Поцелуй на поле. Глава 22
Юн Чахён действительно прошёл допинг-тест.
Тот печально известный тест, для которого после окончания матча случайным образом выбирают по одному игроку из каждой команды. То, что Юн Чахён был выбран с этой редкой вероятностью 1/18 (включая запасных игроков), было, несомненно, преднамеренным назначением со стороны антидопингового комитета.
В момент, когда был забит третий гол, направленный инспектор начал отслеживать движения Юн Чахёна, словно радар, и Чахён в итоге предчувствовал, что попался в эту явно преднамеренную ловушку. Хотя это называлось случайным выбором, в действительности ничего случайного не было. Однако ему пришлось согласиться. Это был матч, вызывающий достаточно подозрений.
3:1. Со свистком, обозначившим конец игры, персонал и игроки ФК Винчестер все как один набросились на Юн Чахёна. Поваленному на землю под натиском Чахёну они кричали какие-то неразборчивые слова любви, сопровождая их удушающими объятиями. Неизвестно чьи губы по очереди оставляли отпечатки на его щеках и шее, анонимные руки хлопали и гладили его по ягодицам и голове. Казалось, что его тело вот-вот сотрётся.
Лёжа на земле и глядя вверх, он видел на лицах товарищей по команде выражения, близкие к безумию, превосходящие счастье и радость. Достигнув невероятного успеха, выхода в четвертьфинал, они что-то кричали ему на своих родных языках, с безумными выражениями лиц. Итальянский, немецкий, испанский и другие... Среди них Юн Чахён смог разобрать только металлический шёпот Джуда, англичанина, для которого английский был родным языком.
Юн Чахёну нечего было сказать. В конце концов, именно он сам нуждался в объяснении.
Неужели это действительно произошло?
Бегая по полю в течение 45 минут второго тайма, Юн Чахён сам не мог поверить в своё состояние. Последний эксперимент, который он провёл, хватаясь за соломинку, доказал свою успешность каждым забитым голом, и чем больше это подтверждалось, тем более ошеломлённым он себя чувствовал. Возможно, это просто совпадение, неумело подумал он после первого гола...
Но если это безумное совпадение повторилось трижды, ему пришлось признать факт.
Тот факт, что хотя кандалы на лодыжках Юн Чахёна были надеты Мишей, Миша также держал и ключ от них. Но ещё более жуткой была мысль о том, что контакт с Мишей не только освободил Юн Чахёна от пут, но, казалось, даже дал ему крылья. Это было не просто заполнение 80% до 100%, а возможно, даже больше. В сегодняшних голах Юн Чахёна было что-то нереальное, какой-то особый блеск.
Даже вернувшись в раздевалку, восторг Винчестера не утихал. Сквозь толпу возбуждённых сотрудников и игроков ворвался Блю, рыдая как медведь, и крепко обнял Юн Чахёна. Это было похоже на объятия огромного плюшевого мишки без шерсти. В этом хаосе Юн Чахёна освободило лишь резкое уведомление инспектора о необходимости пройти тест. Как и ожидалось.
- Что, сегодня тестируют Юана? Как можно забирать его в самый разгар веселья?
- Всегда найдётся что-то, что испортит атмосферу. В первом матче попался Уинстон, и когда он ныл, что ничего не получается, его заставили выпить 2 литра жидкости. Это же не пытка, правда?
Оставив позади сожаления товарищей, Юн Чахён последовал за инспектором. Даже входя в пункт проверки, оборудованный внутри стадиона, он чувствовал себя так, будто видит странный сон.
Внутри его встретили несколько других представителей комитета и один игрок Борхэма, который, в отличие от Чахёна, был привлечён исключительно из-за собственного невезения. Молодой игрок команды соперников, всё ещё не прекративший плакать из-за разрушенной мечты о четвертьфинале... Юн Чахён, невольно ставший виновником крушения этой мечты, испытывал крайне неприятное чувство, но когда он встал перед наблюдателем для теста, это чувство быстро прошло.
