Следы затопления. Глава 6, 7
Была причина, по которой все учёные Пасы потерпели неудачу.
- Дело в том... что он ещё не вернулся.
Ну что за... Чтобы учить, нужно хотя бы видеть лицо ученика, не так ли?
- …Думаю, сегодня он вернётся поздно. Может, передать ему, чтобы он послал весточку в библиотеку, когда вернётся?
Говорят, даже величайшие таланты Поднебесной принимают гостя, если тот придёт трижды. А этот проклятый восьмой принц и носа не показал.
Камчхондан во дворце Унгёнгун.
Место, хозяином которого был восьмой принц Тан Иджэ.
Придворный, который впервые провожал Сахёна сюда, сказал, что название Камчхондан («Зал зеркального источника») произошло от небольшого пруда в саду. Поскольку дворец расположен на самом севере холодной северной страны, с первыми холодными ветрами поздней осени на поверхности воды появлялась ледяная корка, которая не сходила до тех пор, пока не распускались весенние цветы, и потому этот пруд называли «зеркальным прудом».
Название было довольно красивым. Пейзаж с крошечным прудом и изящной беседкой, чьи длинные карнизы нависали над водой, мог бы показаться ещё более умиротворяющим, если бы не одно «но». Если бы только все колонны, от беседки до главного здания, не были сплошь покрыты чёрным лаком.
За главным зданием, словно голые скелеты, тянулись к небу белёсые берёзы.
А перед ними, словно чертог из легенды о подземном царстве, что существует лишь в виде тени, вырисовывался чёрный силуэт павильона Камчхондан.
Может, из-за этого унылого вида каждый раз, когда Сахён входил в ворота Камчхондана, его кожу обдавало леденящим холодком?
Конечно, это напряжение тут же улетучивалось, стоило ему увидеть придворных, которые, дружно укрывшись длинным одеялом, сидели в ряд на веранде и сонно занимались шитьём, а при виде Сахёна тут же вскакивали.
Сначала он подумал, что во дворце Унгёнгун, в отличие от дворца Чонхангун, царит более свободная атмосфера. Но, видя, как расторопно двигаются другие придворные, он понял, что это не совсем так. Может, они расслабились из-за того, что хозяин часто отсутствовал?
Один из придворных, маленький и щуплый, с трудом выбравшись из-под одеяла, поежился от прохладного воздуха и семенящими шажками подбежал к Сахёну.
- Господин, что же делать? Принц всё ещё в отъезде.
- Принц ещё не возвращался, или он уже приходил и снова ушёл?
Придворный бросил взгляд на придворных, неловко стоявших позади. Затем он украдкой перевёл взгляд с павильона на ворота и обратно.
То есть, он вернулся, услышал, что я приходил трижды, и снова просто ушёл?
Сахён, взглянув на закат, окрасивший западное небо в багрянец, решительно сказал:
- Я буду ждать здесь, пока принц не вернётся.
И он решительно направился к беседке. Придворный испуганно вцепился в его одежду.
- Ай-ай, если он ушёл сейчас, то не вернётся до утра.
- Завтра утром вернётся. Я посижу здесь спиной, так что считайте, что меня нет, и будьте как дома.
- Да не в этом дело, право же...
Именно в этот момент сзади раздался встревоженный голос:
- Когда стемнеет, в беседку у зеркального пруда заходить нельзя!
От этого громогласного рёва, разрушившего тихую атмосферу, Сахён вздрогнул и обернулся. Один из придворных, огромный, как гора, бережно прижимая к себе рукоделие, отчаянно затряс головой, глядя на Сахёна.
Придворный, стоявший рядом с Сахёном, тоже энергично закивал и потянул его к веранде, где они сидели. Сахён, которого против воли потащили к собравшимся придворным, почувствовал себя неловко из-за неожиданной атмосферы и осторожно спросил:
- Почему вы сказали, что в беседку нельзя заходить?..
Крупный придворный украдкой взглянул на беседку через плечо Сахёна, а затем, наклонившись, таинственно прошептал:
- В зеркальном пруду живёт призрак.
- Говорят, если ночью сидеть в беседке и смотреть в зеркальный пруд, то можно увидеть мстительных духов. Уже несколько придворных были одержимы этим призраком и...
Одержимы и сошли с ума? Или, не дай бог, умерли?
- ...Сожрали всю сушёную хурму, что мы заготовили на зиму!
- И надо же было одержимым стать именно обжорой!
Если они и умерли, то, должно быть, от того, что лопнули животы.
- В беседке холодно. Проходите в гостевую комнату.
Придворные, все как один, с радушной улыбкой подталкивали Сахёна в спину.
- Нет, я могу и на веранде посидеть...
- Не хотите ли хурмы? Нам как раз привезли свежий чай из омелы. Если пить его с хурмой, то по телу разливается приятная нега.
- Я не хочу утруждать вас, господа...
- Принесите корзину хурмы для господина хранителя! И затопите в гостевой комнате!
Вскоре Сахён понял, почему придворные так настойчиво заталкивали его в гостевую комнату.
Под предлогом приёма гостя, они всей гурьбой ввалились в тёплую комнату и, усевшись, принялись таскать хурму из корзины, поставленной рядом с Сахёном.
- А, вы о шитье? Когда принц получает в дар шёлк, он говорит, что он ему не нужен, и раздаёт нам. Мы в свободное время шьём из него одежду и продаём.
- Мы всё делаем, предварительно выполнив свои обязанности. Как видите, павильон маленький, гостей нет, так что и работы немного.
- Вот если бы гости почаще заходили, то и угощений было бы больше. Но всё равно хорошо, что хоть наставник к нам пришёл.
Эти бесцеремонные придворные, хоть и болтали без умолку о том, о чём их не спрашивали, но стоило Сахёну попытаться расспросить их о Тан Иджэ, как они тут же замолкали.
То ли они ещё не доверяли Сахёну, то ли это была преданность своему господину.
С наступлением часа Собаки (с 19:00 до 21:00), когда рабочий день, видимо, подходил к концу, все, кроме пары дежурных, куда-то исчезли, а в час Свиньи (с 21:00 до 23:00) один из дежурных, подсев на коленях, тихо обратился к Сахёну. Сахён, который до этого скучающе разглядывал бамбуковые свитки, покачал головой. Он ведь ждал, чтобы тот почувствовал хоть каплю вины, а если он будет тут спать в тепле и уюте, Тан Иджэ только посмеётся над ним.
- Вы сказали, что с юга, верно? В Камчхондане ночью особенно холодно, так что ни в коем случае не выходите за дверь. И особенно не подходите к зеркальному пруду.
Видимо, он боялся, что Сахён, одержимый духом-обжорой, в одиночку опустошит корзину с хурмой. Конечно, Сахён не стал говорить этого вслух, а лишь с улыбкой кивнул.
Придворный, причитая «Ай, холодно», вышел из гостевой комнаты. Скрип половиц ещё долго доносился то тут, то там, и вскоре фонари, дрожавшие точками за тёмной бумажной дверью, погасли.
Издалека донёсся тусклый звон колокола, возвещавшего о полуночи.
- Он что, и вправду не собирается возвращаться до утра?
Лишь после того, как все звуки человеческого присутствия стихли, Сахён с тяжёлым сердцем оторвал взгляд от бамбукового свитка. Сидеть сложа руки и безучастно смотреть в пустоту было бы просто жалко, поэтому он десятки раз перечитывал «Малое учение», которое принёс для урока, до тех пор, пока ему не стало казаться, что в голове эхом отдаются голоса детей, которые, словно попугаи, твердят его строки.
