Следы затопления. Глава 4, 5
2. Хорошая птица выбирает дерево.
(Идиома: «Мудрый человек выбирает достойного господина, чтобы служить ему».)
Когда Сахён только поступил в ученики к учёной Чхэ, те, кто долгое время был рядом с ней, но так и не снискал благосклонности наставницы, говорили так:
«Знаешь, почему такая требовательная наставница взяла в ученики такого юного и необразованного сопляка, как ты? Всё из-за этих твоих белых волос. Разве могла наставница, что мечтает стать бессмертной, отвернуться от мальчишки, похожего на божественное дитя?»
(Прим.: в даосской мифологии мальчик-слуга, прислуживающий бессмертным. Их часто изображали с белыми волосами как признаком чистоты и связи с иным миром.)
Неужели они надеялись, что юный младший ученик будет потрясён, расплачется и уйдёт? Какая нелепость. В таком случае, как они думали, почему Сахён оказался именно в то время на горной тропе, по которой проходила учёная Чхэ, притащив с собой быка туда, где даже пастбища не было, и играя на флейте?
Волосы, выцветшие добела в раннем детстве, были подобны дару, протянутому из жалости небесами, которые отняли у Сахёна всё остальное. Ведь на картинах художников дети, прислуживающие бессмертным, все как один были с волосами белыми, как перья божественного журавля (символ долголетия, мудрости и удачи в восточной мифологии), и с глазами чёрными, как его хвост.
Достаточно было лишь сохранять изящное выражение лица, лишь смотреть на собеседника сияющими глазами, чтобы казаться мудрым. Син-он-со-пхан (身言書判). Первым из четырёх критериев оценки таланта была внешность, так что, благодаря своим белым волосам, Сахён, можно сказать, уже обладал всем необходимым, чтобы без труда пройти эти первые врата. А идущие следом красноречие, литературный слог и проницательность можно было развить со временем.
Однако вскоре Сахён понял, почему старшие ученики, которые так долго учились у наставницы, несли подобную чушь. То, что поначалу кажется необычным, приедается и становится обыденным, а о том, что было взято под влиянием импульса, легче всего пожалеть.
Люди, которые не произносили ни слова в адрес тех многочисленных учеников, что с лёгкостью попали к наставнице, потому что родились в знатных семьях, были детьми известных учёных или родственниками самой Чхэ, только к Сахёну применяли самые строгие мерки и придирчиво оценивали его способности. Причина была в том, что они надеялись, что капризная наставница быстро им пресытится.
Они жаждали услышать от неё всего одну фразу, полную сожаления: «Должно быть, я состарилась и рассудок мой помутился, раз я совершила ошибку, взяв этого юнца в ученики лишь из-за его внешности».
И вот, когда Сахён, не желая оставаться красивой безделушкой, как они того хотели, с неимоверным трудом прошёл сквозь игольное ушко немыслимых испытаний, они сказали ему:
«Упрямец. Наверное, и волосы-то его побелели оттого, что он не мог сдержать собственный нрав».
Это был лучший комплимент, который Сахён когда-либо слышал.
Сахён, до этого задрав голову и глядя на высокие стены дворца Чонхангун, что пронзали ясное синее небо, от этих слов резко пришёл в себя. Наследная принцесса Тан Гён, которая лично вышла к воротам, чтобы помочь ему войти во дворец, ласково ему улыбнулась.
- Есть отчего нервничать. Даже я, родившаяся и выросшая в этом дворце, каждый раз задыхаюсь, входя сюда. Сегодня…
Дворцовый чиновник, торопливо подбежавший к Тан Гён сзади, что-то прошептал ей и, прикрыв рот чёрной тканью, свисавшей с его головного убора, скрылся, словно спасаясь бегством. Тан Гён, для которой это, видимо, было привычным делом, лишь слегка нахмурилась и продолжила прерванную речь:
- К счастью, говорят, отец-король не в дурном настроении.
Король Пасы славился своей непредсказуемостью. Говорили, что в хорошем настроении он готов отдать всё что угодно, но стоит ему разгневаться, как он начинает придираться к каждой мелочи и отправлять людей на верную смерть. И самой яркой жертвой королевских притеснений была стоящая здесь наследная принцесса Тан Гён, так что не было ничего удивительного в том, что она каждый раз, входя во дворец, справлялась о настроении короля.
- Если сказать, что это я вас порекомендовала, он непременно станет вас притеснять, поэтому вместо меня рекомендацию дал инспектор Чхве Ун. Так что перед Его Величеством не упоминайте обо мне.
Он был благодарен за заботу, но если король настолько ненавидел Тан Гён, не мог ли он уже знать, что Сахён связан с ней? Если Тан Гён действительно хотела проявить заботу о Сахёне, ей стоило бы представить рекомендацию от имени восьмого принца Тан Иджэ, к которому Сахён изначально и обращался с просьбой об аудиенции, а не упоминать какого-то Чхве Уна. Но, похоже, для Тан Гён было также важно исподволь дать понять, что «ученик самой учёной Чхэ поступил ко мне на службу».
Для Сахёна ситуация складывалась не лучшим образом. Король, который и в свои почти семьдесят лет сохранял бодрость, по-прежнему недолюбливал Тан Гён. Изначально Сахён планировал спокойно поступить на службу, оценить, кто из наследников пользуется расположением короля, и не спеша найти своё место. Но из-за того, что Тан Иджэ взял и целиком сдал всю информацию о нём Тан Гён, дело пошло наперекосяк с самого начала.
Неужели этот Тан Иджэ был из фракции наследной принцессы?
Но если так, было странно, что с момента их встречи Тан Гён ни разу не упомянула Тан Иджэ. И это при том, что она так сильно дорожила «своими людьми», что так заботливо опекала даже Сахёна, ещё не поступившего на службу.
Над головой Сахёна раздался знакомый крик. Он поднял взгляд и снова посмотрел в синее небо. Один белый сокол, широко расправив огромные крылья, неспешно парил в небе.
- Я же велела ему не летать над дворцом Чонхангун, - недовольно цокнув языком, пробормотала Тан Гён.
