Кле. Глава 81-85
Выйдя из комнаты, мы тут же столкнулись с появившимися в коридоре телохранителями. Как назло, комната, в которой мы находились, располагалась примерно в центре коридора, который расходился в обе стороны, так что телохранители бежали на нас слева и справа, словно собираясь взять в кольцо. Прямо перед выходом из комнаты была стена, так что идти вперёд было некуда.
И в тот момент, когда я судорожно соображал, что делать…
Откуда-то издалека донёсся чей-то крик.
- Это ублюдки из «Тэхын»! Быстрее, блокируйте вход!
Хоть крик и доносился издалека, его слова я разобрал отчётливо.
Аджосси, который ждал, пока я создам веский предлог для вмешательства, пришёл за мной.
От одной этой мысли мне уже стало спокойнее.
Топот ног, доносившийся из коридора, стал громче.
Четверо здоровенных телохранителей, бежавших слева, разом ускорились. Они в мгновение ока пронеслись мимо нас, напряжённо застывших, и яростно набросились на телохранителей, приближавшихся по коридору справа.
- Да это же новенькие?! Эти ублюдки совсем с ума сошли?!
В коридоре в мгновение ока начался сущий ад.
Один из тех, кто, судя по всему, был человеком аджосси, обернулся к нам с Квон Сонджэ и крикнул:
Первым на эти слова отреагировал Квон Сонджэ.
Квон Сонджэ крепко схватил меня за руку и побежал по пустому коридору слева. Я, не колеблясь, помчался за Квон Сонджэ, который, казалось, знал наизусть всю планировку этого дома и его запутанные коридоры.
Когда мы свернули за угол, хаотичных криков, доносящихся со всех сторон, стало ещё больше. Расставленные повсюду телохранители разделились примерно пополам и противостояли друг другу, а некоторые из них дрались с пугающей жестокостью.
К счастью, в большинстве своём люди аджосси одерживали верх.
Для телохранителей всё выглядело так, будто присланные новички внезапно взбунтовались и атаковали их. Каким бы большим боевым опытом ни обладали местные охранники, они ничего не могли поделать с такой внезапной атакой.
Я напрягся от яростных звуков, доносившихся со всех сторон, словно меня бросили в самый центр поля боя, и в этот момент…
- Сначала ловите тех ублюдков! Нельзя их упускать!
Кто-то заметил нас с Квон Сонджэ и громко закричал. Услышав это, несколько телохранителей, дравшихся с людьми аджосси, развернулись в нашу сторону и бросились на нас.
Квон Сонджэ ещё крепче стиснул мою руку.
- Еще немного, и будет главный вход. Не отставай от меня…! Кх!
Продолжавший говорить Квон Сонджэ издал звук, словно затаив дыхание, и его глаза широко распахнулись. Он выпустил мою руку, его тело одеревенело, а затем он начал мешком валиться вперёд.
Я, ошеломлённый внезапной реакцией Квон Сонджэ, подхватил его, и мы вместе рухнули на пол. Тяжесть его тела, грозившая придавить меня, ощущалась не так сильно, как судороги, пробегавшие по его спине.
Только обхватив его, словно в объятиях, и увидев его спину, я понял, в чём дело.
В спине Квон Сонджэ торчали две иглы-электрода с тонкими проводами. Провода вели к электрошокеру в руках телохранителя, который успел незаметно подобраться к нам.
Телохранитель, сваливший Квон Сонджэ, держал электрошокер в одной руке, а другой доставал электрошоковую дубинку, похожую на те, что используют полицейские для разгона толпы. Похоже, как и говорил аджосси, у всех старых охранников в этом доме были электрошокеры и дубинки.
За спиной быстро приближающегося телохранителя я увидел вдалеке Квон Джунмо. Окружённый дюжими охранниками, он тыкал пальцем в нашу сторону.
- Сначала Ли Догома ко мне, живо! Шевелитесь, быстрее!
Услышав приказ, телохранители ещё быстрее ринулись в нашу сторону. Тот, что выстрелил в Квон Сонджэ, замахнулся дубинкой, готовый в любую секунду ударить меня. Упавший Квон Сонджэ, который едва мог пошевелиться, из последних сил пытался заслонить меня своим телом.
В тот момент, когда телохранитель замахнулся дубинкой, чтобы ударить нас с Квон Сонджэ разом…
Перед моими широко раскрытыми глазами внезапно мелькнула чья-то рука в чёрном и приняла на себя удар дубинки, летевшей в меня. Раздался глухой, болезненный звук и сверкнула короткая искра.
Узнав владельца руки, я почувствовал, как напряжение в моих глазах мгновенно спало.
Это был аджосси. Квон Сонджэ сказал, что до выхода совсем немного, и, похоже, аджосси, войдя в особняк, каким-то чудом нашёл меня и пришёл на помощь.
Но моё облегчение было недолгим.
Это была не простая дубинка, а металлическая, по которой шёл ток, как в электрошокере. После такого удара он не мог быть в порядке… так я думал, но, к моему удивлению, аджосси даже не поморщился. Ему что, не больно?
Аджосси схватил дубинку, ударившую его по руке, своей рукой в кожаной перчатке и дёрнул на себя. В лицо пошатнувшемуся телохранителю врезался тяжёлый кулак аджосси. Я увидел, как охранник, вскрикнув, забрызгал всё кровью, а стоявшие за ним Квон Джунмо и остальные отшатнулись.
- У Инхёк…! - проскрежетал зубами Квон Джунмо, увидев аджосси.
Аджосси молча смотрел на него.
В этот момент подошли секретарь и несколько знакомых мне бандитов. Они вытащили электроды электрошокера из спины упавшего Квон Сонджэ, помогли ему подняться и стали осматривать. Секретарь, который помог подняться мне, спросил, нет ли у меня травм, и смерил меня взглядом с ног до головы.
- С ним всё в полном порядке, не волнуйтесь. Ему случалось избивать людей до полусмерти, пока его самого били электрошокером.
Я всерьёз хотел спросить это, но промолчал. И всё же я не мог не беспокоиться за аджосси, поэтому мой взгляд постоянно возвращался к его руке, принявшей удар.
Аджосси мельком взглянул на меня, а затем снял перчатку с правой руки. Его ладонь погладила меня по волосам. Это было похоже и на похлопывание со словами «хорошо поработал», и на утешение - мол, «ты, должно быть, сильно напугался». Что бы это ни значило, прикосновение аджосси всегда было очень приятным. Благодаря ему напряжение и тревога, подступившие к самому горлу, легко улеглись.
Аджосси, так заботливо погладивший меня по голове посреди всего этого хаоса, снова надел перчатку.
