Кле. Глава 111-115
По ванной, наполненной паром, приятно разнёсся тихий всплеск воды.
В просторной ванне Инхёк осторожно держал на руках крепко спящего Догома. Словно боясь, что тот хоть на мгновение соскользнет, он крепко прижимал его бледную спину к своей груди и надежно обхватил за талию. В этом жесте Инхёка чувствовалась тихая, всепоглощающая одержимость.
Инхёк посмотрел вниз на Догома, который безвольно обмяк в его объятиях. Даже мокрые пряди волос, рассыпавшиеся по его плечам и груди, казались ему бесконечно милыми.
Инхёк не сдерживал себя до тех пор, пока Догом не отключился полностью. Хотя было очевидно, как тому тяжело, Догом просто твердил, что все в порядке, и принимал все, что он делал, и Инхёк, сам того не осознавая, продолжал повторять про себя: «еще немного, еще чуть-чуть».
Он осторожно зачерпнул рукой теплую воду и, поливая плечо Догома, нежно погладил его. Он чувствовал мягкую кожу, той же температуры, что и его собственная, в местах их соприкосновения.
Тихий шепот сорвался с губ Инхёка, когда он поцеловал мокрые волосы Догома.
Он надеялся, что хотя бы сегодня Догом простит его.
Потому что, возможно, они больше не смогут быть вместе.
Обещание, данное Догому, уже было исполнено.
Арестованный прокуратурой мэр Квон Джунмо катился в пропасть, откуда ему уже не суждено было вернуть былое влияние, а Рю Чонхэ, потеряв все, чего желал и чем владел, валялся без сознания в контейнере на складе.
Месть из прошлой жизни, о которой нынешний Догом не мог знать, тоже свершилась.
Сон Мёнгук, которому было мало убить родных родителей Догома, и который обращался с ним как с рабом, был жесточайшим образом изрублен на куски. Его приспешники, творившие вместе с ним всевозможные злодеяния, уже давно покоились на дне бескрайнего океана.
Кроме того, хоть это и не было местью, он изменил будущее Квон Сонджэ и Чан Седжина, которые в тот раз сломили Догома.
Все, что нужно было сделать, было сделано.
Теперь впереди Догома ждала лишь обычная, мирная жизнь.
И в этой жизни не могло быть места для кого-то вроде него - простого бандита.
«В том кошмаре, что мне снился… я же говорил, что в конце я совершаю самоубийство».
«Как вы думаете, что стало потом с тем мужчиной, который остался?»
Инхёк снова и снова прокручивал в голове этот вопрос Догома.
Сон Догома упрямо воссоздал и показал ему «то время», о котором нынешний он не должен был знать. Словно ставя точку в их отношениях.
И он, как и поступал всю эту жизнь, снова не мог сказать ничего, кроме лжи.
«Наверное, благодаря тебе, он смог благополучно сбежать и долго…»
Даже после того, что ты сделал, я не смог заставить себя уйти и оставить тебя…
Не было нужды говорить правду.
Для Догома это был всего лишь кошмар, воспоминание на грани сна и яви.
Инхёк крепко обнял Догома обеими руками и уткнулся лицом в его теплую шею.
«Я не хочу видеть его снова. …Я чувствовал боль, которая была намного сильнее головной».
Он хотел, чтобы Догом больше не страдал. Бремя всех болезненных воспоминаний он возьмет на себя, лишь бы Догом, ничего не зная, мог просто светло улыбаться.
И ради этого пришло время отпустить Догома.
Плотно сомкнутые ресницы Инхёка мелко дрожали, словно от страха.
Инхёк, стараясь не шуметь водой, чтобы не разбудить Догома, бережно помыл его. К счастью, Догом спал так глубоко, что не проснулся, даже когда его полностью вымыли и высушили волосы феном на слабом режиме. При мысли о том, как сильно он его измучил, Инхёк снова почувствовал вину и посмотрел на него с сожалением.
Взяв на руки Догома, ставшего после душа совсем сухим и мягким, словно ребенка, Инхёк вышел из своей комнаты. Он просто не мог заставить себя положить Догома на свою испачканную постель.
Остановившись перед дверью в комнату Догома, Инхёк, все так же легко держа его на руках, приложил руку к замку. Вспоминая тот день трехлетней давности, день своего возвращения в прошлое, он бережно нажал на кнопки одну за другой.
Увидев, что дверь без проблем открылась, Инхёк снова горько усмехнулся.
Теперь и в этом больше нет нужды.
Все закончилось, и больше не было необходимости связывать свое возвращение в прошлое и Догома воедино, словно заклинанием. Ему даже пришлось сменить дом, потому что кто-то из остатков банды «CH» мог знать об этом месте.
Для Догома он собирался найти новый дом, в котором тот мог бы жить спокойно. Уютный, мирный, залитый мягким солнечным светом, похожим на него самого.
Он знал о Догоме почти все, но только не его предпочтения в жилье. После смерти приемных родителей все дома, в которых до сих пор жил Догом, были местами, где он жил по необходимости. К тому же, часть времени он провел в армии, так что и сравнивать было особо не с чем.
Я ведь еще даже не знаю, какая мебель тебе нравится.
Инхёк окинул взглядом комнату Догома.
Все, что он знал о вкусах Догома, ограничивалось тем, как он обставил эту комнату. Да и то, большая часть была основана на предпочтениях Догома в цвете или текстуре, так что не было уверенности, действительно ли это ему по вкусу.
Как лучше обставить гостиную, какой телевизор ему понравится, какое освещение он предпочитает, какие украшения для дома ему придутся по душе.
Еще так много нужно было узнать, и он хотел это узнать.
Но все это было лишь его эгоистичным желанием.