Один из чиновников, следовавших за ней, усмехнулся и добавил:
- Вот попадётся Его Величеству, тот ему крылья подрежет - может, тогда одумается.
На мгновение Сахёну показалось, что они говорят какую-то нелепицу - то велят бессловесной твари не летать, то грозят, что она одумается, лишь когда ей подрежут крылья. Но внезапное ощущение, будто виски обдало холодом, заставило его осторожно повернуть голову. Тан Гён, которая до этого пристально смотрела на Сахёна с каким-то горьковатым выражением лица, тут же, как только их взгляды встретились, одарила его тёплой улыбкой.
Хозяин белого кречета... наверное, Тан Иджэ?
Сахён сглотнул и опустил взгляд. К счастью, чиновник снова начал лебезить, и Тан Гён была вынуждена отвести от Сахёна взгляд.
- Всё-таки эту тварь должны были растить вы, Ваше Высочество.
- Я и хотела, да только он меня не слушался.
Белый сокол, сделав большой и неспешный круг над дворцом Чонхангун, повернул на восток. Глядя на красную ленту, что развевалась, привязанная к его белым хвостовым перьям, Тан Гён цокнула языком и пробормотала:
- Видно, потому и зверь, что не ценит вложенных в него трудов и просто сбежал.
Под ногами зашуршал песок. Этот звук показался Сахёну на удивление громким, и он остановился.
Тан Гён шаг за шагом удалялась. Так продолжалось, пока она не дошла до моста, ведущего к Главному Тронному Залу, где пребывал король.
Широкий рукав её одеяния взметнулся за приглашающим жестом, словно чёрное знамя. Сахён поспешил к ней.
Перейдя через мост Кымъянгё, перекинутый через неглубокий канал, и пройдя по прямой дороге на север, они упёрлись в крытую галерею, которая, словно стена, окружала Тронный Зал. Только тогда Тан Гён остановилась и указала на главные ворота, охраняемые гвардейцами в чёрных доспехах.
- Отсюда тебе придётся идти одному.
Она вела себя так, словно не хотела попадаться на глаза королю.
- Я безмерно благодарен Вашему Высочеству за проявленную ко мне заботу.
- Когда аудиенция закончится, сообщи, как всё прошло. Мой отец-король не станет плохо обращаться с учеником самой учёной Чхэ, так что, думаю, мы услышим хорошие новости.
Неужели мне просто кажется, что её рука, похлопывающая меня по плечу, словно привязывает ленту к хвостовым перьям сокола?
Сахён осторожно попятился, высвобождаясь из-под её руки. Чтобы просто занять безопасное положение, у Сахёна было слишком мало всего, а цели, которые он преследовал, были непомерно велики. Поэтому, возможно, однажды настанет день, когда ему придётся поставить на кон всё и сыграть в азартную игру. Но не сейчас. Ведь он ещё слишком мало знал о королевской семье Пасы, чтобы уже сейчас решать, на чью сторону встать.
Нужно разузнать, что на уме у короля.
Остаётся лишь спросить у хозяина бойцовской ямы, какой из петухов, по его мнению, победит.
- Его Величество велел вам войти.
Дворцовый чиновник, подкравшийся неслышными шагами, таинственно прошептал то, что и так не было секретом. Все здешние чиновники прикрывали рты чёрной тканью, словно предупреждая, что нельзя неосторожным словом задеть чувствительный нрав короля.
Такими же были и придворные, которых он видел, входя во дворец.
Судя по тому, как они шептались, держась от Сахёна на почтительном расстоянии, словно оценивали какой-то потенциально опасный предмет, можно было понять, насколько огромной была власть короля.
И впрямь. В Хахёне была «Великий советник» Юн Гюхва, в Югане - «Великий наставник» Ян Чжугён; в этих двух странах было обычным делом иметь вассалов, чьи имена гремели громче королевских, но в Пасе государственные дела решались исключительно волей одного лишь короля. Вероятно, это было «достижением» предыдущего короля, который истребил все силы, что могли стать помехой, и нынешнего, который постоянно третировал ослабленные в результате этого рода, словно взвешивая их на весах. Впрочем, если посмотреть сейчас, ему было мало третировать придворных - он взвешивал уже и собственных детей, так что, возможно, это было не столько достижением, сколько проявлением его истинной натуры.
Определённо, убедить такого человека будет непросто.
Путь в личные покои короля преграждали девять стен. Для частной аудиенции с королём все девять стен-перегородок опускались, а для совещаний или пиров их поднимали и открывали последовательно, в зависимости от масштаба события. Говорили, что в последний раз все девять стен, вплоть до той, что выходила во внутренний двор, были открыты лишь год назад - во время пира в честь официального назначения наследной принцессы.
Сахён осторожно шагнул за первую дверь.
Не успел подол его одежды пересечь порог, как дверь за спиной захлопнулась. В тот же миг, как она закрылась, прохладный сквозняк зловеще скользнул по его затылку. Сахён подавил внезапный порыв обернуться и переступил следующий порог.
За его спиной одна за другой закрылись все девять дверей. И в тот момент, когда закрылась последняя, самая внутренняя дверь, всё вокруг мгновенно погрузилось во тьму.
Было ли это из-за натянутого полога? Или, может, из-за того, что девять извилистых стен преграждали путь свету? Воздух в личных покоях короля был тёмным и прохладным, застывшим в неподвижности. Сахён осторожно поднял взгляд, осматриваясь. На высоком помосте, освещённом жёлтым светом, кто-то в королевском одеянии сидел, небрежно откинувшись, и смотрел на него сверху вниз.
Сахён поспешно сложил руки, поднёс их ко лбу и низко поклонился.
- Пэк Сахён, ученик учёной Чхэ, приветствует короля Пасы.
В покоях, где не было слышно даже дыхания, лишь чистый голос Сахёна разнёсся эхом.