- Чхве Мён Иль. Выведи Ли Догома отсюда.
Тут же ответил секретарь и взял меня за руку. Было и жаль, и тревожно, но я понимал, что, оставшись здесь, я, не умеющий толком драться, стану лишь обузой, поэтому покорно последовал за ним. Квон Сонджэ, который едва держался на ногах, тоже вышел с нами - его практически нёс на себе другой бандит.
У особняка мэра Квон Джунмо в ряд стояло бесчисленное множество чёрных машин с тонировкой, а у входа в две шеренги застыли в ожидании бандиты в чёрных костюмах. Я вспомнил, что точь-в-точь такую же сцену мы видели в гангстерском фильме, который смотрели с аджосси, и мне стало как-то не по себе.
Как только я шагнул на улицу, бандиты в чёрных костюмах поклонились нам в пояс. Наверняка они приветствовали секретаря, ближайшего помощника аджосси, но мне почему-то показалось, что все взгляды устремлены на меня, и я поспешно отвёл глаза.
По указанию секретаря, Квон Сонджэ перенесли в фургон, где было попросторнее. Сказали, что на вид с ним всё в порядке, но на всякий случай его отвезут в больницу.
Убедившись, что Квон Сонджэ посадили в машину, я последовал за секретарём. Я, словно так и было положено, остановился перед машиной аджосси.
Ждавший нас невозмутимый водитель лично открыл мне дверь. При этом я почувствовал, как он, будто подражая аджосси и секретарю, быстро оглядел меня с ног до головы, проверяя, не ранен ли я.
Когда я сел на заднее сиденье, секретарь, стоявший у открытой двери, слегка наклонился ко мне и спросил:
Так как секретарь спросил очень тихо, почти шёпотом, я ответил так же тихо. Флешку, лежавшую в кармане, я намеренно не стал доставать, опасаясь, что её могут увидеть другие.
Секретарь по-доброму улыбнулся, словно одобряя мой поступок.
- Молодец. Это ваше, Догом-щи, так что ни в коем случае никому это не отдавайте. Понятно?
Я мысленно торжественно кивнул.
Я знаю, сколько планов и расчётов пришлось проделать аджосси, чтобы добыть это. И я прекрасно понимаю, что всё это было ради меня, ради помощи в моей мести, а потому, даже если кто-то схватит меня за горло и будет угрожать, я ни за что это не отдам.
Я с тревогой посмотрел на охваченный шумом особняк.
- С аджосси всё будет в порядке?
- Не знаю, как другие, но беспокоиться за директора - это пустая трата времени. Он быстро со всем разберётся и выйдет.
Спокойно ответив, секретарь поднял голову. С присущей ему тёплой улыбкой он ласково сказал:
- Отдохните немного. Я схожу к Квон Сонджэ-щи.
Прямо перед тем, как закрыть дверь машины, он добавил голосом, в котором слышалось веселье:
Я тут же понял, что означали его слова.
Как только дверь захлопнулась, я достал телефон. Зайдя в приложение популярного стримингового сервиса, я, напряжённо глядя на экран, стал ждать одно видео, которое вот-вот должно было появиться.
Квон Джунмо сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели. Более того, его кулаки тряслись в такт его искажённому от ярости лицу.
- Мэр! Ч-что… что здесь происходит?!
- Да знают ли эти ублюдки, кто я такой?!
Когда люди У Инхёка хлынули внутрь, противостояние с теми, кто проник в особняк под видом телохранителей, мгновенно закончилось. Какими бы опытными ветеранами ни были охранники, они не могли остановить здоровенных бандитов, которые многократно превосходили их числом.
Подавив всех телохранителей в особняке, люди У Инхёка выволокли приближённых Квон Джунмо из комнаты видеонаблюдения.
За ними следовали ещё один помощник и специалист по шифрованию. Эти двое, в отличие от остальных, не были связаны, и на них не было никаких следов борьбы или сопротивления. Напротив, вместо напряжения на их лицах читалось облегчение, словно всё наконец-то закончилось.
Специалист по шифрованию, косившийся на Квон Джунмо, доложил одному из бандитов:
- Все записи с камер видеонаблюдения в особняке уничтожены.
Услышав их короткий диалог, Квон Джунмо с чувством бессилия и гнева выплюнул:
Эти слова предназначались не эксперту, которого он сам же и нанял. Это была оценка, брошенная в адрес У Инхёка, молча смотревшего на него.
Все дополнительные телохранители, размещённые в особняке, оказались людьми У Инхёка. Даже один из его помощников, в чьей преданности он не сомневался, поскольку крепко держал его на крючке, в какой-то момент переметнулся на сторону У Инхёка. Специалист по шифрованию, которого он тайно разыскал, тоже оказался верным псом У Инхёка.
Он не мог не испытывать ненависть к У Инхёку, который, казалось, с самого начала всё знал.
Даже Квон Сонджэ, который только и умел, что цепляться за него, и тот его дерзко предал, так что от этой хаотичной и абсурдной ситуации у него вырвался лишь горький смешок.
- Ты же не думаешь, что после такого тебе это сойдёт с рук?
Квон Джунмо испепеляющим взглядом смотрел на У Инхёка, который, словно всё уже закончилось, снимал испачканные в крови перчатки. У его ног поверженные телохранители издавали болезненные стоны.
- Уничтожив записи с камер, ты совершил ошибку. Впрочем, даже если бы они и были, у меня более чем достаточно способов выкрутиться.
Квон Джунмо криво усмехнулся, основываясь на словах специалиста по шифрованию о том, что «все записи с камер видеонаблюдения в особняке уничтожены».
- Вы всего лишь бандиты, которые вломились в дом добропорядочного мэра Сеула и устроили тут погром. Прокуратура немедленно займётся вами и всех вас пересажает!
Сказав это, Квон Джунмо достал телефон. Он звонил заместителю главного прокурора Пак Сыну, который долгое время прикрывал его и заминал многочисленные обвинения против его сына, Квон Минджэ. Он был уверен, что тот, как и всегда, с энтузиазмом возьмётся за дело и разнесёт в пух и прах и У Инхёка, и «Тэхын», как ему будет удобно.
Наконец, заместитель главного прокурора Пак Сыну ответил на звонок.
Но почему-то голос из телефона донёсся откуда-то совсем рядом.
У Инхёк, стоявший напротив Квон Джунмо, отступил в сторону, и стал виден мужчина в костюме, который шёл в их направлении. В отличие от остальных бандитов, он не выглядел угрожающе, а, наоборот, производил впечатление очень солидного человека.
