Заместитель. Глава 136
Пак Гону почувствовал чьё-то присутствие.
Он открыл глаза в мешке. Он попытался издать звук сквозь кляп и пошевелить связанными руками и ногами, но это было всё, на что он был способен. Общение было невозможно.
Единственное, что он знал, - это то, что он заперт здесь вместе с Сон Гону. И к тому же, в холщовом мешке, словно мусор.
Сон Гону не повезло, а у Пак Гону удача закончилась.
На самом деле, правильнее было бы сказать, что Сон Гону сам навлёк на себя беду. Мог бы просто сбежать со своим товарищем по команде, Номером 9, но нет, он упёрся, решил отомстить и отправился на их поиски - в этом и была причина всех проблем. Точнее, он искал Ким Дживона.
Пак Гону же, напротив, только сейчас начал расплачиваться за совершённые им грехи.
Если уж вдаваться в подробности, обвинением Пак Гону были причинение смерти и нанесение телесных повреждений по неосторожности, однако он не понёс никакого юридического наказания за содеянное. И не взял на себя никакой ответственности.
Единственное, что он сделал, - это сбежал в Корею.
А затем зажил новой жизнью, будто ничего и не было. Целых восемь лет.
Вернувшись в Сеул, он поступил в престижный университет по специальной программе для корейцев, проживающих за границей, получил освобождение от армии как гражданин США и беззаботно наслаждался ночной жизнью на деньги родителей. Он даже разом бросил наркотики, с которыми, казалось, завязать было невозможно.
Даже по его собственному мнению, это было бессовестно. Он жил, всё забыв, словно страдая амнезией.
Он игнорировал тот факт, что совершил такое. В конце концов, он дошёл до того, что сам себя убедил, будто ничего этого на самом деле не было. Несмотря на то, что жертва определённо существовала, он её не видел, а значит, её словно и не было.
В том, каким стал Пак Гону, была и большая вина его родителей.
Родители Пак Гону, как и многие корейские родители, считали, что сын ценнее дочери, а внук от сына - дороже внука от дочери.
Став гражданами США, они по-прежнему вели бизнес с корейцами и общались только с ними. Возможно, из-за этого их кругозор стал даже уже, чем в Корее, а консервативные взгляды только укрепились.
Для таких людей замужество старшей дочери стало настоящим шоком. Они не могли принять тот факт, что она вышла замуж не за белого, а за темнокожего латиноамериканца, да ещё и за разведённого мужчину с двумя детьми. Они считали старшую дочь своим позором.
И тут произошёл тот инцидент. Родители обрадовались, говоря, что это даже к лучшему, ведь теперь появился повод развестись с «этим типом». Своей родной дочери, которая была в шоке и ни на что не способна, они говорили эти жестокие слова под видом утешения.
Они, как и Пак Гону, делали вид, будто ничего не произошло.
Как нельзя кстати, парень, который был вместе с Пак Гону, взял всю вину на себя.
Бойфренд Пак Гону, который уже трижды сидел в тюрьме за хранение и продажу наркотиков, в тот момент был под кайфом, практически в бессознательном состоянии. Естественно, он ничего не помнил и поверил, что действительно всё это сделал. Его руки были перепачканы в муке и шоколаде, так что путей к отступлению не было.
Да. В тот день Пак Гону вместе со своим бойфрендом пёк маффины.
Посыпать маффины экстази в качестве украшения было целиком и полностью идеей самого Пак Гону.
Пока кексы пеклись в духовке, его парень проглотил несколько таблеток экстази и танцевал под музыку, унесённый наркотическим опьянением, а Пак Гону в одиночестве украшал готовые маффины. Как назло, таблетки экстази были разноцветными, пастельных тонов, и выглядели точь-в-точь как обычная кондитерская посыпка для кексов и капкейков.
Пак Гону с воодушевлением покрыл маффины взбитыми сливками, а затем мелко раскрошил экстази вместе с шоколадной крошкой и посыпал сверху.
По дому разносился аппетитный запах выпечки.
Руки и кухня были в полном беспорядке от всевозможных порошков, но вкус у маффинов был превосходным.
В мгновение ока умяв три маффина, Пак Гону подурачился со своим парнем, а потом они начали танцевать.
Как назло, именно в этот момент его сестра пришла к нему домой вместе с детьми.
В отличие от отдалившихся родителей, у неё с младшим братом всё ещё были хорошие отношения. Она была единственной, кто знал, что её брат встречается с наркоманом. Естественно, она за него беспокоилась и два-три раза в неделю навещала его, иногда одна, а иногда с детьми.
В тот день она тоже пришла без предупреждения.
Когда Пак Гону впустил сестру в дом, он тоже был под кайфом. Он танцевал под музыку и обнял сестру.