«Пока родители живы, не уезжай далеко. А если уезжаешь, непременно сообщи им, куда направляешься». (Мёнсим Богам, глава о сыновней почтительности)
Он собирался демонстративно ткнуть Тан Иджэ именно в этот отрывок, когда тот вернётся, но от постоянного повторения не по себе стало самому Сахёну. Сахён, нахмурившись, посмотрел на эту фразу, а затем раздражённо свернул свиток и отшвырнул его в сторону.
О Гван, наверное, волнуется, ведь я не вернулся и не послал весточку. А может, и нет. Во времена ученичества у учёной Чхэ я часто не возвращался в свою комнату всю ночь, засиживаясь за чтением, так что он, возможно, думает, что я просто увлёкся книгами в библиотеке и не приду.
О Гван был именно таким человеком. Он донимал расспросами о том, всё ли в порядке, когда беспокоиться было не о чем, доводя до раздражения, а над действительно важными проблемами лишь беззаботно смеялся, заваливался на спину и засыпал. Раньше это обижало, но теперь Сахён научился принимать это как данность.
Так же он решил относиться и к Тан Иджэ.
Просто принимать как данность...
Хоть у этого способа духовного самосовершенствования и был недостаток в виде приступов гнева, вспыхивающих каждый раз при подобных мыслях, в целом он был не так уж плох.
Сахён, отряхнувшись, поднялся. Он тихонько приоткрыл дверь и осмотрелся. Лишь кое-где висели тускло горевшие фонари, человеческих теней видно не было. Сахён выскользнул в дверной проём и на цыпочках бесшумно направился к веранде.
Как и говорили придворные, ночной ветер в Камчхондане был особенно холодным. Выдыхаемый воздух превращался в белый пар и обжигал кончик носа, а уши, к которым он прислушивался, начало больно покалывать от холода. На мгновение Сахён засомневался, не вернуться ли ему обратно в тепло гостевой комнаты. Но вид зеркального пруда, раскинувшегося перед ним с края веранды, - бледный лунный свет, отражавшийся от прозрачного льда и испускавший глубокое сияние, - заворожил его, и Сахён, прикрыв уши ещё тёплыми ладонями, осторожно спустился со ступеней.
Говорили же, что если ночью заглянуть в зеркальный пруд, то в нём отразится призрак.
Под ногами с хрустом сломалась сухая ветка.
Сахён остановился, лишь дойдя до серых камней, обрамлявших пруд.
Он не верил в эти небылицы, неизвестно кем сочинённые. Но, глядя на эту белёсую, сияющую гладь, он подумал, что если в этом мире и существует граница между миром живых и миром мёртвых, то, возможно, она выглядит именно так.
И если бы в самом деле, по какой-то одной на миллион случайности, через зеркальный пруд можно было увидеть тень усопшего...
Он осторожно наклонился и заглянул в ледяную гладь, не зная, какое лицо ему состроить, если он снова увидит «того человека»...
В тот же миг над прудом внезапно возникла тёмная тень.
Сверхчеловеческим усилием воли Сахён проглотил крик «…А-а!», готовый сорваться с губ. И тут же его глаза встретились с глазами того, кто грубо схватил его за шиворот, не давая упасть.
Золотые зрачки, сверкнувшие в бледном лунном свете.
А под ними - тёмно-синий узор, похожий на волны, тонущий в ночной мгле. Словно ночное море...
- Г-господин. Вы... вернулись?
Сердце все еще бешено колотилось. Сахён сглотнул, пытаясь успокоить голос. Он старался говорить как можно спокойнее, будто бы он лишь немного удивился, но уж точно не был напуган до смерти.
- Снова мы встретились. Вы, должно быть, уже слышали новости. Я должен обучать вас, господин… но прежде, не могли бы вы меня отпустить?
Только тогда Тан Иджэ отпустил его, словно стряхивая. Пятки, до этого наполовину висевшие в воздухе, наконец коснулись земли. От одежды Тан Иджэ, который демонстративно отряхнул руки, пахнуло алкоголем. Как и ожидалось, он, похоже, пил до самого позднего часа.
- Вы пили до столь позднего времени?
Тан Иджэ смерил Сахёна равнодушным взглядом.
- Надо было просто оставить тебя замерзать насмерть.
- Я слышал, что большинство людей, которые замерзают насмерть на улицах столицы зимой, - пьяницы.
- А ты не слышал, что большинство из оставшихся умирают, провалившись под лёд?
Сахён недовольно покосился на зеркальный пруд. И надо же было повестись на дурацкие слухи.
Пытаться оправдываться, говоря, что он не собирался падать в воду, или что лёд не мог так легко треснуть, означало лишь дать ему больше поводов для придирок. Оставалось только сменить тему. Например…
- Принц, вы тоже слышали этот слух? Говорят, если в полночь заглянуть в зеркальный пруд, то можно увидеть призрака.
…Дать ему шанс развеять странные слухи, связанные с «его собственным домом».
- Да неужели? Может, ты хотел увидеть в зеркальном пруду какого-нибудь покойника?
Он знал, что тот задаст подобный вопрос. И собирался уверенно заявить, что не верит в призраков, но слова почему-то застряли в горле, и он не смог ответить сразу. Он не верил в эти нелепые россказни, но пришёл сюда всё же не без некоторой надежды.
Тан Иджэ молча смотрел на Сахёна, который лишь беззвучно шевелил губами, затем, тихо фыркнув, наклонился к пруду. На бледной, замёрзшей глади отразилось лицо красивого мужчины с иссиня-чёрными волосами, собранными в высокий узел. Вскоре низкий, приглушённый голос щекотливо коснулся его слуха.
Ха, можно ли считать «живого призрака» за призрака? Сахён крепко зажмурился, а затем, открыв глаза, с трудом ответил:
- Это как раз тот призрак, которого я хотел увидеть. Вы сегодня целый день гуляли и развлекались, не пора ли теперь и за учёбу взяться?
Выражение лица Тан Иджэ тут же стало недовольным. Он резко отвернулся, делая вид, что ничего не слышал, и направился к павильону. Сахён последовал за ним, шагавшим широкими шагами.
- Вы не кажетесь таким уж пьяным, так что должны завершить день с пользой, сидя в тёплой комнате и читая прекрасные изречения. Скажите честно, вам ведь сейчас и не спится. Как же скучно просто лежать в постели и бездельничать. Именно в такие моменты и нужна книга. Какое это счастье - иметь возможность с таким удобством, просто сидя и открыв глаза, впитывать мудрость, заключённую в трудах многочисленных мудрецов…
Как только Тан Иджэ ступил на каменную ступень, откуда ни возьмись, словно наблюдая всё это время, выскочил придворный и быстро снял с него обувь. Если бы Сахён подождал, ему бы тоже помогли, но тогда, казалось, принц закроет дверь и спрячется. Сахён поспешно скинул обувь, как попало бросив её у подножия ступени, и снова пристроился вплотную за спиной Тан Иджэ.
- Вы так себя ведёте лишь потому, что ещё не познали радости учения, принц. Я покажу вам, насколько увлекательной может быть учёба.
Тан Иджэ, качая головой, вошёл в комнату и попытался закрыть дверь. Но у него ничего не вышло, потому что Сахён, не упустив момент, успел просунуть своё тело в дверной проём.
- Разве в правилах этикета не сказано, что нельзя входить в чужую комнату без разрешения?
- А ещё есть слова о том, что, когда предоставляется возможность учиться, не следует выбирать ни времени, ни места.