Воцарилось молчание, словно его почтительный поклон был отвергнут. Действительно ли на помосте сидит король Пасы? Может, он туг на ухо и не расслышал приветствия? Всевозможные мысли роились в его голове, но Сахён, стиснув зубы, держал лоб прижатым к рукавам. Уже само то, что он добрался сюда, стоило ему огромных усилий. Он не мог упустить этот драгоценный шанс из-за какой-нибудь глупой оплошности - так он твердил себе снова и снова.
Одиноко разнёсся сухой кашель старика. А затем - тихие шаги в сторону помоста. И даже скрип половиц то тут, то там.
Издалека донёсся звон посуды, будто придворный подавал чай, и этот звук словно пощекотал ему макушку. Сахён сглотнул и, всё так же не поднимая головы, опустил почтительно сложенные руки к животу.
- Когда-то давно я встречался с учёной Чхэ и просил её об учении.
Наконец король Пасы заговорил.
Надтреснутый, скрипучий голос вонзился в уши, острый, как высохший зимний терновник.
- Воистину, она была человеком чистой души и праведных помыслов. Она без запинки излагала свои идеи по любому вопросу и без страха судила о том, что правильно, а что нет.
Это был отчётливый голос, которого не пощадило время, но который не утратил своей силы. Хотя слова его звучали благосклонно, он не убрал шипов, торчавших из каждой фразы, и Сахён невольно вжал плечи. Он ещё даже не видел лица короля, но его образ уже рисовался перед глазами. Он должен быть человеком раздражительным и язвительным.
Сахён однажды видел, как сытая кошка играет с мышью. Она прижимала хвост одной лапой, а другой легонько била по голове, неспешно забавляясь с мышью, которая отчаянно барахталась, борясь за жизнь. О Гван, наблюдавший за этим вместе с ним, тогда сказал:
«Говорят, глубоко в горах сытый тигр так же играет с человеком».
Но не нужно было уходить в горы, чтобы найти тех, кто так играет с людьми. Подобно этому человеку, что сейчас смотрел на Сахёна с высокого помоста, словно тыча ему в макушку ухоженными когтями.
- Хорошо. Подойди сюда, покажи мне эти волосы.
Сахён подошёл к подножию помоста.
Он осторожно поднял голову. Взгляду предстала морщинистая рука, подзывавшая его. Он начал осторожно подниматься, ступенька за ступенькой, гадая, в какой момент ему велят остановиться.
Но король не сказал ему остановиться, даже когда он подошёл к чайному столику.
Вместо этого он протянул руку и коснулся волос Сахёна. От этого неожиданного прикосновения Сахён резко вдохнул.
- Я слышал, твои волосы поседели в юном возрасте, но они не такие жёсткие, как мои.
Рука хлопнула его по щеке и отстранилась. Морщинистая и холодная, но в то же время её кожа была мягче, чем у кого-либо, кого Сахён когда-либо встречал, и от этого прикосновения по спине у него почему-то пробежали мурашки.
- Прошу прощения за свою грубость по отношению к вам, учёный муж. Должно быть, это от старости - когда я вижу таких молодых талантов, как вы, они мне кажутся то ли детьми... то ли внуками.
Король прервался, усмехнувшись так, будто насмехался над собственными словами.
Сахён крепко зажмурился, а затем открыл глаза. Он не знал, почему король Пасы вёл себя так радушно, но если он вдруг внезапно прикажет отрубить ему голову и вышвырнуть вон, то это будет поступок настоящего безумца. Так что для Сахёна такая атмосфера была скорее на руку. В конце концов, разве суть убеждения не в том, чтобы, потакая прихотям собеседника, добиться своей цели?
- В этом году мне исполнилось двадцать пять.
- Двадцать пять, говоришь. Как и нашему Иджэ.
Сахён предполагал, что они ровесники, но не думал, что одногодки. Пока он на мгновение вспоминал образ Тан Иджэ, который ехидно поддразнивал его, король похлопал по подушке, лежавшей рядом с чайным столиком.
- Как я, недостойный, могу сидеть рядом с Вашим Величеством?
- Я считал учёную Чхэ своим другом, так что её ученик мне всё равно что сын. Поэтому садись.
И это говорит человек, который, как говорят, недолюбливал учёную Чхэ и почти что выгнал её из столицы.
Хотя это и вызывало подозрения, Сахён всё же послушно опустился на колени на указанное ему место.
- Ясно. Пэк, потому что волосы белые (пэк - белый)?
- Изначально... это фамилия моей матери.
- Значит, у тебя был род. Откуда ты?
- Все рассеялись во время войны, так что я не знаю своего истинного рода, а место, где я жил в детстве... это Хахён.
О чём он думал? Король погладил свою седую бороду и на мгновение погрузился в раздумья. Было ли ему действительно о чём подумать, или он просто хотел заставить Сахёна нервничать - неизвестно, но пока что он не сказал ничего, за что можно было бы зацепиться, так что это было неважно.
- Инспектор Чхве, рекомендуя вас, сказал, что прямые ученики учёной Чхэ в нашей стране - редкость, и мы непременно должны принять вас на важную должность. И потому мне стало любопытно, каким учениям вы следовали у своей наставницы. Что вы сами думаете об учёной Чхэ?
Вот теперь придётся говорить то, за что можно будет зацепиться.
Искусство убеждения - это не хвастовство своими глубокими познаниями и не попытка переубедить собеседника силой своего интеллекта. Суть убеждения в том, чтобы, разгадав сокровенные мысли правителя, подстроить свои доводы под его желания. (См. «Исторические записки», том 63, «Биографии Лао-цзы и Хань Фэя»). Если правителю, жаждущему славы, говорить о выгоде, он сочтёт тебя человеком низменным. Если правителю, жаждущему выгоды, рассказывать о способах обрести славу, он сочтёт тебя книжным червём, не знающим жизни.
Кроме того, если говорить о тех, кого правитель жалует, он сочтёт тебя льстецом. Если говорить о тех, кого он ненавидит, - сочтёт, что ты пытаешься выведать его мысли. Если говорить кратко и без прикрас, он сочтёт тебя невеждой. Если говорить витиевато и многословно - сочтёт пустозвоном. Если осторожно излагать своё мнение, подкрепляя его доводами, - покажешься трусом. Если излагать его смело и без обиняков - сочтут тебя высокомерным. Таким образом, убеждение было сродни хождению по канату перед лицом капризного правителя.