Мужчина солидного вида, которому на вид было чуть за пятьдесят, держал в руке телефон и слегка поклонился Квон Джунмо.
- Давненько я к вам не заглядывал, а у вас тут настоящий погром, господин мэр.
- Давненько я к вам не заглядывал, а у вас тут настоящий погром, господин мэр.
Голос заместителя главного прокурора Пак Сыну, пришедшего к Квон Джунмо, ещё раз раздался из телефона. С улыбкой на лице он нажал на кнопку завершения вызова, и звонок на телефоне Квон Джунмо тут же прервался.
Квон Джунмо, не в силах скрыть удивления, нахмурился.
- Что вы имеете в виду? - невозмутимо ответил Пак Сыну.
- Я спрашиваю, почему ты здесь! - взревел на него Квон Джунмо.
- Как почему? Я пришёл, чтобы сопроводить вас, господин мэр.
Пак Сыну небрежно окинул взглядом людей «Тэхын», заполнивших всё пространство, и разбросанных по полу телохранителей. Хотя повсюду были отчётливо видны пятна крови, он и бровью не повёл.
- Учитывая вашу репутацию, я подумал, что будет лучше сопроводить вас как можно тише. Вы ведь и сами не хотите, чтобы этот погром стал достоянием прессы, не так ли?
Он пришёл не для того, чтобы арестовать бандитов, ворвавшихся в дом, а чтобы забрать самого хозяина. Теперь было совершенно ясно, на чьей стороне Пак Сыну.
Квон Джунмо с растерянным лицом схватился за лоб и испепеляющим взглядом посмотрел на Пак Сыну и У Инхёка одновременно.
- Сколько тебе отвалили? Сколько же, тварь, тебе отвалили, чтобы предать меня!
Пак Сыну, похоже, и не думал отрицать. Он повернулся к Инхёку, широко улыбнулся и дал чёткий ответ на вопрос Квон Джунмо.
- Он пообещал вдвое больше той общей суммы, что вы, господин мэр, до сих пор пихали мне в глотку. Ну что поделаешь, я очень меркантильный, так что ничего не мог с собой поделать.
Пак Сыну, как он и сам сказал, был меркантильным. Да ещё каким - настоящим сгустком амбиций, помешанным на влиятельных покровителях, почестях и деньгах.
И Квон Джунмо знал это лучше, чем кто-либо другой.
Именно Пак Сыну до сих пор каждый раз подчищал всю коррупцию Квон Джунмо, не оставляя и следа, и в обмен на это он смог стать заместителем главного прокурора, сколотившим огромное состояние.
В таком случае, всё было не так уж и сложно.
Нужно было просто дать ему столько денег, сколько он захочет.
- Эти деньги дам я. Я дам тебе вдвое, нет, втрое больше суммы, которую назвал этот ублюдок! Так что давай, быстро засади их всех! Быстро!
От яростного приказа Квон Джунмо лицо Пак Сыну скучающе скривилось.
- За кого вы меня принимаете? За копа, который пришёл ловить шпану? Какое ещё «засади»?
Это была не та реакция, которую ожидал Квон Джунмо. Он предложил втрое больше суммы У Инхёка - для него самого это были болезненно большие деньги, - а тот даже и не подумал колебаться.
Глядя на растерянного Квон Джунмо, Пак Сыну издал шутливый смешок, не соответствующий его возрасту.
- Тот корм, что вы давали, был полезен, только пока вы были мэром. С какой стати я буду и дальше радостно жрать то, что даёт старый хрыч, скатившийся на самое дно? Всё равно эта кормушка скоро прикроется.
Пак Сыну включил на своем телефоне приложение для интернет-трансляций и запустил видео, которое как раз начал один стример. Пак Сыну намеренно выкрутил громкость динамика на максимум и показал Квон Джунмо видео на экране.
- Это значит, что мэром вам больше не быть.
Квон Джунмо уставился на видео с выражением лица, которое говорило: «Что за бред?»
[Вам, должно быть, было очень тяжело просто прийти сюда. Спасибо, что набрались смелости.]
На видео были двое мужчин, сидевших под углом, чтобы их хорошо было видно в камере.
Мужчина слева, только что произнесший эти слова с сочувствующим лицом, по одной лишь манере говорить и атмосфере выдавал в себе опытного ведущего. Он также был настолько известным инфлюенсером, что его узнал даже Квон Джунмо, который из интернет-трансляций смотрел только новости, передачи о текущих событиях или видео на экономические темы.
Человек, сидевший под углом напротив ведущего, был для Квон Джунмо до боли знакомым. И как раз в этот момент он перевёл взгляд и посмотрел прямо в камеру.
[Но я пришёл сюда, потому что не хочу вот так умереть от рук собственного отца.]
Квон Джунмо, не веря своим глазам, уставился на видео.
Человеком, появившимся на видео вместе с ведущим, был не кто иной, как Квон Сонджэ.
[Сегодня здесь я намерен во всех подробностях рассказать о скрытой коррупции мэра Сеула Квон Джунмо, о трагической истории семьи, которую он создал… и о многолетнем насилии, которому я подвергался.]
Трагичный голос Квон Сонджэ, казалось, вонзался в уши, словно шило.
Квон Джунмо дрожащей рукой поспешно схватил телефон. Он собирался немедленно выяснить местоположение студии и вытащить оттуда Квон Сонджэ, чтобы тот не смог нести чушь.
- Бесполезно. Это ведь запись трансляции.
Ухмыльнувшись, Пак Сыну указал на видео в телефоне. Как он и сказал, одежда Квон Сонджэ действительно отличалась от той, что была на нём раньше. Не мог же он за это время вернуться, переодеться и снова уйти, так что это, похоже, действительно была заранее сделанная запись.
- И то, о чём расскажет молодой господин Квон Сонджэ, будет показано не только на этом канале. Каналы для второго и третьего повтора уже наготове, а все новостные агентства уже и статьи написали.
Глядя на ошарашенное лицо Квон Джунмо, Пак Сыну громко рассмеялся.
- Ха-ха-ха! Да уж, молодой господин Квон Сонджэ провернул большое дело. Я так усердно прикрывал вашу коррупцию, господин мэр, что не было ни одной стоящей зацепки, но, к счастью, молодой господин Сонджэ, оказывается, знает довольно много, а? Разве не здорово получилось?
Уголки глаз Пак Сыну изогнулись в тонкую, до противного ехидную линию.
- Надо было лучше к сыну относиться. Он, оказывается, куда лучше старшего сына-наркомана.