Сахён лишь просунул голову в дверной проём и попросил придворного принести книги, которые он оставил в гостевой комнате. Он чувствовал, что если выйдет сам, то больше никогда не сможет войти в эту комнату.
Просить его, умоляя, выслушать урок, казалось бесполезным, а угрозы на него явно не подействуют. Что остаётся? Нужно, чтобы он счёл меня слегка не в своём уме и оставил попытки сопротивляться.
Сахён собственноручно подтащил стол и поставил его перед постелью, расстеленной в тёплой части комнаты. Затем, широко раскинув полы своей одежды, на которой ещё остался уличный холод, он аккуратно сел напротив. И всё это - с лучезарной улыбкой, обращённой к Тан Иджэ, который просто столбом стоял и наблюдал, до чего же далеко зайдёт Сахён.
- Вы сначала умоетесь или сразу приступим?
Тан Иджэ вздохнул и потёр переносицу. Что ж, можно считать, что это уже половина успеха.
Смотрите-ка, в конце концов он подошёл и сел напротив Сахёна.
Правда, перед этим он резким движением распустил пояс и как попало швырнул в сторону верхнюю одежду.
Ну что ж, на той одежде и запах алкоголя остался, так что, может, и хорошо, что он её снял.
Хотя то, что он, то ли от духоты, то ли намеренно, развязал даже завязки нательной рубашки, было уже немного...
- Приступая к наукам, следует привести в порядок одеяние…
Тан Иджэ, подперев подбородок рукой, в упор смотрел на Сахёна. Вид у него был такой, будто он перевернёт стол, если Сахён велит называть себя «учителем», поэтому тот решил отступить.
- Я назначен на должность «мунхака» пятого ранга, так что можете называть меня мунхак Пэк.
- Пятого ранга, значит. Похоже, его величество отец не слишком-то вами доволен?
Провоцирует он, что ли? Спорить с ним - только выставить себя в смешном свете, поэтому Сахён лишь неопределённо кивнул.
- Всё это из-за моих недостатков. Пятый ранг для меня - это даже слишком высокая должность.
- Вот как? Тогда и отправляйся на должность, соответствующую твоим способностям.
- Не нужно так цепляться за меня, пытаясь выжить. Просто скажи, что сдаёшься, что это тебе не по зубам, и тебя отправят на должность шестого или седьмого ранга, где ты сможешь спокойно читать свои любимые книги.
Услышав этот абсурд, Сахён подумал. Будь его воля, он бы велел принцу прекратить нести чушь и послал бы его куда подальше, но сейчас он был в процессе «усмирения» Тан Иджэ, так что следовало отшутиться добрыми словами.
То, что слова, которые он собирался «держать только в мыслях», нечаянно сорвались с языка, - было, несомненно, чистой случайностью.
Сахён скромно сложил руки и осторожно прикрыл ими рот. Затем он, беспокойно вращая глазами, попытался уловить настроение Тан Иджэ, который, прищурившись, сверлил его ещё более свирепым взглядом.
- М-может, приступим к занятиям? Пожалуйста?
Сахён выдавил из себя неловкую улыбку, в душе моля и умоляя, чтобы тот просто оставил эту тему.
Словно прочитав его мысли, Тан Иджэ опустил глаза и фыркнул. Это был неплохой знак.
- Ну что ж. Наш мунхак Пэк изволил сказать, что мне будет скучно без дела валяться в постели, но, как видишь, у меня полно дел. Не время тратить его на всякие книжки.
- В комнате ничего нет. Что тут делать, кроме как спать?
- С древних времён говорят, что для достижения высшего наслаждения нужно постичь Путь, а следующее за ним наслаждение даёт постижение наук.
- Верно. Но Путь далёк, а науки близки. Поэтому я и призываю вас, господин, изведать это величайшее наслаждение.
- Однако, разве не следует ко всему подходить поэтапно? Чтобы в полной мере насладиться радостями высшего порядка, нужно сперва познать радости низшего порядка.
Уголки губ Сахёна, до этого растянутые в улыбке, мелко задрожали. «Так вот к чему были все эти витиеватые речи, - понял он. - Он просто не хочет заниматься».
- Разве не для этого вы ходили выпивать?
- Значит, с выпивкой покончено. Что там дальше по списку?
- Нет. Кажется, «услада облаков и дождя»?
(Прим.: «Ода о горах Гаотан» - одно из произведений китайского поэта Сун Юя (298 - 222 до н.э.). Сюжет оды - любовь небожительницы и простого смертного. Произведение представляет собой короткий рассказ о явлении во сне чускому правителю Хуай-вану (328–299 до н.э.) владычицы гор Ушань, одарившей его своей любовью. В поэтической версии этого сюжета содержится мысль о невозможности телесной близости между небожительницей и смертным.
Перед исчезновением она говорит ему: «Утром я стану утренними облаками, вечером - вечерним дождём».
Это классический китайский литературный эвфемизм, обозначающий интимную близость или плотскую любовь.)
Неужели он думает, что я в ужасе убегу от таких слов?
Но Сахён был тёртый калач и к подобным жалким уловкам привык. Он вполне мог отличить, когда собеседник говорит такое из подлинной похоти, а когда - просто бросает слова, чтобы смутить и прогнать.
Утром от взгляда стражника, схватившего его за руку и как ни в чём не бывало заговорившего, у Сахёна по спине пробежал холодок, но во взгляде Тан Иджэ, открыто рассуждавшего об «усладе облаков и дождя», не было ничего столь же отвратительного. Лишь… всепоглощающее раздражение.
Да чёрт побери! Я что, для себя прошу его заниматься? Ему же нужно хотя бы азы наук освоить, чтобы государь пожаловал ему удел или ещё что-нибудь! Или пусть берёт в руки меч и приносит голову вражеского полководца!
Сахён прикусил нижнюю губу, сдерживая готовые сорваться с языка слова, чтобы не допустить оплошности. И лишь натянув на лицо вымученную улыбку, он открыл рот:
- Наслаждение - это то, чему вы должны научиться, чтобы иметь возможность вкушать его в одиночку, в любое время и в любом месте.
Вместо ответа Тан Иджэ убрал правую руку, которой подпирал подбородок, и помахал ею в воздухе.
- Что, мунхак Пэк, ты стыдишься рукоблудия?
- Рукоблудием-то занимаются все, но трясти рукой перед носом у другого человека и объявлять, что вот сейчас начнёшь - да, это стыдно!
- Видимо, так у вас, у южан. У нас на севере считается вежливым свободно доставать и трясти, когда захочется.
- Да что, на севере не люди живут? Даже звери так себя не ведут!
Он перестал невыносимо раздражающе махать рукой и сложил пальцы один за другим, оставив только указательный. А затем Тан Иджэ ткнул этим пальцем себе в глаз.
- Звери - ещё и не так себя ведут.
Похоже, вместо того чтобы заниматься, он целыми днями только и изучает, как заставить человека замолчать.
Если я сейчас смолчу, он и дальше будет пытаться выпроводить меня таким же способом. Может, потому, что он был хотя бы «учителем по названию», Тан Иджэ проявлял к нему минимум уважения. По крайней мере, сейчас он обращался с Сахёном как с человеком, в отличие от их первой встречи во дворе постоялого двора. Разве он не спустил ему оговорку без особых упрёков?
В таком случае, может, стоит позволить себе ещё одну небольшую дерзость...
Сахён резко схватил палец Тан Иджэ, которым тот указывал себе на глаз. Как и ожидалось, позволять такое он не собирался - Тан Иджэ тут же нахмурился. Замешкаешься - и тебя сочтут за слабака. Неужели он отрубит голову учителю, который прождал до глубокой ночи, чтобы хоть немного позаниматься с ним?