Разве даже та прославленная учёная Чхэ не скиталась всю жизнь именно потому, что не понимала сути убеждения? Так разве мог Сахён, всего лишь юный, зелёный учёный, одним лишь своим языком убедить этого искушённого короля, который так долго сидел на головах у других и правил ими?
Нужно понять, что на уме у короля. Раз он поставил эту сладкую ловушку, притворяясь дружелюбным, и задал такой вопрос, значит, он хочет услышать от Сахёна что-то определённое. Король Пасы не был милосердным правителем. Он был холоден и жесток. Он был из тех, кто, не сумев заполучить желаемое, скорее отрубит ему руки и ноги, чем отпустит.
То, что такой человек спокойно отпустил его наставницу, учёную Чхэ, означало, что он не просто не сошёлся с ней во взглядах, а презирал её философию. Он либо предвидел, что её не примут на службу в других странах, либо, что ещё хуже, даже надеялся, что она поступит на службу к другому двору и привьёт там свои бесполезные идеи.
Однако, если Сахён, добившийся этой аудиенции благодаря славе наставницы, опрометчиво начнёт её хулить, это тоже сочтут предательством. А значит, ответ, который хотел услышать король, был, вероятно…
…Утверждение, что пути учёного и короля различны.
И к тому же, из уст прямого ученика самой Чхэ.
- Её характер был чист и не запятнан мирской суетой, но с другой стороны, это означает, что она не знала жизни. Способность отвечать без запинки на любой вопрос означает, что она рассматривала всё через призму своих устоявшихся предубеждений. А отсутствие страха в суждениях о добре и зле - не что иное, как самонадеянность и вера в то, что собственная слава защитит её. Моя наставница действовала лишь ради себя самой и не была из тех, кто склонит голову ради кого-то, даже если это будет сам правитель. Так можно ли назвать её кем-то иным, кроме как идеалисткой, что лелеет великие мечты, но не может найти того, кто их исполнит?
Король тихо хмыкнул. Было неясно, то ли ему понравился ответ Сахёна, то ли он счёл смехотворным ответ, чьи мотивы были так очевидны.
- В таком случае, какая мне причина принимать на важную должность учёного мужа, который учился у такой идеалистки?
Судя по тому, что он задал именно тот вопрос, которого Сахён и ждал, ответ ему скорее понравился.
- Учение по своей сути подобно облаку, что несёт небесные законы на землю. В нужный час оно проливается дождём и даёт побеги на земле, но облако, не нашедшее своего часа, лишь бесцельно плывёт по небу, заслоняя солнечный свет. Моя наставница восседала на этом облаке, я же, неся это облако над головой, стоял обеими ногами на земле. Как можно называть меня идеалистом лишь потому, что мы учились, глядя на одно и то же облако?
- Забавно. Ты принижаешь наставницу, чтобы возвысить себя?
- Это недоразумение, Ваше Величество. Восседать на облаке - значит в совершенстве овладеть учением. Поскольку моя наставница шла путём учёного, достичь такого уровня было для неё величайшей славой. Я же с самого начала не стремился к пути учёного, а потому и оставался стоять на этой земле.
- Хорошо. Тогда кем ты хочешь стать?
Сахён помедлил с ответом и поднял голову. В тот же миг его взгляд встретился со взглядом короля, который наклонился к нему и смотрел сверху вниз. Он осмелился взглянуть в лицо монарха без разрешения, но король не стал его упрекать.
Несмотря на седые волосы и морщинистое лицо, он не выглядел как старик, которому вот-вот исполнится семьдесят. В его облике всё ещё угадывались черты красавца, которым он, по слухам, слыл в молодости, что создавало атмосферу, подобную той, что исходит от небожителя. И, что было вполне естественно, в его лице угадывалась наследная принцесса Тан Гён. До такой степени, что было непонятно, почему он так ненавидит дочь, которая была на него так похожа.
Говорят, восьмой принц Тан Иджэ похож не на нынешнего, а на предыдущего короля. Впрочем, начиная с этих его странных «глаз»…
Не в силах больше ждать, король поторопил его с ответом. Именно этого Сахён и добивался, поэтому, опустив глаза, он без промедления открыл рот.
- Ваше Величество, прежде чем ответить на ваш вопрос, позвольте мне рассказать вам одну историю.
Король небрежно махнул рукой, словно говоря: «Говори что хочешь». Для Сахёна это была удача. Ведь бесчисленное множество ораторов вытаскивали отсюда, так и не дав им закончить, потому что они не смогли заинтересовать короля. А он, благодаря своей покойной наставнице, мог высказать всё, что задумал.
- Во время битвы при Мэчхоне я тоже был там.
Он снова взглянул на короля, не скрывая своего волнения. Король, нахмурив брови ещё сильнее, посмотрел на Сахёна, а затем выпрямился, сменив свою небрежную позу.
- Мэчхон… тогда тебе, учёный муж, было…
Каждый раз, когда он упоминал о том, что произошло на реке Мэчхон, он сталкивался с таким выражением лиц. Сахёну всегда было интересно: они действительно удивлялись, потому что не знали, что детей забирают на войну, или же они лишь изображали удивление, боясь, что иначе их лицемерие станет явным?
- Кто в смутные времена не знает об ужасах войны? Но там, Ваше Величество, я думал об одном. Если на этой земле найдётся тот, кто положит конец войне, я отдам ему свою жизнь без сожаления. Поэтому сначала я отправился к своей наставнице. Я думал, что она, прославленная учёная Чхэ, чьё имя знали даже нищие на улицах, может знать способ прекратить войну.
- Я тоже слышал о «способе» Чхэ. Все войны и бедствия в мире происходят оттого, что люди не могут совладать со своей алчностью. Поэтому правители должны первыми подавать пример, изучая ритуал, совершенствуя свой дух, а затем, проявляя добродетель к народу, они смогут научить его, как птенцы учатся махать крыльями, следуя за матерью-птицей. Так народ переймёт добродетельный облик правителя.
