Антироман. Глава 1
Апрель 1824 года. Улицы Парижа, по которым бродил призрак обезглавленного 30 лет назад короля. Клод Вейль зашёл в трактир на улице Клиши, чтобы поужинать. Он только что закончил недельную смену на пропускном пункте в районе Серж, на окраине столицы, сменился с другими солдатами своего взвода и получил на завтрашний день увольнительную.
На первом этаже трактира, со стенами из камня, покрытыми штукатуркой, горела всего одна свеча, все остальные были потушены. Когда он занял место, хозяин трактира прошёл на кухню. Обжарив немного картофеля с маслом, он посыпал его мукой и залил водой - суп закипел в мгновение ока.
- Как там? Всё так же неспокойно? - спросил хозяин, подавая ему тарелку с двумя ломтиками вяленой грудинки и куском хлеба.
Речь шла о пожаре, случившемся несколько дней назад. Церковь в Серже сгорела дотла, оставив лишь остов. Пожары случались постоянно, но в подвале было найдено несколько неопознанных трупов. Из-за этого на въезде в город были выставлены военные патрули, досмотр ужесточили, и всё чаще стали поступать доносы на подозрительных лиц.
- Я слышал, что есть врач, который собирает трупы. Может, это он, - пробормотал хозяин, но Клод, словно ему было всё равно, опустил кусок грудинки в тарелку с супом. Он подождал, пока соль и мясной сок разойдутся, а затем взял ложку и принялся за еду. Хозяин пододвинул ему стакан с водой и продолжил:
- А подожгли-то наверняка роялисты (приверженцы королевской власти, монархисты), ясное дело. Кстати, а аристократов они тоже досматривают?
Ответ запоздал на мгновение из-за еды. Судя по его тону, досмотр высокопоставленных особ проводился не слишком тщательно.
- Вот поэтому преступника до сих пор и не поймали.
Трактирщик со знанием дела цокнул языком. Было очевидно, что и это дело замнут. А простые солдаты уже неделю мучаются, пока начальство делает вид, что заботится о безопасности. Он почесал своё толстое предплечье, ожидая реакции Клода, но разговор, казалось, был окончен. Тогда он сменил тему.
- Слыхал? Говорят, король совсем плох.
Эта тема, похоже, тоже не вызвала у Клода особого интереса, и он молча сосредоточился на еде. Хозяин, стоя, опёрся рукой о спинку стула и смотрел на Клода сверху вниз. Вид человека, с аппетитом уплетающего его стряпню, был ему приятен, и он, шмыгнув, провёл рукой по носу.
На самом деле, он заговорил о короле не из-за беспокойства о здоровье Людовика XVIII. Его волновал преемник. Хоть он и спрятал свою заветную наполеоновскую медаль в шкаф ещё пять лет назад, в нынешние времена, когда ультрароялисты то и дело устраивали белый террор, было важно, кто станет следующим королём.
(Прим.: Ультрароялисты представляли интересы вернувшихся дворян-эмигрантов и аристократии. Они выступали против умеренной политики короля Людовика XVIII и стремились восстановить Старый порядок.)
Кто угодно, только не граф д'Артуа.
- Ходят слухи, что у него оспа, другие говорят - просто старость, но, похоже, этот год он не переживёт.
Конечно, самые точные слухи о королевской семье можно было услышать от аристократов, но у него, владельца захудалого трактира рядом с карантинной зоной, друзей-дворян быть не могло.
В таком случае, следующим по доступности источником информации были военные. Клод Вейль был унтер-офицером Парижской гвардии и, пожалуй, самым близким к правительству человеком из окружения трактирщика.
- Ты ничего не знаешь? Скоро выборы в нижнюю палату, и, по слухам, роялисты могут занять большинство мест. Если так, то положение простолюдинов вроде тебя в отряде станет ещё более шатким. Тебя это не волнует?
Клод назвал его по имени. Хозяина трактира звали Бреве Гюго, и он приходился Клоду очень дальним родственником. Услышав своё имя, тот с надеждой посмотрел на Клода.