Спортсмен, проходящий допинг-тест, обычно должен был закатать верхнюю одежду и снять нижнюю, оставаясь практически полуголым. Перед ним инспектор, пялясь как сова, должен был убедиться, что проверяемое вещество действительно вышло из тела самого спортсмена. Даже с опытом в несколько лет невозможно было привыкнуть к этому. Есть причина, почему все стараются избегать этой процедуры.
Однако, пытаясь выдавить то, что не выходило, Юн Чахён испытывал очень странное чувство тревоги, отличное от унижения. Нелепая мысль: что, если действительно что-то обнаружится? Он понимал, что это глупая мысль, но всё равно беспокоился.
Когда Юн Чахён, чувствуя себя абсолютно опустошённым, выходил из комнаты тестирования, его за руку схватил игрок Борхэма. Всхлипывавший на протяжении всего теста, он с покрасневшими опухшими глазами ухватился за одежду Юн Чахёна и сказал:
- Можно... обменяться футболками...
Юн Чахён просто рассеянно кивнул. С перегруженным мозгом он больше не мог ни о чём думать.
Чон Сонджу, как бык, подбежал к Юн Чахёну, только что закончившему напряжённое интервью, и крепко обнял его. В его руках, энергично обвивших усталое тело Чахёна, чувствовалось неприкрытое стремление к капиталу. Пока прижатый к груди Чахён рассеянно смотрел в потолок, Сонджу несколько раз сильно хлопал его по спине, повторяя объятия. Всё это сопровождалось восхищёнными взглядами окружающей медиакоманды и трогательными аплодисментами.
- Юн Чахён, притворяется, будто не знает, но на самом деле тайно понимает всё о трансляциях. Притворяется непонимающим, но очень хитрый, да?
- Если ты собирался написать такой сценарий, нужно было хотя бы предупредить меня, разве не так? Наша команда в перерыве чуть не собрала вещи и не забронировала билеты на самолёт из-за тебя. Серьёзно, нельзя так шутить с деньгами.
- В любом случае, молодец! Ты такой красавчик, парень.
- Ослабив объятия, Чон Сонджу принялся энергично ерошить волосы Юн Чахёна обеими руками. Наполовину высохшие волосы мгновенно превратились в беспорядок, будто их облизала корова.
- Но почему у тебя опять такое глупое лицо? На поле ты порхал, а теперь снова... Забил три гола, значит, и интервью должно быть более радостным, ведь я тебе постоянно говорю. Тебе позволено быть немного более эмоциональным.
- ...Ещё не осознал полностью.
- Я тоже не осознаю. Жаль, что это короткий проект, следовало сделать полнометражный документальный фильм.
Лицо Чон Сонджу выражало абсолютное удовлетворение. Это было очевидно по его глазам, которые, будучи обычно образцом современного человека, живущего в сухом обществе, теперь стали немного влажными. Действительно, впервые за долгое время его лицо выглядело таким удовлетворённым и наполненным. Капиталистический подъём был, безусловно, приятен.
Однако Юн Чахён понимал, что для него всё это ещё не закончилось. Оставалось дело, которое необходимо было завершить.
- Так ты теперь возвращаешься в центр? Ребята здесь будут праздновать или что-то подобное? Сегодня это должно быть незабываемо.
Чон Сонджу положил руку на плечо Чахёна с многозначительным выражением лица. Юн Чахён покачал головой.
- Празднование... что-то похожее будет, но я сегодня не смогу присутствовать.
- Почему? Разве главный герой может отсутствовать?
- У меня есть отдельное дело прямо сейчас.
Сонджу, широко раскрыв глаза, посмотрел на Чахёна, а затем кивнул.
- Что ж, личное расписание - это хорошо. Но именно в такие моменты ты должен особенно помнить то, о чём я говорил. Осторожность со скандалами, осторожность с людьми, осторожность с ментальным состоянием. Понятно? Эти три вещи - твоя главная проблема.
- Да, это уже вбито мне в голову. Ты всегда... Я же не ребёнок.