Морщинистые уголки губ короля странно искривились. Теперь Сахёну стала понятна причина, по которой Чхэ, встретившись с королём Пасы, больше никогда не ступала на северные земли. Вероятно, всё время, пока она излагала свои идеи, король смотрел на неё сверху вниз с таким же выражением лица. Для учёной Чхэ, привыкшей к почитанию, это, должно быть, было ужасное время.
Но Сахён был не такой, как она. Он не боялся, что его слова проигнорируют или им пренебрегут. Чего он боялся, так это того, что в один прекрасный день его, не знающего о течении времени, которое определили несколько правителей за высокими стенами этого дворца, внезапно захлестнёт бурный поток, и он безропотно погибнет.
- А что думаете вы, Ваше Величество? Считаете ли вы это пустыми и бессмысленными рассуждениями?
- Это ты пришёл убеждать, учёный муж, почему же ты спрашиваешь о моих мыслях?
В голосе короля появились колючие нотки. Сахён мягко улыбнулся и снова склонил голову.
- Моя наставница просто родилась не в своё время, но её слова не были ошибочны. Осмелюсь сказать, Ваше Величество, даже если вы не примете меня на службу, вы не должны отвергать учение Чхэ.
Послышалось сдавленное покашливание. Сахён склонил голову не для того, чтобы показать своё повиновение королю. Он боялся, что, каким бы невозмутимым он ни старался казаться, его юношеский недостаток опыта не позволит ему скрыть свои истинные мысли от проницательного взгляда старого короля.
- Потому что сейчас на всём этом континенте единственный, кому нужно учение Чхэ, - это вы, Ваше Величество, что сидите здесь.
Во рту постоянно пересыхало, и казалось, что голос вот-вот сорвётся. Он напряг жилы на шее и сглотнул. Сердце бешено колотилось в груди, перехватывая дыхание.
Нельзя заговаривать, пока он не переспросит.
Король непременно задаст вопрос.
Ведь именно ради этого он и подозвал Сахёна так близко.
Тан Гён всё ещё стояла перед мостом Кымъянгё.
Хотя она и делала вид, что ей всё равно, внутри она, вероятно, прикидывала, сколько времени Сахён пробыл на аудиенции у короля. Это стало ясно, как только она, завидев Сахёна, первым делом проверила бамбуковую табличку в его руках. Возможно, она питала непомерные надежды, что раз уж такой капризный король, который стремился поскорее избавиться от неприятных ему людей, так долго держал Сахёна при себе и беседовал с ним, то он пожалует ему должность как минимум третьего ранга, то есть высшего чиновника.
Когда Сахён подошёл и молча поклонился, Тан Гён мягко улыбнулась. Затем она как бы невзначай задала вопрос, который вертелся у неё на языке.
- Ну, и как мне теперь вас называть, учёный муж?
Сахён без колебаний протянул ей бамбуковую табличку с королевским указом. Бамбуковые планки с весёлым стуком развернулись. Не было нужды разворачивать её полностью. Ведь на самой первой планке чётким, характерным для дворцовых писцов почерком было написано:
«Назначить Пэк Сахёна на должность мунхака пятого ранга».
(Прим.: Мунхак - это должность, связанная с наукой и литературой. В системе рангов было 9 основных рангов, каждый из которых делился на два подуровня: чон - старший и младший. Таким образом, всего получалось 18 ступеней. Ранги распределялись от высшего (1-й чон) до низшего (9-й чон).)
На лице Тан Гён отразилось разочарование. Пятый ранг был более чем щедрым для книжного червя, не имевшего до двадцати пяти лет никакого послужного списка и впервые поступавшего на службу, но, учитывая, что Сахён явился, опираясь на славу учёной Чхэ, результат не оправдал ожиданий.
К тому же, мунхак? Разве это не должность, предполагающая сидеть взаперти в библиотеке и заниматься научными изысканиями? Это можно было истолковать лишь как: «Ученик учёной, не знающей жизни, живи-ка ты, как и подобает твоему положению, уткнувшись в книги».
- ...Ясно. Теперь, стало быть, мне следует называть вас мунхак Пэк.
«Неужели его неприязнь к учёной Чхэ всё ещё не прошла?» - с досадой пробормотала Тан Гён, сворачивая табличку и возвращая её Сахёну. Но Сахён, вместо того чтобы взять её, почтительно сложил руки перед собой и молча опустил взгляд.
Тан Гён, дёрнув бровью, втянула воздух. Табличка в её руках снова с дребезжанием начала разворачиваться. За сухой фразой «Назначить на должность мунхака пятого ранга» следовала столь же предельно ясная строка:
«Также назначить его хранителем книг в библиотеке дворца Унгёнгун и наставником восьмого принца Тан Иджэ».
Тан Гён так резко свернула табличку, что стук бамбуковых планок особенно холодно ударил по ушам. Сахён, склонив голову, коснулся кончиком мизинца зазвеневшего уха. Хотя ей, возможно, показалось, что он просто ковыряет в ухе.
- Мунхак Пэк. Вы случайно не сказали Его Величеству, что на самом деле вас рекомендовал Иджэ?
Ну конечно. Он предполагал, что, услышав приказ о назначении «наставником Тан Иджэ», Тан Гён заподозрит неладное. Конечно, для Сахёна было лучше, что она спросила так прямо, но он не ожидал, что человек, столько лет ведущий закулисную борьбу за престол, окажется настолько откровенным в своих чувствах. Является ли это её достоинством или недостатком...
- Какая мне была бы выгода от таких слов? В глазах Его Величества я бы выглядел человеком, попавшим сюда по ложной рекомендации, да и вам, Ваше Высочество, которая в будущем унаследует трон, это бы нанесло большой вред.
Люди больше доверяют словам, взывающим к выгоде, а не к морали. Услышав этот ответ, Тан Гён, хоть и медленно, но кивнула.