Он помнил, как сестра разозлилась. И как взяла телефон, угрожая вызвать полицию.
Он выключил музыку? Да, выключил.
Но его парень снова включил её, а сестра громко кричала и тыкала пальцем в его парня. Она толкала его и била кулаками, но парень не сопротивлялся. Он по своей природе был далёк от насилия.
Пак Гону, хихикая при виде этой сцены, подумал, что так дело не пойдёт, и вмешался.
А потом подмигнул своему шестилетнему племяннику, который был не по годам рассудительным.
Всё в порядке. Ничего страшного.
Сестра схватила его за руку и затащила в комнату, где он снова выслушивал её нотации. Нотации о том, что он должен расстаться.
Пока они препирались, в гостиной остались только его парень и дети.
Этого не должно было случиться…
Парень, должно быть, из самых добрых побуждений предложил детям маффины. Но последствия были ужасны.
На допросе в полиции Пак Гону свалил свою вину на парня. Получилось, что это он раскрошил экстази и посыпал им маффины вместе с шоколадом.
Полиция поверила словам благонадёжного на вид корейца, а не парня, находящегося в невменяемом состоянии. Тот факт, что его парень был наркоманом на десять лет старше, тоже очень помог Пак Гону, которому едва исполнилось двадцать.
Так Пак Гону избежал наказания за свой грех.
Поскольку это было абсолютно не нарочно, он не испытывал никакого чувства вины. Он просто считал, что детям не повезло.
С того дня Пак Гону ни разу не был в Америке. Вернее, не мог туда поехать. На всякий случай. Даже если бы его парень вдруг в точности вспомнил события того дня, полиция всё равно не поверила бы ему, но в жизни всякое бывает.
Несмотря на случившуюся трагедию, его родители продолжали жить как ни в чём не бывало. Они активно общались с корейской диаспорой и раз в год обязательно приезжали в Корею на семейные встречи. И Пак Гону всегда был с ними.
Факт, который заставил Пак Гону, жившего, всё забыв, вспомнить, что тот инцидент действительно произошёл, - это видео на флешке, доставленной ему домой. Видео с людьми, которые всё ещё страдали из-за его глупой ошибки.
Ему не следовало вообще её открывать. Хотя, даже если бы он тогда проигнорировал её, рано или поздно ему всё равно пришлось бы увидеть это видео.
Те, кто заманил его сюда, были очень настойчивы. Пак Гону и представить не мог, что кто-то может так методично и безжалостно копаться в чужой слабости, и потому в итоге он сдался.
Будет ложью сказать, что ему не было страшно. Когда всё случилось, ему хотелось сбежать, как и в тот раз.
Он знал, что с ним, в конце концов, ничего не случится. Если бы он повёл себя нагло, они, вероятно, ничего бы не смогли ему сделать. То, что они ему предъявили, не было доказательством.
Но Пак Гону просто не смог отвернуться, посмотрев это видео.
Из-за этого маленького кусочка кекса были разрушены жизни целых пяти человек. И всё же, по своей глупости и эгоизму, он думал только о себе. Скрыл правду ложью.
Ему было до тошноты противно от самого себя.
Наконец-то раздавленный чувством вины, Пак Гону сделал всё, что велел ему тот мужчина, и в результате попал в это изолированное место.
И тут случилось нечто удивительное. Как только он сюда попал, ему стало весело.
Он был счастлив до такой степени, что задавался вопросом, можно ли так, и неожиданно встретил единомышленников, с которыми по-настоящему сошёлся.
Но больше всего Пак Гону волновали наркотики, которые здесь предоставлялись. Те, что витали в воздухе и которые он принимал сам, были на совершенно ином уровне по сравнению с теми, на которых он сидел в Америке.
Это определённо был галлюциноген, но он позволял испытывать исключительно удовольствие и радость, без каких-либо побочных эффектов. Не говоря уже о том, что он мог вести обычную жизнь.
Благодаря наркотикам ему казалось, что его жизнь стала богаче.
Пак Гону был полон надежд. Ему казалось, что и он сможет начать новую жизнь.
До тех пор, пока на викторине его постыдный секрет не был раскрыт.
Он пытался убить Ким Дживона из-за наркотиков. Чувство вины, вызванное галлюцинацией, чуть не заставило его убить друга. Мысль об отсутствии побочных эффектов была огромным заблуждением.
Даже сейчас при одной мысли о том дне у него бешено колотилось сердце.
То, что этот парень был объектом, который он должен был защищать, он узнал только сегодня, нет, вчера.
Он и предположить не мог, что тот был полицейским под прикрытием, но эта роль ему вполне подходила.
Неудивительно, что у него была другая аура.
Пак Гону представил Дживона в полицейской форме, но потом на этот образ наложился его собственный, и он помотал головой.