- Для меня ты всегда будешь ребёнком. Только вчера ты был крошечным малышом, а сегодня уже вырос и ходишь один. И не забудь про интервью перед четвертьфиналом. Тогда и увидимся.
Сонджу проводил послушно кивающего Чахёна до конца коридора, ведущего к раздевалке. До последнего момента он похлопывал Чахёна по спине, с лицом, озарённым счастливой улыбкой. Несмотря на то, что с выходом ФК Винчестер в четвертьфинал работы наверняка стало вдвое больше, он выглядел полностью довольным.
Войдя в раздевалку, Чахён сообщил товарищам по команде, уже готовым отправиться в центр, что у него отдельная встреча. Как бы ни было прискорбно и жаль, но он, вероятно, не сможет присоединиться к ужину. Он постарался сделать самое печальное выражение лица, но никак не мог остановить поток резкой критики и насмешек, обрушившихся на него.
Ощущая на спине острые взгляды, Чахён неуклюже принял душ, переоделся, собрал свои вещи и покинул раздевалку, словно убегая. Сейчас ему пришлось отложить всё остальное на потом.
Выйдя в коридор, Чахён включил мобильный телефон. На экране одновременно появилось множество сообщений, поздравляющих с победой. И словно дождавшись последнего момента, пришло сообщение от кого-то. Оно было от того, с кем он собирался связаться.
Направляясь в указанном сообщением направлении, Юн Чахён достал кепку из командной сумки, висящей на плече, и натянул её поглубже на голову. В толпу в коридоре, ранее заполненном персоналом, теперь вливались зрители, всё ещё наслаждающиеся послевкусием победы. Большинство из них были в фанатской форме ФК Винчестер. Начиная отсюда, нужно было соблюдать осторожность.
Смешавшись с людьми, идущими в том же направлении, Юн Чахён прошёл несколько поворотов. Современный стадион был просторным и имел множество проходов, но при этом был интуитивно понятным. Пройдя мимо нескольких указателей, направленных наружу, он увидел прямо перед собой выход. А рядом с выходом - одинокую фигуру.
Кто-то, стоящий впереди и глядящий на Чахёна, рассекая людской поток, был одет в тот же дождевик, что и раньше. Капюшон, натянутый на голову, хотя дождя не было, скрывал верхнюю половину его лица. Однако даже по едва видимой линии подбородка Юн Чахён мог с уверенностью определить, кто это.
Чахён ненадолго остановился на месте, затем медленно подошёл к нему.
Чахён, стоя среди выходящих людей, посмотрел вверх на лицо Миши. Судя по глубоко надвинутому капюшону, казалось, что он думал о том же, что и Юн Чахён. О том, что не хотел бы, чтобы кто-то узнал его личность и помешал. Благодаря этому никто из проходящих мимо людей не заметил, что двое, стоящие перед выходом, являются игроками клуба, за который они так яростно болели.
- Извини за опоздание... Завершение затянулось.
На бормотание Чахёна Миша медленно покачал головой. Его взгляд был более спокойным, чем во время перерыва, но гораздо более ясным.
В тот короткий момент, продолжавшийся около 15 минут, когда кто-то отчаялся, а кто-то смирился, в тесной уборной Юн Чахён дал чёткое обещание Мише. Обещание, что он обязательно объяснит причину, по которой привёл его туда.
Юн Чахён, несколько раз дававший такие обещания - его нахмуренные брови и пылающий взгляд, будто требующий ответа, всё ещё ярко стояли перед глазами. Чахён тихо продолжил:
Миша слегка приподнял капюшон, чтобы только Чахён мог видеть его лицо. Пока они стояли, глядя друг на друга, взгляды нескольких прохожих начали постепенно обращаться на них. У каждого был сомневающийся взгляд. Миша бегло осмотрелся и, приблизившись к Чахёну, прошептал:
- Пойдём. Мы же договорились поужинать вместе.
