Поцелуй на поле. Глава 46
Юн Чахён, едва ворочая языком, назвал какой-то адрес на окраине Лондона.
Пак Чон вывел Чахёна из такси и повёл его по тихим вечерним улицам. Чахён выпил всего один бокал, поэтому не был совсем пьян, но его неестественная весёлость и желание физического контакта заставили Пак Чона задуматься, что лучше проводить его до дома.
Вот расплата за то, что не уследил за этим дорогим экземпляром.
Хотя Чахён сам заказал себе выпивку, Пак Чон всё равно чувствовал себя виноватым, поскольку сидел с ним за одним столом. Он поддерживал пошатывающегося Чахёна и украдкой поглядывал на его покрасневшее лицо.
К счастью, матч должен был состояться только поздним вечером следующего дня. Чхве Наму, забравший сумку Чахёна, сказал, что если уложить его спать как можно скорее, то это не должно сказаться на его игре. Точнее, возможно не должно сказаться… Но, поскольку за несколько лет знакомства Пак Чон ни разу не слышал, чтобы у Юн Чахёна было тяжёлое похмелье, он решил, что если последует совету старшего, то всё будет хорошо.
Честно говоря, многие спортсмены любили выпить перед важными играми. В европейских лигах полно тех, кто ходит по вечеринкам и выкладывает фотографии в соцсети. Но Юн Чахён был полной противоположностью. Он был известен своей строгой самодисциплиной, поэтому Пак Чон был шокирован тем, что его друг так легко напился. Это было непозволительной ошибкой и нелепым происшествием.
Дом, адрес которого назвал Чахён, оказался скорее особняком. Чахён споткнулся, когда Пак Чон, поддерживая его за руку, вёл его к входу в сад.
- Со мной всё в порядке… Не стоит так переживать…
В отличие от первых попыток вести себя трезво, сейчас Чахён был совершенно расслаблен, что явно свидетельствовало о его состоянии. Пак Чон крепко держал своего беспокойного друга под руку и без колебаний нажал на кнопку звонка. Раздался короткий сигнал, и тут же внутри дома послышались шаги.
Как только Пак Чон успел выпрямить сползавшего вниз Чахёна, тяжёлая дверь распахнулась. Пак Чон на мгновение прищурился от яркого света, хлынувшего изнутри, а затем поднял голову и увидел хозяина дома.
Это был знакомый человек. Миша Асплунд, 18-й номер, полузащитник ФК Винчестер Юнайтед.
Среди европейских игроков часто встречались высокие парни, но Пак Чона поразила прежде всего его выдающаяся внешность. Лицо, которое невозможно забыть, увидев хоть раз. Пак Чон опешил от неожиданного появления человека, которого совсем не ожидал здесь встретить. Даже если они были близкими друзьями, разве можно вот так запросто пустить кого-то пожить у себя на несколько дней?
Тёмный взгляд Миши, стоящего спиной к свету, был устремлён на Юн Чахёна, который висел у него на руке. По его застывшему, бесстрастному выражению лица было ясно, что Пак Чон его совершенно не интересует.
Пак Чон почувствовал себя странно. Казалось, ему здесь не рады…
- Эм, хаваю, - единственным, что Пак Чон мог сказать на иностранном языке в такой ситуации, был его беглый немецкий и кое-какой английский. Только после его приветствия Миша повернулся и посмотрел на него. Он не ответил «файн, сэнк ю, энд ю» или что-то подобное. Его взгляд, холодный как камень, просканировал Пак Чона с головы до ног.
Это было поистине подавляющее пренебрежение. Неужели отношение Миши может настолько отличаться, когда Юн Чахён трезв и когда нет? Он совсем не был похож на того человека, который всего несколько часов назад на парковке спортивного центра мягко улыбался и пожимал руки. Сокрушаясь о своей неспособности объяснить эту нелепую ситуацию из-за языкового барьера, Пак Чон слегка встряхнул Чахёна, которого держал на руках.
- В порядке он. До твоего друга дошли.
Пак Чон слегка подтолкнул Чахёна в сторону двери. К счастью, Юн Чахён, хоть и пошатываясь, смог пройти несколько шагов вглубь прихожей. Он огляделся, немного ошеломлённый незнакомой обстановкой, а затем медленно произнёс:
- Если благодарен, то завтра выиграй. А теперь иди спать.