Ага, значит, он всё-таки что-то знает.
Он уставился в тёмно-карие глаза Клода, ожидая, что тот скажет дальше.
- Ещё супа. И добавь пару картофелин.
Сказал Клод, протягивая ему пустую тарелку и говоря совсем о другом. Бреве безропотно взял пустую тарелку и ушёл на кухню. Вскоре он вернулся с горячим супом, и Клод, словно в благодарность, равнодушным голосом пробормотал:
- Похоже, люди стекаются к графу д'Артуа. Военная власть, кажется, тоже уже перешла к нему. Я слышал, в нашем батальоне скоро назначат нового офицера. Говорят, из дворян-эмигрантов, хотя сомнительно, что он хоть раз держал в руках саблю.
Хозяин трактира жадно вслушивался в каждое слово, которое тот выплеснул. Хоть Клод и делал вид, что ему всё равно, было очевидно, что и его это волнует.
Дворяне, покинувшие Францию во время революции 89-го года, возвращались. Родственник простолюдина едва сводил концы с концами, держа трактир в Париже, в то время как родственник дворянина прислуживал королю в другой стране. Историю этой власти нельзя было сломить за несколько десятилетий, поэтому революция провалилась, и во Франции снова воцарилась династия Бурбонов.
Те, кто выступал в роли лидеров во имя народа, один за другим лишались голов, а парижане устали от борьбы. Лишь бы был хлеб насущный, а остальное неважно. Клод думал примерно так же. Он опустил в суп оставшийся кусок грудинки и продолжил:
- Если твои предчувствия верны, следующим королём станет граф д'Артуа. Так что постарайся, чтобы всякие болтливые вольнодумцы сюда не захаживали. Говорят, досмотр усилят и в самом Париже. Поступил приказ пресекать распространение неразрешённых газет.
- Вот и я о том же, так что будь осторожен.
Сказал Клод, делая вид, что не замечает валявшуюся в углу у прилавка независимую газету «Mercure».
В этот момент со второго этажа донёсся шум. Раздался звук сильного удара, и кто-то закричал от боли, моля о помощи. Лицо трактирщика Бреве тут же помрачнело.
- Это мальчик-проститут виконта Перрена. Виконт иногда одалживает его тем, кто ему приглянется, но сегодня, похоже, нарвался на какого-то неумеху. Всю дорогу шумели, видать, только сейчас закончили.
Со второго этажа снова раздался громкий звук. Похоже, что-то разбилось. Вскоре вниз спустился какой-то мужчина. И тут его взгляд встретился с Клодом. Заметив синеватую форму гвардейца, мужчина пробормотал, словно оправдываясь:
- Э-это не я его ударил. Он сам…
Бреве перебил его, вступаясь за мужчину. И, чтобы показать, что здесь не о чем беспокоиться, он похлопал Клода по плечу, демонстрируя их знакомство.
Успокоившись, мужчина натянул шляпу и быстро выскользнул из трактира. Клод, не сводя с него взгляда, пробормотал:
И, словно суп потерял для него всякий вкус, отодвинул тарелку и продолжил.
- Как и подобает городу на острие моды, проституция тоже опережает время? Похоже, в наши дни уже стало нормальным так открыто предаваться содомии.
- Какая разница? 20 су (старинная французская монета), что заплатил тот господин, для меня важнее любой революции, - ответил Бреве, вытирая стол тряпкой и давая понять, что и впредь готов закрывать на всё глаза, лишь бы платили.
Клод прекратил есть и вытер рот.
Через мгновение снова послышался грохот, и кто-то, словно соскальзывая, спустился вниз. Это был юноша с моложавым лицом.
Он ещё не успел толком одеться и дрожал от холода, как щенок. Его незрелое лицо в одних вызывало желание подчинить, а в других, казалось, - жалость.
- Прошу прощения, но раз дело сделано, не мог бы ты уйти? Мне нужна эта комната для других гостей, - приказным тоном сказал Бреве, скрестив руки на груди.
