Кислый виноград доминантного альфы. Глава 20
Сколько минут прошло после того, как он вошёл в номер? За дверью послышался стук. Когда Хёну, свернувшийся на кровати, проигнорировал его, менеджер отеля, открыв дверь запасным ключом и увидев Хёну, быстро подошёл к нему.
- А! Вы всё ещё здесь. Прошу прощения. Уже несколько дней нет подтверждения выезда, мы пытались связаться с вами, но ответа не было. Выписка из...
Менеджер, объяснявший ситуацию, схватился за шею, увидев кровавые пятна на кровати.
Он же только что вошёл. Прошло всего несколько минут с тех пор, как он сел на кровать.
Хёну взял телефон, чтобы проверить дату. Было воскресенье, вторая половина дня.
Прошло два дня, в течение которых он не ел и не спал.
Практически вытолкнутый из отеля, он отправился в больницу напротив для оказания неотложной помощи. Врачу, спросившему о происхождении ран, он соврал, что это сделала его собака. Хотя было видно, что врач не поверил, к счастью, больше вопросов не последовало.
Закончив лечение, перед уходом из больницы он зашёл в туалет посмотреть в зеркало. Шея и ключицы были перевязаны белой марлей. Тэгон определённо будет допытываться, что случилось. Пока Хёну искал оправдание, он внезапно разразился горьким смехом.
Это было жалко. Тэгон был тем, кто загнал его на край пропасти. И вот он сейчас придумывает оправдания, чтобы успокоить этого Тэгона. При мысли о Тэгоне, который будет притворяться обеспокоенным, делать вид, что только он существует, лицемерить, в душе поднималось возмущение. Одновременно Хёну накрыло глубокое чувство самоуничижения.
Он знал, что его обида на Тэгона происходит из жалкой ревности. Тэгон никогда не требовал от него любви. Это были чувства, которые он сам взрастил в одиночку. Вес в сердце, который день ото дня становился всё значительнее, внезапно вырос как снежный ком, и теперь ему было трудно дышать, словно его вот-вот раздавит.
Было невозможно вынести это, не обвиняя кого-то. Когда он пытался разобраться в правильном и неправильном, выясняя причину ответственности, в конце концов стрела обвинения всегда указывала на него самого.
Если бы он не любил, не было бы и боли.
Чувства к Тэгону казались проклятием. И одновременно было жалко. Он хорошо понимал, что эти презираемые чувства, пустившие корни именно в его сердце среди множества других людей, на самом деле должны считаться чем-то более благородным и священным, чем что-либо в мире.
Сердце обливалось кровью при мысли, что пока его чувства безжалостно растаптывались, любовь того омеги пышно расцветала в объятиях Тэгона.
Остановившись на месте и пытаясь выровнять дыхание, схватившись за грудь, Хёну пустым взглядом уставился на ближайший магазин одежды. Он купил просторное пальто с длинными рукавами, доходящими до тыльной стороны ладоней, и водолазки разных цветов, закрывающие шею.
Он переоделся в новую одежду в ближайшем общественном туалете. Хотя это была лишь временная маскировка, но всё же лучше, чем ничего.
Того, что он уже показал, было достаточно. Он не хотел, чтобы Тэгон видел, как он сходит с ума, превращаясь в руины.
Хёну почувствовал, что время пришло. Время уходить.
Он больше не был уверен, что сможет оставаться в здравом уме рядом с Тэгоном.
Услышав оглушительный шум, от которого дрожал пол, Тэгон в спешке вошёл в комнату Хёну и озадаченно нахмурился. Похоже, Хёну вытащил из шкафа и ящиков всё подряд, и теперь на полу лежало такое количество хлама, что ступить было некуда. В самом центре этого беспорядка сидел Хёну, на глаз прикидывая, что оставить, а что выбросить, и перекладывал вещи в специальные мусорные мешки.
- Сейчас же зима. Хочу разобрать одежду не по сезону и заодно прибраться в комнате.
Тэгон приподнял одну бровь. Ситуация, когда слово "уборка" вылетело из уст Хёну, казалась крайне непривычной.
Тэгон подумал про себя, что это действительно несочетаемая комбинация.
Он вырос избалованным молодым господином, привыкшим к тому, что за ним ухаживают.
Убирать комнату Хёну, где брошенный полусъеденный бублик покрывался чёрной плесенью, а сам он даже пальцем не пошевелил, чтобы что-то сделать, менять постельное бельё Хёну по сезонам - на тонкое стёганое одеяло летом и на микрофибру зимой - всё это было обязанностью Тэгона.