Потому что у него не осталось никакого права и дальше удерживать Догома рядом с собой.
С мучительным выражением лица, словно проглотив что-то невыносимо горькое, Инхёк подошел к кровати Догома. Он уложил его на аккуратно заправленную постель, а затем лег рядом.
Приподняв маленькую голову Догома, он привычно подложил ему под голову свою руку. Желая как следует рассмотреть его лицо, он не стал укладывать его на спину, а повернул на бок, к себе.
Инхёк бесконечно долго смотрел на умиротворенное лицо Догома и нежно гладил его по щеке. Тепло тут же согрело кончики пальцев Инхёка.
Сколько времени он смотрел на него так, отрешенно?
Ресницы Догома слегка дрогнули. Как раз в тот момент, когда Инхёк испуганно отдернул руку, его сомкнутые веки медленно приоткрылись.
Инхёк легонько похлопал по спине Догома, который сонно открыл глаза. Это было такое приятное похлопывание, от которого хотелось тут же снова уснуть.
- Сколько... сейчас времени?..
Шевельнув губами, Догом понял, что его голос сильно охрип. Горло болело от того, что он без умолку кричал и стонал до тех пор, пока не уснул.
Голос Догома ослаб. Затем он странно улыбнулся.
- Даже страшно спрашивать, которая ночь подряд.
Как только он очнулся после обморока, они занимались сексом с Инхёком до тех пор, пока он снова не отключился. Неудивительно, что он потерял счет времени.
Догом попытался было приподняться, но тут же коротко вскрикнул от боли, пронзившей все тело. Инхёк быстро уложил его обратно и обнял.
По мере того как туман в голове рассеивался, ноющая боль во всем теле становилась все отчетливее. Из-за этого Догом мучительно стонал в объятиях Инхёка.
Догом удивленно округлил глаза от внезапного извинения Инхёка. Кончики пальцев Инхёка нежно коснулись его век, все еще слегка припухших от слез.
Похоже, Инхёк искренне сожалел. Его опущенные, поникшие уголки глаз и сведенные брови выглядели довольно жалко.
Догом посмотрел на такого Инхёка и робко улыбнулся.
- Все в порядке. Я сам этого хотел.
Это не было ложью. Желание во всем угодить Инхёку было его собственным, так что можно сказать, что он занимался сексом по своей воле. Хотя он и не думал, что все тело будет болеть так, будто его сломали.
Инхёк с нежностью посмотрел на Догома, который явно пытался его утешить, и поцеловал его в макушку. Мягкие волосы, пахнущие ароматным шампунем, уютно приняли поцелуй Инхёка.
Догом, молча наслаждаясь приятным поцелуем Инхёка, осторожно заговорил:
- Аджосси, я хочу кое-что спросить.
Инхёк ответил без промедления.
Он был готов ответить на любой вопрос Догома.
Вот только не было гарантии, что все ответы будут правдой.
По мнению У Инхёка, если ответ мог навредить Ли Догому, лучше было солгать.
Догом колебался, его глаза бегали. Он продолжал медлить, и на его лице появился легкий румянец.
- Почему вы… сказали, что любите меня?
Инхёк, который был готов ответить на что угодно, заметно вздрогнул.
Догом, который бесчисленное количество раз прокручивал в голове слова Инхёка, неясно расслышанные во время секса, с решительным видом посмотрел ему прямо в глаза.
На мгновение Инхёк потерял дар речи.
Его решимость ответить хоть что-то, правду или ложь, сильно пошатнулась.
Если бы кто-нибудь спросил, любит ли он Ли Догома, он бы без тени сомнения ответил «да». Даже под жестокими пытками, даже если бы у него отрывали руки и ноги, даже в предсмертный миг его ответ бы ни за что не изменился.
Но Ли Догому он не мог так просто ответить.
Дело было не в том, что он боялся отказа Ли Догома. Даже если бы тот холодно и решительно сказал «нет» или с растерянным видом покачал головой, все было бы в порядке. Даже если бы он сказал, что не хочет больше иметь с ним ничего общего, это было неважно. Потому что, как бы ни сложились их отношения, он собирался всю жизнь любить Ли Догома и молча оберегать его будущее.
Он лишь боялся, что сам факт того, что кто-то вроде него питает чувства к Ли Догому, может навредить ему.
Но и солгать, сказав «нет», он не мог. Ложь о том, что он не любит Ли Догома, - это то, чего он ни за что не хотел говорить.
Несмотря на то, что это был простой вопрос, требующий лишь ответа «да» или «нет», У Инхёк так и не смог дать вразумительного ответа.
Догом, скрывая нетерпение в ожидании ответа, опустил уголки глаз, и его лицо помрачнело.
- Значит... я был просто... заменой?
Из уст Догома сорвались слова, которых Инхёк никак не ожидал.
- Аджосси, у вас ведь был кто-то, кто вам нравился с самой нашей первой встречи. …Уж это-то я знаю.
Инхёк не мог понять, о чем, черт возьми, говорит Догом.
И до, и после своего возвращения в прошлое У Инхёк любил лишь одного человека.
И вот этот единственный человек говорил ему: «Ты же любишь другого». Для Инхёка, хоть он и понимал, что виной тому были его собственные слова, сказанные в прошлом, это внезапное недоразумение со стороны Догома было ошеломляющим.
Догом, прикусив губу, словно сглатывая эмоции, посмотрел прямо на Инхёка.
- Я знаю, что это очень грубо и невежливо, но я должен это сказать.
Сделав глубокий вдох, он спросил дрожащим голосом:
- Вы и сексом со мной занимались, думая о том человеке, да?
Инхёк снова потерял дар речи. На этот раз не потому, что не мог ответить, а от полного абсурда.