- Хе-хе, - раздался зловещий смешок. Пьяный Юн Чахён становился неприятно откровенным. Куда-то подевалась его обычная сдержанность, и он протянул руку, словно желая взять Пак Чона за руку. Пак Чон, находя это одновременно забавным и немного трогательным, собрался взять его за руку, но тут Миша Асплунд схватил Чахёна сзади. Он обнял его за плечи и притянул к себе.
Взгляд Миши, ставший ещё более острым, устремился на Пак Чона. Он смотрел на него, словно защищая священную реликвию, и ничего не говорил. Но ещё более странным было поведение Юн Чахёна. Он, потеряв равновесие, обернулся, увидел Мишу и без какого-либо сопротивления прислонился к нему.
Увидев это, Пак Чон быстро поднял руку и сказал:
Его миссия была выполнена. Он резко развернулся и почти побежал по садовой дорожке, усмехаясь от абсурдности ситуации. Он чувствовал на себе тяжёлый взгляд до тех пор, пока не покинул территорию особняка. Это был острый, пронизывающий взгляд, который можно было почувствовать, даже не оборачиваясь.
Милый, добрый, милый… Чушь собачья. Это сторожевой пёс. Бойцовая собака. В ушах Пак Чона звенел сигнал тревоги. Он ускорил шаг, и его охватила уверенность: лучше сделать вид, что ничего не видел. Не связываться - вот залог безопасности. Он умел хорошо чувствовать опасность.
- А… немного, - пробормотал Чахён, держась за руку Миши, и пошатываясь, вошёл в дом. Прикосновение прохладной руки Миши к его щеке было приятно, и его тело само собой тянулось к нему. Миша, стоя над ним, спросил немного резким тоном:
- Ты же никогда не пьёшь перед игрой. С начала сезона ты даже не притрагивался к алкоголю.
Когда Чахён понял, что выпил, было уже слишком поздно. Он выпил много воды, но алкоголь, которого он не пил несколько месяцев, быстро впитался в его уставшее от тренировок тело. Он думал, что более-менее контролирует себя, когда выходил из ресторана, но судя по тому, как быстро он добрался до дома Миши, он был довольно пьян.
Миша, крепко поддерживая Чахёна, довёл его до спальни. Чахён, не раздеваясь, сел на кровать и, оглядываясь по сторонам, спросил:
- А, у неё вообще-то крепкий сон...
Глядя на Чахёна, который бормотал что-то вроде "Её оппа пришёл, а она даже не вышла поздороваться, так нечестно", Миша немного понизил голос:
- Я спрашиваю, они тебя напоили? Ты бы сейчас не стал пить.
«Они», вероятно, Чхве Наму и Пак Чон. Казалось, Миша был немного зол. Чахён, раздумывая, с чего начать объяснения, протянул руку, словно пытаясь его успокоить:
- Нет… Я сам случайно выпил. Перепутал с водой.
Чахён усмехнулся, понимая, как нелепо это звучит. Миша посмотрел на его покрасневшую от алкоголя руку и медленно взял её в свою. Чахён потянул его за руку, и Миша неохотно сел рядом с ним на кровать. Чахён обнял его за широкие плечи.
Он помнил, что Пак Чон привёл его к Мише, но не помнил, как они попрощались. Миша сразу ответил на его немного невнятный вопрос:
Теперь Миша был вежлив даже с друзьями Чахёна. И днём он тоже был очень вежлив. Чахён всегда волновался, когда Мише приходилось знакомиться с новыми людьми, ведь он был довольно замкнутым и не очень общительным… Но, похоже, все его опасения были напрасны.
Чахён положил голову на плечо Миши, который разбирал его сумку. Даже в его затуманенном сознании красота Миши была поразительной. Его тёмные, как обсидиан, глаза несколько раз моргнули, а затем медленно повернулись к Чахёну. На его лице было какое-то недовольное выражение, и в груди Чахёна почему-то вспыхнул огонь. В обычном состоянии он мог бы контролировать это чувство, но сейчас…
- Миша… давай просто поцелуемся.
Миша неожиданно покачал головой и отстранился. Он отказал. В Чахёне проснулось странное упрямство. Он нежно погладил Мишу по плечу.