Пока Пак Сыну хихикал, видео, которое он показывал, продолжало непрерывно идти. На видео Квон Сонджэ, рассказывающий о коррупции своего отца, казался совершенно другим человеком, которого Квон Джунмо не знал.
Это был уже не тот Квон Сонджэ из прошлого, который слепо цеплялся за Квон Джунмо, посвящая ему всего себя.
- Связи у вас, господин мэр, конечно, потрясающие, так что, может, вам и удастся быстро всё замять, но вот восстановить раз подмоченную репутацию трудно. К тому же, разве Корея не чувствительна к семейным дрязгам и дешёвым драмам?
Пак Сыну подошёл к Квон Джунмо, который не мог оторвать взгляда от видео, и похлопал его по плечу.
- Вы столько трудились всё это время, так что я позабочусь, чтобы вы смогли отдохнуть ещё до окончания своего срока.
Но на язвительные слова Пак Сыну Квон Джунмо никак не отреагировал. Он лишь неотрывно, словно в ступоре, смотрел на видео.
Способ, которым У Инхёк загнал в угол мэра Квон Джунмо, был проще, чем казалось.
Частично это удалось благодаря тому, что он заблаговременно завербовал одного из приближённых Квон Джунмо, а также благодаря огромной помощи Квон Сонджэ, но если говорить о первопричине, то всё дело было исключительно в «памяти» У Инхёка.
Последние три года предыдущей жизни, до его возвращения, были до ненормального отчётливыми.
Для У Инхёка это и было его главным оружием.
Он без колебаний использовал все тайные сведения о коррупции и слабостях, всевозможные планы и сделки, о которых узнал в прошлой жизни. Кто с кем связан, кто кого прикрывает, кто с кем и что замышляет - он задействовал всё, что знал, для составления своего плана.
Для осуществления этого плана требовались огромные деньги. У Инхёк, который долгое время вращался в криминальных кругах, знал, что подлые люди, замешанные в теневых делах и коррупции, как один, ведутся на деньги.
Используя свои отчётливые воспоминания о тех трёх годах, У Инхёк без колебаний занялся инвестициями, которыми раньше даже не интересовался. Вслед за этим он добился положения и статуса, достаточных для того, чтобы без проблем накапливать богатство.
Деньги быстро приумножались. Это была сумма, несравнимая с теми деньгами, что он накопил, будучи верным псом Сон Мёнгука в прошлой жизни.
У Инхёк вложил часть этих огромных средств в заместителя главного прокурора Пак Сыну, помощников Квон Джунмо и нескольких других людей, чтобы создать нынешнюю ситуацию.
Однако он не торопился связываться непосредственно с Квон Сонджэ.
Хотя ему было нужно всё: положение Квон Сонджэ, информация, которой он владел, его истинные чувства и то, что знал только он, - У Инхёк не спешил.
Потому что если Ли Догом будет действовать так, как он задумал, Квон Сонджэ непременно станет их союзником.
Однако, с другой стороны, на душе у него было неспокойно.
Хотя всё это и было ради Ли Догома, получалось, что он построил свой план, используя его характер и чувства. Он не мог отделаться от ощущения, что использует Ли Догома.
У Инхёк почувствовал во рту горечь, и его веки дрогнули.
Такой проницательный человек, как Ли Догом, наверняка понимал, что его используют. И что план был построен на этом предположении, и что так будет и впредь.
И тем не менее, взгляд, которым Ли Догом смотрел на У Инхёка, не менялся.
- Вы так и будете молча сидеть?!
Ли Догом, сидевший на кровати, свирепо сверкнул своими ясными, чистыми глазами на У Инхёка, погружённого в глубокие думы.
- Я же говорю, снимайте скорее, аджосси!
Только тогда пришедший в себя У Инхёк мог лишь недоумевать, почему Ли Догом пытается снять с него рубашку.
Ли Догом тем временем уже взобрался к У Инхёку на колени. На самом деле, он сначала стоял прямо перед ним и снова и снова просил, сверкая глазами, но У Инхёк так глубоко ушёл в свои мысли, что ничего не помогало. Он решил, что если добавит веса и начнёт стягивать с него одежду, тот сам придёт в себя.
Как и было задумано, У Инхёк с опозданием заметил Ли Догома. К тому времени все пуговицы на жилете были уже расстёгнуты, а рубашка распахнута до самой груди.
- Разве не видно? Раздеваю вас.
- Потому что кое-кто не хотел снимать её сам.
Из-за того, что Догом отвечал насупленно, как обиженный ребёнок, и не смотрел в глаза, связного разговора не получалось.
Когда в разрезе распахнутой рубашки показалось солнечное сплетение, Инхёк обхватил Догома обеими руками за талию и плотно прижал к себе. Из-за этого Догом, который больше не мог расстёгивать пуговицы, недовольно посмотрел на Инхёка.
- Так почему ты всё-таки пытаешься её снять?
Ли Догом взобрался на него и пытался раздеть.
Казалось, если Инхёк в полной мере осознает этот факт, его низ живота не просто заноет, а начнет болезненно пульсировать. Чтобы избежать подобной неприятности, Инхёк лишь смотрел в глаза Догома, пытаясь прочесть его намерения.
Догом мило надул губы и и лукаво прищурился.
- Как и вы осматривали меня, беспокоясь, не ранен ли я, я тоже хочу так сделать. Поняли? Тогда быстро снимайте.
Даже в его тоне слышалось настоящее раздражение.
Инхёк, желая успокоить Догома, нежно погладил его по спине.
- Раньше я бы вам поверил. Но когда я увидел, как вы, получив разряд той странной штуки вроде электрошокера, совсем не подали вида, что вам больно... мне кажется, вы скажете, что всё в порядке, даже если будете умирать от боли. Я бы на вашем месте уже ревел в три ручья.
Губы Инхёка замерли. Подобрав на мгновение слова, он прислонился лбом к плечу Догома и сказал:
- …Если будет больно настолько, чтобы умереть, я тоже заплачу.
Глаза Инхёка дрожали, что было на него не похоже, но Догом, подставивший плечо, этого не видел.
- А до этого? Если боль не смертельная, вы так и будете молчать?
Догом, пристально смотревший на молчавшего Инхёка, не выдержал и, навалившись всем весом, толкнул его. Он решил, что раз уж в сидячем положении, когда Инхёк держит его за талию, ничего не выйдет, то лучше повалить его на кровать, а там, немного повозившись, он сможет расстегнуть оставшиеся пуговицы.
Инхёк легко поддался и лёг. Рукой, всё ещё обнимавшей Догома за талию, он похлопывал его по спине.