Юноша взъерошил свои рыжие кудри и безвольно осел на пол. При виде этого Клод отодвинул тарелку и повернулся к нему.
- Да он же ребёнок. Это слишком.
- Не обманывайся внешностью. Хоть он так и выглядит, совершеннолетия он достиг уже давно.
- Может, хотя бы вызовешь ему карету?
- О, нет, не нужно. Я могу идти, - пролепетал юноша.
Однако он лишь пополз по полу. Не в силах больше на это смотреть, Клод осторожно взял его за загривок и помог подняться.
Юноша шмыгал носом и заикался, а в его расфокусированных глазах виднелось туманное, похотливое помутнение. Похоже, клиент использовал наркотики. Слова о том, что он его не бил, не были ложью, но этот человек овладел своей жертвой куда более подлым способом.
При виде этого Клоду стало крайне неприятно. Он не был из тех, кто горит праведным гневом, но и пройти мимо, сделав вид, что ничего не заметил, ему почему-то не хотелось. Он нахмурился и спросил у Бреве:
- Где находится особняк виконта Перрена?
- Зачем? Ты его проводишь? - спросил Бреве, вскинув густые брови и глядя на Клода.
Поражённый этими словами, рыжеволосый юноша тоже резко поднял голову и посмотрел на человека, который вызвался его проводить.
Типичный красавец северного типа. У него были плавные черты лица и крепкое телосложение. Чёрные волосы хорошо сочетались со сдержанным выражением лица, а в светло-карих глазах читалось спокойствие.
Судя по выцветшей, но чистой униформе, он не был простым солдатом. В глазах несчастного юноши, не знавшего ничего о званиях, Клод, должно быть, выглядел как высокопоставленный офицер.
От неожиданной доброты на его измученном лице появился румянец. Он молчал, опустив голову и делая вид, что ничего не происходит, когда Клод продолжил:
- Надеюсь, у тебя осталось достаточно сил, чтобы ехать верхом.
Этого было достаточно. Он его проводит. На мгновение на лице юноши отразилось замешательство, но он тут же кивнул. Причин отказываться не было.
Бреве, с видом человека, который не хочет вмешиваться, пожал плечами и назвал адрес виконта. Клод кивнул, показывая, что понял, и поднялся с места.
- Расстояние около двух лье (~9 км), так что доберёмся меньше чем за полчаса. Выдвигаемся немедленно.
С этими словами он накинул свой тёмно-синий военный плащ на дрожащего юношу. Так уж вышло, что он возвращался с патрулирования на окраине, поэтому у него была выданная ему лошадь. Хорошо отдохнувший боевой конь вышел из конюшни, ведомый рукой Бреве.
Клод сначала помог юноше-проституту сесть, а затем и сам взобрался на лошадь. Попрощавшись с Бреве, который просил передать привет его сестре, лошадь с двумя всадниками медленно скрылась с улицы Клиши. Время приближалось к восьми.
- Если будешь так горбиться, точно свалишься с лошади.
Услышав слова Клода, ссутулившийся юноша с рыжими волосами выпрямился. Тело, дрожавшее от наркотиков, понемногу приходило в себя.
Этот несчастный юноша попытался предугадать, что будет дальше. В конце концов, придётся ли ему отдаться этому солдату? Сколько часов придётся отработать за то, что тот подвёз его? Но это было не так уж и важно. Казалось, этот человек не будет с ним груб, и, что самое главное, он был очень красив.
Не то чтобы он, торгуя телом, мог привередничать и выбирать по лицу, но с таким мужчиной, казалось, его не будет тошнить и не возникнет отторжения, как с другими. Если представится возможность, можно было бы даже заняться этим лицом к лицу. Закончив свои вольные фантазии, юноша представился - его звали Мишель. И добавил, что готов к любым действиям, которых мог ожидать от него этот высокий солдат.