Если бы Сахён сказал: «Как ученик учёной Чхэ, я бы никогда не поступил вопреки долгу», Тан Гён так и не избавилась бы от своих подозрений. Не правда ли, это весьма противоречиво, если вспомнить, что она хотела видеть в Сахёне именно «ученика учёной Чхэ»?
- ...Я лишь пыталась постичь волю Его Величества. Стало быть, отец желает ввести вас во дворец Унгёнгун.
Между простым «мунхаком» и «хранителем книг дворца Унгёнгун» была огромная разница в смысле назначения. Первое - не более чем символический жест, включение ученика учёной Чхэ в ряды своих подданных. Второе же означало поместить «глаза короля» во дворец Унгёнгун, кишащий опасными наследниками и хищниками, что метят на его место.
- Я не ошиблась в вас! Раз Его Величество, который так невзлюбил учёную Чхэ, оказал вам такое высокое доверие, значит, ваши таланты, мунхак Пэк, поистине незаурядны.
Теперь оставалось лишь понять, почему он назначил его наставником именно восьмого принца Тан Иджэ.
Конечно, король сказал: «Восьмой принц вырос, не изучив законов королевской семьи, его познания скудны, и он не знает этикета. Прошу вас, как ученика великой учёной, наставить его так, чтобы он хотя бы мог вести себя как член королевской семьи». Но так ли это на самом деле? Тот Тан Иджэ, которого видел Сахён, был воплощением высокомерного и своенравного члена королевской семьи. А значит, за этим определённо скрывался иной умысел. Либо он проверял, годится ли Тан Иджэ в наследники, либо, в отличие от других своих детей, он не собирался делать его наследником, а потому поместил Сахёна на самую нейтральную позицию.
- Впрочем, Иджэ и впрямь пора было найти нового наставника. Этот негодяй, который ещё и «Малое учение» не осилил, сменил уже семерых учителей.
Постойте. Это ещё что такое? «Малое учение» - это же самая основа основ, которую даже пятилетние дети цитируют наизусть? То, что двадцатипятилетний... то есть, господин, который уже достиг двадцати пяти лет, не осилил «Малое учение»... это же, наверное, преувеличение?
- «Малое учение»... вы сказали? - Сахён с трудом поднял застывшую голову и посмотрел на Тан Гён, словно прося разъяснить сказанное.
- Ох, я сказала лишнее. Этот... Иджэ... он и умён, и, кажется, обладает врождённым талантом к боевым искусствам, но...
Раз уж прозвучало «но», значит, правдой было лишь то, что последует за ним. Сахён тихо стиснул зубы, словно пытаясь проглотить грядущий шок.
- ...Он не из тех, кто любит прилагать усилия.
- Вы хотите сказать, что он ленив?
Значит, он так важничал передо мной, а на самом деле оказывается, лентяй, который даже «Малое учение» учить не хочет и живёт бездельником?
Тан Гён не стала прямо отрицать слова Сахёна, а лишь горько улыбнулась.
- Что ж. Я понимаю чувства отца, который беспокоится о достоинстве королевской семьи, но Иджэ - ребёнок с беспокойной душой, так что, думаю, жить так расслабленно для него не так уж и плохо. Поэтому, мунхак Пэк, не слишком обременяйте себя. Истинное намерение отца, скорее всего, не в том, чтобы заставлять этого парня учиться.
Одно было ясно: по крайней мере, сама Тан Гён не хотела, чтобы «Тан Иджэ заставляли учиться». Было ли это потому, что она видела в нём потенциальную угрозу, или же она опасалась всех своих братьев и сестёр, оставшихся во дворце Унгёнгун?
Положение Тан Гён, которая почти пятьдесят лет занимала место старшей законной дочери, но так и не обрела уверенности, было поистине жалким. Но дерево, не пустившее глубоких корней, шатается даже от лёгкого осеннего ветерка.
Разве птица, ищущая ветку, чтобы свить гнездо, будет думать о проблемах дерева?
Придётся осмотреть и другие деревья поблизости.
Ведь место, куда он прилетел, взмахнув крыльями, оказалось целым лесом.
Когда их наставница, учёная Чхэ, выбирала, куда отправиться, старшие ученики так говорили о «Пасе»:
«Это земля полулюдей-полузверей, так что нашей наставнице незачем туда идти».
Вероятно, они имели в виду основателя Пасы, Великого Князя Тана.
Около 900 лет назад. У третьего императора древней империи, Хедже, было три сына. Больше всех Хедже любил своего третьего, мудрого и доброго сына, и хотел сделать его своим наследником.
Однако в те времена империя была только что основана, и её мощь была крайне слаба. В северных землях империи свирепствовали жестокие разбойники, которые постоянно совершали набеги на границы, грабили продовольствие и творили ужасные злодеяния, например, убивали людей и делали украшения из их черепов. Империя пыталась отправить войска, чтобы подавить разбойников, но её армия несколько раз была полностью уничтожена.
В конце концов, Хедже объявил, что тот, кто истребит разбойников, будет сделан правителем северных земель, и он исполнит одно его желание.
Множество влиятельных людей отправили свои частные армии на север. Но они то вступали в междоусобицы, то не выдерживали северных холодов и спасались бегством от разбойников. В то время как разбойники, осознав, что имперские войска слабее, чем они думали, начали вынашивать планы по завоеванию континента, перед Хедже, вышедшим на охоту, предстала чёрная волчица.
«Если я истреблю разбойников, сдержит ли Ваше Величество своё обещание?»
Хедже счёл говорящую по-человечески волчицу диковинкой и с радостью принял её предложение.
Чёрная волчица собрала отважную стаю и отправилась на север. Они ворвались в логово разбойников и три дня и три ночи вгрызались им в глотки и рвали плоть. Погибло больше половины её стаи, но среди разбойников не осталось ни одного выжившего.
Хедже был вне себя от радости и устроил пышную церемонию в честь победы, чтобы встретить чёрную волчицу. Северные земли, которые она защитила, сокрушив зло, он назвал Паса, а саму чёрную волчицу сделал первой правительницей Пасы, дав ей титул «Великая защитница», и даровал ей имя Тан, что означало конец тьмы на севере.