Догом, похоже, и не догадывался, что «тот человек», о котором он говорил, - это он сам.
- Я... настолько хуже того человека? Я вам не нравлюсь? Это потому, что я мужчина?
Объект для сравнения был выбран в корне неверно. Так как «тот человек», о котором говорил Догом, был им самим, какое-либо сопоставление было в принципе невозможно.
- Если бы не вы, аджосси, я бы и не подумал о чем-то вроде секса. Я сделал это, потому что это были вы.
Голос Догома становился все громче. Вместе с нарастающими эмоциями его глаза начали краснеть. Вскоре они наполнились влагой, а губы задрожали.
Вскоре лицо Догома исказилось в страдальческой гримасе.
- Я догадывался, но все равно, это слишком жестоко... Зачем было говорить такое и вводить человека в заблуждение...
Догом закрыл лицо руками и всхлипнул. Слезы, промелькнувшие за мгновение до этого, еще больше сбили Инхёка с толку.
- Вы мне нравитесь... Аджосси, вы мне правда... правда нравитесь...
Из уст Догома в конце концов вырвалось признание, похожее на всхлип.
В голове Ли Догома царил полный хаос, но уже по другой причине, нежели во время секса.
Дни, проведенные с У Инхёком, кружились в его голове. Все эти бесчисленные дни, с их первой встречи и до сегодня, трепетали в его памяти так, что становилось щекотно и не по себе.
И в то же время на сердце было больно.
«Я и сейчас его очень люблю. Настолько, что готов отдать все, чего бы он ни пожелал».
Именно так сказал Инхёк тогда в круглосуточном магазине, рассказывая ему о задании.
Дни, проведенные вместе, были всего лишь частью выполнения полученного задания. А все те трепетные чувства, что он делил со мной, были лишь проекцией его чувств к другому человеку.
От этой мысли стало так душно, будто вот-вот стошнит. Возникла неприятная боль, словно кто-то ковырялся острым предметом в самой груди.
В тот миг, когда Ли Догом услышал слова У Инхёка «Я люблю тебя», его сердце забилось так, словно готово было взорваться, и в то же время его охватила неотступная тревога. Именно тогда он и осознал, что уже давно и глубоко влюблен в У Инхёка.
Он дождался момента, когда придет в себя, набрался смелости и спросил, но У Инхёк так и не дал ему вразумительного ответа.
Столкнувшись с молчанием Инхёка, Догом подумал, что тот просто размышляет, как бы лучше объясниться и отказать. Ведь он такой добрый и заботливый аджосси, это было вполне в его духе.
Лучше бы он просто и ясно сказал нет.
Догом думал, что если бы Инхёк ответил на его вопрос «нет», он бы постарался гибко принять это, сказав, что так и думал. Он был уверен, что сможет притвориться, будто ослышался, и собирался смущенно улыбнуться, как ни в чем не бывало, и предложить поспать еще.
Но долгое, мучительное ожидание, вызванное молчанием Инхёка, сломило Догома.
- Аджосси, вы... вы такой жестокий. Нельзя же так играть с чувствами человека...
Он думал, что после секса, выплакав из себя всю возможную влагу, уже ничего не сможет выйти, но, на удивление, слезы хлынули ручьем. Ясно осознав, что плачет, Догом зарыдал еще мучительнее.
Инхёк, совершенно на себя не похожий, смотрел на Догома с растерянным видом. Он понимал, что нужно немедленно успокоить Догома, который плакал, закрыв лицо руками, но в голове все помутилось, и он не мог ничего сделать.
Губы Инхёка едва шевельнулись.
- Ты… понимаешь, что сейчас сказал?
Эти с трудом произнесенные слова заставили Догома расплакаться еще сильнее.
Догом убрал руки от лица и, весь в слезах, яростно посмотрел на Инхёка.
Глаза Догома, полные слез, смотрели на Инхёка с упреком, но в них таилась и нескрываемая, горькая нежность.
- Я же сказал, что вы мне нравитесь!
Вместо красивого признания Догом раздраженно выкрикнул это, словно вбивая гвоздь в собственные чувства.
- Если у вас есть кто-то, кого вы любите, так проводите черту! Не давайте мне ложную надежду!
Лицо Догома, который искренне злился, не выдержало и снова исказилось от слез. Слезы текли ручьем, а искаженное лицо мелко дрожало.
Догом так плакал, что уже не мог разобрать выражения лица Инхёка. Он снова и снова вытирал тыльной стороной ладони непрекращающиеся слезы.
- А-а… как обидно… что это вообще такое…
Наверное, оттого, что он так внезапно разрыдался, веки горели и щипали. Но он все равно не мог остановить слезы и снова потер глаза.
Инхёк ласково позвал Догома и убрал его руки от лица. Руки, безжалостно тершие глаза, опустились, и показались зрачки, полные чистых слез.
Рука Инхёка очень осторожно и нежно провела по его векам. Догом почувствовал, что кончики его пальцев дрожат сильнее, чем когда-либо.
- Я… ведь не ослышался сейчас, правда?
Глотая слезы и послушно подставив лицо под ласку Инхёка, Догом наконец смог как следует разглядеть его выражение.
Лицо Инхёка успело залиться румянцем. Даже уши и шея стали багровыми.
Когда Инхёк спросил снова, лицо Догома исказилось. Затем он одним рывком приблизился к Инхёку и прижался к его губам. Из-за поспешного и довольно резкого движения их зубы слегка стукнулись, но Догом смело втянул в поцелуй даже его удивленный язык.
Догом, который нарочно до боли прикусил губу Инхёка и отстранился, решительно сказал:
- Вот настолько вы мне нравитесь: я готов так безрассудно целовать вас и цепляться за вас, аджосси, который любит другую.