Ловкий Догом, извернувшись всем телом, в конце концов добрался до груди Инхёка. Не отрывая взгляда от его обнажившейся груди, он наощупь расстегнул все оставшиеся пуговицы на рубашке.
Догом с силой отвёл руку Инхёка, крепко державшую его, и уверенно уселся на его животе. С довольным видом посмотрев на Инхёка сверху вниз, Догом рывком распахнул его рубашку в стороны.
Он впервые так отчётливо видел торс Инхёка. Хоть он и видел его тело в банном халате в отеле, тогда была видна в лучшем случае лишь грудь.
Поэтому он и не знал. Что на теле Инхёка было так много шрамов.
Порезы, колотые раны, несколько небольших ожогов и даже округлый след, похожий на пулевое ранение.
Это были такие беспорядочные шрамы, что стоило присмотреться, как брови сами собой хмурились.
Догом, забыв как говорить, протянул кончики пальцев к одному из шрамов Инхёка.
Низ живота справа, примерно в 10 сантиметрах над тазовой костью.
Среди следов, оставленных в разное время, это место особенно отчётливого пулевого ранения.
Насколько это было больно, Ли Догом тоже хорошо знал. Ту ужасную боль, которая неизбежно приходила после кошмаров, - Инхёк тоже её знал.
Почувствовав, как к горлу подступает ком, Догом легонько надавил на след от пули. От одной только мысли о том, как, должно быть, было больно Инхёку, когда он получил эту рану, у него самого защемило в груди.
Инхёк, глядя снизу вверх на помрачневшего Догома, медленно ответил:
Это был след от пули, которой выстрелил Сон Мёнгук, когда Инхёк лично свергал его - того, кому он так долго служил.
Тогда он даже не почувствовал боли.
Он лишь чувствовал восторг от того, что наконец-то сможет расправиться с Сон Мёнгуком, которого так жаждал убить. Кровоточащая рана была не более чем стимулятором, усиливавшим эйфорию того момента.
И вот на эту рану Ли Догом смотрел так, будто она причиняла невыносимую боль ему самому.
- Почему у тебя такое лицо, будто тебе больнее?
- …Потому что, когда больно мне, вам ещё хуже, - не уступая, парировал Догом и потребовал снять рубашку полностью. Инхёку это было не по душе, но после того, как Догом увидел пулевое ранение, он стал настолько серьёзным, что просто отказать было нельзя. По прошлой жизни Инхёк прекрасно знал, насколько настойчивым может быть Догом в таком состоянии.
В конце концов, Инхёк, слегка приподняв торс, снял расстёгнутый жилет и рубашку. Тогда обнажились его руки, покрытые мелкими шрамами не меньше, чем само тело. До сих пор Инхёк всегда носил одежду с длинными рукавами, даже дома, и Догом думал, что ему просто прохладно. Теперь стало ясно, что он, похоже, делал это, чтобы скрыть шрамы на руках.
На лице Догома снова появилось страдальческое выражение, и он схватил Инхёка за руку. Примерно посередине предплечья виднелся косой красный след от ожога. Настолько отчётливый, что от одного взгляда на него становилось больно.
Как и следовало ожидать, не могло быть, чтобы удар электрошокером прошёл для него бесследно.
Догом растерянно смотрел на ожог.
- Это ведь оттого, что вы блокировали удар? Что же делать… Сильно больно? Может, лёд… нет, влажное полотенце приложить? А мазь от ожогов? Если есть, я хотя бы ею намажу.
- Что значит в порядке? Ожоги - это так больно! Если оставить как есть, шрам останется. Нужно лечить скорее!
- Мне и так горько оттого, что у вас столько шрамов, а тут ещё и ожог!..
Чтобы успокоить Догома, который бледнел на глазах, Инхёк позвал его снова. Лишь тогда Догом, с тревогой во взгляде, от которой становилось жаль его, встретился с ним глазами.
Инхёк на самом деле собирался сказать, что всё в порядке. Сказать, что это пустяк, что совсем не больно, и не нужно так переживать за него. Сказать, что раз ему всё равно, то и Догому пусть будет всё равно.
Но губы, готовые произнести эти слова, предали его и самовольно выпустили фразу, которую он так старался сдержать.
Он лишь колебался, не в силах дать внятный ответ. Возможно, подбирал слова.
Инхёк протянул руку к лицу Догома, который всё ещё находился на нём. Его щека, слегка разгорячившаяся от переживаний при виде шрамов, была по-прежнему мягкой.
- Это старые раны. Они были ещё до нашей встречи, почему ты так расстроен? - сказал Инхёк, легонько поглаживая его по щеке.
Догом со сложным выражением лица опустил глаза.
- Потому что я не мог быть рядом, когда вам было больно.
- Когда больно и ты один, это ведь так… горько и одиноко.
Инхёк понимал, почему Догом говорит такие вещи. Непреодолимое одиночество, которое тот испытал, раз за разом теряя семью, должно быть, оставило глубокую травму в душе юноши.
Инхёк с теплотой посмотрел на беспокоящегося о нём Догома.
«Если ранен, садись сюда с мазью. Я намажу».
«Я знаю, ты занят, наблюдая за мной, но когда больно, можно хоть ненадолго на меня опереться».
«Когда больно, ни в коем случае не оставайся один. Если не с кем быть, просто поспи рядом со мной. Тогда будет не так горько».
В прошлой жизни он тоже, стоило Инхёку пораниться, ни за что не позволял ему оставаться одному, и сейчас было так же. Догом обеими руками крепко вцепился в обожжённую руку, не собираясь её отпускать.
Почувствовав на себе взгляд Инхёка, Догом, кажется, запоздало смутился и забегал глазами.
- Н-но ведь не могло быть, чтобы вы были одни, правда? С вами же были и секретарь, и другие парни из организации…
Спокойный голос Инхёка прозвучал над затихающими словами Догома.
А следом на Догома взглянули необычайно тёплые глаза.
Резкие уголки глаз изогнулись в приятной линии, а упрямая, притягивающая взгляд линия губ мягко поползла вверх.
Холодное и резкое выражение лица стало до чарующего нежным. Возможно, потому, что Догом редко видел его таким ласковым, он почувствовал, как сердце безостановочно трепещет.
- Не улыбайтесь так. Сердце же замирает.
Хоть он и сказал это с упрёком, в душе Догом был рад. Ему казалось, будто Инхёк говорил, что ему больше не горько, потому что рядом есть он.
В тот самый момент, когда уголки его губ довольно поползли вверх, Инхёк внезапно потянул на себя руку, за которую держался Догом. Из-за того, что тот вцепился в неё мёртвой хваткой, его резко дёрнуло вперёд, и он снова оказался распростёрт на груди Инхёка.