Говоря это, Миша слегка вытащил правую руку из кармана дождевика. В его руке было несколько десятков английских фунтов, раскрытых веером. Пока Чахён стоял в растерянности от внезапно появившейся пачки наличных, Миша спокойно продолжил:
- Моя лошадь победила в забеге.
Серые глаза Миши сияли на фоне ночного неба после матча. Следуя за ним со стадиона, Чахён почувствовал, что наконец настало время раскрыть ему всё.
Ресторан на окраине Лондона, немного удалённый от стадиона, был маленьким и скромным, но при этом тихим и элегантным. Старая вывеска с надписью «1800» и мягко мерцающие столы хранили в себе изысканное течение времени. Миша и Чахён заняли места за столом, освещённым тёплым оранжевым светом.
Выбор ресторана не был запланирован заранее. Заведения рядом со стадионом были переполнены болельщиками, празднующими победу или горюющими из-за поражения, но чем дальше от центра, тем меньше становилась их плотность. Место, где никто не узнал бы игроков, но при этом не настолько далёкое, чтобы тратить много времени на дорогу. Лицо Миши, искавшего такое место, оставалось серьёзным на протяжении всего пути.
- Знал бы, что мы придём в такое место, надел бы клубный костюм. Не было времени собраться...
- Нет, не стоит. Юан, ты слишком привлекаешь внимание.
"Не тебе говорить..." - подумал Чахён, наблюдая, как Миша снимает дождевик. Его внешность с слегка влажными волосами, которые он встряхивал, безусловно выделялась бы в любой толпе.
Только сев напротив него за столом, Чахён осознал, что прошло уже не меньше года с тех пор, как они ужинали вдвоём. Бывало, что он водил Мишу по разным местам Лондона, хотя сам плохо знал город. Это недавнее прошлое казалось словно вчерашним днём. Но в то же время казалось, что они ушли от того момента очень далеко. Ведь тема сегодняшнего разговора за столом будет отнюдь не о неловком сближении или знакомстве.
- ...Ты видел оставшуюся часть матча?
Первым нарушил тишину за столом вопрос Чахёна. Конечно, он должен был видеть, ведь они были на одном стадионе. Вопрос был немного неловким, но ничего не поделаешь. Миша, сидящий напротив, просто кивнул, прямо глядя на Чахёна, не произнося ни слова.
Взгляд Чахёна, направленный на стол, поднялся к лицу Миши. Ответ был неожиданным.
- Было бы хорошо, если бы я тоже мог быть там. Если бы я мог бегать рядом с тобой...
Миша с выражением, будто о чём-то размышляя, медленно поднял руку и коснулся шрама на своём лице. Это было медленное движение, словно он проверял направление шрама.
- Странно. Я говорил тебе, что не жалею об этом... Но сегодня, сидя на трибуне, я впервые пожалел. Жаль, что всё так вышло.
- Когда сидишь там, ты кажешься таким маленьким.
Чахён крепко сжал стакан с водой. Объяснения, которые ему предстояло дать, внезапно пугали его. Перед началом второго тайма Миша, отпуская Чахёна, настаивал на обещании объяснить, но сейчас он вовсе не торопил его. Сейчас Чахёна подгоняло только его собственное сердце.
Чувства Миши были искренними. Юн Чахён также делился эмоциями с другими людьми и всегда был верен этим чувствам. Но эмоции Миши были намного тяжелее, чрезмерно юными и безгранично слепыми по сравнению с чувствами Чахёна. Удивительно необработанные, сырые эмоции. Теперь он знал их характер до глубины души.
Если рассказать ему о чём-то вроде проклятия. Сказать, что он завязал на мне узел, и что этот узел можно развязать только с помощью его рук... В том тесном пространстве Миша, по собственной инициативе поцеловав Чахёна, обнимал его за спину и талию так, словно никогда не хотел отпускать. Чахён вспомнил эти отчаянные, трогательные и даже хрупкие руки и тепло.
Но обещания существуют для того, чтобы их выполнять.