На лице Догома, произносящего эти слова, читались и облегчение от признания, и непреодолимая обида.
Инхёк медленно провел кончиками пальцев по своим губам. Место, которого коснулось тепло Догома, место укуса, горело, словно его обожгли.
Губы Инхёка, все еще ощущавшие поцелуй Догома, шевельнулись.
- …Тот, кого я люблю, - это ты.
Слова Инхёка проникли в уши Догома и ясно впитались в самую глубину его сердца.
Догом засомневался, правильно ли он все расслышал.
Но каким бы он ни был растерянным, в такой ситуации он не мог ослышаться.
Растерянные губы Догома пролепетали вопрос:
- Но вы же говорили, что у вас есть тот, кто вам нравится…
- А если я скажу, что любил тебя все это время, еще задолго до нашей встречи, ты поверишь?
Слова, сорвавшиеся с губ Инхёка, были чем-то, во что Догом никак не мог поверить.
Тем не менее, признание Инхёка, сопровождавшееся легкой улыбкой, не прекратилось.
- Человек, которого я, по моим словам, так сильно любил, - это был ты, Ли Догом.
Инхёк, тепло глядя на совершенно ошеломленного Догома, на этот раз сам первым потянулся за поцелуем. Мягкие губы нежно соприкоснулись, и дыхание каждого проникло в рот другого.
С запозданием осознав поцелуй Инхёка, Догом резко отстранился и сел. Его тело пронзила неописуемая боль, все суставы заскрипели, но сейчас Догому было не до этого.
Прижав кончики пальцев к своим горячим губам, Догом с ошарашенным лицом переспросил:
- Поче... почему? Как? Почему вы, аджосси, любите м-меня?
Он понимал, что спрашивает как-то по-дурацки, но в тот момент в голове Догома не было ничего, кроме этих слов. Настолько шокирующим было признание Инхёка.
Вслед за Догомом Инхёк тоже сел, подняв торс, и мягко стер слезинку, застывшую в уголке его глаза. То ли от удивления, но на том месте, где он вытер слезу, влага больше не появлялась.
- Помнишь, что я тогда сказал?
Догом пытался вспомнить хоть что-то из слов Инхёка, но ничего не получалось. В голове царил такой хаос, что он чувствовал себя полным идиотом.
К счастью, Инхёк сам подсказал ему ответ.
- То, что я влюбился в тебя с первого взгляда.
Ответ Инхёка заставил его снова вспомнить разговор в круглосуточном магазине.
Догом склонил голову набок, переваривая тот разговор.
«Я сказал, что влюбился в тебя с первого взгляда и что мы стали парой».
«Да разве такое возможно?! Чтобы парни влюблялись с первого взгляда и становились парой…»
Тогда он посчитал это полнейшей нелепостью. И после этого та «легенда» была не более чем прикрытием, титулом «любовника директора У Инхёка из „Тэхын Констракшн“», и, кроме как для публики, эти слова не имели никакого значения.
Но было ли это и вправду такой уж нелепостью?
«Почему ты думаешь, что это невозможно?»
«Парень вполне может влюбиться в другого парня и полюбить его».
Вспоминая тот момент, Догом внезапно замер.
Какое тогда было выражение лица у аджосси?
Что же это было за выражение, которое заставило его быть уверенным, что эти слова Инхёка - из его собственного опыта?
У Инхёк в то время был настолько холоден и безразличен, что на его лице было трудно прочесть хоть какие-то эмоции, но в тот момент, когда он произносил те слова, он выглядел совершенно другим человеком.
Он стал свидетелем того, как глаза У Инхёка, его дыхание, сама его аура в одно мгновение стали невероятно теплыми.
Для Догома это можно было назвать первым опытом, который дал ему понять, что же такое слепая, безответная любовь.
Те же самые глаза, что и тогда, теперь спокойно отражали Ли Догома.
- Я любил тебя гораздо дольше, чем ты можешь себе представить.
Даже произнося эти слова, в голове Инхёка все еще оставался неразрешенный страх.
Что, если я стану препятствием для Ли Догома?
Не повторится ли ситуация, как до моего возвращения?
Что, если чувства Ли Догома - не более чем юношеская прихоть?
Ему было все равно, даже если кто-то назовет его законченным оппортунистом и будет проклинать. Его могли бы осудить за то, что он, вместо того чтобы по-взрослому отнестись к, возможно, импульсивным чувствам Догома, в ответ делает такое серьезное признание, ведя себя как ребенок.
Но сейчас У Инхёк был не в том состоянии, чтобы взвешивать все это.
Ли Догом сказал, что он нравится ему.
Он горько плакал, говоря, что испытывает те же чувства.
Сердце трепетало так, что он думал, сойдет с ума. Это было такое блаженство, что, если это сон, он молил о том, чтобы никогда не просыпаться.
У Инхёк просто не мог проигнорировать Догома, который подарил ему столь незаслуженные чувства. Чтобы притворяться, что он не замечает этих чувств, нити его разума уже были бесчисленное количество раз перерезаны.
Теперь, когда момент, о котором он не смел и мечтать, стал реальностью, Инхёк понял, что больше не может сдерживать свои чувства.
С губ У Инхёка ясно сорвались его переполняющие чувства.
На лице Инхёка, смотревшего на Догома, появилась переполненная эмоциями улыбка, какой еще никогда не видели.
Больничная палата, в которой лежал Чан Седжин, была первоклассной VIP-палатой, напоминающей номер в роскошном отеле.
Просторная палата, оформленная в чистых белых тонах, была обставлена безупречно - ни одна деталь не была упущена. Через огромное окно как на ладони открывался осенний пейзаж, а рядом с окном стояли небольшой столик и удобное кресло - все было продумано так, чтобы можно было с комфортом проводить здесь долгое время.