Инхёк обнял его за талию свободной рукой и плотно прижал к себе.
Догом вздрогнул от этого внезапного ласкового прозвища и, не поднимая головы, посмотрел на Инхёка снизу вверх.
Ласковый взгляд красновато-карих глаз мгновенно приковал к себе его взор.
Догом почувствовал, как его сердце, прижатое к груди Инхёка, забилось быстрее. Лицо мгновенно вспыхнуло.
Он не понимал, почему тот вдруг заговорил о поцелуе, но Догом и сам должен был признать, что атмосфера незаметно стала чувственной. Этому способствовала и их поза - они лежали, плотно прижавшись друг к другу, - и то, что он чувствовал, как температура их тел начинает расти.
Колеблясь, Догом вспомнил про руку Инхёка, которую он до сих пор крепко держал обеими руками. Перед глазами мелькнул красный след от ожога электрошокером.
Немного подумав, Догом спросил с неожиданной серьёзностью:
- Если мы поцелуемся, можно я потом намажу мазью?
Едва Догом отчётливо произнёс свой ответ, его тело слегка приподняли. Инхёк, одной рукой без труда поднявший его так, чтобы их взгляды встретились, тут же прильнул к губам Догома.
Когда Инхёк слегка втянул его мягкие губы, рот Догома сам собой приоткрылся. Его язык, замерший внутри, был похож на маленького ребёнка, нерешительно топчущегося на пороге дома.
Инхёк, плотно соединив их губы, проник языком в рот Догома. Два горячих языка, словно здороваясь, легонько соприкоснулись.
Благодаря предыдущим поцелуям, язык Догома теперь уже умел неплохо отвечать. Когда Инхёк обвивал его своим языком, он расслаблялся, позволяя себя целовать; когда тянул - упруго поддавался. Когда он начинал тереться своим языком о его, Догом дрожал, но отвечал тем же, и от этого было совершенно невозможно его отпустить.
Из губ Догома, начавшего погружаться в поцелуй, вырвался томный стон. Его руки, до этого крепко сжимавшие мускулистую, покрытую вздувшимися венами руку Инхёка, теперь мягко легли на его плечи, и он сам потянулся навстречу, углубляя поцелуй.
Догому безумно нравилось целоваться с Инхёком. Настолько, что тот факт, что они оба были мужчинами, больше не казался ему никаким препятствием.
Язык Инхёка всегда стимулировал именно те точки, которые доставляли удовольствие. Стоило Догому подумать: «Вот здесь хорошо», как он тут же касался именно этого места. Стоило подумать: «А вот там хотелось бы посильнее», как он начинал тереться с такой силой, что по телу пробегала дрожь. Не давая опомниться, Инхёк закружил его в этом вихре, управляя им так же властно и естественно, как собственным языком во рту.
Погружённый в поцелуй, Догом почувствовал, как внизу живота нарастает напряжение. И в тот же миг осознал, к какой именно части тела Инхёка он прижимается.
Догом почувствовал, как ноющее напряжение внизу стало ещё сильнее. Его разум, до этого занятый лишь поцелуем, самовольно начал представлять следующий шаг.
Почувствовав, что Догом начинает возбуждаться, Инхёк невольно задумался. Сделать вид, что он ничего не заметил, было сложно: он и сам уже начал заводиться. В принципе, было невозможно не возбудиться, целуя Ли Догома.
Но пока Догом сам не проявит желания, он не мог и надеяться на нечто большее, чем поцелуй. Для Инхёка само желание этого поцелуя уже было проявлением огромной жадности.
И как раз когда Инхёк уже был готов смириться…
- Аджосси, я… ха-а… У меня ведь ещё день рождения… Не сделаете мне подарок? - запинаясь, спросил Догом, едва оторвавшись от его губ, чтобы перевести дыхание.
Хоть уже и наступила ночь, сегодня всё ещё было 13 сентября, день рождения Ли Догома.
В прошлой жизни Ли Догом не придавал своему дню рождения особого значения.
Он говорил, что с тех пор, как после смерти родных родителей его приняли в семью опекуны, ему поневоле приходилось постоянно оглядываться на других. Вместо того чтобы праздновать свой день рождения, он ставил в приоритет близких и в первую очередь заботился о них.
После смерти приёмных родителей он и вовсе почти забыл про свой день рождения. Единственный оставшийся у него член семьи, Чан Седжин, был занят расследованием обстоятельств смерти родителей, а сам Ли Догом едва сводил концы с концами, чтобы выжить. Если бы не Квон Сонджэ, который исправно поздравлял его каждый год, Догом, вероятно, давно бы забыл дату своего рождения.
И вот этот самый Ли Догом, который никогда не придавал значения собственному дню рождения и которому было неловко, когда кто-то о нём заботился, теперь сам подчёркивал значимость этого дня и просил о подарке.
У Инхёк ни за что не мог ему отказать.
Он был готов исполнить любое желание Догома, и дело было не только в дне рождения.
Он накопил столько денег, что мог бы купить и принести ему любую, даже самую дорогую вещь. Его расписание всегда было гибким, чтобы он мог в любой момент сорваться и отвезти Догома куда угодно, и он был готов оказать всестороннюю поддержку, если бы тот захотел чем-то заняться.
Ли Догому нужно было лишь сказать. Сказать, чего он хочет от У Инхёка.
- Я не знаю, чего бы мне хотелось иметь, но есть то, что мне хотелось бы сделать.
- Говори. Я исполню всё, что угодно.
Глядя на Инхёка, который смотрел на него так, будто готов отдать всё на свете, Догом густо покраснел и принялся теребить пальцы. По широким и крепким плечам Инхёка разлилось щекочущее тепло.
Опустив мечущийся взгляд, Догом лишь спустя долгое время снова посмотрел ему в глаза.
- А можно мы сделаем… то самое… что и в прошлый раз?
Лицо Догома вспыхнуло ещё сильнее.
Хотя слова были туманными, Инхёк всё понял мгновенно. Прижатый к нему низ живота Догома робко дёрнулся.
Инхёк признал, что между тем Ли Догомом, которого он знал в прошлой жизни, и нынешним Ли Догомом есть разница.
«Давай займёмся сексом, аджосси».
«С другими - да, неприятно, но с вами - нет».
«Этого не будет. Если вы будете обнимать меня, думаю, я смогу вытерпеть».
В прошлой жизни Ли Догом уверенно просил о сексе, а сейчас вёл себя как невинный ребёнок, в котором только-только проснулось желание. Это был тот самый момент, когда Инхёк в очередной раз осознал, как сильно окружение может изменить человека.