- Мы же договорились, что пока не будем…
Чахён чмокнул его в щёку, и Миша нахмурился. Его взгляд, немного дрогнув, смягчился. Чахён, не упустив момента, прижался к его губам. Он обнял Мишу и провёл языком по его сомкнутым губам. Губы Миши приоткрылись, и Чахён тут же проник внутрь своим языком.
Приятный аромат наполнил ноздри Чахёна. Похоже, Миша уже успел принять душ. То, что он послушался и приготовился ко сну, показалось Чахёну трогательным и почему-то возбуждающим. В итоге Чахён, придерживая Мишу за подбородок, нарочито громко его чмокнул. Сердце бешено заколотилось, а голову словно охватило пламя, когда он, посасывая его губы, провёл языком по внутренней стороне верхних зубов. Все мысли о том, чтобы ограничиться только поцелуем, растаяли, как сахар в кипятке.
Виной потери контроля был всего один бокал алкоголя. Горячая рука Чахёна заскользила под футболку Миши. Губы Миши задрожали, когда Чахён обвёл языком его губы и кончиками пальцев коснулся обнажённой груди. Тела обоих начали нагреваться, когда Чахён медленно провёл ладонью по его груди. Миша, отдавшись его прикосновениям, прикрыл глаза.
Он такой милый, что я не могу сдержаться... Хочу обнять его, ласкать его. Чахён, нахмурившись от нахлынувшего желания, провёл рукой по изящным лопаткам и мускулистой спине Миши. Но, увлечённый красотой его тела, он по инерции попытался стянуть с него несуществующее нижнее бельё. Это была инерция и одновременно противоречивая ошибка.
Чахён невольно оторвался от его губ. Миша смотрел ему прямо в глаза. Их взгляды встретились.
По его непроницаемому лицу было понятно, что он понимает смысл действий Чахёна.
Рассудок вернулся к Чахёну, словно он получил удар по голове. Его рука машинально потянулась в привычном направлении - сказывался прошлый опыт. Чахён не знал, что сказать, но Миша заговорил первым:
- Юан, я ещё тогда, во время четвертьфинала, в отеле подумал…
Это было неожиданное и откровенное замечание. Взгляд Чахёна заметался. Сейчас Миша вёл себя совсем не так, как тогда в отеле, когда он полностью отдался ему. И тогда, и сейчас инициатором был Юн Чахён… Чахён молчал, не зная, что ответить, и Миша прищурился:
- Тогда ты тоже сказал, что это случайно.
- Зачем оправдываться? Если нравится, так и скажи.
Чахёна резко толкнули на кровать. Миша смотрел на него сверху вниз потемневшими глазами. Простыня заколыхалась, но он, не обращая на это внимания, расстегнул молнию на куртке Чахёна.
Чахён вспомнил чьи-то слова о том, что не стоит провоцировать Мишу, и ему стало не по себе.
- Нет, совсем нет, - солгал он. Сила, с которой он держал Чахёна, говорила об обратном. Куртка Чахёна была быстро стянута. Чахён попытался вырваться, но Миша крепко сжал его левую грудь ладонью, и всякое сопротивление прекратилось.
- По… подожди, подожди… Миша. Я… это…
- Что нравится тебе, нравится и мне, - сказал Миша.
Его слова не дошли до Чахёна. Непривычные ощущения от того, как Миша мял его грудь, заставили Чахёна похолодеть. Это было ни приятно, ни неприятно, просто странно. После того первого раза, когда Чахён отказался, Миша больше не настаивал… Такое безрассудное поведение могло означать только одно - Миша был очень зол.
Мышцы груди Чахёна сжимались и разжимались под рукой Миши. Не выдержав, Чахён схватил его за руку, но Миша лишь сильнее сжал его грудь и приник к ней губами. Он жадно втянул в рот сосок Чахёна.
- А! Не надо… - Чахён замотал головой и невольно вцепился в волосы Миши, но тот продолжал сосать его сосок. Острый, как игла, кончик языка покалывал его. Миша посасывал, облизывал и крутил его сосок языком, и у Чахёна помутилось в голове. Он извивался от странных, неприятных ощущений, но Миша не отставал, следуя за каждым его движением. Наконец, Чахён прошептал:
- Ми… Миша. Прости, то, что было раньше… это была ошибка… правда…
- Я был неправ. Пожалуйста, не надо… мне не нравится…
Он одновременно извинялся и просил остановиться. Миша не обратил на это внимания и, подняв глаза, посмотрел на лицо Чахёна. Когда Чахён, не выдержав, резко оттолкнул Мишу, тот укусил его за сосок.