Когда весёлый пир был в самом разгаре, Великая защитница Тан предстала перед Хедже и произнесла:
«Я до слёз тронута милостью Вашего Величества, что вы сделали зверя правителем. Однако не было ли в вашем обещании ещё одной части?»
«Верно, я сказал, что исполню ещё одно твоё желание. Говори же».
«Я хочу взять в мужья вашего третьего сына, принца Хегана».
В тот же миг все застыли в холодном оцепенении. Хедже, разгневанный тем, что этот грязный зверь, которого он сделал правителем, не зная своего места, осмелился на такую дерзость, выхватил меч, чтобы убить её. Великая защитница Тан не стала осуждать императора за то, что он нарушил своё слово, и не сбежала, а лишь сидела прямо и повторяла: «Разве вы не обещали?»
Если бы принц Хеган не вбежал, не заслонил собой отца и не стал бы со слезами умолять, чтобы он позволил ему отправиться с ней на север, то, вероятно, Хедже убил бы Великую защитницу Тан, а народ отвернулся бы от императора, который был не только бездарен, но и попирал свои же обещания.
На следующий день, не дожидаясь ответа Хедже, принц Хеган отправился в земли Пасы вместе с волчьей стаей.
У Великой защитница Тан и принца Хегана родилось семеро детей. Остальные были похожи на Хегана и имели человеческий облик, но самый младший родился с «волчьими глазами», как у Великой защитницы Тан. Все любили младшего ребёнка, похожего на мать, но он, в конце концов, не смог подавить в себе звериные инстинкты и, страдая, однажды сбросил с себя человеческую одежду, убежал в северные леса и бесследно исчез.
И после этого, как говорят, в королевской семье Пасы время от времени рождались дети с «волчьими глазами», как у Великой защитницы.
Кстати, говорили, что большинство детей с волчьими глазами сходили с ума и сбегали из дворца, не достигнув совершеннолетия. Учитывая, что предыдущий король с такими же глазами взошёл на престол, видимо, за сотни лет кровь предков разбавилась, и этот «звериный инстинкт» или что там ещё, ослабел.
Хотя чёрная волчица, скорее всего, и не была "настоящей волчицей".
Ведь в старинных сказаниях звери всегда использовались для уничижительного изображения варварских племён. На юге рассказывали, что потерпевший кораблекрушение генерал оказался на острове обезьян и стал их предводителем, а на западе - что сестра императора сожительствовала со змеем и снесла два яйца...
Так что слухи о том, что у людей с «этими глазами» сохранились звериные повадки или что они не в своём уме, скорее всего, были полной чушью. Да, он, не моргнув глазом, отрубил человеку руку, но разве в наши дни Тан Иджэ - единственный, кому нравится вид крови? Хотя и говорили, что предыдущий король, у которого были «эти глаза», совершил несколько ужасных по своей жестокости побоищ, которые оставили после себя дурную славу, но на всё это были свои причины...
Едва достигнув дворца Унгёнгун, Сахён тяжело вздохнул. До тех пор, пока он не получил должность и не поговорил с наследной принцессой Тан Гён, он был настолько поглощён разгадыванием истинных намерений короля, что совершенно не подумал об этом. Как, чёрт возьми, ему учить принца, который до двадцати пяти лет так и не осилил «Малое учение»?
Сахён уже на примере О Гвана знал, насколько неблагодарное и трудное это дело - учить взрослого человека, у которого уже своя голова на плечах. О Гван хотя бы делал вид, что послушно слушает. А насколько же капризным окажется Тан Иджэ, который при первой встрече на постоялом дворе только и делал, что язвил?
Сахён, качая головой, протянул стражнику свою нефритовую табличку. Тот, даже не взглянув на табличку, уставился на волосы Сахёна. Видимо, до дворца Унгёнгун уже дошли слухи о том, что явится ученик учёной Чхэ, седой в столь юном возрасте.
- Вы - новый господин хранитель книг? - радостно узнал его стражник.
Назначение во дворец Унгёнгун было, с одной стороны, возможностью, а с другой - своего рода ссылкой. То, что он мог входить в место, где жили будущие властители, было для Сахёна выгодно, но то, что он должен был сидеть взаперти в библиотеке с учёными, похожими на травоядных, вместо дворца Чонхангун, где в основном вершились государственные дела, могло помешать его дальнейшим планам. Поэтому Сахёну, и без того чужаку, чтобы не оказаться в изоляции от политической жизни, были как никогда нужны те, кто мог бы доставлять ему «информацию».
Ведь слухи всегда зарождаются внизу. Значит, для начала нужно было наладить отношения с солдатами и дворцовыми чиновниками. Самый простой способ наладить отношения - это раскошелиться, но сейчас всё состояние Сахёна составляли десять рулонов шёлка, полученных при назначении. Один из них тут же прикарманила хозяйка постоялого двора, которая, видя бедственное положение Сахёна, у которого не было денег даже на угол, тут же предложила ему «лучшую комнату» по особой, низкой цене.
Впрочем, Сахён согласился на это предложение, так как ему нужен был кто-то, кто присмотрит за О Гваном во время его отсутствия во дворце. Он решил, что один рулон шёлка - дешёвая цена за то, чтобы удержать О Гвана от неприятностей.
Как бы то ни было, два рулона ушли на пошив чистой одежды и официального облачения, ещё два - на покупку паршивой лошади. Так, потихоньку, он всё и растратил, и в итоге остался ни с чем. Что ж, ничего не поделаешь. Придётся расплачиваться улыбками, которые ничего не стоят.
Сахён, держа нефритовую табличку, приветливо улыбнулся замешкавшемуся стражнику. Стражник, вытаращив глаза, озадаченно посмотрел на него.
- Я так волновался, как мне быть, ведь сегодня мой первый день во дворце, где у меня нет ни одного знакомого. Но вы меня узнали, и мне сразу стало легче.
