Прогулка в ночи цветов. Глава 151, 152
В зале Чхонханджон словно подул ледяной северный ветер. Надолго воцарилась гнетущая тишина. Кё Гвиби из дворца Кирюнг призвал к себе своего брата, командующего Кё Джин О. Кё Гвиби, распахнув обе створки дверей во внутренние покои, уединился с братом для личной беседы.
Сложно было в точности узнать, о чём шёл их разговор, но в общих чертах можно было догадаться.
Лицо императора посуровело на следующем моменте доклада. Это случилось, когда было сказано, что Кё Гвиби заплакал, а Кё Джин О подошёл к плачущему брату, обнял и утешил его.
Шея докладывавшего евнуха, казалось, втянулась в плечи на целый сустав пальца.
- Э-это не по уставу, но они ведь родные братья… и Кё Гвиби - мужчина, поэтому на это можно было бы закрыть глаза. П-поэтому…
Сон Джэ жестом остановил запинающегося евнуха. Главный евнух Ван, заметив движение императора, которое не увидел докладчик, громко передал приказ:
Под давлением молчания императора в зале вновь воцарилась глубокая тишина. То, что Ён О призвал к себе Кё Джин О, чтобы выяснить правдивость слов императора, было вполне закономерным.
С одной стороны, он испытывал гордость от мысли, что Кё Ён О наконец-то стал настоящим обитателем гарема, но с другой - не мог скрыть горечи.
Он что, меня за какого-то мошенника держит?
Сложно было судить, проверил ли Ён О его слова потому, что не доверял ему, или потому, что превратился в подозрительного придворного, сомневающегося во всех. Вероятно, и то, и другое.
Сон Джэ не мог отделаться от мысли, что Ён О, не доверяя ему, призвал брата для перепроверки.
- Кё Гонджа стал настоящим хладнокровным обитателем гарема.
Пробормотав это, мужчина погрузился в раздумья. На его лице отразилась мука, когда он вспомнил времена, когда несколько лет назад к нему самому не относились всерьёз.
Подозрительное выражение промелькнуло на лице императора и исчезло вместе с коротким вздохом.
Сад Гымрёнвон был самым прекрасным садом в столице империи, Джинрыне. Это место было частью императорского дворца, и в то же время не было им. Хотя сад и был соединён с дворцом, он находился так далеко, что добираться туда приходилось не в паланкине, а в повозке или верхом.
В этом году император решил устроить празднование начала зимы в саду Гымрёнвон. Это случилось впервые после его восшествия на престол. Гымрёнвон из поколения в поколение даровался либо императрице, либо самой любимой наложнице императора.
Если не было любимой императрицы, то чаще всего это место доставалось той наложнице, которую император ценил настолько, что был готов нарушить запреты.
Многие шептались о решении императора провести празднование в саду Гымрёнвон. Не собирается ли он даровать Гымрёнвон кому-то из своих наложниц? И если да, то кому? Или, может, он собирается щедро одарить всех своих наложниц перед тем, как взять новую императрицу? Ходило множество слухов.
Сам же император, впервые после восшествия на престол открывший сад Гымрёнвон, ни о чём таком не думал. Он сделал это лишь потому, что наместник северных земель Сокмо, который нечасто бывал в столице, попросил его открыть сад Гымрёнвон.
Наместник Сокмо привёз с собой свиту из более чем четырёхсот артистов.
Над прудом в саду Гымрёнвон установили огромные качели. Закалённые холодом артисты из Сокмо раскачивались на них, словно пытаясь достать до небес, а затем прыгали в пруд.
Первой была юная девушка в наряде небесной девы. С замысловатой причёской, в одеянии из тончайшего, развевающегося на ветру шёлка, она, словно танцуя, раскачалась и прыгнула в пруд.
Развевающийся шёлк создавал иллюзию, будто небесная дева и впрямь возносилась на небеса. Вслед за ней на качели взошёл юноша в одеянии полководца, а за ним - молодой мужчина в наряде воина, и они также один за другим бросились в воду.
Каждый раз толпа взрывалась аплодисментами и восторженными криками. Украшенные цветами лодки, что безмятежно курсировали по краю пруда, подбирали упавших в воду артистов.
Высшие и низшие чиновники, получившие в дар от императора зимние одеяния и выразившие свою благодарность, также заняли свои места. Затаив дыхание, они любовались прекрасными видами сада Гымрёнвон и редким искусством артистов из Сокмо.
Напротив них расположились члены императорской семьи. Недалеко от них, на возвышении, было установлено почётное место императора.