Седжин удобно откинулся на приподнятом изголовье кровати и смотрел в полуоткрытое окно. Деревья за окном были увешаны красными и желтыми листьями, и всякий раз, когда дул ветер, несколько листочков красиво срывались вниз. Вид падающих листьев, которые кружились, словно в танце, прежде чем тихо опуститься на землю, дарил какое-то необъяснимое умиротворение.
Седжин, тихо смотревший на опавшие листья на земле, повернул голову на внезапный стук в дверь.
В голосе Седжина, разрешавшего войти, не было и тени настороженности.
У двери палаты Седжина посменно дежурило несколько охранников. Хоть их и называли охранниками, но, строго говоря, это были члены организации «Тэхын», которых приставил У Инхёк.
Хоть организация «СН» и была уничтожена, ее остатки еще не были полностью ликвидированы. По мнению У Инхёка, осторожность не помешает.
Как бы то ни было, стук раздался, несмотря на такую тщательную охрану. Очевидно, это был безопасный гость, которого охранникам не нужно было останавливать.
Наконец дверь открылась, и лицо Седжина мгновенно просияло.
Увидев вошедшего Догома, Седжин не скрывал своей радости. Если бы не травма ноги, казалось, он бы тут же откинул одеяло и выбежал босиком.
В руках Догома, который выглядел не менее радостным, чем Седжин, была большая корзина с фруктами. Один из людей организации, охранявших дверь, предложил понести корзину, но Догом упрямо покачал головой и понес ее сам.
Увидев, как он ставит тяжелую корзину на стол, Седжин усмехнулся.
- Мог бы и просто так прийти, зачем ты это купил? Наверное, дорого.
- Ничего. Это не на мои деньги.
На лице ответившего Догома на мгновение промелькнуло недовольство. Похоже, он собирался купить подарок для визита в больницу на свои деньги, но кто-то купил это вместо него и просто всучил ему в руки.
Догом оставил фрукты на столе, придвинул стул и сел рядом с кроватью Седжина.
Взгляд Догома упал на ногу Седжина, скрытую под одеялом. Словно почувствовав его взгляд, Седжин легонько похлопал себя по ноге.
- Все хорошо. Нога только немного ноет, а так в полном порядке.
Пуля попала в ногу, но, к счастью, кость не была повреждена. Говорят, если бы ствол был направлен чуть в сторону, кость бы раздробило.
Догом с сочувствием на лице понурил голову.
На вопрос Седжина Догом не смог сразу найти слов.
Подождав немного, Догом, едва сдерживая эмоции, сказал мрачным голосом:
- Ты же говорил, что наши родители, возможно, погибли не в аварии. Я должен был поверить тебе, хён…
Он не смог продолжить. Казалось, скажи он еще хоть слово, и он расплачется.
Как же тяжело ему, должно быть, было все эти три года, пока он в одиночку расследовал это дело.
Он, наблюдая за Седжином с самого близкого расстояния, видел, как тот, преодолевая пронзительную горечь и несправедливость, едва держался, и его тяжёлые дни вызывали ещё большее сострадание. И его охватило смутное сожаление: а что, если бы он поверил Седжину и стал расследовать вместе с ним, может, что-то было бы иначе?
Седжин усмехнулся, глядя на него так, словно говоря: «И чего ты об этом переживаешь?».
- Я хоть и говорил так, но на самом деле думал, что это мог быть просто несчастный случай. Ведь я вел расследование вслепую, без единой зацепки.
Рука Седжина погладила по голове Догома, который все еще сидел, понурив голову.
В ласковом взгляде и прикосновении Чан Седжина сквозила глубокая нежность к любимому младшему брату.
Догом почувствовал, как к горлу без всякой причины подкатывает комок. Его мелко дрожащие эмоции, казалось, передались через руку Седжина.
- …Хён, ты не обижаешься на меня?
На лице Догома, медленно поднявшего голову, отразились сложные чувства, которые Седжин не мог до конца понять.
Рука Седжина замерла. Почему-то он не сразу ответил.
Словно и вправду был момент, когда он хотел его убить.
Голос Седжина раздался лишь спустя некоторое время.
Спокойно начал Седжин, опустив глаза.
- Я искренне считал тебя своим родным младшим братом, и до сих пор так считаю.
В памяти Седжина ярко всплыли воспоминания о времени, проведенном с Догомом.
Это было вскоре после того, как они с Догомом стали братьями.
«Из-за меня тебе вечно приходится всем делиться, от многого отказываться».
«Вовсе нет. Я сам хочу делиться и уступать. Братья ведь так и поступают».
И Чан Седжин, и Ли Догом были единственными детьми в семье, выросшими без братьев и сестер.
Возможно, потому, что они оба знали одно и то же одиночество, им было не так уж сложно принять друг друга как братьев.
Чан Седжин, живший в достатке и ни в чем не нуждавшийся, проявил себя как самый заботливый старший брат. Ли Догом, потерявший все и оставшийся один, нашел опору в добром Чан Седжине и вырос его надежным младшим братом.
Для них прошлый инцидент, в котором их родители погибли вместе, стал огромным потрясением и внес раскол.
На мгновение вспомнив прошлое, Седжин крепко сжал обеими руками одеяло, укрывавшее его ноги.
- Если бы я ничего не знал и видел только результат, то, возможно, как ты и говоришь, затаил бы злобу.
Хотя он и знал, что это было убийство, а не несчастный случай, Чан Седжин не мог установить преступника. Эту информацию простой человек, каким был Чан Седжин, в одиночку раздобыть никак не мог.