«Видишь? Всё-таки приятно ведь».
Вспомнив, как Ли Догом из прошлой жизни смеялся в его объятиях, Инхёк едва заметно улыбнулся.
- Хочешь сделать что-то приятное?
Инхёк, ожидая ответа Догома, кончиком языка слизал слюну, стёкшую к уголку его рта. Он также легко коснулся его мягких губ, подрагивавших в нерешительности.
- Когда вы так говорите, я чувствую себя ребёнком.
Раз ему не нравится, что с ним обращаются как с ребёнком и задают вопросы намёками, оставалось только спросить прямо.
В тот же миг тело Догома напряглось и застыло. Догом, который думал о чём-то вроде тех ласк руками, что были раньше, почувствовал немалое смятение от слова, которое так резко перескочило все барьеры.
Инхёку нестерпимо захотелось тут же грубо повалить Догома, который весь напрягся и чьи зрачки беспорядочно забегали. Конечно, это был всего лишь порыв, и поскольку разум У Инхёка в отношении Ли Догома был весьма крепок, он ничем себя не выдал.
Догом, до этого растерянно морщивший лоб, вдруг побагровел и резко прижался к Инхёку. Его лицо уткнулось в плечо, а плотно прижатая грудь передавала гулкое, учащенное сердцебиение. Инхёк повернул голову, и в поле его зрения попали покрасневшие уши Догома.
- Аджосси, а вы… не против делать… такое со мной…? - спросил Догом, уткнувшись лицом в его плечо, не в силах выговорить слово «секс».
- Если бы было противно, я бы и не заговорил об этом.
Как могло быть противно, если этого желал не кто-нибудь, а сам Ли Догом?
Для Инхёка, который был готов исполнить любое желание Догома, это, разумеется, могло быть только приятно. Более того, он был даже счастлив, чувствуя, что Догом хочет именно его больше, чем чего-либо другого.
Инхёк подумал, что это к лучшему, что Догом не видит его лица. Потому что его нынешнее лицо, искажённое от неудержимого восторга, наверняка было бы настолько жутким, что Догом испугался бы и сбежал.
Тем временем Догом, услышав ответ Инхёка, пришёл в крайнее замешательство.
Если не противно, значит, ему нравится? Он ведь тоже хочет, да? Нет, погоди, а я вообще… могу заниматься сексом с мужчиной? А аджосси? Раз он сам заговорил, значит, для него это возможно, так?
В его голове роились всевозможные вопросы.
И тут ему внезапно вспомнился факт, о котором он часто забывал.
Но ведь… у аджосси есть тот, кого он любит.
Словно в его разгорячённую голову вылили ушат холодной воды. Оглушительное сердцебиение незаметно сменилось ноющей болью.
Наверное, аджосси тоже сейчас не по себе.
Он подумал, что У Инхёк настолько добрый и ласковый, что принимает даже такие его нелепые капризы. Использовать его доброе сердце из-за собственной похоти было, конечно же, неправильно.
Догом сказал это слегка упавшим голосом и поднял голову. Взгляд его был таким же поникшим, как и голос.
Инхёк осторожно провёл кончиками пальцев по коже у его глаз, которые тревожно потемнели. Всё то время, что он вёл пальцами, веки Догома трепетали, словно в сомнении.
- Мне кажется, я веду себя слишком эгоистично. Вы так добры ко мне, что я постоянно перехожу черту.
- Можешь вести себя эгоистично, - твёрдо сказал Инхёк заботливым голосом. - Я с самого начала не проводил между нами никаких черт.
Вздрогнув от удивления, Догом поднял глаза на Инхёка. Во взгляде Инхёка, который он встретил вплотную, не было ни малейшего колебания. Прямой и нежный, он словно говорил непреложную истину.
В глазах У Инхёка, одним своим видом приносящие успокоение, промелькнул редкий чувственный оттенок.
- Давай займёмся сексом, Гом-а.
Лицо Догома едва заметно исказилось.
Решимость, которую он с таким трудом собрал, мгновенно рухнула под натиском искушения Инхёка.
Догом, решивший наконец быть честным, недовольно посмотрел на Инхёка снизу вверх.
- Ты же сам сказал, что лучше раздеться самому, чем чтобы тебя раздевали.
- Это потому, что я чувствовал, будто со мной обращаются как с ребёнком... Нет, дело не в этом. Я о том, почему вы не раздеваетесь.
Догом сидел на кровати совершенно голый, сняв даже нижнее бельё. Инхёк же, который только что мягко уложил его, толкнув в плечи, снял только верх, а низ оставил как есть.
Инхёк, отбрасывая длинную тень на лежащего Догома, склонил голову к его шее.
- Потому что если я сниму всё заранее, боюсь, мне будет трудно себя контролировать.
Прежде чем Догом успел понять, что это значит, губы Инхёка коснулись его шеи. Щекочущий нежный поцелуй коснулся гладкой линии шеи, а затем по ней заскользил влажный язык.
Вслед за мягким прикосновением языка по тому же месту прошёлся его твёрдый кончик, словно очерчивая линию. Ощущение было крайне странным и в то же время невыносимо щекотным.
Для того, кто «не знал», его дыхание уже заметно изменилось.
Инхёк глубоко прижался губами к тому месту, которое только что лизал. От странной щекотки, распространившейся оттуда, шея Догома мелко задрожала.
В ответ на дрожащий вопрос Догома Инхёк легонько прикусил его кожу губами.
- Что примешь всё, что бы я тебе ни дал.
- Тебе нужно просто принимать.
И тут же губы Инхёка довольно сильно втянули кожу на этом месте. Он несильно сжал зубами тонкую, нежную плоть, попавшую в рот, отчего голос Догома стал ещё более чувственным.
От незнакомого ощущения, от которого по шее разлился покалывающий жар, Догом вздрогнул всем телом. Инхёк нежно облизал мгновенно покрасневшее пятнышко и скользнул губами вперёд. Когда подбородок Догома приподнялся, чётче обрисовав мышцы шеи, он прижался к ним губами и услышал, как тот мило сглотнул.
Шея была одной из самых чувствительных эрогенных зон Догома. Инхёк, знавший, что особенно уязвимы кадык и линия мышц вокруг него, старательно вылизывал и посасывал это место, оставляя несколько отметин.
- Аджо… сси… вы всё время только там… Ах!..
Догом судорожно дышал, его шея дрожала.
Казалось, будто вся его шея превратилась в губы и целовалась с Инхёком.
Странные ощущения накатывали одно за другим, не давая даже вымолвить и слова, и он совершенно терял голову. Они толком ещё ничего не сделали, а у него уже будто все силы покинули тело.