Чахён поднял голову и посмотрел на собеседника. Затем медленно начал говорить, чтобы всё объяснить.
На протяжении всего рассказа Чахёна Миша молчал. Даже когда Чахён, объяснив всё от начала до конца, снова опустил взгляд на стол, выражение лица Миши оставалось таким же, как в самом начале. Неподвижное лицо. Поскольку его лицо изначально было создано с оттенком грусти, невозможно было полностью прочитать, какие эмоции он испытывал сейчас.
Чахён сжал левую руку в кулак на столе. Возможно, из-за чрезмерной нагрузки на мышцы в течение всего дня, у него возникло ощущение, что рука слегка дрожит. Он попытался сжать кулак сильнее, но тонкая вибрация от кончиков пальцев медленно распространялась по всему телу.
Чего именно? Чахён нахмурился от незнакомого волнения. Он думал, что лучше рассказать всё, чем держать собеседника в неведении, но теперь, когда всё было раскрыто, внезапно возник страх.
Миша долго молчал, и над столом слой за слоем, как геологические пласты, оседала острая тишина. Чахён ожидал, что Миша в любой момент может встать и уйти или выразить разочарование или грусть. И тогда, возможно, он больше никогда не будет проявлять чувства к Юн Чахёну. С этим грустным взглядом, как у раненого животного, как шрам...
Внезапно Юн Чахён понял причину своего страха. Вот оно. Он не хотел причинять Мише боль. Не хотел видеть его грустным.
Это чувство совершенно отличалось от того, что он испытывал утром, когда Миша ночевал у него, и он отказал ему рационально и разумно, сидя в одной машине. Совсем не похоже на то облегчение...
В тот момент, когда ногти болезненно впились в ладонь Чахёна, тихо прозвучал голос Миши.
- ...Это моя вина. Я вёл себя своевольно.
Эмоция в его голосе была неразборчивой. Это не было ни смирением, ни самобичеванием, ни скорбью... не относилось ни к одному из спектров отрицательных эмоций. Именно тогда Миша положил свою руку поверх сжатого кулака Чахёна на столе.
- Я возьму на себя ответственность.
Словно обжёгшись, Чахён поднял голову. Взгляд Миши пронзал его насквозь. В нём не было и следа чего-то столь жалкого, как печаль.
Миша крепко схватил руку Чахёна. С такой силой, словно хотел удержать дрожь, которую сам Юн Чахён не смог контролировать, будто собираясь забрать даже его дыхание. Его глаза блестели, отражая свет.
Чахён, чей взгляд был прикован к глазам сидящего напротив, с трудом пошевелил губами. Его голос звучал странно низко, но Миша, казалось, не обращал на это особого внимания.
- Именно то, что я сказал. Используй меня.
Он, не отводя взгляда, медленно поглаживал сжатый кулак Чахёна. Его пальцы медленно скользили по твёрдым костяшкам и аккуратным ногтям.
- Ты сказал, что есть джинкс, который улучшается от контакта со мной. Если это может быть моим искуплением, я рад. Ведь именно я сломал твоё изначальное состояние и причинил тебе вред.
- Я сделаю всё, что ты хочешь. Если ты нуждаешься во мне, я буду рядом в любое время и в любом месте, как сегодня.
Лицо Миши выглядело так, будто он приносил клятву. Торжественно и священно провозглашая что-то, он делал очень странное предложение. Чахён, услышав предложение, которое никогда раньше не слышал, широко открыл глаза и замер.
В памяти всплыл довольно давний эпизод. Лицо Миши, когда он впервые признавался Чахёну в своих чувствах в пустой раздевалке в выходной день. Взгляд Миши, сидящего напротив, не изменился с того момента, но теперь стрела его чувств была направлена на самого себя. С ощущением сжимающегося сердца Чахён открыл рот.
Свет пробежал по глазам Миши. Его глаза, окрашенные оранжевым, вобрали в себя приглушённый свет и отражали только лицо Чахёна. Звуки окружающего пространства и тихо звучавшая классическая музыка стихли, и выражение лица Миши почти незаметно исказилось.