Он никогда не указывал на это, потому что ему было довольно приятно осознавать, что весь комфорт и роскошь, которыми Хёну неосознанно наслаждался, исходили от него. Ему хотелось, чтобы тот просто наслаждался удобствами, которые он предоставлял, без каких-либо забот. Хотя иногда казалось, что не Хёну, а он сам становится прирученным, но это его не беспокоило.
Хёну покачал головой, словно говоря не беспокоиться, но поскольку вес заполненных пакетов был значительным, Тэгон помог вынести несколько связок пакетов наружу.
На следующий день Хёну зашел в канцелярию факультета и, не сообщая Тэгону, подал заявление на академический отпуск. Затем он отправил письма каждому из профессоров. Ни один профессор не отказал в просьбе Хёну, который написал, что хотя он берет академический отпуск по состоянию здоровья, но хотел бы продолжать посещать их занятия, поскольку они ему нравятся, и попросил сохранить это в тайне, так как не хотел, чтобы однокурсники знали о его академическом отпуске. После того как заявление было одобрено, Хёну продолжал посещать занятия с Тэгоном как обычно.
Чтобы взять книгу для задания, они зашли в библиотеку после обеда. Книга, которую искал Хёну, находилась на самой нижней полке. Когда он наклонился, в расширившемся вороте стали видны ужасные следы от ран, которые привлекли внимание Тэгона. Когда Хёну, взяв книгу, прижал её к груди, низкий голос Тэгона разнесся возле его уха:
Хёну, сглотнув от какой-то неприятной атмосферы, последовал за Тэгоном.
Тэгон, приведя Хёну в уединенный угол библиотеки, внезапно задал непонятный вопрос. Когда Хёну глупо переспросил, рука Тэгона неожиданно потянула за его воротник.
Тэгон страшными глазами уставился на ужасную шею Хёну, обнажившуюся в растянутом вороте.
Какое тебе дело? Не притворяйся, что беспокоишься.
Он с трудом сдержался, чтобы не выпалить это. Зная, что тот будет настойчиво допытываться, пока не получит ответ, Хёну повторил ложь, которую сказал в больнице.
- Родители, видимо, заскучали и недавно завели собаку. В прошлый раз, когда я ходил домой, так получилось. Наверное, она приняла меня за чужака.
Выражение лица Тэгона слегка исказилось от ответа Хёну. Когда Тэгон снова потянулся к шее Хёну, тот, сжавшись и отшатнувшись назад с настороженным жестом, заставил руку Тэгона замереть в воздухе. Убрав руку, Тэгон больше ни о чем не спрашивал.
- Всё? У меня дедлайн по заданию сегодня. Не мешай.
Резко бросив это, Хёну направился обратно в библиотеку. Лицо Тэгона, смотрящего вслед уходящему Хёну, выглядело растерянным.
Хотя Хёну считал, что к счастью, небольшая стычка в библиотеке прошла без последствий, вскоре он почувствовал, что взгляд Тэгона стал еще более пристальным, чем раньше. По спине пробегали мурашки от этого взгляда, который, как при слежке за добычей, неотступно следовал за ним.
Хёну сконцентрировался на том, чтобы держать руки в карманах. Стоило потерять бдительность, и неизвестно, когда, где и как он начнет царапать себя. Хёну, стараясь не выдать своих чувств перед Тэгоном, жил с постоянным напряжением, будто шёл по тонкому льду. Его лоб уже давно был покрыт холодным потом.
Требовалось огромное усилие воли, чтобы удерживать постоянно ускользающее сознание. Но по ночам, когда сознание затуманивалось, Хёну не мог с этим справиться.
Каждое утро день начинался с замены повязок на израненных руках. Он собирал окровавленные бинты в сумку и сжигал их в крематории университета, опасаясь, что Тэгон может заметить следы дома.
С каждым днём самоповреждения становились всё серьезнее. Проблемой было не только то, что раны, с которыми он сталкивался каждое утро, становились всё глубже, но Хёну испытывал еще больший страх от осознания того, что не чувствовал никакой боли, пока не дошел до такого состояния.
Вслед за искалеченным телом и расшатанной психикой теперь постепенно искажались и ощущения. Казалось, что всё, из чего он состоял, разрушалось на клеточном уровне.
Зайдя в банк, Хёну обналичил все средства со своих счетов. Заблокировал карты. Это было сделано из-за риска определения местоположения по истории использования. Он хотел какое-то время скрываться от Тэгона в одиночестве, там, где никто его не знает.
Кто-то говорил: с глаз долой - из сердца вон. Может быть, находясь вдали от Тэгона, он постепенно придет в норму. Даже если наоборот, его состояние ухудшится настолько, что его упекут в психиатрическую больницу, он не хотел показывать, как сходит с ума. Он также не хотел повторять то постыдное поведение, которое показывал Тэгону во время течки.