То, что кто-то, похожий на него, живёт совершенно другой жизнью, было одновременно и круто, и вызывало зависть.
Он понравился ему до такой степени, что хотелось забрать себе всё, кроме отрезанного члена.
Если этот парень умрёт, смогу ли я стать Ким Дживоном, нет, детективом Юн Дживоном?
Он даже позволил себе такую нелепую фантазию.
И всё-таки, сколько же во мне жадности.
В любом случае, его польза на этом закончилась, и он даже не надеялся выжить.
Тем не менее, даже от одной этой фантазии ему стало немного легче.
- Блять, что это за место? - прошептал в тот момент виновник шума.
Словно в последней агонии, Пак Гону и Сон Гону почти одновременно забились в мешках.
Раздался звук, с которым обнаруживший их парень испуганно шлёпнулся на задницу.
Никто бы и не подумал, что в мешках могут быть живые люди.
Когда Сон Гону снова энергично забился, упавший парень с опозданием спросил: «Кто вы?»
Голос показался знакомым, и оказалось, что это был кто-то, кого он знал.
Пак Гону невольно вздохнул с облегчением.
Ему показалось, что этот парень сможет им помочь.
Сон Гону, похоже, тоже воспылал такой же надеждой. Его движения стали ещё более яростными.
Нужно же подойти и развязать, а он всё спрашивает, - Пак Гону нашёл Чхве Минджэ жалким.
Ну, честно говоря, на его месте он бы тоже испугался. Ведь внутри мог оказаться не человек, а зверь, скажем, собака или кошка в ужасном состоянии.
Наконец, послышались шаги приближающегося Чхве Минджэ, который, кажется, набрался смелости.
Боясь, что он спасёт только Сон Гону, Пак Гону тоже изо всех сил зашевелился в мешке, обозначая своё присутствие.
Чхве Минджэ несколько раз колебался, но в итоге развязал мешок, в котором был Сон Гону.
Вместе с удивлённым возгласом послышались и растерянные крики: «Блять, что такое? Почему ты… Нет, блять. Ох, блять. Ты в порядке?»
Пока ты задаёшь такие праздные вопросы, развяжи и меня!
Тогда Чхве Минджэ через мгновение подошёл к нему и осторожными движениями развязал горловину его мешка.
Так Пак Гону, спустя почти два часа после поимки, наконец выбрался из мешка. С его глаз сняли повязку, а изо рта вытащили кляп.
В нос ударил тошнотворный гнилостный запах.
Из пяти мешков, за исключением тех, в которых находились он и Сон Гону, вытекала какая-то жижа, похожая на помои. Вероятно, это гнили пищевые отходы, которые они ели наверху, или остатки разделанного мяса.
- Хён, почему вы здесь? - спросил Чхве Минджэ.
- А ты, Гону, что здесь делаешь?
- Минджэ-я, скорее развяжи и это, - крикнул Пак Гону, чьи руки и ноги были стянуты кабельной стяжкой.
- А, да. Это… это стяжка… Нечем перерезать.
Чхве Минджэ неуклюже потянул за пластиковый хомут. Из-за этого стяжка, и без того туго сковывавшая запястья, только глубже впилась в плоть.
Пак Гону застонал, и Чхве Минджэ в панике отпустил его руки.
В отчаянии Пак Гону попытался перегрызть стяжку зубами, но это было бесполезно. Казалось, можно было выломать все зубы, но так и не перекусить её. Даже тонкую и маленькую стяжку было трудно порвать, а эта была промышленной.
- Нет ничего, чем можно перерезать? - спросил он, хотя и понимал, что у того, скорее всего, кроме фонарика, ничего нет.
- Нет. Совсем ничего, - ответил Чхве Минджэ безжизненным голосом.
- Минджэ-я, в таком состоянии мы не сбежим. Ты же понимаешь?
- А? - Чхве Минджэ посмотрел на него отсутствующим взглядом и переспросил: - Сбежим?
Какого хрена с этим придурком?
- Блять! Не стой столбом, поищи что-нибудь! - раздражённо крикнул Сон Гону, и Чхве Минджэ неуклюже поднялся.
Только тогда Пак Гону заметил, что со лба Чхве Минджэ стекает кровь.
Была причина, почему тот был таким заторможенным.
- Не дави на него так. Этот парень ранен, - сказал он.
- И что, блять? Он ранен сильнее меня? - усмехнулся Сон Гону.
Надо сказать, по сравнению с Сон Гону, которого избили без всякой жалости, рана Чхве Минджэ и впрямь была пустяком.
Может, несмотря на внешние повреждения, состояние Чхве Минджэ было куда серьёзнее, чем у Сон Гону.