Ответ последовал с небольшой задержкой. И неудивительно: Клод был погружён в совершенно другие мысли, вспоминая газету «Mercure», которую видел в трактире Бреве.
- …Хм? А, я откажусь. Я помог тебе не ради этого.
- Что? - переспросил Мишель, не сразу поняв.
- У меня к этому нет никакого интереса.
Мишелю больше нечего было сказать, и он замолчал. От смущения он снова опустил голову. К счастью, неловкую тишину заполнял стук копыт, что позволяло как-то скоротать время. Только когда они совсем выехали из Парижа, Мишель снова заговорил.
- Я… я из рыбацкой деревушки Сен-Жан-де-Мон, к югу от Нанта.
Он не ждал ответа, ведь его никто и не спрашивал.
- Мой отец был моряком на судне месье Мартена, но его призвали в армию. Он ушёл из дома в такой же синей форме, как у вас, а через год мы узнали, что он погиб в России. Мать погибла под колёсами кареты. Нам выплатили 50 франков компенсации, но они закончились через несколько месяцев.
Клод молча слушал. Его рассказ был настолько сухим, что, казалось, шуршал. В наши дни у каждого была своя трагедия, так что не было причин для сильного потрясения.
- Поэтому я приехал в Париж, чтобы заработать, но здесь уже было полно таких же, как я, искателей работы. Некоторое время я был учеником в сапожной мастерской, но мне не платили, и я сбежал.
- Потом я работал на фабрике, где красили шерсть, но там я не мог нормально есть. Меня каждый день тошнило от запаха химикатов. Через два месяца я сбежал и оттуда. А потом я был так голоден, что хватался за любого и умолял, что сделаю всё, что прикажут. Так я и докатился до такой жизни.
Проституция в Париже давала равные шансы всем, независимо от пола и возраста. Начало у всех было разным, но конец - до смешного одинаковым.
- У меня правда не было выбора. В Сен-Жан-де-Мон мы ели рыбу хотя бы раз в неделю, а в Париже даже головы сардины было не достать. Но с тех пор как мой хозяин взял меня к себе, я могу есть сосиски каждый раз, и это хорошо.
- Хозяин, значит... Так это виконт Перрен тебя спас? - наконец Клод отреагировал на слова Мишеля.
- Да. Он был моим постоянным клиентом.
Услышав этот ответ, Клод понял, что слово «спас» здесь не совсем подходит. Поступок виконта Перена был не столько проявлением милосердия к бедняку, сколько выбором более эффективного способа удовлетворить свою страсть к мужчинам.
Но Мишель, казалось, был по-своему доволен этой жизнью, поэтому Клод решил не осуждать виконта при нём.
- На самом деле, хозяин в последнее время со мной не спит. Кажется, у него появился другой любовник, потому что в те дни, когда он возвращается после встречи с ним, он всегда выглядит очень довольным. Я уж было подумал, что меня бросят, но в последнее время меня каждый день куда-то вызывают. Приходится ублажать друзей моего хозяина.
- Как ты возвращаешься, когда всё заканчивается? Мне показалось, пешком идти тебе было бы тяжело.
- И всё же я каждый раз возвращался пешком. Когда привыкаешь, это уже не так уж и трудно. Но сегодня, как ни странно, в теле совсем не было сил, и меня постоянно тошнило. Наверное, клиент использовал наркотик. Грустно, конечно, что приходится это принимать, даже зная, что это. В любом случае, если бы не вы, офицер, мне бы пришлось ночевать на улице. Мне кажется, я впервые встречаю в Париже такого доброго человека, как вы.
От такой непривычной доброты Мишель застенчиво ссутулился, но тут же вспомнил слова Клода о том, что нужно сидеть прямо, и резко выпрямился.
Клод поправил Мишеля, который произвольно назвал его офицером. Он так и не был произведён в офицеры и всё ещё оставался в чине сержанта.
- Всё равно вы не рядовой солдат, - сказал Мишель, пожав плечами, словно ему было всё равно.
Когда они окончательно выехали за город, Клод приготовился пустить лошадь в галоп.