Чахён широко раскрыл глаза от невыносимой боли. Резкая, пронзительная боль заставила его выгнуться дугой. Он смотрел в потолок с искаженным от боли лицом.
- А… а, больно… - простонал он.
Чахён бывал грубым, когда не мог контролировать свои желания, но никогда не был настолько агрессивным. Он не мог обвинить Мишу в том, что тот подавлял его сопротивление и делал, что хотел, потому что виной всему была его собственная глупая ошибка. Острая боль, словно электрический ток, пробежала по его коже, и Чахён задрожал.
Он пытался отдышаться, зажмурившись от боли, но Миша не отпускал его. Он терзал его сосок зубами, и странное ощущение, смесь боли и щекотки, пронзило Чахёна. Мысль о том, что его чувствительный сосок зажат чужими зубами, вызвала у него приступ паники.
- Больно, Миша… Мне больно, - умоляюще прошептал Чахён, хватаясь за одежду Миши. Что, если он откусит его? Что, если будет ещё больнее… Но Миша лишь облизал укушенное место широким языком. Незнакомое ощущение охватило Чахёна, когда Миша ласкал языком место укуса. Щекочущий язык, словно залечивающий рану, лишил Чахёна последних сил.
Это было странно и головокружительно. Чахён расслабился, лёжа на кровати, и Миша, словно обретя уверенность, начал жадно сосать его грудь. Когда жжение стало невыносимым, Миша переместил руку на другую грудь Чахёна. Он медленно погладил её, слегка поцарапав кожу, а затем резко сжал сосок большим и указательным пальцами.
В глазах Чахёна потемнело. Тонкая кожа натягивалась и терлась, и вся грудь вздулась. Что-то было не так. Было больно, но не только больно.
Его тело покрылось испариной от мучительной стимуляции прежде не замечаемой им эрогенной зоны. Он пытался протестовать, но Миша лишь сильнее втянул его сосок в рот, словно затыкая ему рот.
Кровь прилила к соскам, и голос Чахёна стал сбивчивым. От стыда и неприкрытой откровенности происходящего у него ёкнуло сердце. Он хотел заткнуть уши, чтобы не слышать влажных звуков, доносившихся от его груди. В этот момент он почувствовал напряжение между ног. Неожиданное возбуждение напугало его.
Миша, навалившись на Чахёна, почти уткнулся лицом в его грудь. Поэтому он первым заметил, как напрягается низ живота Чахёна. Чахён с тревогой смотрел, как Миша медленно поднимает голову и смотрит на него. Затем последовал провокационный вопрос, не оставлявший возможности притвориться:
Чахён замотал головой, и Миша вдруг замолчал. Чахён испуганно положил руку ему на плечо, но это было бесполезно. Миша медленно открыл рот, обнажив белые клыки, и впился в ареолу Чахёна.
Чахёна охватило отчаяние, а не боль. Он опустил глаза и увидел на своей груди круглый след от зубов, окружающий сосок. Чёткий отпечаток, в котором можно было различить каждый зуб, быстро покраснел, готовясь превратиться в синяк.
Это был явный след укуса. Красный след, который не заживет до завтрашнего вечера, словно знак собственности. Чахён говорил, что не хочет, что ему не нравится, но Миша не простил его… Блестящие тёмные глаза Миши посмотрели на Чахёна, а затем оставили такой же след на другой груди. Чахён вскрикнул от боли.
Прозрачная ниточка слюны протянулась от набухшего соска Чахёна к влажным губам Миши. Чахён молчал, и Миша стянул с него оставшуюся одежду и отбросил её в сторону. В мгновение ока Чахён остался голым. Перед Мишей он всегда оказывался беспомощно обнажённым. Даже в своём затуманенном алкоголем сознании Чахён понимал, что это плохой знак. Похоже, Миша ещё не успокоился.