Если подумать, причин уйти было гораздо больше, чем причин остаться с Тэгоном.
Хёну горько усмехнулся. Ему вдруг показалось смешным, что он так тщательно готовится избежать преследования Тэгона. Пришла мысль, что, возможно, Тэгон больше не будет скучать по его отсутствию.
В то же время возникло сомнение, примет ли Тэгон ситуацию, когда его собственность самовольно покидает его без разрешения. Возможно, движимый не любовью, а гневом и чувством предательства, он будет искать его по всей земле из-за незрелой одержимости.
И начало, и конец отношений должны были быть по воле Тэгона. Хёну лучше всех знал, что он всего лишь игрушка для привязанности, которая должна послушно сидеть у изголовья кровати, сохраняя отведенное место, пока Тэгон сам его не выбросит. Было жалко. Температура чувств друг к другу была настолько разной.
В отличие от никчемного его, он завидовал до боли тому омеге, который демонстративно преодолел травму Тэгона и завоевал его сердце, которого никто не мог желать. Когда он представлял Тэгона, находящего полное успокоение в объятиях того омеги, а не его, в нем вспыхивала ужасная ревность.
Было обидно. Целых 15 лет они были вместе с Тэгоном. Горечь прошлых дней, когда он жил, жертвуя так многим ради сохранения того обещания быть вместе вечно, кипела как горячая лава.
Тэгон даже не мог представить, от чего он отказался, чтобы остаться рядом.
Воспоминания о прошлых днях, когда он отчаянно боролся, отказываясь даже от человеческого достоинства, чтобы Тэгон не возненавидел его, чтобы не разрушить их отношения, как ножи, терзали его сердце. Он не мог вынести своей обиды и ненависти к Тэгону, который отвернулся от него и выбрал того омегу.
Ты не можешь так со мной поступить.
Ты не должен так со мной, Тэгон-а.
Комплекс неполноценности и мания преследования ежедневно разрастались в голове Хёну, пока в конце концов не захватили всё его сознание.
Я тот омега, которого ты должен обнимать.
Хёну зашел в офис телефонной компании и подал заявление на расторжение контракта с конца этого года. Хотя говорилось "этот год", уже был ноябрь, так что оставалось недолго.
Сев в такси, он показал водителю сообщение, полученное от омеги. Машина сразу тронулась.
Всего один раз. Лишь единственный раз перед уходом.
Хотя бы половиной того, что получил тот омега. Тэгон-а, поделись со мной своим теплом.
Охранник, узнав лицо Хёну, вернувшегося спустя две недели, противно хихикнул. Когда стоявший рядом другой охранник спросил, в чём дело, тот ответил: "Мой гость", - и, обняв Хёну за плечи, повёл его вглубь помещения.
- Вроде не течка. Чего припёрся? А то ломался, мол, больше не придёшь.
- ...Тот препарат. Он действует и на альф?
Охранник прикинулся дурачком. Хёну, сжав кулаки, снова заговорил:
- Синее вещество в стеклянном флаконе. Ты же сам говорил. Что сознание исчезает и остаются только инстинкты.
- И что когда очнёшься, ничего не помнишь.
Охранник достал из-за пазухи стеклянную пробирку и начал дразняще трясти ею перед глазами Хёну. Сапфирово-синяя жидкость плескалась, сверкая ярким, чистым цветом. Хёну, как заворожённый, уставился на неё, сглатывая слюну, а охранник ухмыльнулся:
- На альф тоже отлично действует. Даже доминантные альфы не могли сопротивляться. Как думаешь, откуда у нас столько феромонов доминантных альф? Всё благодаря этой штуке. Они выделяли феромоны без остановки, пока яйца не сжимались до размера фасолины. Совсем с ума сходили от удовольствия. Хе-хе.
- Тот доминантный альфа теперь полный овощ. Ничего не помнит. Только слюни пускает.
При упоминании доминантного альфы глаза Хёну расширились. Увидев это, охранник согнулся от смеха.
Когда Хёну потянулся за морфием, охранник схватил его за запястье и резко притянул к себе. Отвратительный запах ударил Хёну в нос.
Хёну достал из заднего кармана бумажник и протянул охраннику. Тот громко рассмеялся, явно забавляясь.
- Может, отсосёшь мне для начала? Если хорошо справишься, дам две дозы. Доминантному альфе одной маловато будет.
Охранник отвёл Хёну в угол и заставил встать на колени.
- Соси как следует. И не вздумай кусаться.
Охранник погладил Хёну по волосам, достал свой член и потёр им о бледную мягкую щёку.
Подавляя рвотный позыв от отвратительного запаха, исходящего от паха охранника, Хёну открыл рот. Член, начиная с головки, проник внутрь.