- Можешь называть как хочешь, но сейчас держись крепче.
И лошадь поскакала. Особняк виконта Перрена находился недалеко от Шатийона, к югу от Парижа, так что им предстояло проскакать ещё целое лье. Вскоре уличные фонари исчезли. Боевой конь, нёсший двоих, мчался вперёд, полагаясь лишь на свет луны.
Клод помог Мишелю спуститься у особняка виконта и огляделся. Роскошный особняк в стиле рококо, построенный примерно в XVIII веке. Впечатлял огромный сад, раскинувшийся между воротами и самим домом. Охраны не было, а ворота были приоткрыты.
Мишель спросил имя Клода, будто они ещё увидятся.
Он несколько раз повторил это имя, а затем медленно скрылся в тёмном саду особняка. По пути он несколько раз оборачивался и махал на прощание, поэтому Клод медлил, ожидая, пока Мишель полностью исчезнет. И только когда он собрался развернуться, то понял, что и сам, не заметив, вошёл в сад особняка.
Подумать только, я без разрешения вторгся во владения аристократа.
Он было поспешил обратно к выходу, но из глубины сада донёсся звук воды. В то же мгновение ветер донёс аромат нарциссов, которые так любила его сестра Катрин.
Клод понимал, что нужно уходить, но призрак его отца, погибшего от пушечного ядра в уличных боях, словно подтолкнул его в спину и прошептал:
«Сорвать один цветок для сестры - это не грех. Тем более, она ведь сейчас болеет».
Клод на мгновение замешкался. Он пытался придумать, что скажет, если его поймают. Если его обвинят во вторжении как подозрительную личность, он может угодить в тюрьму.
С другой стороны, разве не я привёл сюда одного из обитателей этого дома? Можно было бы сказать, что я заблудился в таком огромном саду.
Уцепившись за это оправдание, Клод направился туда, откуда доносился шум воды.
Дойдя до восточной окраины сада, он увидел фонтан. Рядом с ним колыхались пышно цветущие белые нарциссы. Благородный аромат преждевременно распустившихся цветов разносился порывами зимнего ветра, а ещё не раскрывшиеся бутоны переливались в лунном свете.
Ухоженный аристократический сад. Вряд ли кто-то заметит, если сорвать пару цветков. Клод погладил стебель самого крупного цветка и осторожно наклонился. И тут же замер, заметив во тьме два пронзительно-голубых глаза.
Мужчина в красном жилете и дорогом шёлковом галстуке-кравате. Лунный свет осветил его лицо с тёмными золотистыми волосами и точёным, словно высеченным из камня, носом.
Слова «красивый мужчина» было явно недостаточно. Не так ли должен был выглядеть возрождённый Нарцисс, прекрасный греческий юноша, что умер, полюбив собственное отражение в воде?
Голубые глаза, смотревшие на Клода, медленно моргнули. На его губах играла лёгкая улыбка. Казалось, он всё это время наблюдал и теперь наслаждался реакцией Клода. Только тогда Клод понял, что его застали в тот самый момент, когда он самовольно срывал цветы в чужом саду.
Что же сказать? Растерянный Клод уставился на цветок нарцисса в своей руке, подбирая слова. В этот момент из особняка кто-то вышел и послышался встревоженный голос:
Судя по всему, искали именно этого человека. Голос приближался, и Клод испугался, что может возникнуть ненужное недоразумение. Он хотел объясниться.
Лежавший мужчина, казалось, ничуть не обеспокоенный ситуацией, приложил палец к губам, призывая к тишине. Услышав это, Клод невольно затаил дыхание и застыл на месте, словно статуя.
Вскоре зовущий голос удалился в противоположную сторону. Неожиданно для себя став соучастником в чьей-то игре, Клод заметил, что рядом с мужчиной лежит длинный меч с гербом в виде льва на эфесе.