Наложницы сидели на своих личных местах, окружённые дворцовыми слугами, словно живой ширмой. Место Гвиби, задрапированное синими занавесями, было таким же оживлённым, как и остальные.
- Гвиби мама, выпейте чаю. Это прислала Чин Совон. Сегодня холодно. О чём только думают эти люди из Сокмо?
Дон Сангун, приподняв длинный халат Ён О с меховой подкладкой ровно настолько, чтобы показались его пальцы, протянула ему чашку.
Приняв чашку, Ён О засучил рукава халата так, что его запястья полностью обнажились. На его лице появилась редкая, непринуждённая улыбка.
Вслед за сочным звуком падения в пруд…
…раздались возгласы восхищения и весёлый смех. Вторя им, глаза Ён О широко распахнулись, а уголки губ поползли вверх.
- Говорят, в Сокмо верят, что если в начале зимы окунуться с головой в ледяную воду, то всю зиму будешь здоров.
- Это бредни, выдуманные теми, кто кичится своей стойкостью к холоду. Не верьте этому, мама. Они делают вид, что им нипочём, но я уверена, все они там, в воде, дрожат от холода. Зачем обливаться ледяной водой зимой? - проворчала Дон Сангун, содрогнувшись. Она заботливо натянула рукава его халата так, чтобы они закрывали кисти до самых костяшек.
- Вы спрашиваете! Здесь, у пруда, даже просто сидеть холодно, а они что творят? И тем юным танцовщицам, что танцуют рядом, тоже, должно быть, ужасно холодно, хоть они и молчат. Кто же заставил их надеть такое зимой?
Дон Сангун распахнула свои и без того большие глаза ещё шире. Её недовольный взгляд был устремлён к пруду. Там юные танцовщицы в лёгких чёрных шёлковых нарядах исполняли групповой танец под музыку. Хотя придворная дама Дон и сверкала глазами, Ён О без труда понял, что она беспокоится о них.
- Спроси у евнуха Вана, можно ли угостить их тёплым чаем после танца. Скажи, что я хочу угостить и тех артистов, что прыгали в воду.
Говоря это, Ён О подумал, что организаторы, скорее всего, и сами об этом позаботились. Но ему казалось, что не будет ничего плохого в том, чтобы проявить дополнительную заботу о тех, кто так старался.
Чай с лёгким сладковатым привкусом и нежным ароматом мяты не только согревал, но и был очень приятен на вкус.
- Гвиби мама. Его Величество позволил Кё Гвиби маме угостить танцовщиц чаем.
Вернувшись с поручением от императора, доложила Чхон Рю, преклонив колено.
- Подготовьте место у пруда и передайте им чай. Постарайтесь, чтобы он был как можно горячее.
Пир, начавшийся на рассвете, достиг своего апогея к полудню. Скорее всего, после полудня император покинет своё место. Следом за ним в императорский дворец должны были вернуться и наложницы.
Ён О пил чай чашку за чашкой. Благодаря всеобщему шуму и веселью ему удалось отвлечься и расслабиться, но холод у пруда никуда не делся. Заметив, что чашка опустела, Дон Сангун тут же наполнила её горячим чаем.
- Мама, вам холодно, да? Может, сказать, чтобы заранее подготовили повозку?
Настоящая зима ещё не наступила. В другое время года об этом можно было забыть, но Ён О был особенно чувствителен к холоду. Мигом осушив половину свежей чашки, он смущённо улыбнулся.
Дон Сангун позвала Соху и велела подготовить повозку. Вернувшись, она взяла отложенный в сторону плащ и накинула его на плечи Ён О. Она накинула на него плащ с плотной меховой подкладкой на капюшоне и манжетах, и уже собиралась отступить, когда Ён О поспешно схватил её за руку.
Кончики пальцев руки, схватившей руку Дон Сангун, были окоченевшими. Неужели ему холоднее, чем я думала? Дон Сангун наклонилась ближе к Ён О, который потянул её к себе.
- Рвотное, - коротко бросил Ён О.
Его шепчущие губы теряли чувствительность. Ён О накрыл крышкой чашку, которую держал, и протянул её недоумевающей придворной даме.
В ароматном чае с мятным запахом и сладковатым привкусом не было ничего отталкивающего. Никаких подозрительных признаков. Ведь растворённый в воде ёнбёксок был бесцветен и не имел запаха. Однако его яд невозможно было не почувствовать в момент попадания в организм.
Перед глазами всё поплыло, а тело охватил жар.