И только он подумал, что губы Инхёка наконец-то оторвались от его шеи…
Как мягкий язык тут же коснулся его выпирающей ключицы.
Когда он отчётливо провёл языком по косточке, прикрытой тонкой кожей, Догом рефлекторно дёрнулся, пытаясь вывернуться. Словно предвидя это, Инхёк уже придерживал его за спину одной рукой. Из-за этого Догом не смог полностью отстраниться, а лишь слабо затрепетал.
В объятиях Инхёка его ключицу снова и снова лизали и посасывали. Совершенно иное чувство, отличное от того, что было, когда он ласкал шею, захлестнуло его, и он почувствовал, как теряет голову. Его руки, незаметно для него самого, легли на голову Инхёка, уткнувшегося лицом в его ключицу.
Голова Инхёка, которую он обхватывал так легко, словно собирался погладить, не в силах сжать крепче, опустилась ниже.
Именно в этот момент таз Догома непроизвольно дёрнулся вверх.
Он вздрогнул от щекотного покалывания, которое разошлось по груди. Догом растерянным взглядом посмотрел сверху вниз на Инхёка, который прижался губами к одному из его сосков.
Инхёк говорил так, будто знал наизусть все чувствительные места Догома, даже те, о которых тот и сам не подозревал.
Разве не логичнее было бы сначала попробовать, чтобы выяснить, нравится ли мне это? Ведь он не мог знать наверняка. Но Инхёк двигался так, будто знал абсолютно все его любимые точки.
Он демонстративно высунул язык и коснулся его кончиком крошечного соска Догома. Сосок, нежно-розовый, словно цветок вишни на белой коже, мелко задрожал.
Каждый раз, когда язык Инхёка касался его, Догом изо всех сил старался сдержать стон.
Вскоре тепло коснулось и другого, беззащитно открытого соска.
По сравнению с губами и языком, это прикосновение было несколько грубее. Кончики пальцев нежно потирали и щекотали сосок, потом, чуть надавив, начали кружить вокруг него, а затем легонько ущипнули и потянули. В тот же миг Инхёк сильнее втянул в рот другой сосок, и от обеих грудей по телу распространилась невыносимая, острейшая щекотка.
Соски словно были средоточием всей чувствительности. Лёгкое прикосновение вызывало непроизвольный стон, а когда их втягивали в рот или сжимали пальцами, всё внимание концентрировалось там. Когда кончик языка и пальцы принялись теребить оба соска, по всему телу разлилось покалывание, будто по нему пробежал слабый разряд тока.
Так вот каково это… когда приятно.
Это было новое, щекотное и странное ощущение. Не потребовалось много времени, чтобы понять, что это приятное чувство вызывает сильное привыкание.
Маленькие, нежные и мягкие бугорки быстро затвердели. Они распухли так, что от одного дыхания их покалывало, и стали ещё краснее.
К этому времени внизу у него уже всё набухло настолько, что в белье стало тесно.
Инхёк, всё ещё держа сосок во рту и посасывая его всё сильнее, потянулся к белью Догома.
Ощущение, похожее на то, что было сосредоточено в груди, начало распространяться и ниже. Рука Инхёка, что нежно, словно щекоча, поглаживала влажный кончик, наконец медленно стянула с него бельё. Даже от ощущения того, как бельё соскальзывало по его длинным ногам, стало щекотно, и талия и бёдра Догома слегка изогнулись.
Инхёк оторвал губы от груди Догома и посмотрел вниз.
Он всего лишь ласкал его шею и ключицы и чуть настойчивее играл с сосками, а тот, так мило, уже был твёрдым и напряжённым. Прозрачная капелька, собравшаяся на кончике, чувственно стекла по круглой головке.
Инхёк взял член Догома в руку и легко провёл по нему вверх. Таз Догома приподнялся ещё немного выше, а мышцы на внутренней стороне его слегка разведённых ног задрожали.
Возможно, потому, что однажды он уже делал это рукой, Догом не выказал особого сопротивления, когда тот коснулся его члена. Казалось, он не столько удивился, сколько мгновенно опьянел от приятного чувства.
Инхёк поцеловал расслабившееся лицо Догома и прошептал:
- Я доставлю тебе ещё большее удовольствие.
Вместо ответа Догом издал лишь невнятный, туманный стон. Когда Инхёк, обнимавший его, приподнялся, Догом медленно моргнул, но, увидев, что тот собирается делать, ахнул.
Инхёк развёл его ноги, устроился между ними и без колебаний взял его горячий член в рот. Горячий кончик, оказавшись в его разгорячённом рту, был глубоко поглощён узким горлом.
Ощущение того, как член упирается в горло и пожирается этим узким проходом, принесло невыразимое, запредельное наслаждение. И в то же время его захлестнули смущение и страх от того, что кто-то другой поглощает его плоть.
- Ч-что вы делаете?! - вскрикнул Догом в изумлении, но выражение лица Инхёка ничуть не изменилось. Он был совершенно невозмутим, словно брать в рот член Догома было самым естественным делом на свете.
- Он грязный, п-пожалуйста, уберите рот. Лучше рукой!.. Хмм!
Вместо ответа Инхёк двигал губами и языком.
Сжимая губы, он медленно двинулся вверх по члену, который только что поглотил до самого основания. Он дошёл до головки, будто собираясь отпустить, но затем снова быстро скользнул к корню, и его послушный до этого язык обвился вокруг ствола, облизывая его. А когда кончик достигал самой глубины его рта, он задерживал дыхание и открывал горло. Головка, с трудом вошедшая вглубь, снова выпустила прозрачную влагу прямо в горло Инхёка.
Инхёк старательно повторил это несколько раз. Нежно удерживая ноги Догома разведёнными, он раз за разом вжимал голову вниз, проталкивая член в горло.
- Х-х, а-а…! Аджосси… а-ах, прекратите… У-ух!..
Догом не мог связать и двух слов, лишь стонал и извивался. Его грудь, выгнутая дугой, тяжело вздымалась, пока он снова и снова сглатывал стоны и воздух. Его соски, твёрдые, как и член, непроизвольно дрожали.
Было чувство, будто его пожирают целиком. Казалось, его очень нежно и неторопливо разбирают на части, начиная с самого кончика. Это ощущение превратилось в неописуемое удовольствие, которое свело Догома с ума.
Догом, который уже терял рассудок от того, как его тщательно терзали до самого основания, вдруг резко выгнул спину. Это Инхёк начал быстро двигаться, глубоко и резко насаживаясь на его член.