- Не знаю, кем вы себя считаете, господин, но учение - это и есть познание человеческого пути. Давным-давно, учитель Имок, прозванный Бессмертным Наставником даосского учения, ненадолго остановился в Намья. Поражённый тамошними распутными нравами, он описал и распространил способы достижения правильной гармонии инь и ян. Если хотите узнать о правильном способе рукоблудия, можете прочесть второй том. Это написано в разделе после объяснения, почему нельзя совокупляться с животными. Вот так, во всех сферах человеческой жизни есть свой путь, и познать этот путь можно именно через книги. Как только вы освоите «Малое учение», я познакомлю вас с множеством книг, которые вам, господин, наверняка придутся по вкусу.
Слушал он Сахёна или нет, но Тан Иджэ, не разглаживая нахмуренных бровей, лишь пристально смотрел на тыльную сторону ладони Сахёна, сжимавшей его руку. Вид у него был такой, словно он вот-вот ударит, если тот промедлит ещё хоть мгновение, поэтому Сахён осторожно отпустил его руку.
Только тогда Тан Иджэ посмотрел прямо на Сахёна. Брови его по-прежнему были… нахмурены.
- Когда проснётесь, будете заниматься?
Тан Иджэ ничего не ответил и просто лёг на своё место. К счастью, он хотя бы не стал распускать штаны с заявлением, что займётся рукоблудием.
- Вы ведь не сбежите куда-нибудь, едва проснувшись, лишь бы избежать встречи со мной?
Он лишь демонстративно повернулся к нему спиной и лёг, словно давая понять, что не желает ничего слышать.
- Спите спокойно. Я буду ждать здесь, пока вы не проснётесь.
Ответа по-прежнему не последовало.
Не спать всю ночь ему было не привыкать. И у реки Мэчхон, обагрённой кровью; и во время бесцельных скитаний в попытках стать учеником учёной Чхэ; и после, страдая от косых взглядов старших товарищей; и на пути в Пасу после смерти наставницы - всегда, каждую ночь Сахёну приходилось, широко раскрыв глаза, отгонять подобную смерти дрёму.
Так что сложного могло быть в том, чтобы провести бессонную ночь в этой тёплой, безопасной комнате?
…Так он думал. По крайней мере, сначала.
Потому что он слишком поздно понял: бодрствовать всю ночь куда проще в леденящем лесу, где из темноты доносятся крики диких зверей, чем в тёплой комнате, приятно расслабляющей тело...
С трудом удерживая слипающиеся веки, он увидел, как масляная лампа, в которой выгорело всё масло, замигала и погасла.
Это было последнее, что запомнил Сахён.
От звука суетливых шагов снаружи Сахён распахнул глаза. Сквозь длинные занавеси пробивался яркий белый свет.
Где я? Это не комната на постоялом дворе... - подумал он, но мысль эта была недолгой.
Сахён понял, чьё было шёлковое одеяло, под которым он так уютно лежал.
Вскочив на ноги, он в панике огляделся. На лбу выступил непрошеный холодный пот. Да что же, чёрт возьми, произошло? Тан Иджэ уснул первым, а он всего лишь собирался просидеть всю ночь, дожидаясь его пробуждения, и лишь на миг задремал...
- Господин, вы проснулись? - вошёл крупный дворцовый служащий с улыбкой до ушей.
Сахён, всё ещё ничего не понимая, моргнул и растерянно посмотрел на него.
- А, молодой господин увидел, что вы, господин учитель, спите здесь, свернувшись в неудобной позе, и велел уложить вас как следует.
- ...Что-то мне не верится, что он сказал именно так.
Служащий, словно пойманный на лжи, забегал своими большими глазами и почесал щеку.
- На самом деле, он сказал: «Просто кое-как перекатите его туда и уложите. Любопытно будет посмотреть на его лицо, когда он проснётся»... но... на самом деле он, должно быть, хотел, чтобы вы, господин, спали спокойно.
Вот же дрянной человек. Сахён закрыл лицо руками. Стало дурно при мысли о том, как, должно быть, насмехался над ним Тан Иджэ, проснувшись и увидев его спящим ничком. Будущее казалось мрачным.
- Так куда же на этот раз ушёл господин?
- А, сейчас его будет нетрудно найти. Он сказал, что пошёл на поле для кёкку (конное поло).
Кёкку, значит. Что ж, по крайней мере, он не начал пить с самого утра, и на том спасибо.
Сахён поспешно вскочил на ноги. Как бы то ни было, сейчас главным было поймать Тан Иджэ и усадить его за учёбу.
- Ох, не торопитесь. В любом случае, сейчас игра в кёкку в самом разгаре. Позавтракайте сначала, а потом не спеша пойдёте.
- Нет, спасибо. Я ещё не голоден, поем позже, когда вернусь в библиотеку.
Мало того, что он и так был смущён тем, что проспал здесь, так ещё и нахлебничать не хотелось. Но служащий преградил Сахёну путь к выходу и решительно покачал головой.
- Умоляю вас, поешьте. Молодой господин тоже ушёл, не позавтракав, и теперь все...
Служащий со вздохом резко распахнул полуприкрытую дверь. За ней обнаружились прятавшиеся дворцовые слуги. Все они смотрели на Сахёна с мольбой во взгляде...
- ...на грани голодной смерти.
Тут он вспомнил, что где-то слышал... слуги, прислуживающие господину, питаются остатками с его стола. Видимо, поэтому вчера они принесли сушёную хурму под предлогом угощения гостя, а потом сами же всё и съели.
Постойте, но если Тан Иджэ каждый день шляется где-то вне дворца, то как же эти люди вообще питаются?
- Хорошо. Тогда, забыв о стыде, я поем...
- Сколько же времени прошло с тех пор, как у нас был гость! Мы приготовили, используя много... ах, нет, вкусных ингредиентов.
Крупный служащий подтолкнул Сахёна в сторону гостиной. Сзади донёсся радостный шёпот слуг:
- Я ведь даже завтрак пропустил ради этого. Что у нас сегодня было на завтрак?
- Суп из редьки и салат из корня кодонопсиса (также называют его деодок, тодок или ланцетный колокольчик).
- Ох, как же мне надоел этот суп из редьки. Хоть сегодня поем жареного мяса вволю.
...Похоже, бесчеловечного обычая морить людей голодом во дворце всё-таки не было. Им просто хотелось поесть чего-нибудь вкусного.
В гостиной был накрыт, без преувеличения, пир горой. Если бы не чувство унижения от того, что он уснул перед Тан Иджэ, которое напрочь отбило аппетит, обед мог бы быть весьма неплохим. Что ж, для дворцовых слуг это было только к лучшему. Как только Сахён, лениво ковыряя палочками по одной закуске за раз, отложил приборы, они с расцветшими лицами заговорили, выдавливая из себя неискренние слова: «Почему бы вам не поесть еще?»
- Ах, вы так плохо едите. А ведь вам, господин хранитель, предстоит еще долго-долго учить нашего господина.
Иными словами, они просили его и дальше оставлять им еду.
- И все же, на мой взгляд, из всех учителей, что приходили к господину до сих пор, у вас, господин, больше всего шансов.
Видимо, от хорошего настроения они даже расточали комплименты, которых вчера от них было не услышать. Не зная, искренни ли они или это просто лесть, Сахён решил сделать вид, что наивно поверил. Кто знает, может, они проговорятся и дадут какую-нибудь зацепку о Тан Иджэ.