Возник едва уловимый зуд, словно что-то невидимое скреблось и грызло его изнутри. В обычной ситуации он, возможно, счёл бы это просто лёгким недомоганием и не придал значения.
В последнее время он досконально изучал и заучивал все свойства яда, который однажды уже отнял у него нечто драгоценное. Изучение не прошло даром. Хотя он и представить не мог, что эти знания пригодятся ему вот так.
Ён О, борясь с головокружением, обвёл взглядом наложниц. Син Бин, сидевшая рядом с принцессой Хвиван, заметила его взгляд, слегка улыбнулась и кивнула. Сидевшая поодаль Чин Совон, не заметив, что их взгляды встретились, лишь легко улыбнулась и снова отвернулась. Наложница Ду сидела ещё дальше и была полностью поглощена зрелищем у пруда. Последним он увидел Дам Со И - тот со спокойным лицом пил чай, переговариваясь со своей придворной дамой.
Но не было никаких гарантий, что отравитель находился именно среди наложниц.
Хотя симптомы проявились сразу после чая, за утро на пиру он съел и выпил немало. Яд мог быть в чём угодно из этого.
Дон Сангун подала ему грубую чашу. Ён О залпом осушил жидкость, вызывающую рвоту. Перед его поплывшим, качающимся взором возник большой серебряный таз.
На тыльной стороне его ладоней начали проступать красные пятна. Жгучая, зудящая боль поползла по телу. Внезапно зуд стал нестерпимым. Хотелось впиться ногтями в собственное тело, расцарапать себя где угодно.
Слуги из дворца Кирюнг опустили все занавеси вокруг места Гвиби. Перед ними поставили большую ширму, а евнухи и придворные дамы встали так, чтобы полностью скрыть его от посторонних глаз.
Отбросив соблазн просто закрыть глаза и упасть, Ён О изверг из себя подступившее к горлу. Дон Сангун похлопывала его по содрогающейся спине и тихо приказывала:
- Принесите ещё рвотного! Нужно всё извергнуть. Мама, Гвиби мама!
В мире, качающемся от тошноты, Ён О опустошал свой желудок. Казалось, он выплёвывает не содержимое желудка, а собственные внутренности. Он извергал из себя съеденное снова и снова, пока живот не свело судорогой. Чья-то рука, смоченная в холодной воде, отерла его лицо, мокрое от слёз.
- Гвиби мама, вы должны оставаться в сознании!
Мир перед глазами потёк, искажаясь, словно патока. Когда извергать было уже нечего, кроме воды, Дон Сангун отчаянно трясла Ён О. Его голова горела и была совершенно пустой.
И в этот момент прохладная, большая и твёрдая рука коснулась его пылающего лица.
- Кё Ён О! Кё Гонджа! Ён О-я!..
От этого холодного голоса, казалось, замер весь мир. Звуки, зовущие его по имени, словно таяли. У него больше не было сил ни на рвоту, ни на то, чтобы сидеть прямо и делать вид, что всё в порядке.
В тот миг, когда Ён О показалось, что мир накренился, что-то прочное подхватило его. Он понял, кто это был - тот, кто крепко держал его, но в чьих объятиях не было ни холода, ни безразличия.
Император, который должен был находиться на почётном месте, спустился к помосту, где сидели наложницы, и стал звать придворного лекаря. Хотя придворный лекарь Чан, вызванный Дон Сангун, уже ждал неподалёку, Ён О не понимал, зачем император так кричит. Приглушённый мир медленно растворялся вдали.
И когда перед глазами всё окончательно почернело...
- ...Кё Гвиби... лошади... взбесились... повозка... опрокинулась...
Звук, доносившийся издалека, воспринимался медленно, урывками. Ён О понял: те, кто обрёк на смерть его родителей и сестру, теперь охотятся за его жизнью.
Вскоре всё погрузилось в непроглядную тьму.
Во дворце не прекращалась череда странных происшествий. После пира в саду Гымрёнвон, начиная с повозки Кё Гвиби, лошади взбесились, и повозки всех наложниц перевернулись или были разбиты.
Если бы в повозках были люди, им вряд ли удалось бы выжить.
Народ шептался, что это небесная кара. Они проклинали двор и высшую знать за то, что те затеяли борьбу за место императрицы, пока жива и здорова добросердечная государыня. На этот раз высшие и низшие чиновники, которые в обычной ситуации заявили бы, что небеса порицают наложниц за роскошь, хранили молчание.