- Да, больше так не делай, Юан, - сказал Миша примирительным тоном и просунул руку между ног Чахёна. Он раздвинул его бёдра и, ухватившись за одно из них, медленно развёл их в стороны. Чахён, беспомощно раздвигая ноги под взглядом Миши, дрожащим голосом произнёс:
Забыв о своём недавнем возбуждении, Чахён молился, чтобы у Миши осталась хоть капля разума. Он дрожал, отказываясь, но Миша лишь спокойно ответил:
- Ты такой своевольный, Юан. Когда я говорил, что мне не нравится, ты не слушал. А теперь нельзя?
- Я… я хотел только поцеловаться… правда.
- Хорошо, тогда… - Миша крепко зафиксировал широко разведенные ноги Чахёна. Прижав его колени к кровати, он поднялся и расположился между его ног.
Горячее дыхание обожгло чувствительную кожу. Чахён попытался дёрнуть ногами, но Миша, не глядя на него, смотрел на его возбужденный член. Он собирается взять его в рот. С Мишей такое вполне возможно. Деваться было некуда. Чахён закусил губу и с отчаянием посмотрел вниз. Но горячее дыхание внезапно коснулось промежности.
Не успел Чахён ничего сказать, как Миша прижался губами к его коже.
Чахён откинул голову назад, получив поцелуй в то место, о котором даже не думал. Его ноги напряглись, а затем обмякли. Это было неприятно, странно, щекотно, приятно и отвратительно одновременно. Миша обхватил губами гладкую кожу под членом Чахёна и потянул её в рот.
Из горла Чахёна вырвался почти крик, когда нежная, интимная часть его тела оказалась во рту Миши. Он не знал, куда деваться от страха, возбуждения и стыда, охвативших его разум. Горячий, влажный язык скользил по коже, спускаясь всё ниже. Настойчивые поцелуи достигли плотно сжатого входа. Когда язык коснулся запретного места, у Чахёна потемнело в глазах.
Если он целует… значит, он собирается…
Поясница Чахёна непроизвольно выгнулась от страшной мысли, и Миша, уткнувшись лицом в его пах, крепко обхватил его бедра и посмотрел на него снизу вверх. Чахён не понимал, о чём думает Миша, что он делает. Не понимал, где он этому научился. Краснея, он пробормотал:
- Ты же принял душ перед уходом с работы.
- Дело не в этом… не в этом же дело.
Каждый раз, когда Миша говорил что-то, прижимаясь губами к его коже, член Чахёна подрагивал. Это было смешно и глупо, но ничто не могло заглушить это противоестественное, животное возбуждение. Когда волосы Миши коснулись его бедра, а прямой нос уткнулся в промежность, Чахён затаил дыхание. Он не знал, напрягаются у него мышцы или расслабляются, и лишь крепче прижимался головой к подушке. Когда медленный, горячий язык начал обводить вход, Чахён в отчаянии прошептал:
Твердый, острый кончик языка обвел и надавил на складки кожи, а затем влажный язык вместе с горячей слюной проник внутрь. Чахёна охватил ужас, он невольно расслабился, и язык проник глубже. Беспомощность, словно черный уголь, сожгла его разум, и перед глазами все поплыло.
Язык проникал глубоко, раздвигая нежные ткани. Хотя отверстие и было несильно растянуто по сравнению с членом, ощущения были как от глубокого проникновения. Горячий и влажный язык двигался внутри, раскрывая тесное пространство. Всё было скользким и липким.
Миша не должен был этого делать. Он был невинным и чистым, и во всем, что происходило, был виноват только Чахён. Чахён, словно в молитве, сложил руки над головой Миши, испытывая греховное удовольствие. Ему казалось, что его внутренности, его душу, самую суть его существа высасывают изнутри, и жар охватил всё его тело.
Его член взметнулся вверх. Миша двигал головой вперед и назад, словно делая языком толчки. Каждый раз, когда твердый и мягкий мускул входил и выходил из него, пальцы ног Чахёна поджимались. Каждый толчок был как наказание. Слюна стекала по его ягодицам, и Чахён больше не мог этого выносить.
- Ах… Юан, - пробормотал Миша.
Чахён оттолкнул его ногой в плечо, повернулся на бок и уткнулся лицом в простыню. Он попытался отползти на четвереньках, но Миша схватил его за лодыжку. Резко притянув Чахёна к себе, Миша переместился в центр кровати. Чахён почувствовал, как его обнимают сзади, и язык снова проник в него.