- Какие могут быть шансы, когда я в первый же день так постыдно уснул.
- Вовсе нет. Вы ведь всю ночь были с господином в одной комнате.
- Господин не очень любит долго находиться в одной комнате с кем-то, за исключением нескольких человек. Э-э, это был, кажется, второй учитель? Тот, что без спроса вошел, а в него запустили тушечницей?
- Ай, нет. Тушечницу он просто бросил на пол, а тот поднял такой шум из-за брызг туши.
- Но когда господин так делает, становится немного страшно...
Казалось, раз начав говорить, они уже не могли остановиться. Встревоженные шиканьем, болтавшие без умолку слуги прикусили языки и плотно сжали губы. Сахён, в свою очередь, сделал вид, что прикрывает рот рукой, словно обещая никому не рассказывать услышанное.
Переглянувшись, чтобы решить, продолжать ли разговор, один из слуг облизал губы и осторожно прошептал:
- Вам, господин учитель, нужно остерегаться всего нескольких вещей. Сразу после того, как господин выкурит ёнхвачо, он, как правило, не впадает в припадок, то есть, не гневается, так что лучше ловить этот момент...
Ёнхвачо? Разве это не то, что курят монахи-аскеты, чтобы через боль прояснить разум и источать аромат лотоса? Зачем человеку, который даже не занимается, такое...?
Хотя, он слышал, что не только монахи, но и те, кто торгует телом, терпят боль и курят ёнхвачо, чтобы их тело пропиталось приятным ароматом. Монахов-аскетов с гор на улицах почти не встретишь, поэтому если от кого-то пахло ёнхвачо, это, как правило, были люди такого сорта, и большинство старалось держаться подальше даже от ароматических палочек с этим запахом.
Но, возможно, такой человек, как господин целой страны, был достаточно уверен в себе, чтобы плевать на подобные предрассудки.
- И не допускайте, чтобы ваша голая кожа соприкасалась с его.
Голая кожа? Они хотят сказать, что не следует вступать с ним в такие отношения? Подумав, что они могли неправильно его понять из-за того, что он вошел в комнату и уснул, Сахён невольно нахмурился. К счастью, другой слуга, заметив его недовольство, быстро вмешался, чтобы прояснить ситуацию:
- Нет, мы говорим о буквальном соприкосновении кожей. Лучше воздержаться даже от рукопожатий. Если вы случайно коснетесь его, он не набросится на вас на месте, но если это произойдет в неподходящий момент, вы можете ни за что ни про что попасть под горячую руку.
Даже за руку нельзя браться? Ничего не понимая, Сахён склонил голову набок. Ведь вчера...
- Вчера я схватил его за палец... Это ведь ничего?
Он ожидал услышать что-то вроде: «Да ничего страшного», но вместо этого дворцовые слуги, полуоткрыв рты, уставились друг на друга, словно услышали нечто запретное.
- Вы схватили и тут же отпустили, или...
- Мне нужно было поговорить о важности учёбы, поэтому я крепко держал его и говорил довольно долго...
- И господин ничего не сказал?
- Выражение его лица, кажется, было не очень довольным.
- Он не оттолкнул вас и не закричал?
Неужели это было настолько важное событие, чтобы у них так глаза заблестели? Сахёну становилось всё более не по себе от их пристальных взглядов.
- Нам кажется, господин учитель, вам нужно соблюдать всего одно правило.
Словно сговорившись, слуги на коленях пододвинулись к Сахёну, осторожно шепча ему на ухо какие-то непонятные слова.
Стук конских копыт отдавался в земле под ногами.
Всадники с красными и синими повязками на лбах скакали по широкому полю для кёкку на упитанных, породистых скакунах. Возгласы игроков, рёв толпы зрителей оглушительно били по ушам. Сахён, вздохнув, вошёл на поле.
Красный мяч, едва державшийся на конце длинной клюшки, пронёсся прямо перед его глазами. Отовсюду доносились крики, которыми погоняли лошадей. Два всадника, сотрясая землю, подлетели к мячу и, опережая друг друга, попытались выбить его своими клюшками. Но тот, у кого был мяч, высоко подбросил его, резко развернул коня и, крутанув клюшкой, подхватил мяч прямо в воздухе. И снова пронёсся мимо Сахёна.
Откуда-то донёсся рёв одобрения - похоже, этот всадник заработал очко.
Даже Сахён, впервые видевший игру в кёкку вживую, с первого взгляда понял, что мастерство этого всадника было на голову выше остальных. Человек, демонстрирующий такие способности в кёкку, где требовалось в совершенстве владеть и верховой ездой, и копьём, наверняка был весьма известным воином.
С этой мыслью он с восхищением посмотрел на всадника. Тот сидел высоко в седле и с неприязнью смотрел на Сахёна сверху вниз...
Встретившись взглядом с Сахёном, Тан Иджэ нахмурился и отвернул коня. Похоже, у него были веские причины так упорно избегать учёбы. Однако Сахён никогда не слышал, чтобы тот прославился какими-либо военными подвигами. Впрочем, чтобы стать полководцем, нужно хотя бы прочитать книги по военному искусству, так что, возможно, это было и неудивительно.
Пока Сахён размышлял об этом, Тан Иджэ, покручивая клюшку кончиками длинных пальцев, ворвался в центр поля. И легко отобрал мяч в самой гуще схватки, где сплелись десятки клюшек.
...Неужели ему поддаются, потому что он принц?
- Идиоты, вы нормально играть не можете? Остановите этого ублюдка!
Судя по тому, что самого разряженного игрока в команде противника называли «господином», это были не поддавки.
Лёгкие движения, словно он и конь были единым целым. Мощные, размашистые удары клюшкой. Красная лента, развевающаяся длинным хвостом вместе с иссиня-чёрными волосами. И снова мяч безошибочно влетел в ворота противника. Раздался удар гонга, и одна из деревянных табличек с цифрами перевернулась.
Он один носился по всему полю.
Он играл с противниками, подавляя их своим непревзойдённым мастерством.
Почему же он не выглядел таким уж счастливым?
Непрерывно раздавался звук гонга, возвещавший об окончании игры. Среди всадников, всё ещё препиравшихся из-за мяча, первым развернул коня именно Тан Иджэ. Он как попало бросил клюшку и, даже не дожидаясь подбегающего слуги, легко спрыгнул с коня. Словно результат игры его нисколько не интересовал, а сама игра была лишь обязанностью, которую он исполнил, не выказывая ни тени сожаления.
Сахён бросился за Тан Иджэ, чтобы остановить его, когда тот уже собирался покинуть поле.
Однако ему пришлось умолкнуть, потому что «другой господин», швырнувший на землю синюю повязку, позвал его первым.
- Видя, как легко ты расправляешься с этими недоумками, которые только и делают, что жрут да играют в кёкку, я теперь понимаю, чем ты обычно занимаешься.
Первой мыслью Сахёна было возмущение: «Проиграли, потому что сами играть не умеют, так чего теперь придираться?» Может, он так подумал потому, что Тан Иджэ всё-таки был его «учеником»? Сахён, надув губы, опустил голову. Краем взгляда он увидел, как Тан Иджэ снял красную повязку и бросил её на землю.
- В таком случае, в следующий раз попробуйте выставить другого всадника вместо себя, старший брат. По крайней мере, они не проиграют так бездарно, как сейчас.
- Это ты сейчас говоришь, что мои навыки никуда не годятся?
