Seayard. Глава 118
Он всего лишь заскочил за продуктами на ночной рынок, а пластиковый пакет уже раздулся так, что готов был лопнуть. Из небольшой прорехи выглядывал ярко-желтый банан. Чоко протянул к нему свою крохотную ручку.
Он выбрал самый крепкий и спелый. Отломив один банан, он протянул его малышу и плотно надел на него шлем.
- Ешь помедленнее, помедленнее.
Малыш жадно впился в белую мякоть, чавкая. Он легонько постучал пальцем по его раздувшимся щекам. У него было голодное лицо, совсем как у брошенного щенка. Наверное, это и значит - так дорог, что и в глаз положить не больно.
Надо же, как его морили голодом, чтобы филиппинский ребенок с такой жадностью набрасывался на банан…
Раньше он ловил рыбу или лазил по деревьям за фруктами, но теперь в этом не было нужды. Денег было столько, что хоть соли.
«Ах ты, поросеночек, так ты наешься еще до ужина», - тихо пробормотал Унхи, очищая новый банан. После этого он нахлобучил шлем на собственную голову и уже собирался трогаться, как вдруг…
- Сукины дети опять за свое, блять.
Все вокруг пялились на него. Двое ублюдков на мотоцикле не могли отвести от него глаз. Они так и ехали, не сворачивая головы, уставившись на Унхи, пока не впечатались в фонарный столб.
И даже после этого, словно не придя в себя, они кое-как поднялись с земли и достали телефоны. Они даже нацелили на него камеры, пытаясь внаглую сфотографировать.
Унхи достал из пакета еще один банан. Очистил и мигом съел. А желтую кожуру швырнул, как бумеранг. Оставив позади рухнувших на землю ублюдков, Унхи яростно вдавил педаль переключения передач своим блестящим кожаным ботинком.
Сообразительный Чоко, умница, крепко обнял его за талию. Унхи плавно повернул ручку газа, и байк пулей вылетел с рынка.
Иссиня-черный байк с нелегальным тюнингом, блестящий и гладкий, как черная пантера, мчался по главной улице Филиппин.
Подул ветер, сдувая капельки пота с его разгоряченного затылка. Освежающее чувство свободы разлилось по всему телу. Яркие неоновые вывески плясали на его щеках. Перед ним раскинулся лес огромных небоскребов, и среди них, на самом главном здании, виднелся гигантский рекламный экран.
Брови Унхи резко сошлись на переносице.
- Блять, ну серьезно, куда ни плюнь, везде этот фильм.
Опять этот чертов «Fabulous». И все эти проклятые ублюдки вокруг продолжали на него коситься. Неужели они и вправду узнавали его после этого фильма? Даже если он замотается в тряпки по самые лодыжки, толку, блять, никакого.
Он проглотил ругательство, но в горле все еще першило.
Выбывание оставило шрам, словно ожог. Его глотка до сих пор была ободрана и саднила. Каждый раз, когда он вдыхал, казалось, будто плоть внутри горла выворачивается наизнанку. Последствия все еще не остыли внутри него.
Вот так люди и страдают от ПТСР.
Ли Иджун вел себя как крот, который только что вылез из-под земли. Он ни на шаг не выходил в мир.
Недавно, вроде, он снялся в рекламе какой-то программы для похудения. «Джувес», что ли?
А режиссер Хван, этот ублюдок, - это вообще был цирк. Едва выбравшись с острова, он не нашел ничего лучше, чем устроить групповую секс-вечеринку. И вдобавок, говорят, еще и какой-то наркотик «Альфа» принимал?
«Блять, это подстава, подстава! Я впервые вижу этих уёбков, и я к наркотикам не притрагивался!»
Он бился как сумасшедший, крича о своей невиновности, но всплыли сотни компрометирующих фотографий. Кто-то как-то сказал, что и в аду есть свой кайф. Но ад, в который угодил режиссёр Хван, был настолько кромешным, что возвращение казалось совершенно невозможным. Конец, идеально соответствующий его паршивому характеру.
К этому сукиному сыну он ходил на свидание.
Его обритая налысо голова отливала синевой. На том, кто раньше был долговязым, оранжевая тюремная роба висела мешком - он сильно похудел в талии. Его взгляд медленно облизал лицо Унхи.
«Ты слов не понимаешь? Я же сказал, не приходи».
В ответ на его холодные слова Унхи, не вставая со стула, медленно встретил его.
Он помахал ему ручкой куклы. Огромные зрачки Тулы дрогнули, в них промелькнул странный огонек. Унхи прижал игрушку вплотную к стеклу. Это была кукла, которую Чоко обожал. Та, которую он крепко обнимал во сне, когда ему было страшно или грустно.
«Это кукла, которую Чоко обнимал вместо тебя, когда скучал, пока ты, ублюдок, шатался по подворотням, прикрываясь им».
Поэтому он и назвал ее Тула. Глядя на нее, Тула медленно покраснел. Его запястья в наручниках мелко дрожали.