Кё Гвиби едва не был отравлен. После инцидента он потерял сознание и до сих пор не приходил в себя. Фракции, желавшие возвести на трон новую императрицу, сочли, что сами небеса помогают им.
Но никто не смел подать и виду.
Император приказал схватить всех, кто имел хоть малейшее отношение к инциденту в саду Гымрёнвон, и бросить их в дворцовую тюрьму. От тех, кто готовил место для Кё Гвиби, до смотрителей повозок, их начальников и начальников их начальников - схватили абсолютно всех.
Редкий чиновник при дворе не лишился родственника или знакомого. Из-за этого на дворцовых советах тут и там виднелись пустые места.
Дело дошло до того, что стали поговаривать, не пора ли дать этой волне массовых арестов собственное имя.
«Я не в духе, и прямо сейчас мне хочется отрубить им всем головы. Для начала я велю запереть всех причастных. Вскоре я допрошу их и выявлю виновных».
Император не скрывал своего гнева.
«Ваше Величество, повинуемся вашему приказу!»
Глава Государственного совета, занимающий высший пост среди всех придворных чиновников и лидер чиновничьей фракции, был человеком, с которым не смели фамильярничать даже император и члены его семьи. Высокомерный не хуже членов императорской семьи, но в то же время хитрый и проницательный министр склонил голову перед императорским указом и громко произнёс слова верности.
Вслед за ним головы склонили все чиновники в тронном зале. Министр был не только выходцем из старинного и знатного рода столицы, но и сам был человеком великой учёности. Однако более всего он был известен своим выдающимся талантом находить путь к выживанию.
Путь, избранный министром Пон Сыном, всегда был путём к спасению.
Так было и во время «Тайной истории Джинрына» - кровавой резни, устроенной нынешним императором шесть лет назад. Тогда произошло событие, официально именуемое «Восстанием Хве Юна», когда сын покойного императора, принц Хве, У Юн Хон, убив своих братьев, попытался повести войска на штурм императорского дворца.
Нынешний император разом подавил войска, поднятые дядей и тестем принца Хве в окрестностях столицы, проник в резиденцию принца и лично отрубил ему голову. После того, как оставшиеся племянники один за другим погибли в ходе восстания и при невыясненных обстоятельствах, он занял трон.
Лишь после того, как император занял трон, в столице Джинрына осознали, что именно он был кукловодом, стоявшим за всеми событиями. «Тайная история Джинрына», или «Восстание Хве Юна», была не чем иным, как борьбой за трон между членами императорской семьи. И хотя император нарушил небесный закон, убивая кровных родичей, открыто он лишил жизни лишь одного - принца Хве, который сам покусился на других членов семьи.
Поскольку в процессе восхождения на трон он не прибегал к массовым казням учёных или существующих придворных сил, весомого повода для его свержения не было. Напротив, император спас придворных чиновников, которым угрожал принц Хве.
И, конечно, не нашлось ни одного безумца среди членов императорской семьи, кто осмелился бы возразить императору, уже захватившему всю военную власть. В такой обстановке все родственники императора, что могли бы поднять против него мятеж, как по команде, в один и тот же день и час погибли в результате странных «несчастных случаев». Никто не сомневался в том, кто за этим стоял.
Именно министр Пон Сын был тем, кто первым публично склонил голову перед новым императором. Получив поддержку министра, император обрёл полную легитимность. Когда министр, мастерски умевший выбирать жизнь на перепутье со смертью, склонил голову, все остальные последовали его примеру, чтобы выжить.
Сейчас было время склонять головы.
Император отложил все государственные дела, за исключением дворцовых советов. Зная обычного императора, можно было подумать, что небеса рухнули. Он и вовсе устроил себе покои во дворце Кирюнг.
Император посвящал всё своё сердце дворцу Кирюнг, но на всех его обитателей был наложен запрет покидать покои, сравнимый с заключением под стражу.
Наложницам, чьи повозки перевернулись и кто мог бы погибнуть, будь они внутри, также было приказано не покидать свои резиденции. То же касалось и их слуг.
Никто не входил в покои наложниц и никто не выходил из них.
В каждой резиденции были расставлены инспекторы-евнухи и инспекторы-сангун. Даже чернорабочих, коловших дрова, таскали на допросы, длившиеся целыми днями. В эти дни даже министры опускали глаза и съёживались, едва на них падал взгляд инспекторов-сангун.
И тогда двор и высшая знать, отбросив свои прежние надежды на то, что Кё Гвиби тихо покинет этот мир, начали отчаянно молиться о его скорейшем пробуждении.