- Как же вы, старший брат, столь занятый государственными и личными делами, могли бы одолеть тех, кто только и делает, что ест да играет в кёкку? Разумеется, ваши навыки…
- Ай-ай, Ю Бэкху, успокойтесь! Вы так давно не были во дворце Унгёнгун, зачем же вы опять за своё?
Ю Бэкху. Значит, это третий принц. Тот, которому государь, сразу после того как он прославился военными подвигами, пожаловал удел, титул Ю Бэкху и выслал из дворца Унгёнгун.
(Прим.: Ю Бэкху (유백후). Окончание `-ху` (후) - это титул «князь». По сюжету, этот титул был пожалован королём и используется слитно с именем. Поэтому для сохранения аутентичности в переводе будет использоваться именно обращение «Ю Бэкху».)
Хоть он и получил титул раньше всех, будучи изгнанным из дворца, в очереди на престолонаследие он стоял дальше всех остальных. От этого его, должно быть, немало мутило, но задирать старших, наследную принцессу или вторую принцессу, он не мог, поэтому и цеплялся к самому слабому - младшему.
- Э-этот тупица, который даже «Малое учение» не осилил, не знает, как подобает обращаться со старшим братом. Слышал, отец-государь прислал тебе ученика учёной Чхэ? Что ж, это всё равно что жемчужное ожерелье на свинье.
Сахён, до этого молчавший, чтобы не ввязываться в утомительный разговор с человеком, давно выбывшим из борьбы за престол, на этих словах медленно поднял голову. Тан Иджэ с невозмутимым, непроницаемым выражением лица смотрел на Ю Бэкху сверху вниз.
- Впрочем, долго ли продержится этот книжный червь? Когда у этого ублюдка снова начнётся его припадок, он в ужасе убежит, теряя тапки.
И в конце этой фразы он снова усмехнулся.
Сахён не понял, что означала эта усмешка.
Может, он и сам считал, что Сахён из тех, кто сбежит?
Или он презирал Сахёна за то, что тот прятался?
Возможно, это была лишь насмешка, чтобы ещё больше разозлить Ю Бэкху, но Сахён, словно вор, на котором шапка горит, шагнул на полшага вперёд, встал перед Тан Иджэ и, сложив руки, почтительно поклонился.
- Я, нижестоящий, недавно назначен на должность хранителя библиотеки дворца Унгёнгун, мунхак Пэк Сахён.
- Хранитель библиотеки? А, так это ты...
Сахён, сохраняя на лице как можно более дружелюбную улыбку, посмотрел на Ю Бэкху снизу вверх. Ю Бэкху, чья жёсткая борода, под стать его грубому нраву, покрывала всю челюсть от самых бакенбард, ожидаемо первым делом уставился на голову Сахёна.
- Я думал, слухи преувеличены, а у тебя и впрямь волосы белые.
Что ж, с этим ещё можно было смириться. Если бы он внезапно не схватил его за подбородок своей грубой рукой и не дёрнул вверх, это ничем не отличалось бы от обычного приветствия.
Как может человек, носящий титул принца и князя, так обращаться с чиновником пятого ранга..?
- Похоже, отец-государь и впрямь ослаб. Разбрасывается такими вещами, просто швыряя их сыновьям.
Ю Бэкху, вероятно, считал свой смех раскатистым и весёлым, но для других он звучал как гогот бандита. Он отпустил лицо Сахёна, словно отшвырнув его.
- Мунхак? Да, мунхак Пэк. Я был невежлив при первой встрече.
Сахён потёр ноющий подбородок и улыбнулся, показывая, что всё в порядке.
- Это я от удивления. От удивления. Когда отец-государь был ещё в силах, таким, как ты, мунхак Пэк, яйца отрезали и бросали во внутренние покои.
Сахён невольно отшатнулся назад, уворачиваясь от руки, тянувшейся вниз, словно она и впрямь собиралась схватить его за «яйца». И наткнулся на стоявшего сзади Тан Иджэ. В тот же миг он вспомнил слова слуг о том, что тот не любит, когда к нему прикасаются, и поспешно отскочил вперёд.
Толстые пальцы снова и снова делали хватательные движения в опасной близости от промежности Сахёна. Подумав, что это и есть то, что называют «оказаться между молотом и наковальней», Сахён лишь глубоко вздохнул.
Сказав это, он всё же ткнул его между ног, прежде чем убрать руку. Что это вообще такое?
- А у отца-государя, надо сказать, были своеобразные вкусы. Я вот тех, у кого яиц нет, обнимать не хочу, нет того ощущения в руке. Надо же, трахая, крепко сжимать вот это. Не так ли, младший братец?
Тан Иджэ тут же наклонился и прошептал Сахёну на ухо голосом, который могли услышать все вокруг. Вернее, сделал вид, что шепчет.
- Что вы думаете, учитель? Даже мне, не освоившему и «Малого учения», кажется, что поведение старшего брата не соответствует этикету.
И слово «учитель» он произносит в таком случае... Сахён не понимал, зачем этот несносный принц ставит его в такое неловкое положение.
- Это ты сейчас будешь рассуждать со мной об этикете?
- Я потому и спрашиваю, что ничего не знаю об этикете. Но если говорить о верховой езде, в которой я разбираюсь, то вместо того, чтобы хватать людей за яйца, не лучше ли вам для начала снова научиться держать поводья?
- Сегодня я с этим ублюдком покончу. Пустите!
Он ещё и букве не научил его, а тот уже готов ввязаться в драку со старшим братом и получить взыскание. Нельзя этого допустить.
Сахён, опередив солдат, бросившихся разнимать их, встал перед Ю Бэкху и снова почтительно поклонился.
- Я, нижестоящий, лишь недавно приступил к службе и ещё не начал занятия. Прошу вас, Ю Бэкху, войти в положение.
Ю Бэкху грубо отшвырнул солдат, цеплявшихся за его одежду, и тяжело, гневно задышал.
- Чему его вообще учил этот великий полководец? Этот невоспитанный хам! Мунхак Пэк, хорошенько вбейте в эту звериную башку, что такое хорошие манеры! И если после вашего обучения этот ублюдок снова выкинет что-нибудь подобное... За грехи ученика отвечать придётся учителю!
Упоминая об ответственности, Ю Бэкху оглядел Сахёна блестящими неприятными глазами. Надо было понять это ещё тогда, когда он заговорил о яйцах. Похоже, всё начиналось сначала. У таких людей, что, при виде симпатичного и безобидного человека автоматически начинает зудеть в штанах?
Сахён мысленно тяжело вздохнул и опустил голову.
Тан Иджэ сунул что-то в руку Ю Бэкху.
Ю Бэкху невольно схватил то, что ему протянули. Тан Иджэ, бросив короткий взгляд на Сахёна, резко развернулся и зашагал куда-то. Понимая, что сейчас он снова упустит этого человека, Сахён, коротко поклонившись Ю Бэкху, поспешил за ним.
Ю Бэкху, ошеломлённый внезапностью произошедшего, с недоумением посмотрел на то, что держал в руке.
Вслед Сахёну, едва догнавшему Тан Иджэ, донёсся яростный рёв Ю Бэкху, подобный рыку льва.
- Так что же, вы так и вернулись, не сумев обучить господина?
Это были первые слова, которые, цокнув языком, произнёс старый библиотекарь из дворцовой библиотеки Унгёнгун, чинивший шнурок книги из бамбуковых дощечек. Сахён тяжело вздохнул и, сев напротив него, принялся теребить моток кожаного шнура.
- Вторая принцесса послала за ним человека и увела его, что я мог поделать? Такое чувство, будто весь дворец помогает ему не учиться.