Как будто посасывая леденец, Хёну перекатывал плоть во рту из стороны в сторону, облизывая ствол.
- Когда смешаешь с жидкостью, цвет исчезнет. Без цвета и запаха, так что палева не будет. Ах...
Издав тихий стон, охранник продолжил:
- Действует, пока не уснёшь. Ух, когда мозг заново активируется после пробуждения, даже следов препарата не обнаружишь.
Хёну внимательно вслушивался в каждое слово охранника.
- Проснувшись, даже во сне не вспомнишь, что творил. Ах, соси сильнее.
Языком он работал неумело, как и ожидалось. Невинный привкус был неплох, но уже начинало надоедать. Охранник схватил Хёну за подбородок и начал двигать бёдрами как вздумается.
Каждый раз, когда головка упиралась в нёбо, горло Хёну сжималось в рвотных спазмах. Воспользовавшись моментом, охранник вогнал член до самого основания. Сжимающееся в рвотном позыве горло само собой плотно обхватило член.
- Да, давай, делай так. Ах, черт.
Глаза Хёну покраснели от слез, он задыхался от мучительных спазмов. Охранник, с удовлетворением глядя на его искаженное лицо, резко протолкнул свой орган глубже в горло, повышая темп.
- Надо кормить его в соответствии с твоей течкой.
Охранник продолжил, быстро двигая бедрами:
- Когда альфа, движимый инстинктами, чует запах течного омеги, он видит только дырку для траха.
- То же самое, что и вы в тот день... ах... когда ищете только член альфы, чтобы заткнуть свою дырку.
Акт продолжался бесконечно, и только после того, как охранник трижды кончил Хёну в рот и на лицо, он наконец передал ему морфо.
Получив синюю жидкость, Хёну перед возвращением домой зашел в баню для омег, где несколько часов мыл голову и тер тело под душем. К счастью, будний день был не многолюдным. Те немногие, кто был там, увидев его тело, покрытое царапинами, в испуге держались подальше.
Выйдя из душа, он увидел в зеркале во весь рост чудовище с мрачным взглядом, чья шея и руки были покрыты красными струпьями.
Вернувшись домой, он сразу же направился в ванную и снова бесчисленное количество раз вымыл тело. После десятков раз чистки зубов, его измученный рот наконец начал кровоточить. Даже в ванной Хёну ни на секунду не выпускал из рук морфо.
Из глаз Хёну, не отрывающего взгляда от синего зелья, потекли прозрачные слезы. При этом уголки его губ приподнялись в ярком подобии улыбки, отчего он действительно выглядел как человек, потерявший рассудок.
Тэгон вошел в дом, твердо решив, что сегодня непременно нужно сесть и поговорить.
Хотя внешне Хёну казался прежним, Тэгон инстинктивно чувствовал скрытую за этим опасность. Словно смотрел на башню из кубиков с дырами, готовую рухнуть от малейшего прикосновения.
Недавно, когда он вызвал Хёну за пределы библиотеки и потребовал объяснить раны на шее, он столкнулся лицом к лицу с бурей эмоций в его взгляде - недоверием, чувством предательства, разочарованием, обидой, гневом.
Стало очевидно, что вся эта хрупкость и уязвимость Хёну возникла из-за него.
Хотя его охватило нетерпение, Тэгон старался действовать еще осторожнее. Он не знал, как вести себя с Хёну, и потому был предельно осмотрителен.
Он чувствовал себя как иголка. Хрупкость Хёну казалась воздушным шаром, раздутым до предела, готовым лопнуть от малейшего укола. Всё, что он мог делать - это наблюдать издалека с тревожным сердцем.
Размышляя о причинах, он мог предположить только одну. Последняя течка Хёну. Именно с того дня отношение Хёну к нему кардинально изменилось, так что искать другие причины не было смысла.
Если бы его спросили, жалеет ли он, что открыл дверь в комнату Хёну той ночью, он бы ответил, что совершенно не жалеет. Он хорошо знал себя - даже если бы время повернулось вспять, он не смог бы оставить Хёну страдать от жара течки.
Однако на вопрос, было ли это правильным поступком, он не мог уверенно ответить утвердительно. Независимо от намерений, он проигнорировал волю Хёну, просившего не входить, и теперь должен был нести ответственность за причиненную тому боль.
Хотя сейчас больно и тяжело, он верил, что когда-нибудь придет день, когда Хёну поймет, почему он не мог поступить иначе.
Он ждал, когда Хёну сам приблизится к нему, откроет свое сердце.
Он пытался терпеливо ждать, но больше не мог.
На кофеёк: 5469070012308728 (сбер)
Boosty