От руки Миши, касающейся его, по телу Чахёна пробежала дрожь. Он понимал, что это отличается от его недавней дрожи, вызванной необъяснимым страхом. Это исходило от другого человека. Доказательством служило переполняющее чувство, смешанное с вибрацией, в которой ощущалось даже биение сердца, дыхание и пульсация крови. Однако сразу после этого взгляд Миши, колебавшийся как водная гладь, вернулся к своему привычному непроницаемому состоянию.
- Поэтому можешь обращаться со мной как угодно. Возможно, ты будешь винить себя, но не нужно. Даже без этого ты особенный.
- Даже если ты не испытываешь ко мне таких же чувств, я...
- ...Я бы никогда не сделал такого.
Из горла Чахёна вырвался измученный голос. С этим парнем что-то не так. Глядя на Мишу, который слегка приподнял брови с недоумением, Чахён не мог не думать об этом. В нём либо отсутствовало что-то, присущее среднестатистическому человеку, либо было что-то дополнительное. Иначе невозможно одновременно признаваться в любви и при этом говорить то, что обесценивает и отбрасывает собственные чувства.
Чахён внезапно почувствовал жжение и жар в груди. Он был расстроен и раздражён. Однако он не мог определить, было ли это просто замешательством от общения с человеком, чьё поведение противоречило здравому смыслу.
- С этим покончено, Миша. То, что ты сделал мне, я сделал тебе - на этом всё.
- Я, сидящий здесь сейчас, - это настоящий я. Больше не нужно говорить о каком-то улучшении.
Чахён наклонил голову в замешательстве от вопроса, вырванного из контекста. Миша, спокойно глядя в растерянные глаза Чахёна, наклонился и тихо произнёс, шевеля только губами. Это был тихий шёпот, достаточно тихий, чтобы его мог услышать только Юн Чахён в самом дальнем углу небольшого ресторана.
Чахён широко раскрыл глаза, ощущая, будто что-то сильно ударило позади сердца. Миша, отбросив моральную тему, которая до этого момента доминировала за столом, придвинулся ближе к Чахёну. Затем он наблюдал, как Чахён обдумывает упомянутое им ключевое слово. Не в силах избежать этого пронзительного взгляда, Чахён прижался спиной к спинке стула и напряжённо выпрямился.
Было очевидно, что под поцелуем он подразумевал не то первое неловкое соприкосновение губ, похожее на детскую игру. Без дополнительных объяснений оба сидящие за столом знали, что он имел в виду. Те бесчисленные поцелуи, от которых, казалось, утекали рассудок и дыхание.
И это почти заставило Чахёна забыть о критериях суждения и размыло границы, и чуть не заставило забыть даже о цели, которая привела к этому действию. Если спросить, было ли это неприятно...
Горло горело, а сердце колотилось. Чахён сжал кулак настолько сильно, насколько это было возможно, чтобы скрыть это биение, но, похоже, не мог скрыть это от Миши, который по-прежнему накрывал его кулак своей ладонью. Точно так же, как эмоции Миши ясно передавались Чахёну.
- Юан. Если тебе не было больно, я думаю, стоит попробовать. Проверить, есть ли что-то большее, как ты говоришь, или нет.
Миша, давая Чахёну свободу не отвечать на вопрос, искусно направил разговор в свою сторону. Это был совершенно прозрачный трюк, но Чахён мог только крепко сжать губы и смотреть на него. Тогда Миша наклонил голову, словно о чём-то размышляя, скосив глаза в сторону. Волосы очень драматично упали ему на лоб.
- Если тебя сейчас мучает чувство вины, то... я поставлю одно условие в свою пользу.
- Я хотел бы, чтобы только я проверял твои проклятия. Я прошу не использовать контрольную группу. Особенно никого другого в клубе.