«Жалеешь?» - спросил Унхи. Парень в оранжевой робе стиснул зубы. И замотал головой. Нет, мол, хоть убей, не жалею. Унхи цокнул языком. Совсем щенок, будто гордость его накормит.
А потом, стиснув зубы, добавил:
«Ничего бы не изменилось. Вернись я в прошлое, я бы снова сделал тот же выбор».
Вот такую чушь он нес. Мол, да, я бы снова продал тебя тем ублюдкам и снова приставил бы ствол к твоей башке. Он упрямо нёс эту околесицу.
Унхи кивнул и поднялся. Он развернулся, чтобы выйти из комнаты для свиданий, но вдруг замер на месте. Затем достал что-то из кармана и протянул Туле.
«Ах, да, вот. Пощелкай на досуге».
Тула, сперва нахмурившийся, не понимая, что это, вдруг издал протяжный вздох. - Ха! - выдохнул он и, не в силах сдержаться, закрыл лицо ладонями.
Его худая, широкая спина затряслась. Сдерживаемые слезы прорвались наружу. Унхи протянул ему сущую безделицу. Всего лишь арбузные семечки, которые они вместе грызли, лежа на топчане в их разваливающейся съемной комнатушке.
Они были чертовски бедны, будущее казалось таким беспросветным, что не видно было и шага вперед, но все же, когда они вот так щелкали семечки и смотрели на звезды, казавшиеся готовыми пролиться с неба, где-то в груди становилось тепло и трогательно.
Тула, ты, блять, говорил, что у тебя ничего нет. Но ты не знал. Ты не знал, что в твоих руках была сияющая молодость. Выбор… неужели для того ублюдка, загнанного на край пропасти, это был единственный выбор?
Унхи вышел из тюрьмы. Яркий солнечный свет, словно нож, резал глаза. Он стоял в оцепенении, потеряв дар речи. Словно заключенный, которого только что выпустили после долгого срока.
Куда идти, что теперь делать - он не мог найти ответа.
Да, именно с этого момента все и началось.
Он не понимал почему. Откуда взялось это чувство безысходности? И как, черт возьми, теперь будет катиться его жизнь?
Едкий запах выхлопных газов, тошнотворный запах жареной еды и разрывающие уши автомобильные гудки.
Ночной город сам по себе был лихорадкой.
Зазывалы, пристающие к прохожим, туристы, пытающиеся сбить цену хоть на несколько песо, уличные торговцы, которые, пытаясь всучить свой товар, вешают на детские ручки браслеты, пьяницы, от которых несет перегаром и которые сидят прямо на обочине…
Унхи отрешенно смотрел на все это. Словно он так и не смог выбраться из морской пучины. Тело неслось по городу, но сердце так и застряло где-то на том острове.
Уже на следующей неделе ему наконец-то сделают тот самый укол беты, которого он так ждал. Но он до сих пор не мог в это поверить. Неужели… всего один укол сможет изменить всю его жизнь?
Кем же тогда станет Ли Унхи, если не омегой? Он не знал. Хоть он и сбежал с острова, его все еще носило по течению.
Он не мог ухватиться ни за одну из мечущихся мыслей. И именно в этот момент. Бросив случайный взгляд в боковое зеркало, он кое-что заметил.
Он нахмурился. В зеркале отражался черный седан. Слишком близко. Он прижался вплотную, словно собираясь протаранить его.
Постойте-ка… разве эти машины не едут за мной с самого начала? Унхи резко заложил байк в поворот. Он крайне круто повернул налево, и черные машины, как одна, рванули следом.
Так и есть. Они преследовали его.
- Ублюдки, небось, кровью потеют, чтобы угнаться на своих колымагах.
Унхи странно усмехнулся, скривив губы. Только сейчас его мозг, до этого будто мертвый, с лязгом ожил. Тук-тук. Тук-тук. Сердце бешено заколотилось, разгоняя кровь по телу. Горячая, живая кровь ударила в каждую клетку, и Унхи, не в силах сдержать этот порыв, прибавил скорость.
Он еще крепче прижал к себе Чоко и рискованно помчался по дороге. - И-и-и-я-а-а! - Чоко радостно взвизгнул, подпрыгивая на сиденье.
Унхи лавировал между рядами машин, перестраиваясь плавно и ловко, словно рыба в толще воды.
Он бросил взгляд в боковое зеркало. Черные машины отчаянно пытались сесть ему на хвост. И тут Унхи со скрежетом резко развернул байк и остановился. Теперь он стоял лицом к лицу со своими преследователями.
Как только Унхи перегородил им дорогу, дверь машины, стоявшей дальше всех, открылась. Медленно, очень медленно. Блестящий лак черного Роллс-Ройса сверкнул в свете уличного фонаря.
Из машины вышел человек огромного телосложения. Как и ожидалось, это был он. Ки Джунхёк.
Унхи поднял руку в приветствии и ухмыльнулся.