Если бы он так и остался в неведении, то его бесцельный гнев в итоге был бы направлен на ни в чем не повинного брата. Вероятно, Рю Чонхэ так бы все и устроил.
Ли Догом, конечно, был единственной оставшейся семьей Чан Седжина, но в то же время он был и чужим человеком.
В тот момент, когда он подумал бы, что виновником был Ли Догом, которого он до сих пор считал братом, его бы захлестнуло невыносимое чувство предательства, смешанное с крайним горем и гневом. Для того шаткого Чан Седжина, который в тот миг был уверен в убийстве родителей, это было бы вполне возможно.
- Но я ведь узнал все до того, как это могло случиться.
Седжин вспомнил человека, который рассказал ему всю правду перед тем, как его схватили люди из «СН». Если бы не он, Седжин до сих пор не знал бы истинной правды и, вероятно, пытался бы убить ни в чем не повинного Ли Догома, считая его своим врагом.
Седжин поднял глаза и посмотрел на Догома. Он протянул руку Догому, на лице которого все еще читалось чувство вины за то, чего он не совершал.
- Ты через многое прошел, мой младший брат.
Только тогда Догом поднял голову. Он посмотрел на Седжина влажными глазами и слабо улыбнулся.
Они крепко держались за руки и некоторое время молчали.
[…Поэтому я собираюсь посмотреть дома, прежде чем хён Седжин выпишется.]
В глубине какого-то порта, где большие разноцветные контейнеры были хаотично нагромождены, словно лабиринт. Инхёк, входивший туда, слушая щебетание Ли Догома по телефону, резко остановился. Шедший за ним Мён Иль с удивлением посмотрел на него.
Между бровями Инхёка пролегла небольшая складка, отражавшая его чувства.
[Да. Аджосси, вы же знаете, мы тогда съехали из дома, где жили с хёном Седжином. Нужно искать новый.]
Складка между его бровями стала еще заметнее, и стоявшие вокруг члены организации напряглись. Хотя на дворе была не зима, казалось, будто вокруг повеяло арктическим холодом.
Поразмыслив мгновение, Инхёк постарался сказать как можно мягче:
- Ему еще далеко до выписки, так что решите потом, по ситуации.
[Так не пойдет. Аджосси, вы ведь никогда сами не искали дом, да?]
Догом с укором цокнул языком, словно специально для него.
[Чтобы найти хороший и недорогой дом, один-два дня поисков не хватит. Нужно заранее заключить договор, а еще выбрать все необходимое до въезда, дел по горло.]
Догом говорил решительно, как будто все уже было решено.
[Так что сегодня я буду поздно. Увидимся позже!]
Сказав это бодрым голосом, Догом повесил трубку.
Инхёк молча смотрел на свой уже отключенный телефон. Складка между его бровями все еще не разглаживалась.
Окружающие его люди молчали, не решаясь сказать ни слова. Атмосфера вокруг Инхёка была настолько убийственной, что казалось, одно неверное слово - и полетит голова.
Единственным человеком, который мог заговорить с таким Инхёком, был его ближайший помощник и секретарь, Чхве Мён Иль.
- Догом-щи сказал, что хочет пойти посмотреть дома?
- …Было бы лучше, если бы так.
Инхёк ответил с едва заметным вздохом и возобновил шаг. Чхве Мён Иль пошел рядом с ним, и только тогда толпа, стоявшая позади, дружно двинулась вперед.
Члены организации, ожидавшие его, низко поклонились Инхёку. Сквозь их громкие приветствия Мён Иль спросил:
- А вы не предлогали Догому-щи пожить вместе в новом доме?
Инхёк ничего не ответил. Этого было достаточно, и Мён Иль, закатив глаза, покачал головой.
- Хённим, ну как же так. Как можно не говорить о таких важных вещах?
Инхёк и Догом все еще жили в одном доме. С момента завершения дела прошло всего пять дней, так что времени на покупку нового дома и переезд просто не было.
Но это не означало, что они ничего не готовили. Чхве Мён Иль уже подготовил и передал аккуратный каталог с вариантами домов для переезда, и они планировали посмотреть их вместе с Догомом, как только закончится напряженный график. В эти планы входило и то, чтобы лично осматривать дома, словно на свидании с Догомом.
В этот раз ему хотелось немного большего от нового дома.
Он хотел создать пространство, наполненное интерьером, который понравится Ли Догому, и вещами только для него. Казалось, он не успокоится, пока не заполнит все, от больших вещей до мелочей, без единого пробела, всем, что принадлежит Ли Догому.
Людей, которые будут присматривать за домом, он думал вообще поселить в отдельной пристройке. Если они будут постоянно находиться в другом помещении и вызываться только при необходимости, то ничто не помешает их времени с Ли Догомом.
Инхёк, который с нетерпением ждал радостных дней, когда он вместе с Догомом обустроит новый дом и будет постепенно наполнять его, мог лишь горько усмехнуться.
- До сих пор я держал его при себе из-за своего эгоизма.
Хоть это и было вынужденное и оправданное обстоятельствами заключение и ограничение, он не мог сказать, что его эгоистичные намерения были в порядке.
- Мне и сейчас слишком много дано, как я могу просить о большем.
Ли Догом сказал, что любит его, и он принял его любовь. Они стали настоящими возлюбленными, а не просто парой напоказ.
Уже одно это для У Инхёка было настолько восхитительно и незаслуженно, что каждый день казался сном.
И в такой ситуации просить его жить вместе и дальше.
Просить его просыпаться вместе в одном доме, вместе есть и проводить время - не слишком ли это бессовестно?
Чхве Мён Иль совершенно не мог понять У Инхёка с его горькой усмешкой.
Что вообще произошло между ним и Догомом-щи?