- Не надо… Миша, а! А, не надо…
Чахёну хотелось умереть. Казалось, он кончит, хотя его даже не трогали. Он мог кончить только от того, что Миша ласкал его языком. Он никогда не испытывал такого раньше, и это пугало его. Он не знал, сможет ли он… Но удовольствие накатывало волнами, всё сильнее и сильнее.
Чахён отчаянно вцепился в волосы Миши. Ему не за что было больше ухватиться, кроме как за того, кто причинял ему это невероятное ощущение. Его бедра сами собой подались назад, словно он падал с высоты. Он словно сам насаживался на Мишу. Осознание своего постыдного положения заставило его заплакать. Темные пятна слез на простынях словно затмевали его душу.
В тот момент, когда Чахён взмолился, Миша сильно прижал язык к его внутренней стенке. Острый кончик языка проник глубоко внутрь. Через несколько секунд удовольствие, достигшее своего пика, взорвалось внутри него.
- Пожалуйста… а… не надо… пожалуйста, а…! А, аах…
Не понимая, что кричит, Чахён излился на простыни Миши. Густая белая жидкость хлынула из него. На мгновение перед глазами вспыхнул яркий свет, а затем все погрузилось во тьму. Голова Чахёна безвольно упала на кровать. И только тогда Миша опустил руку и обхватил член Чахёна. Чахён выгнулся навстречу долгожданному прикосновению.
Миша начал двигать рукой вверх и вниз, словно выжимая из него остатки семени. Струйка спермы тянулась по простыне. Ритмичные движения постепенно замедлились, вытягивая из Чахёна последние стоны. Наконец, после последних нескольких толчков, тело Чахёна обмякло.
Он кончил, не будучи тронутым руками.
В голове стоял туман. Опьянение от невиданного ранее удовольствия затмило алкогольное. Чахён машинально потянулся рукой к своему ноющему члену, но на нем всё ещё лежала рука Миши. Рука, которая, казалось, наслаждалась послевкусием, снова сжала его член, и большой и указательный пальцы начали тереть головку.
Потрясенный невероятным поступком Миши, Чахён поднял тяжелую голову. Опершись локтями на простыню, он сел на колени. То, что его влажное тело было полностью обнажено, уже не имело значения.
Миша не мог не знать, насколько мучительно трогать чувствительное место сразу после оргазма. Чахён повернулся, чтобы посмотреть на своего молодого парня, пытаясь понять, было ли это случайностью или намеренной шалостью, но увидел лишь горящие глаза, устремленные на него.
Миша действовал преднамеренно и искренне. Он не собирался останавливаться. Чахён протянул влажную руку и слабо схватил Мишу за руку, чувствуя холодок в груди.
- Ах, подожди… я только что… Миша, я кончил…
- Сейчас… нельзя… сейчас опять… нельзя.
Сразу после этих слов Миша нажал на влажное отверстие уретры, дразня его кончиком пальца. Это была жестокая, но в то же время невинная пытка. Похожее на предательство удовольствие пронзило низ живота Чахёна. Головокружительное чувство заставило его забыть о гордости, тело задрожало, а бедра начали непроизвольно двигаться.
- Ах, нельзя… больше нельзя, больше… а…!
- Не хочу! Не хочу… а, а, Миша…
Произнеся это как утверждение, Миша надавил коротким ногтем на покрасневшую головку члена Чахёна. Тело Чахёна дернулось, словно от удара током. После нереально короткого возбуждения наступила вторая, неожиданная кульминация, пронзившая его как электрический разряд.
Его лицо расслабилось. Он покачал головой и протянул руки вперед, и его тело безвольно упало на простыню. Миша тут же схватил его за руку и перевернул на спину. Покрасневшее тело Чахёна, с которого время от времени стекали капли спермы, было полностью открыто взгляду Миши.
Чахён не мог даже нормально сжать ноги, находясь в самом центре удовольствия… вероятно, ужасающего и разрушительного удовольствия… Миша ввел средний и безымянный пальцы в его анус. Благодаря обильной смазке, трения не было совсем.
Чахён замер, не в силах дышать, когда длинные пальцы проникли внутрь. Его внутренности содрогались от оргазма. Миша, глядя прямо в расфокусированные глаза Чахёна, согнул пальцы внутри него, словно крюк. И тут же надавил кончиками пальцев на небольшую округлую область, скрытую внутри.