В этот момент лежавший мужчина поднялся. На том месте, где он лежал, виднелись примятые, сломанные нарциссы. Клод всё ещё стоял неподвижно. Мужчина находился ниже Клода, но его взгляд не был взглядом того, кто смотрит снизу вверх. Без сомнения, это был аристократ из очень знатной семьи.
Клоду было трудно заставить себя уйти. Мужчина всё так же смотрел на него с лёгкой улыбкой на губах. Когда мимолётное мгновение, казалось, растянулось в вечность, он наконец заговорил.
Судя по тому, что он сразу определил его принадлежность, он и сам, без сомнения, был военным.
Мужчина улыбнулся, словно именно такого ответа и ожидал. А затем высказал совершенно нелепое предположение.
- Судя по телосложению, ты вполне в вкусе Жозефа, да и внешность под стать. Но приходить в такое место в мундире… Тебе не кажется, что это проявление неуважения к Его Величеству?
О чём, чёрт возьми, он говорит?
Несмотря на его благородную внешность, мысли у него были довольно пошлыми.
- Вы делаете странные выводы. Я не знаком с виконтом Перреном. Я случайно встретил слугу из этого дома и просто подвёз его. Разве не жестоко заставлять его идти пешком два лье в такую ночь?
- Я встретил на улице Клиши юношу-проститута.
Мужчина произнёс это имя как что-то само собой разумеющееся.
- Что ж, спасибо, что подвёз его. Тогда приношу извинения за недоразумение. Просто в последнее время Жозеф ведёт себя слишком уж распутно, и при виде любого красивого мужчины я сразу думаю в этом направлении.
Судя по тому, что он несколько раз назвал виконта Перрена по имени, было ясно, что этот мужчина довольно близок с хозяином дома. Вдобавок его манера говорить, в которой не чувствовалось ни малейшего отторжения к мужеложству, в сочетании с его внешностью создавала особую атмосферу.
Почему я сегодня постоянно сталкиваюсь с такими типами?
Клод, подавив неприятное чувство, снова коротко поклонился. Он уже собирался уходить, но мужчина снова заговорил с ним.
- Ты ведь хотел сорвать цветы, не так ли? Можешь взять, сколько хочешь. Белые нарциссы стоят вдвое дороже. В прошлом году их посадили из луковиц, специально привезённых из Монпелье. У них чудесный аромат, и они устойчивы к холоду.
- У меня не было намерения брать их без разрешения хозяина. Пожалуйста, сделайте вид, что ничего не видели.
- Жозеф посадил их для меня. Так что можешь считать, что я и есть хозяин. Бери, сколько хочешь. Это подарок?
- Не знаю, кто она, но, должно быть, это какая-то особенная дама.
Мужчина с улыбкой поднялся с земли. Затем, вместо всё ещё колеблющегося Клода, он сорвал целую охапку пышно цветущих нарциссов и протянул ему.
Клод, сам того не осознавая, принял букет. В этот момент он заметил руки мужчины, испачканные соком сорванных стеблей. Он ожидал увидеть их белыми и ухоженными, но они были покрыты шрамами и мозолями. Это было неожиданно.
- Ив, где ты! Прошу, хватит шутить! - снова донёсся голос с другой стороны.
Их взгляды встретились, и мужчина, вновь улыбнувшись Клоду, сказал:
- Что ж, теперь мне действительно пора. Если только мы не собираемся заняться этим втроём, конечно.
Его захлестнуло неприятное чувство. Одно дело - пошлая шутка в его адрес, но тот факт, что этот мужчина спал с виконтом, шокировал его ещё больше.
В одно мгновение вся симпатия, которую он к нему испытывал, испарилась. Клод, не попрощавшись, сжал букет в руке и тем же путём покинул особняк. За спиной он слышал его смех.
Клод вернулся домой уже после девяти вечера. Войдя в гостиную, он услышал кашель Катрин. Услышав шаги, она вышла из своей комнаты, чтобы встретить его.
- Ты поздно. Кхе-кхе. Принесу воды умыться. Что это у тебя в руке? - спросила Катрин, осветив свечой букет белых нарциссов в руке Клода.
