Seayard. Глава 85
Его губы впиваются в кожу. Мужчина усмехнулся, и его рот, больше похожий на пасть, казалось, был готов в любой миг вцепиться зубами в шею. Угрожающая улыбка.
Теперь Унхи должен был удовлетворить этого мужчину. И это при том, что они оба знали, что все это - паршивый спектакль.
…Но что, черт возьми, вообще значит - притворяться, что любишь?
Говорят, страсть между омегой и альфой похожа на спаривание богомолов. Самка, истекая феромонами, соблазняет самца, а тот вонзает свой набухший член в ее тело.
А в процессе самка отрывает и съедает голову самца… то ли для оплодотворения, то ли для пополнения энергии - что-то в этом роде.
Да и где, спрашивается, любовь в этом ужасном, донельзя отвратительном процессе? И у нас сейчас все точно так же.
Неужели это и есть настоящая любовь? В объятиях мужчины Унхи жадно поглощал еду. Словно отрывал и пожирал его голову.
А у Ки Джунхёка в глазах был полнейший экстаз. Он уже упивался собственной игрой. Неужели ему не противен жир, оставшийся на моих губах? Мужчина большим пальцем стер его и слизнул.
Только посмотрите на этот взгляд. Жадный, словно он собирается меня проглотить. Словно черные глаза богомола, в которых остался лишь голый инстинкт.
Да, так тому и быть, пойдем до конца. Даже если мне оторвут голову, а ноги переломают так, что придется ползти на четвереньках, я швырну свое тело в эту бездну, чтобы увидеть, что ждет в конце.
Новый остров мужчины был изолирован.
Вернее, этот круизный лайнер, который он сам же и изолировал, был роскошнее и огромнее любого острова, на котором Унхи доводилось бывать.
Бассейн, сауна, теннисный корт, даже кинотеатр…
Здесь все было идеально устроено для того, чтобы можно было жить, ни в чем не нуждаясь.
Унхи, вцепившись в теннисную ракетку, тяжело дышал. Мужчина, закончивший с ним розыгрыш, усмехнулся. В отличие от Унхи, который весь пылал румянцем, он был совершенно спокоен и лишь смачивал горло холодной водой.
Это был предел. Унхи согнулся пополам, упершись руками в колени. На его голову что-то мягко опустилось. Резко нахлынул его запах.
Тут же раздался щелчок расстегиваемого ремня. Унхи, словно выпутываясь из сетей, стряхнул с себя одежду. Мужчина, шлепая босыми ногами по плитке, скинул даже обувь. Мгновенно обнажившись, он вошел в душевую, расположенную сбоку.
Низкий голос эхом отразился от толстых стен. Нельзя было долго колебаться. Унхи сразу же последовал за директором Ки.
Мужчина уже погрузился в джакузи. Мягкая белая пена поднималась, покрывая его тело. Плечи, твердые как камень, возвышались над водой, а широко раскинутые предплечья выглядели по-настоящему угрожающе.
Унхи вздрогнул, колени против воли задрожали. У него что, глаза на затылке? Унхи медленно подошел к нему, а тот даже не обернулся. Взявшись за его мощные плечи, он принялся мягко массировать мышцы.
Пальцы впились в напряженные сухожилия. А-ах, он издал тихий стон. Охотно, словно только этого и ждал.
Унхи распрямил ладонь и медленно провел ею по его спине. Разгоряченная кожа и мышцы под ладонью ходили ходуном, словно бушующие волны.
Мужчина запрокинул голову. Глубоко уткнувшись затылком в бедро Унхи, он томно простонал и медленно открыл глаза.
- Видимо, твой первый мужчина тебя хорошо научил?
…Первый мужчина? Услышав его, Унхи уже было открыл рот, чтобы что-то сказать, но мужчина недовольно нахмурился. Плюх, он плеснул водой.
- Унхи-щи, вы манерам у дворовой шавки учились?
- …Что? - Унхи нахмурился, не понимая, что тот имеет в виду.
Почему он опять злится? В последнее время Ки Джунхёк часто вел себя так. Словно внезапно осознав, что все это - спектакль, начатый по обоюдному согласию.
Капля воды скользнула по его красивому лбу. Когда он свел густые брови, между ними образовалась глубокая складка, в которой и застыла капля.
Неужели этот мужчина и вправду ревнует? …Нет, нет. Нельзя поддаваться на обман. Это, должно быть, просто очередная часть этой его проклятой любовной игры.
- Неправильно вот так запросто упоминать своего бывшего мужчину, - процедил он, и в его голосе послышалось скрежещущее недовольство. Он свирепо усмехнулся и добавил, что, будь тот сейчас здесь, он бы всадил ему пулю в башку.
- …Моим первым мужчиной, - Унхи прикусил нижнюю губу, а затем отпустил. Раздался тихий, влажный звук.
Унхи смотрел на него сверху вниз. Хоть эти слова и были сказаны, чтобы подыграть его любовной игре, они не были ложью. Мужчина, что лежал, положив голову ему на бедро, этот мужчина с густыми бровями, высокомерно вздернутым носом и губами, что вечно изрекали ложь, и был его первым мужчиной.
Мужчина, который до этого не умолкал, теперь молчал. Словно и впрямь язык проглотил.