Это было место, которое так нравилось Чахёну, и которое так любил Миша. Место, которое они с трудом нашли, место, расположение которого сам Чахён не знал. Языком до него было не достать.
Миша сжал это едва заметное уплотнение между пальцами и начал тереть его круговыми движениями. Скользящими движениями он давил на него снаружи и изнутри. Маленькая область глубоко внутри тела Чахёна разминалась между его пальцами, как игрушка. Чахён попытался оттолкнуть руку Миши, но его силы были жалкими.
- Д-да… приятно… приятно, - пробормотал Чахён, словно в бреду. Он тяжело дышал, и веки его дрожали при каждом толчке Миши, будто он вот-вот потеряет сознание. На его покрасневшем лице застыло выражение беспомощности, которое невозможно было представить в обычной жизни. Миша думал, что ему станет легче, когда он услышит от Чахёна слова одобрения, но, увидев, как тот полностью погружен в удовольствие, не обращая на него внимания, Мишу охватила ярость.
Все, кого он встретил сегодня, были уже знакомы Чахёну.
Миша наблюдал за Чахёном с детства, поэтому он, естественно, знал о существовании всех этих людей, которые липли к нему. Они без особых усилий появлялись рядом с Чахёном, росли рядом с ним, играли рядом с ним. И до сих пор, как ни в чем не бывало, оставались рядом. Мише приходилось сохранять безразличие, чтобы вынести это.
Но сейчас он не мог простить им этого. Не мог простить того, что они родились раньше. Не мог простить того, что у них было столько опыта, которого не было у него. Не мог простить того, что они росли в недосягаемом для него месте. Не мог простить ту пропасть времени, которую невозможно было заполнить… Продолжая ласкать член Чахёна и надавливая на чувствительную точку внутри него, Миша почувствовал, как из сжатого отверстия уретры выплеснулась прозрачная жидкость.
Чахён не издал ни звука. Брызнувший фонтан жидкости обдал подбородок и щеки наклонившегося над ним Миши. С каждым толчком, с которым из Чахёна вырывалась струйка, словно из сломанного шланга, его спина выгибалась. Покрытая синяками грудь вздымалась, темные волосы рассыпались по простыне. Миша неотрывно смотрел, как красиво извивается тело под ним.
Прозрачная жидкость не была спермой. Миша не знал, что это, но ему было все равно. Он слизал то, что вытекало из Чахёна, а затем, словно после душа, наклонил голову и слизал жидкость с его живота.
Расфокусированный взгляд Чахёна сквозь упавшие на лицо темные волосы наблюдал за происходящим. Раскинувшись на простынях, он не пытался остановить Мишу. Миша слизал с его тела каждую капельку жидкости, а затем поднялся и взял в рот набухший сосок. Только тогда до его ушей донесся сладкий, прерывистый вздох.
В такие моменты Мише хотелось все разрушить. Если бы он захотел сломать Чахёна, он бы смог это сделать. Он мог бы выжечь на нем свой след, не думая о последствиях. Тогда он точно стал бы для Чахёна кем-то значимым. Если бы он поддался своему жгучему желанию и взял то, что хотел, он мог бы полностью завладеть им…
Но тогда он точно меня не простит. Он никогда меня не полюбит.
Грудь Миши сдавило от страха и боли. Он прижался лицом к груди Чахёна, вдыхая его дрожащее дыхание, и вдруг почувствовал прикосновение к своей щеке. Слабая, почти бессильная рука Чахёна, лишенная своей обычной энергии, нежно обхватила его лицо. Миша поднял голову и услышал прерывистый голос:
Его глаза горели. Зрачки Чахёна казались черными, но при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что глубоко внутри радужка имела карий оттенок. Влажный от удовольствия взгляд был устремлен только на лицо Миши.
- Нравишься… Миша. Ты мне нравишься. Мне нравишься только ты.
Чахён обнял Мишу за шею и притянул к себе. С трудом согнув руки, он прижался губами к влажным губам Миши.
Это был нежный, влажный, почти жидкий поцелуй. Словно шепот, Чахён прошептал горячее признание: «Я люблю тебя», и крепко обнял Мишу. Чувствуя, как его одежда промокает от пота и другой жидкости, Миша лежал в объятиях уснувшего Чахёна, не смыкая глаз.
На кофеёк: 5469070012308728 (сбер)
Boosty