Говорят, с возрастом лицо человека меняется в соответствии с его характером, но, к счастью, Сахён ещё не достиг того возраста, и мог свободно носить на себе маску кроткого агнца.
Лицо, которое так нравилось учёной Чхэ. Благодаря белоснежным волосам и добрым глазам, в обычной жизни он производил впечатление чистого и изящного человека, но стоило ему вот так печально опустить кончики бровей, как в груди возникала странная, трогательная жалость. Даже его старшие товарищи-ученики, недолюбливавшие Сахёна, теряли дар речи, когда он делал такое лицо.
Что уж говорить о стражнике, у которого к Сахёну не было никакой неприязни.
- Э-э-э, нет, господин хранитель, как вы можете обращаться ко мне на «вы»? Я всего лишь...
Стражник, залившись краской до кончиков ушей, начал невнятно оправдываться.
- Я, увидев ваше б-б-благородное достоинство, сразу п-понял, что именно вы - ученик учёной Чхэ...
Хотя Сахёну было донельзя стыдно это слышать.
Но сейчас было не время упрекать его за такие слова. Сахён, не переставая улыбаться, благосклонно кивнул.
- Благодарю вас. Дворец Унгёнгун мне ещё незнаком, так что впредь прошу о вашей помощи.
- Я-я-я всегда на посту с часа Кролика до часа Лошади, так что в любое время, а, нет, когда вам будет нужно, приходите…
(Прим.: Час Кролика - с 5 до 7 утра. Час Лошади - с 11 утра до 13 дня.)
- Значит, будем видеться каждый раз, когда я буду приходить на службу, - сказал Сахён.
Его лицо, казавшееся поначалу несколько развязным, сейчас из-за багрового румянца выглядело странно простодушным. От этого у Сахёна немного кольнуло в уголке совести, но, в конце концов, он же не сделал ему ничего плохого.
Когда Сахён, получив обратно табличку, уже собирался войти во дворец, стражник торопливо окликнул его.
- Я слышал, вы идёте наставником к восьмому принцу...
Кажется, он наконец-то собирался сообщить что-то стоящее.
- Да, так уж вышло, что на меня возложили эту важную обязанность.
- Осторожен? Что вы имеете в виду?
Стражник, оглядевшись по сторонам, подбежал мелкими шажками и прошептал:
- Ходят нелепые слухи, будто в ночь полнолуния он превращается в волка и пожирает людей...
...В общем-то, не очень ценная информация.
- А ещё говорят, что таких нежных на вид людей, как вы, господин хранитель, он тайно рубит на куски и скармливает своему белому соколу, которого всегда носит с собой.
Учитывая, как он изо всех сил мешал белому соколу съесть отрубленную руку, это вряд ли.
Нет, погодите, он только что назвал меня «нежным на вид человеком»?
- Это, право, ...странные дела. В дни полнолуния я буду особенно осторожен.
- Одной лишь осторожности в полнолуние будет недостаточно!
Стражник крепко схватил Сахёна за руку. Рука была ледяной. Грубая, влажная от липкого пота кожа потёрлась о тыльную сторону ладони Сахёна со скрипом. Внезапно по спине Сахёна пробежали мурашки, и он, неловко улыбнувшись, выдернул руку.
Он не мог отделаться от мысли, что сделал что-то не так... Должно быть, это не просто ощущение.
- Я-я позволил себе лишнего...
- Ничего. Я приму ваши слова к сердцу.
Стражник, казалось, успокоился от этих слов и расплылся в довольной улыбке. Сахён, стараясь не замечать блестящие жёлтые зубы, видневшиеся между неловко приоткрытых губ, отвернулся.
Леденящий холодок пробежал по спине. Это было знакомое чувство. То жуткое ощущение, когда кто-то в упор разглядывает твою спину.
В ушах Сахёна, который быстрым шагом удалялся от главных ворот, всплыл чей-то насмешливый голос.
«Когда-нибудь ты жестоко поплатишься за то, что так пользуешься своим лицом».
Неприятное прикосновение к щеке. Искривлённые губы. Холодная усмешка, с которой она смотрела на него сверху вниз...
Образ его старшей соученицы, Юн Гюхвы.
Это случилось, когда он, продав всё, что мог, чтобы собрать денег, пришёл в тюрьму, чтобы повидаться со своей наставницей, которую схватили по её навету. Он как раз подобострастно улыбался, пытаясь уговорить стражника, подсунув ему взятку, когда появилась Юн Гюхва в сопровождении солдат. Она потащила Сахёна к камере наставницы, швырнула его на пол и сказала вот что:
«Не хочешь ли познать эту самую «беду» прямо сегодня?»
В его широко раскрытых глазах отражались лишь пляшущие языки пламени и за ними - жёлтые зубы ухмыляющихся солдат.
Он знал. Юн Гюхва, которая, как ни старалась, не могла добиться признания наставницы, ужасно ненавидела Сахёна, который завоевал её расположение одной лишь своей внешностью.
Если бы наставница Чхэ, с трудом волоча своё дряхлое тело, не подползла к решётке и не прокричала, что если та посмеет это сделать, то все узнают, что её заключили в темницу не по политическим мотивам, а из-за личной мести Юн Гюхвы, то она, вероятно, прямо на глазах у наставницы показала бы, как ломается и приходит в негодность её самое ценное сокровище.
Его тошнило каждый раз, когда он вспоминал тот момент, потому что перед глазами вставала его собственная жалкая фигура - он лишь дрожал, не в силах дать ей решительный отпор.
Даже когда моя жизнь висела на волоске, я мог взять себя в руки, а тогда, что же меня так напугало…?
От пронзительного крика, разорвавшего тишину, Сахён очнулся. Подняв голову, он увидел белого сокола, который, расправив крылья, скользил по лазурному небу.
Сейчас не время для этого. Сколько же найдётся тех, кто будет недоволен им, Сахёном, пришлым камнем. Чтобы утихомирить их недовольство, он должен с первого же дня показать, что способен выполнить возложенную на него миссию.
Для начала - «обучение восьмого принца», задача, с которой до сих пор не справился ни один учёный Пасы.