Чхве Мён Иль, знавший, что они встречаются, не мог понять, почему он говорит о незаслуженности, когда они стали полноправными возлюбленными. Тем более что У Инхёк был идеальным аджосси с огромным состоянием, связями и властью.
Подумав об этом, Мён Иль вдруг понял.
Может, потому что он аджосси?!
Подумав, что с возрастом ничего не поделаешь, Мён Иль посмотрел на Инхёка с каким-то необъяснимым сочувствием.
Члены организации, особенно плотно сгрудившиеся перед одним из контейнеров, разом поклонились и громко поприветствовали его. Инхёк и группа Мён Иля остановились перед ними.
Выражение лица Инхёка к тому времени стало настолько холодным, что на нем не читалось никаких эмоций.
По его приказу члены организации слаженно двинулись и начали открывать дверь контейнера.
Тяжелая дверь контейнера, издав ржавый скрежет, начала медленно открываться.
Из темного нутра пахнуло густым запахом крови. Внутри контейнер был настолько сырым и темным, что напоминал подвал, уходящий на несколько этажей вниз. Все, от пола до стен, было покрыто грязными, выцветшими пятнами.
Посреди старого контейнера висела тускло качающаяся лампочка. От качающейся лампочки доносился странный звук, похожий на тот, что издавала железная дверь.
Сидел привязанный к металлическому стулу окровавленный Рю Чонхэ.
Взгляд У Инхёка, полный жажды убийства, пронзил темное нутро контейнера. Чтобы запечатлеть последние мгновения Рю Чонхэ, он медленно шагнул в это сырое и мрачное пространство.
От нарочитого стука каблуков тело Рю Чонхэ слабо дернулось. Он, понуривший голову, словно мертвец, с трудом поднял ее.
Лицо Рю Чонхэ было так густо залито кровью, что трудно было разобрать, куда и как его били. Из-за того, что область вокруг избитых глаз сильно опухла, он, казалось, даже не мог их толком открыть.
Узнав приближающегося У Инхёка, Рю Чонхэ дернул уголком рта. Похоже, он хотел изобразить подлую усмешку, под стать своей натуре, но из-за разорванных и опухших уголков рта улыбнуться как следует не получалось.
- Ты… думаешь, я… после такого… буду сидеть сложа руки?..
Рю Чонхэ не изменился. Он не молил о пощаде и не унижался, и, несмотря на то что его избили до полусмерти, его дух, как и прежде, был не сломлен.
- Даже если моя компания разорится, кх…, моя организация так просто… не рухнет.
Рю Чонхэ знал, что инвесторы и ключевые фигуры, связанные с «CH Asset Management», стремительно разрывают связи. Причиной этому было резкое падение доверия к контрактам, но это не было достоянием общественности. Крах «CH Asset Management», потерявшей весь капитал и инвестиции, со стороны выглядел так, будто инвесторы без всякой причины просто уходят. Ведь нельзя было сослаться на тайно снятое видео между бандитами.
Даже если компания рухнет прямо сейчас, это не повод все бросать. Можно основать новую компанию во главе с оставшимися членами организации «CH», не замешанными в этом деле, используя отмытые через различные каналы средства.
Более того, с «CH» и ее грязными делами было связано немало политиков и бизнесменов. Если шантажом заставить их помочь, то когда-нибудь настанет день, когда он сможет раздавить стоящего перед ним У Инхёка.
Все равно этот ублюдок не сможет меня убить.
Рю Чонхэ считал, что У Инхёк держит его в заточении и тянет время из-за давления со стороны людей, связанных с «CH». Иначе не было объяснения, почему его держат здесь уже пять дней.
У Инхёк, который, казалось, читал мысли Рю Чонхэ как открытую книгу, вместо прямого ответа протянул руку Чхве Мён Илю. Мён Иль, словно только этого и ждал, протянул ему планшет.
У Инхёк молча показал Рю Чонхэ экран полученного планшета. На экране были собраны различные заголовки сегодняшних новостей.
◉ Полное разоблачение коррупции «CH», скрывавшейся 10 лет... Шокирующая правда о главе Рю Чонхэ
◉ Коррупционный скандал в «CH Asset Management»... Прокуратура: «Расширяем расследование на основе тайно полученных данных о связях с политическими и деловыми кругами»
◉ Обвал акций из-за всестороннего разоблачения коррупции «CH», фактическая невозможность восстановления
◉ Лица, связанные с организацией «CH», категорически отрицают: «Мы не знаем о такой организации»... В результате - лавина доказательств их связи
◉ Глава «CH Asset Management» Рю Чонхэ пропал... Прокуратура прилагает все усилия для его поиска
Глаза Рю Чонхэ, просмотревшего многочисленные заголовки, все больше расширялись. Его окровавленные губы зашевелились.
Крах компании и разоблачение коррупции - это разные вещи. Теперь, когда его связи с высокопоставленными лицами, которые были его главной силой, всплыли на поверхность, у него больше не было основы для поддержки, даже если бы он выжил.
Рю Чонхэ задавался вопросом, как прокуратура смогла провести такое масштабное расследование его связей. Ведь для начала расследования нужны были хоть какие-то зацепки.
- Ты ведь знал, что информация о коррупции «CH» была в «Омбре».
От слов У Инхёка Рю Чонхэ вздрогнул и широко раскрыл глаза.
- Это… это же записи только десятилетней давности.
- Пусть это и записи десятилетней давности, но на их основе не так уж и сложно отследить связи, которые тянутся до сих пор. И еще…
Взгляд У Инхёка, тихо усмехавшегося, стал еще холоднее.
- Потому что «я из того времени» выяснил, кто все те ублюдки, что стоят за тобой.