Он протянул их ей, как будто это была какая-то мелочь. Из-под тонкого льняного рукава показалось тонкое, как у мертвеца, запястье и приняло букет.
Катрин, вдохнув аромат и обрадовавшись, вернулась из кухни с вазой, покрытой высохшими пятнами от воды. Глядя на нарциссы, которые теперь украшали стол в полутёмной гостиной, Клод снова вспомнил недавнюю встречу.
Всё было настолько нереально, словно во сне. Не только из-за абсурдных слов, слетевших с губ того мужчины, но и, что было главной проблемой, из-за его внешности.
Чем больше он думал о нём, тем более нереальным казалось его лицо. Пронзительно-голубые глаза, напомнившие ему о средневековом суеверии, будто в жилах аристократов течёт голубая кровь, и какой гладкий у него был нос и лоб. Он никогда в жизни не видел такого красивого мужчину.
Казалось, тот и сам прекрасно осознавал свою красоту, отчего его манеры и взгляд были полны уверенности. Хотя слова, что срывались с его губ, были донельзя пошлыми.
Впрочем, даже со сменой эпох аристократы остаются прежними. Типичные приспешники династии Бурбонов, которые вернулись в Париж, едва республика пала, будто и не было никакой революции.
Погружённый в свои мысли, Клод поднял голову и посмотрел на Катрин. Видя, что он с самого начала не отвечал на её вопрос, она повторила то же самое ещё раз.
- Я сказала, что вскипятила горячую воду. Иди мойся, пока не остыла. Кхе-кхе.
Катрин, мучительно кашляя, подтолкнула его в спину.
В тесном помещении, соединённом с кухней, стояла маленькая медная ванна. Катрин долила горячей воды в уже наполовину наполненную тёплой водой ванну. Затем, проверив температуру кончиками пальцев, она зажгла два подсвечника на полке, осветив ванную комнату.
Когда она ушла, Клод снял мундир и лёг в ванну. Усталое тело, едва помещавшееся в тесном пространстве, где нельзя было даже полностью вытянуть ноги, начало таять в тепле.
- Как же я устал, - пробормотал Клод, откинув голову назад.
Он решил поскорее выбросить из головы встречу со странным аристократом, чью личность он так и не узнал. Чтобы развеять необъяснимо подавленное настроение, он стал думать о том, как проведёт завтрашний выходной.
Может, сводить сестру на прогулку за город?
Катрин, которая целыми днями проводила время дома за вязанием, из-за своего слабого здоровья была крайне ограничена в передвижениях.
С детства страдавшая хроническим воспалением лёгких, она вышла замуж за обедневшего аристократа, пережила два выкидыша и была брошена мужем. Чтобы позаботиться о сестре, вернувшейся в Париж, едва достигший совершеннолетия Клод был вынужден стать кадровым военным.
Для простолюдина, не обученного никакому ремеслу, это был один из самых распространённых путей, чтобы прокормить себя. Ведь если совершить подвиг и получить орден Почётного легиона, можно было стать офицером, невзирая на происхождение.
Другим вариантом было стать священником, но для Клода это было немыслимо. Вот почему он сказал, что у него не было выбора.
Начало было не таким уж и плохим. Благодаря острому уму и выдающейся физической силе он заслужил хорошую репутацию как солдат. Однако с реставрацией Бурбонов простолюдинам стало всё труднее получить офицерский чин.
Клод начал службу пехотинцем, дважды получал повышение, но так и не смог стать младшим лейтенантом, застряв в звании сержанта. За это время цена на хлеб в Париже выросла вдвое, а его жалованье не менялось уже три года.
Вода в ванне, отдававшая запахом ржавых труб, колыхнулась. Клод приподнялся и, растерев в руках плохо мылившееся мыло, обмыл тело. Вода быстро остывала, поэтому он поспешил закончить. Затем, переодевшись в пижаму, оставленную Катрин, он, вытирая мокрые волосы, вошёл в свою комнату.