Что с ним? Неужели не верит мне? Подумал Унхи, продолжая усердно и в то же время нежно массировать толстую шею мужчины. Твердые мышцы упруго отталкивали его пальцы. Поистине, какое же у него сильное тело.
- Массажу я научился, когда вкалывал на стройке…
- У мужиков, - добавил он и тут же понял, что это было совершенно ни к чему. Для любовной игры это было ни капельки не романтично, не волнующе и не вызывало выброса дофамина. Казалось, зрители сейчас начнут массово покидать зал.
Унхи больше ничего не говорил. Он покорно сомкнул свои розоватые губы. Внезапно огромная ладонь метнулась вперед и схватила его за запястье.
Он подтолкнул: «Расскажите больше». Что… что еще я могу рассказать?
- Расскажите о себе еще, Унхи-щи.
Их взгляды встретились, атмосфера странным образом накалилась. Что, черт возьми, я могу рассказать этому человеку? Вся моя жизнь - это сплошная грязь, мерзость, сырость и тоска.
- Я работал на третьем этаже, заливал бетон, и вдруг лестница обрушилась.
Мне тогда чертовски повезло. Я упал прямо на гору мусорных мешков. Запах был чертовски ужасным, а спина болела так, будто вот-вот развалится, но все конечности были целы. Ни одной сломанной кости.
Поэтому я снова взвалил на спину кирпичи и полез наверх. Стиснув зубы, закончил оставшуюся работу. И только после этого, в одиночестве на темной стройплощадке, я сделал себе массаж и пошел домой.
- …Почему? - спросил мужчина. Он спросил, почему я должен был так тайно, в одиночку, глотать боль.
- …Потому что дома была младшая сестра.
- Потому что младшая сестра бы разволновалась?
Пальцы мужчины легонько постукивали по краю джакузи. Тук, тук. Капли воды, скопившиеся на потолке, срывались и падали в воду. Кап, кап.
Почему этот мужчина об этом спрашивает?
Было не по себе. Моя история должна была оставаться там, в сырой подворотне, гнить и вонять. Зачем он так настойчиво пытается вытащить это наружу?
Не можем ли мы вместо всего этого просто достать члены, ласкать и сосать их..?
Зародилось странное чувство неприязни. Если бы была возможность, он бы сбежал из этой ситуации. Если бы быламышиная нора, он бы зарылся в нее с головой.
Но разве этот мужчина хоть раз поступал так, как ему хотелось? Он на этом не остановился.
- Какие чувства вы испытываете к своей младшей сестре? - сладко прошептал он. - Расскажите и мне, бесчувственному ублюдку-психопату.
Унхи заглянул в его угольно-черные зрачки. Как эти темные зрачки, чувства для этого мужчины были чем-то вроде черной дыры. Никогда, до самой смерти, не заглянуть внутрь.
…Чувство вины. Как бы объяснить это чувство этому мужчине?
Унхи продолжил, словно поглаживая это невидимое чувство.
- …Это как забытая куриная каша.
Однажды летом. Я подхватил простуду, которой, как говорят, даже собаки не болеют, и мучился от жара почти в сорок градусов. Опьяненный жаром, я крепко спал и не услышал будильник. Когда я вскочил в панике, то уже опаздывал на подработку. Пришлось тут же сломя голову выбегать из дома. Прибежав туда как в тумане, я выслушал тонну матов. Что же там говорили?.. Мол, у сироты и с понятием времени туго.
Стройка - такое место. Там все без разбора поливают друг друга грязью, и Унхи, у которого не было родителей, был просто идеальным куском мяса, чтобы его сожрать.
Но Унхи медленно кое-что вспомнил.
…Ах, Унджу же приготовила куриную кашу.
Я тогда переживал, что в такую погоду она испортится, что в ней заведутся насекомые. И, как и ожидалось, когда я вернулся домой, Унджу уже все убрала. Она, наверное, очень расстроилась.
Но слова, которые сказала Унджу, не были упреком.
«Оппа, ты был очень занят, да?»
Вот что она сказала мне, тихо улыбаясь. Та куриная каша в тот день была нежностью, которую Унхи упустил. Да, это и было чувство вины. Вкус, который даже не коснулся языка, но долго обжигал изнутри.
Выпалив это сбивчиво, Унхи покраснел. Мочки ушей тоже залились краской. Он сказал слишком откровенно. И надо же было разболтаться о такой ерунде. Жалко, унизительно и, по правде говоря, очень убого.
Ему показалось, что в этом нет ни капли романтики, и он поджал губы.
И в этот момент его тыльной стороны ладони коснулись мягкие, влажные губы. В своем стиле, словно у него что-то сломалось в лобной доле, он тихо поцеловал ее.
- Руки грязные, а лицо до омерзения красивое.
Мужчина был в явном восторге. Щеки его пылали, а уголки губ сами собой изгибались вверх.
- Каждый раз, когда я узнаю, о чем думает эта твоя маленькая головка, у меня такое чувство, будто член колом встает.
Он сейчас был чем-то совершенно взбудоражен. На его лице было больше радости, чем когда он доводил адреналин до пика, играя в теннис.
И какая же часть меня завела этого мужчину?
- Вам не интересно, как сейчас живет ваша сестра?