У Инхёк вспомнил разговор с Рю Чонхэ прямо перед своим возвращением.
«Ты умрешь здесь, как и было запланировано. Но Ли Догома я не отпущу».
«Вы думаете, я пришел без всякого плана на такой случай?»
Этим планом он смог воспользоваться только сейчас, после возвращения, потеряв Ли Догома.
Прямо перед возвращением Ли Догом был продан Рю Чонхэ и стал его собственностью.
Ради свободы Ли Догома У Инхёк заключил с Рю Чонхэ сделку на условии уничтожения «Тэхын», и, как и было сказано, «Тэхын» был разбит вдребезги.
Но не было никакой гарантии, что Рю Чонхэ будет послушно следовать договору.
Поэтому тогдашний У Инхёк подготовился так, чтобы у Рю Чонхэ не было иного выбора, кроме как соблюдать договор.
Этим планом была некая книга компромата, которой владел Сон Мёнгук. Именно с помощью этой книги Сон Мёнгук смог расширить «Тэхын» без вмешательства со стороны «CH» и в итоге вырасти до такой степени, что встал с ними в один ряд.
Именно по этой причине Рю Чонхэ и приказал уничтожить «Тэхын».
Рю Чонхэ считал У Инхёка всего лишь верным псом, который ничего не знает, но тот был ближе всех к Сон Мёнгуку. Он прекрасно знал, где Сон Мёнгук прятал книгу компромата.
Рю Чонхэ, совершенно не знавший о ситуации до возвращения, не мог понять, о каком «том времени» говорит У Инхёк.
Процедив это сквозь зубы, Рю Чонхэ взревел:
- Ты, сукин сын! Хватит подтасовывать факты!
- Да! Иначе это просто не имеет смысла
Рю Чонхэ сделал вид, что не видит многочисленные заголовки, украшавшие экран планшета. Он продолжил говорить, словно выплевывая кровь в отчаянной агонии.
- Я прекрасно вижу, о чем ты думаешь, раз не убиваешь меня, а просто держишь здесь! Потому что ублюдки за моей спиной не будут сидеть сложа руки!..
- Ты знаешь, о чем я думаю? Такое ничтожество, как ты?
У Инхёк резко оборвал Рю Чонхэ и впился в него ледяным взглядом.
В этот момент распространилась такая чудовищная жажда убийства, что даже бьющийся в агонии Рю Чонхэ замолчал и напрягся.
- Я оставил тебя в живых до сих пор лишь для того, чтобы показать тебе, как рушится все, что у тебя есть.
В голосе Инхёка звучал безжалостный холод.
- Ты «в тот раз» поступил так же.
Пережевывая воспоминания о «том времени», которого нынешний Рю Чонхэ не мог знать, Инхёк собрал в себе самую сильную жажду убийства, которую когда-либо испытывал.
- Ты уничтожил «единственное», что у меня осталось.
Ребенок, который был вынужден приставить пистолет к своей голове и улыбнуться.
Вспоминая того ребенка, который до самого момента, когда его голова взорвалась и он встретил смерть, не отводил от него глаз, Инхёк сжал кулаки до боли.
С убийственным выражением на лице Инхёк достал что-то из-за пазухи. Это был тот самый пистолет, который Чан Седжин получил от Рю Чонхэ, и тот самый пистолет, который Ли Догом «в тот раз» приставил к своей голове.
- Это месть того ребенка, и моя месть.
Пистолет в руке У Инхёка был нацелен на ногу Рю Чонхэ. Поняв, что это значит, лицо Рю Чонхэ мгновенно стало мертвенно-бледным.
- Можешь не сомневаться, патронов много.
Вместе с этими словами раздался громкий выстрел, и из ноги Рю Чонхэ хлынула кровь.
У Инхёк вернулся домой поздно ночью.
Вернувшись, У Инхёк решил, что сначала нужно поздороваться, и направился в комнату Догома. Подойдя к двери, Инхёк, прежде чем коснуться дверного замка, поднял руку и слегка принюхался.
Хоть я и переоделся в новую одежду, все ли будет в порядке?
Крови брызнуло так много, что ему пришлось купить новую одежду, но он беспокоился, не въелся ли запах крови в тело. Чхве Мён Иль сказал, что пахнет только специфическим запахом новой ткани, так что он решил, что все в порядке, и снова протянул руку.
Пик-пик-пик-пик, клавиатура издавала звуки при каждом нажатии. Он должен был их услышать, но изнутри не доносилось ни звука.
Войдя в комнату, Инхёк удивился, увидев, что Догом спит в кровати. Он быстро подошел и схватил его за плечо, и, поскольку тот спал не очень крепко, он тут же проснулся.
Инхёку было жаль, что он разбудил Догома, но беспокойство было сильнее.
- Почему ты спишь один? А если бы тебе снова приснился кошмар?
Когда он обеспокоенно сказал это, Догом легонько сжал его руку. А затем мило потерся щекой о его ладонь.
- Все в порядке. Мне показалось, что этот сон мне больше не приснится.
Догом, казалось, глубоко верил в свою интуицию, что кошмары больше не повторятся. Уже сейчас он проснулся без кошмара и головной боли, так что это, вероятно, было не простое предчувствие.
Несмотря на это, Инхёк не смог скрыть виноватого взгляда.
Пришел бы ты чуть раньше, не оставил бы меня спать одного.
Обращаясь к Инхёку с его сочувствующим лицом, Догом вдруг сделал серьезное лицо.
- Но важнее другое, аджосси, мне нужно вам кое-что сказать.
Последовал короткий ответ Инхёка. Он был уверен, что выслушает все, что скажет Догом, не упустив ни слова.
Вскоре Догом, сверкая ясными глазами, заговорил.