Как этот сумасшедший может придумывать такие безумные идеи? Чахён от изумления широко раскрыл рот. Миша, не обращая на это внимания, продолжил:
- Не беспокойся, я не буду путать это с твоими чувствами. Просто используй меня по мере необходимости. Так что поцелуи и всё такое, сколько угодно раз...
Шлёп. Не в силах больше слушать, Чахён инстинктивно протянул руку и закрыл рот Миши. Движение было настолько резким, что он почти ударил его по лицу, но у него не было времени контролировать силу.
Миша с внезапно зажатым ртом уставился на Чахёна широко раскрытыми, как грецкие орехи, глазами. Чахён, стиснув коренные зубы, процедил сквозь них:
Хотя он старался максимально сдерживать голос, он чувствовал, что управляющий издалека смотрит в их сторону. Разумеется, никто не смог бы не обратить внимания на мужчину, схватившего за подбородок другого мужчину, сидящего напротив за одним столом. Сердце странно колотилось, и Чахён, сам не понимая, что говорит, пробормотал:
- Ты думаешь, я буду делать... такое с кем-то другим? Что нужно съесть, чтобы так думать?
- И ты... немного уважай себя. Говорить "используй меня", "пользуйся мной"... так нельзя.
Английский давался с трудом, и порядок слов получался беспорядочным. Миша, которому внезапно зажали рот, моргал как испуганная белка. Хотя Чахён осознавал, что несёт какую-то несуразицу, но это было именно то, что он хотел сказать. Глядя, как длинные, мягкие ресницы двигаются вверх и вниз, Чахён с трудом выдавливал слова:
- Твоя чепуха... я больше не могу её слушать.
- Не обращайся с собой так... легкомысленно и... не говори о себе так несерьёзно.
Поскольку Миша что-то пробормотал в ладонь, сжимавшую его подбородок, Чахён быстро прикрикнул на него. Это было несколько противоречиво после проповеди о необходимости самоуважения, но ничего не поделаешь. Слушая его слова, Чахён чувствовал себя как муравей, попавший в песчаную ловушку.
Что же делать? Глядя на Мишу, он всегда задавался этим вопросом. Его неустойчивость и непредсказуемость постоянно толкали Юн Чахёна к беспрецедентным мыслям и поступкам. Заставляли его постоянно сходить по диагонали с длинного пути перед ним, по которому он шёл до сих пор и верил, что будет идти и дальше.
Миша, ненадолго взглянув на лицо Чахёна, медленно кивнул. В этот момент официант подошёл к столу с закусками, и Чахён убрал руку, закрывавшую рот Миши, опустив её под стол. С ярко-красным отпечатком ладони на половине лица, Миша спокойно молчал.
Официант, постоянно изучавший лица обоих посетителей, по-видимому, преследовал две цели: подать еду и решить, нужно ли вызывать полицию. Чахён, каким-то образом подняв непослушные уголки губ, выдавил улыбку для него. В этот славный день матча ему не хотелось быть схваченным представителями закона и украшать первую полосу газет чем-то иным, кроме хет-трика.
Похоже, окрик Чахёна подействовал, и Миша с немного растерянным видом смотрел на поданные тарелки. Глядя на это ошеломлённое лицо, Чахён осознал, что так и не смог сразу отклонить его предложение. Чувствуя, что эти странные, непонятные отношения движутся в неизвестном направлении, Чахён, как и Миша, молча играл вилкой.
Несмотря на то, что он так много болтал ещё до закусок, Миша на протяжении всего ужина не произнёс ни слова. В последний раз он открыл рот непосредственно перед тем, как они покинули ресторан, в тот момент, когда вышли на улицу, чтобы вернуться домой. Он схватил за плечо Чахёна, садившегося в такси, и тихо сказал:
- Не торопись с решением, Юан.
"Я хорошо умею ждать", - добавил он, слегка помахав рукой. Наблюдая, как его фигура исчезает за окном машины, Чахён прислонился лбом к стеклу. Холодная поверхность мгновенно нагрелась от прикосновения, став чуть теплой.
На кофеёк: 5469070012308728 (сбер)
Boosty