Библиотекарь горько усмехнулся и резцом для письма углубил бороздки выцветших иероглифов. Сахён, засучив рукава, принялся растирать для него тушь. В конце концов, больше ничего не оставалось делать.
- Вторая принцесса, должно быть, сделала это, не зная обстоятельств. Может, вам завтра сначала встретиться со второй принцессой, а не с восьмым принцем, и поговорить с ней?
К счастью, библиотекарь был из тех, кто умел ценить заботу своего юного начальника. Сахён, наклонив тушечницу и щедро добавив воды, осторожно продолжил разговор.
- А господин послушается вторую принцессу?
- Он из тех, кто никого не слушается, но, по крайней мере, вам больше не будут мешать. Если вы ищете того, кто сможет убедить господина, то быстрее будет найти великого полководца.
Великий полководец, герцог Сангён (Высшее Почтение), Бом Ё. Самый преданный вассал, дольше всех служивший капризному государю, и непобедимый полководец. В некотором смысле, он был самой уважаемой фигурой во дворце, но библиотекарь, должно быть, упомянул его не по этой причине.
- Он, рискуя жизнью, спас господина и вырастил его, поэтому восьмой принц уважает великого полководца, как отца.
Эту историю Сахён тоже слышал, когда изучал дела королевской семьи Пасы.
Мать Тан Иджэ была принцессой из Хахёна. В то время, чтобы сдержать растущее влияние Югана, Хахён отправил послов в великую Пасу с просьбой о союзе. Государь Пасы в качестве цены за союз потребовал в жёны принцессу Хахёна. Государь Хахёна, не в силах отправить свою юную дочь к старому государю, удочерил одну из служанок и отправил её в Пасу.
Хорошо бы, если бы старый государь, у которого уже была наследница и куча других детей, на этом и успокоился. Но государь Пасы, узнав, что присланная ему невеста - служанка, пришёл в ярость и приказал великому полководцу вести войско к границам Хахёна.
И без того находясь под давлением Югана, государь Хахёна, услышав, что и из Пасы идёт войско, в ужасе бросился умолять своих дочерей: «Кто из вас отправится в Пасу и утихомирит гнев старого государя?»
Девятая принцесса Хахёна, Чая, вызвалась принести себя в жертву.
Оскорблённый государь Пасы даже не позволил послам из Хахёна ступить на свою землю, поэтому Чая была вынуждена в одиночку пересечь границу и отправиться в столицу вместе с великим полководцем Пасы.
Всё это выглядело так, будто ведут не принцессу великой страны, а заложницу, и, похоже, именно тогда великий полководец проникся к Чае сочувствием.
К счастью, государь Пасы, взяв Чаю в жёны, смягчился и возобновил союз с Хахёном. Вскоре Чая забеременела. Все думали, что теперь-то всё наладится.
Не зная о том, что в сердце государя всё ещё таилась обида на государя Хахёна, посмевшего его унизить.
Сразу после родов Чаю внезапно обвинили в том, что она на самом деле шпионка Хахёна и похитила государственные тайны Пасы. Она, должно быть, понимала, что исход этого дела был предрешён, независимо от правды. Если бы она после жестоких пыток дала ложные показания, её не только приговорили бы к яду вместе с новорождённым ребёнком, но и дали бы Пасе повод для вторжения в Хахён. Поэтому Чая оставила предсмертную записку, в которой настаивала на своей невиновности, и повесилась.
А ребёнка, которому предстояло стать разменной монетой в политических интригах, тайно вывезла из дворца.
Так умерла Чая, а её сын, восьмой принц, исчез.
Разгневанный государь Хахёна разорвал дипломатические отношения с Пасой, а Юган, не упустив этого шанса, расширил свои владения. В то время, когда после сокрушительного поражения в битве при Мэчхоне судьба Хахёна висела на волоске, государь Пасы, словно протягивая руку помощи, возобновил расследование дела Чаи и объявил, что она умерла, став жертвой «чьих-то козней». Её останки, захороненные в поле вместе с преступниками, были перезахоронены в королевской усыпальнице.
После такого шага Хахён, находящийся в отчаянном положении, должен был бы отправить послов, чтобы загладить былые обиды и возобновить союз. Но из-за гордости государя Пасы и гнева государя Хахёна ни одна из стран не решалась сделать первый шаг.
Именно в это время великий полководец осмелился явиться к государю Пасы и признаться в своём проступке.
Он рассказал, что Чая перед смертью через своих людей передала ему ребёнка, и что в то время, если бы он рассказал об этом, драгоценный наследник королевской крови мог бы погибнуть, поэтому он спрятал и вырастил его в далёкой деревне.
В обычное время государь, даже при самых благих намерениях, не оставил бы великого полководца безнаказанным за такой обман. Но то ли из-за веры в своего преданного вассала, служившего ему долгие годы, то ли из-за радости и чувства вины от того, что его младший сын, едва не погибший, не успев открыть глаза, в результате устроенной им же комедии, благополучно вернулся, то ли потому, что привезённый полководцем ребёнок был как две капли воды похож на мать государя, покойную королеву, которую он так почитал, государь щедро наградил полководца и дал ребёнку имя Иджэ, что означало «достойный материал для страны».
После этого, что ж, благодаря тому, что Тан Иджэ стал поводом для возобновления диалога между Пасой и Хахёном, союз двух стран был восстановлен, а он, чудесным образом вернувшийся во дворец и даже совершивший великое дело, вырос разгильдяем, который не учился, а только и делал, что пил.
- Да разве я смогу встретиться с великим полководцем?
- Великий полководец тоже очень дорожит восьмым принцем и часто бывает во дворце Унгёнгун, так что вам нужно будет просто дождаться этого момента.
Проблема для Сахёна заключалась в том, что он не знал, когда этот момент наступит.
- А куда делись остальные библиотекари, почему вы, почтенный учитель, работаете один?
Библиотекарь отложил резец и, взяв тонкую кисть с кончиком, похожим на хвост, обмакнул её в тушь, которую Сахён растёр в тушечнице.
- Старику-то книги нравятся, вот я здесь и сижу, но разве молодые захотят быть погребёнными в затхлой библиотеке? Кто из пришедших во дворец Унгёнгун захочет сложить здесь кости?
Сахён был в таком же положении, поэтому ему нечего было возразить.
Он нанёс тушь на иероглифы на деревянной планке, вырезанные теперь глубже. Как только кончик кисти коснулся дерева, тёмная тушь растеклась по волокнам. Библиотекарь с тихим восхищением пробормотал:
- Ого, у хранителя библиотеки незаурядное мастерство в растирании туши.
- Как вы думаете, чем же я занимался целыми днями рядом с наставницей?
Раздался звонкий, сухой смешок, свойственный старикам. Библиотекарь, качая головой из стороны в сторону, принялся кончиком кисти аккуратно заполнять пробелы, куда не затекла тушь, и заговорил:
- Хранитель библиотеки. Вы знаете, что Его Величество выделил землю для восьмого принца?
- Я слышал, что ему собираются пожаловать земли Синрына, что близ Хахёна?
- В молодости я некоторое время жил в Синрыне. Это хорошее место. Там мягкий климат, не свойственный Пасе, и зелень поистине прекрасна.
Хоть это и пограничная зона, но граница там не с кем-нибудь, а с Хахёном, так что большой угрозы это не представляет. У восьмого принца были причины бездельничать.
- Господин - хороший человек. Конечно, у него есть свои причуды, но много ли в этой королевской семье найдётся людей без единого изъяна? И, возможно, в Синрыне эта его «проблема» как-нибудь разрешится.
