
…Он хотел спросить, в порядке ли он. Но тут же горло сдавила такая ужасная боль, будто он вот-вот умрёт.
Ах, точно. Я же проглотил яд. Но почему я тогда в полном порядке? Почему я всё ещё жив? Ведь капсула лопнула так глубоко во рту. Яд уже должен был убить меня!..
В горле стоял неприятный ком, будто оно изнутри поросло мхом. Унхи схватился за шею и принялся скрести её, давясь кашлем. Кха, кхааа! Нужно вытащить этот яд!..
Большая рука мужчины мягко легла на его затылок и успокаивающе погладила, словно говоря: «Прекрати».
- Ш-ш-ш… Врач тебя уже всего осмотрел. Сказал, это был афродизиак.
Что? Афродизиак? Унхи нахмурился. Но Тула же ясно сказал: проглоти хоть каплю - и тут же закатишь глаза и отправишься на тот свет…
Какое унизительное разочарование. Это была всего лишь какая-то дрянь!.. Он хотел сказать, что вернётся к нему, но так и не смог вымолвить то, что было на сердце. И из-за этого его плечо оказалось раздроблено.
- Ту-Тула сказал, что это яд. Что если я заговорю, капсула сломается, и я умру…
- И всё равно ты на меня кричал?
Да, так и было. Унхи, сам того не заметив, понизил голос. Он продолжил, выдыхая слова почти неслышно. Так тихо, что услышать мог только мужчина. Если не прислушиваться, его шёпот можно было и не разобрать.
Просто я подумал, что ты, тот, кого я оставил, будешь страдать. Думая о нём, Унхи было не до себя.
- Я… я поступил как трус… - признался он, глядя мужчине прямо в глаза, сейчас, когда действие препарата полностью прошло, вкладывая в слова всю свою душу.
И пока Унхи осторожно произносил это слово за словом…
Мужчина крепко прижался губами к тыльной стороне его ладони. Он целовал её долго, прежде чем отстраниться. Его веки дрогнули, и на Унхи взглянули спокойные, потемневшие глаза.
Всё внимание мужчины было полностью сосредоточено на Унхи.
Он боялся, что его дыхание может помешать, что Унхи спрячется от его взгляда, и потому не смел даже шевельнуть губами. Его мощная грудь почти не двигалась. Вот так, затаив дыхание, он слушал.
- Я сбежал, потому что боялся, что меня бросят.
- Для этого ты бежал слишком уж по-настоящему.
В открытое окно ворвался морской бриз, и солёный запах этого ненавистного моря Юго-Восточной Азии нахлынул, словно прилив. Он отражался волнами в глазах мужчины. Серебристые осколки лунного света мерцали и тонули в его взгляде. Это была тихая ночь, в которой даже дыхание, казалось, пропиталось солью.
- Да, наверное. Вот настолько я боялся, что ты меня бросишь.
Прошло целых две ночи. Мы больше не были заперты на острове, не были единственными друг для друга альфой и омегой.
Это означало, что мы больше не были парой.
Было страшно смотреть правде в глаза. Отчаянно хотелось сбежать от этого всепоглощающего страха. И сейчас было бы ложью сказать, что мне не страшно.
Но, едва не потеряв тебя, я понял. Я понял, как важен и драгоценен этот момент. Сейчас для меня имело значение лишь то, что я рядом с тобой.
- Я… я бежал от собственных чувств…
Я отчаянно пытался убежать от своего сердца, что тянулось к тебе.
Но в итоге я всё равно оказался в его объятиях. Он меня не отпустил.
Его глаза, в которых мягко плескались волны, были полны любви. В его взгляде не было ни капли лжи. В нём больше не таилась та удушающая, как морская бездна, тишина и пустота.
В груди Унхи разлилось тепло. Его дыхание стало прерывистым. Чувства, которые он так долго сдерживал, подкатили к самому горлу. Казалось, он больше не сможет терпеть. Ему хотелось немедленно обнять его. Он тут же уткнулся носом в его щеку.
Его кожа больше не была холодной. То ледяное прошлое, когда он остывал на глазах, исчезло. Сейчас кончики пальцев ощущали эту горячую кожу. И тревога Унхи тут же растаяла. В голове опустело. Горячая волна тепла растеклась глубоко в груди.
Воздух между ними накалился. Мир затих. В этот миг существовали только он и Унхи, только они вдвоём.
Мужчина кокетливо прижался к Унхи, выпрашивая поцелуй, такой же сильный, как и его любовь. Унхи с готовностью обхватил его лицо ладонями и нежно коснулся его губ.
Он ответил на его просьбу страстно, словно без слов говоря, что пойдёт за ним хоть на край ада, - так, чтобы тот почувствовал каждый его вздох.
Наверное, это и называют «земной болезнью»? Привыкнуть к суше после всего никак не получалось. А ведь прошёл всего лишь год.
Восемь, нет, девять человек, запертых на острове, вернулись в свой прежний мир. Теперь всё было кончено.
Раскалённая земля Себу. Жара стояла, как в парилке, в которой можно сварить сундэ. Закончив работу, местные жители, спасаясь от тропической духоты, стекались в прохладные местные бары.
На огромном экране показывали самую популярную сейчас в Корее дораму. Она не могла не привлекать внимание, ведь весь её актёрский состав всего две недели назад вернулся из загадочного исчезновения. К тому же, каждая серия была настолько захватывающей, что оторваться было невозможно, даже несмотря на довольно примитивный сценарий. Да и внешность у актёров была просто сногсшибательной.
На экране была кульминационная сцена. Все, затаив дыхание, уставились в экран.
- Айщ, я же просил без кинзы, а они опять её положили.
Лишь один человек в самом дальнем углу, совершенно не обращая внимания на происходящее, был поглощён своей едой. На нём была рубашка с тропическим принтом, штаны-алладины со слонами и большие очки-стрекозы, скрывающие глаза. Вид у него был довольно странный.
- Почему это наш маленький филиппинец кинзу не ест, а?
Унхи палочками методично вылавливал кинзу из тарелки с ароматной рисовой лапшой. Малыш, сидевший у него на коленях, посмотрел на него снизу вверх. Это был Чоко, чьи огромные круглые глаза занимали половину крошечного личика.
Увидев, как крохотная ручка гладит животик, Унхи засуетился. Намотав лапшу на палочки, он подул на неё. Унхи отправил лапшу в ротик малыша, который нетерпеливо болтал ножками, и тот, тут же набив пухлые щёки, довольно улыбнулся.
- Кимчи? - переспросил он и тихо добавил, - Здесь нет кимчи. Дома дам.
На крохотное предплечье Чоко села муха, и Унхи осторожно, чтобы не сделать больно, согнал её веером.
Как только Унхи произнёс это, официант принёс стакан пива. По стеклу стекала белая пивная пена. Унхи тут же высунул язык, чтобы слизать её, и из-за жёлтых стёкол очков на мгновение стали видны его густые ресницы.
Официант смотрел на него как заворожённый. Он был уверен, что где-то видел это лицо, но никак не мог вспомнить, где именно. Взглянув на экран, он воскликнул «Ах!» и обернулся, но…
Таинственный посетитель уже исчез.
Под пустой тарелкой осталась лежать пачка купюр - слишком большая сумма для счёта за лапшу. И лишь стекающая по бокалу пивная пена, казалось, подтверждала, что он здесь действительно был.