Всё ещё выглядя как потерянный, Чхве Минджэ суетливо осмотрел комнату и сказал: «Ничего нет».
- Ай, блять! Так сходи в другую комнату, посмотри!
После крика Сон Гону, Чхве Минджэ, казалось, немного поколебался, но в итоге пошёл к двери.
- Меня же заметят… - пробормотал он себе под нос.
Услышав это, Пак Гону задался вопросом, как Чхве Минджэ вообще сюда попал.
Но спрашивать уже не было нужды.
Чхве Минджэ, схватившийся за дверную ручку, чтобы её повернуть, замер как вкопанный.
Он поспешно обернулся к ним двоим и прошипел: «Тс-с!»
Пак Гону затаил дыхание, и даже пыхтевший от злости Сон Гону замолчал.
Все трое напряжённо вслушивались.
Там, снаружи, во тьме, был кто-то ещё.
Хотя на полу был ковёр, ощущался вес идущего человека.
Шаги замерли прямо перед дверью.
Чхве Минджэ попятился, а затем, словно сумасшедший, бросился назад и запихнул своё тело в тот самый мешок, в котором только что был Сон Гону. Он был в полной панике и суматохе.
Пак Гону, ничего не понимая, только моргал, а Сон Гону выругался.
Дверная ручка медленно повернулась.
Сон Гону разразился смехом, в котором было неясно, чего больше - страха или смирения.
Пак Гону же, напротив, приготовился принять свою судьбу.
Это было искупление спустя восемь лет.
Хан Сохо висел, подвешенный за обе руки к потолку, словно разделанная мясная туша.
Помещение, которое до отключения электричества было ослепительно ярким, теперь едва боролось с темнотой, освещаемое лишь красными светодиодными лампами, установленными по углам.
Под ногами Хан Сохо был кафельный пол, а прямо за ним на крюке висел Ли Джихун, который покинул игру два дня назад из-за травмы, с бледным, бескровным лицом. То есть, он был мёртв.
Он так много плакал, что слёзы уже высохли.
Это случилось перед началом игры в прятки, во время обратного отсчёта.
Хан Сохо, которому Ким Дживон едва помог выбраться из здания, лежал в саду.
Гидрокостюм, который он с трудом натянул, был неудобным, а босые ступни болели.
Он шпионил для них, а ему даже никаких привилегий - как ни думай, это было просто абсурдно.
Руководитель Ким, сукин сын. Только попадись мне, я тебе это так не оставлю.
Именно тогда к нему подошли двое мужчин в таких же гидрокостюмах.
Они назвали его имя в точности.
Хан Сохо внезапно испугался, попятился назад и приготовился в любой момент дать дёру.
- Председатель приказал сопроводить вас.
Однако они говорили вежливо и склонили головы.
Только тогда на лице Хан Сохо расцвела широкая улыбка.
Я так и знал, на председателя всегда можно положиться.
Он невольно рассмеялся в голос.
Похоже, эти двое были охранниками, и, чтобы не привлекать внимание других участников, они специально надели такие же гидрокостюмы.
Хан Сохо в сопровождении двух человек уверенно вошёл в здание.
Если бы он знал, чем это закончится, он бы ни за что за ними не пошёл.
Проклятый старый хрыч. Как он мог так со мной поступить?
Слёзы высохли, но Хан Сохо всё ещё был не в себе от страха, сожаления и гнева.
- Сукин сын, ублюдок, - выплюнул он дрожащим голосом.
От холода его сознание мутилось.
Температура здесь была минус два градуса. Отключение электричества никак не повлияло на температуру внутри.
Место, где был заперт Хан Сохо, называлось «холодильным складом для мяса» и использовалось для кратковременного хранения разделанных туш. То есть, всё мясо, которое они ели в столовой наверху, хранилось здесь.
Хан Сохо с трудом поднял голову.
И увидел профессора, сидящего на простом стуле и дышащего на руки, чтобы согреть их.
- Профессор, пожалуйста, развяжите меня, - снова взмолился он.
Он знал, что у того нет таких полномочий, но просил, словно хватаясь за соломинку.
Профессор лишь мельком взглянул на него.
- Не обижайся. Тебе станет легче, если будешь думать об этом как о жертве во благо председателя. Честно говоря, не знаю, как другие, но ты-то, Сохо, хорошо жил и ел благодаря председателю.
Он попросил его развязать, а тот нёс какую-то хрень.
- Сукин ты сын. Это по-твоему ответ? Раз это так здорово, сам и жертвуй собой! Почему я? Почему я?!
Цепи, сковывавшие его тело, загремели, издав громкий лязг.
- Эй, не надо так. Всё скоро закончится.
С этими словами профессор высморкался и тут же отвернулся.
Хан Сохо закричал, но его никто не услышал.