Так что же это за «причуды», о которых так настойчиво упоминают и дворцовые слуги, и старый библиотекарь, говоря о Тан Иджэ? Сахёну очень хотелось спросить об этом подробнее, но сейчас было не время перебивать его.
- Хранитель библиотеки, постарайтесь хорошо обучить восьмого принца. Кто знает, может, вы вместе отправитесь в Синрын?
- У меня нет намерений отправляться в Синрын, но…
- Ёнджу - не то место, где стоит задерживаться надолго. А дворец Чонхангун - и подавно.
Библиотекарь провёл морщинистой рукой по следующей бамбуковой планке.
- Вы и сами скоро всё поймёте, хранитель библиотеки.
Сахён больше ничего не ответил на его слова.
В глазах библиотекаря он, должно быть, выглядел всего лишь книжником, выросшим подле учёной Чхэ и не знающим ничего о суетных мирских делах.
Конечно, его мнение было не совсем ошибочным. Возможно, Сахён всё ещё лелеял тщетные мечты. Он прекрасно понимал, как смешон со стороны: не в силах выбрать даже дерево, на котором свить гнездо, неспособный толком справиться даже с одним порученным делом, он всё же стремился войти во дворец Чонхангун и вмешаться в государственные дела.
Но причина, по которой он был вынужден без конца барахтаться…
…наверное, в том, что иначе он просто пойдёт ко дну.
Сахён молча отложил тушь и встал. Наследная принцесса, Тан Гён, только что вошедшая в библиотеку, заметила Сахёна и улыбнулась ему глазами.
Сахён ещё не мог пойти ко дну.
Потому что у Сахёна не было права спокойно пойти ко дну.
- Ха-ха-ха, да, Иджэ не из тех, кто слушается своего учителя.
Тан Гён раскатисто рассмеялась, натягивая тетиву на луке. Но почему-то этот смех показался Сахёну скорее наигранным и неестественным, чем по-настоящему весёлым. Может, всё дело было в его предубеждении против принца?
- Не расстраивайся ты так. У Иджэ было много учителей. Все они вернулись во дворец Чонхангун и выполняют свою работу.
Знала ли Тан Гён о его истинных мыслях или нет, но она даже утешила его этими словами и натянула тетиву. Тетива со скрипом туго натянулась. На её руке выступили синие вены.
Стрела сорвалась с тетивы и понеслась к мишени. Когда Сахён повернул голову, красный флажок, возвещающий о точном попадании, уже развевался под серым небом.
- То ли от возраста, но и стрелять из лука стало непросто, - с горечью пробормотала Тан Гён, легко встряхнув запястьем.
Сахён сделал вид, что не расслышал, и некоторое время смотрел на развевающийся на ветру красный флажок. Принцесса всего лишь сетовала на то, что, дожив до таких лет, не только не взошла на трон, но даже её положение наследной принцессы было шатким. Если бы Сахён сейчас начал говорить дежурные комплименты, вроде «ваше мастерство не угасло с годами» или «зато с возрастом пришёл опыт», она бы сочла это лишь лестью.
- Мунхак Пэк, ты тоже умеешь стрелять из лука?
- Мне стыдно показывать вам мои навыки, наследная принцесса.
Тан Гён, похоже, восприняла это как согласие и кивнула стоявшему рядом солдату. Вскоре солдат принёс тренировочный лук и протянул его Сахёну.
Пятый принц, Тан Е. Сын любимой наложницы государя, госпожи Ёнон. В некотором смысле, он был тем, кто больше всех угрожал положению Тан Гён как наследной принцессы.
- Иджэ вроде бы стреляет хорошо, но в самый важный момент обязательно промахивается, и это очень досадно.
Неужели она хочет выставить Тан Иджэ в качестве противовеса, чтобы сдержать Тан Е?
Конечно, Тан Иджэ, у которого нет никаких приличных связей, выглядит более лёгкой мишенью, чем Тан Е, чья мать зорко следит за всем…
Сахён выбрал стрелу с белым оперением и положил её на лук. Глубоко вдохнув, он натянул тетиву. За наконечником стрелы виднелась мишень. В такой далёкой точке, что, казалось, до неё невозможно достать, просто глядя.
Когда он отпустил тетиву, едва державшуюся на кончиках пальцев, стрела, рассекая воздух, полетела вперёд. Красный флажок снова взметнулся.
- Мунхак Пэк, твоя скромность чрезмерна.
Тан Гён довольно рассмеялась. Словно говоря, что это всяко лучше, чем какой-нибудь слабак, который и одной стрелы выпустить не может, а только дрожит.
- За долгую жизнь во дворце я поняла одно: умный не победит мудрого, а мудрый…
Стрела снова вонзилась в мишень.
Оставалось только гадать, кого Тан Гён считала этим «везучим».
Хотя и её, рождённой старшей законной дочерью в королевской семье Пасы, трудно было назвать невезучей.
Конечно, Сахён считал себя везучим. По крайней мере, по сравнению с множеством людей, живущих на этом континенте, это было так.
Он снова натянул лук. Солнечный свет, пробившийся сквозь облака, ослепил его.
Стрела, сорвавшись с руки, прочертила воздух над мишенью и исчезла.
Удача без прочного фундамента - всего лишь случайность.
Которая в любой момент может вот так вот показать своё дно.
Холодный ночной воздух струился по тёмно-синим полам халата, напоминавшего ночное небо.
В тот самый миг, когда Тан Иджэ вошел в главные ворота Камчхондана - час Свиньи (с 21:00-23:00) уже давно миновал, - придворные, которые дремали, свернувшись калачиком на веранде, вздрогнули от хлынувшей волны ледяного воздуха и открыли глаза.
Тан Иджэ на миг замер и посмотрел на зеркальный пруд. На дереве, что простирало свои оголенные ветви над крышей беседки, сидела совка-сплюшка и издавала пронзительные крики.
- Хранитель библиотеки сказал, что придёт завтра рано утром.
Слуга, подумав, что тот ищет Сахёна, зачем-то выпалил это. Тан Иджэ с непроницаемым выражением лица посмотрел на него сверху вниз. Слуга, поджав губы, поспешно отвёл взгляд.
- Вчера вы её не просили, и было так хорошо…
На этот раз даже Тан Иджэ не мог не нахмуриться. Слуга, хоть и произнёс это так, чтобы его услышали, сделал вид, будто оговорился, и, шлёпая себя по губам, попятился назад.
У совки, сверкавшей жёлтыми глазами и пристально смотревшей на Тан Иджэ, на круглой голове торчком встали ушки. Она склонила голову набок, а затем внезапно взмахнула крыльями и взлетела. На место, где сидела совка, с широко расправленными крыльями опустился белый сокол, чьи перья бледно светились в лунном свете.
Небо над Камчхонданом было его вотчиной, так что совка, можно сказать, выбрала не то дерево.
Теперь ей придётся бродить в ночном небе в поисках другой ветки, на которой можно было бы пристроиться.
Ночной ветер, перелетевший через стену, вдруг качнул дерево, на котором сидел белый сокол, и пронёсся дальше. Несмотря на то, что ледяной воздух коснулся кончика носа, ужасный смрад, окутывавший Тан Иджэ, и не думал рассеиваться.
Выпуская белое облачко пара, Тан Иджэ, сам того не осознавая, пробормотал:
Лучше бы он и не знал, что этот ужасный смрад может исчезнуть.
Ночной воздух был особенно тошнотворным.
По крайней мере, так ему казалось.
