Рывок. Глава 199. Экстра 22
Когда ребёнок проявлял примерное поведение, взрослые хвалили его, говоря, что он ведёт себя "по-взрослому". И то, что взрослые считали примерным, "взрослым" поведением ребёнка, было, в сущности, не таким уж особенным. Просто максимальное приспособление к ситуации без проявления эмоций. Прямо как они сами. Учитывать окружение и своё положение: не злиться, даже когда злишься; не проявлять жадности, даже если чего-то хочешь; не выражать обиду, даже если обидно; не показывать слишком много радости, даже если тебе очень хорошо.
Когда постоянно стараешься не проявлять эмоции, они действительно притупляются. Поэтому теперь это уже не притворство, а реальность, что бы ни случилось, особо не злишься, не обижаешься и не возникает никаких желаний. Даже если радостно, не смеёшься во весь голос; даже если грустно, слёзы не наворачиваются; и даже если о чём-то сожалеешь, не прокручиваешь это в голове снова и снова. Буквально перестаёшь что-либо чувствовать.
Джи Хону обычно нравилось такое состояние. Особенно после нескольких случаев побочных эффектов от ингибиторов. Ему не хотелось попасть в водоворот бурных эмоций, который он не мог контролировать. Это было слишком утомительно.
Но с тех пор, как он снова встретил Джэ Гёна, он постоянно находился в этом состоянии. Он не хотел выдвигать на первый план себя, но хотел выдвинуть Джэ Гёна. Хотел поставить его на самое высокое, самое заметное место, чтобы показать его как можно большему числу людей. Когда Джэ Гёна хвалили, он радовался, а когда слышал что-то неприятное, ему было невыносимо больно. Когда Джэ Гён улыбался, его переполняло счастье, а когда тот расстраивался, его сердце разрывалось. Когда он был рядом, казалось, что весь мир принадлежит ему, а когда его не было, казалось, что он остался один во всём мире.
Это ему не нравилось. Несмотря на то, что это его собственные эмоции, он не может их контролировать. Это было слишком тяжело. И даже сейчас, размышляя об этом, он чувствовал, что сходит с ума от желания увидеть Джэ Гёна.
Как только он подумал об этом, телефон, лежащий на диване, завибрировал.
Наверное, это Джэ Гён. Время для его звонка как раз подходило.
Джи Хон помедлил мгновение, затем ответил.
[Хён? Вы ещё не вышли на прогулку?]
Джэ Гён сразу же спросил об этом. Видимо, вокруг не было обычного шума.
- Да, ещё не выходил. А ты? - с улыбкой спросил Джи Хон:
- Ты в общежитии? Уже закончил тренировку?
[Да. Сегодня наша эстафетная команда установила рекорд. 3 минуты 13,02 секунды.]
Казалось, он видел через трубку его гордое лицо. В тот же миг, не успев остановиться, он разрыдался.
Инстинктивно Джи Хон прикрыл микрофон телефона рукой и опустил голову. В мгновение ока слёзы закапали на живот.
Он и сам не понимал, почему плачет. Потому что в этот момент его захлестнуло слишком много эмоций одновременно. Гордость и удовлетворение от того, что у него всё получается, но в то же время чувствовал некоторую обиду, что тот сделал его таким безнадежным, а сам ведёт себя как ни в чём не бывало, злился, что так сильно скучает, а его нет рядом, и ненавидел себя за такие жалкие мысли в ответ на заботливый звонок Джэ Гёна.
Видимо, несмотря на то, что он закрывал микрофон, звук сдерживаемых рыданий всё же был слышен. Или же просто слишком долгое молчание показалось странным.
Джэ Гён не спросил, что случилось. Не спросил, плачет ли он сейчас. Но было очевидно, что по голосу он всё равно поймёт.
- Нет... просто смотрю телевизор, а там грустное что-то показывают.
Джи Хон не стал скрывать, что плачет, но выдал неуклюжее оправдание.
- Позже, позже я тебе перезвоню.
Он думал, Джэ Гён спросит, что же такого он смотрит, что аж плачет, но тот даже этого не спросил. Просто сказал: "Не надо, я сам перезвоню", и повесил трубку. Это было одновременно и облегчением, и тревожным знаком. То, что Джэ Гён не стал, как обычно, настаивать и тихо завершил разговор, само по себе казалось признаком того, что он понял его ложь.
При этом он не мог сразу же перезвонить и сказать: "Эй, правда, я действительно смотрю телевизор, так что не делай ненужных предположений". У него не было ни желания, ни сил, да и слёзы всё ещё не останавливались. Джи Хон уткнулся лицом в подушку и громко разрыдался.
Он плакал, сам не зная почему, но после того, как он примерно час вот так вдоволь проревел, почувствовал облегчение. Ему стало легче, и он проголодался. Но желания что-то съесть не было. Поэтому он просто сидел, свернувшись на диване и всхлипывая, пока Джинни не начал бунтовать внутри его живота, не в силах больше терпеть.
«Вот негодник, папочка тут плачет, а ему лишь бы поесть.»
- Ты даже не мой сын, парень. Ты сын Квон Джэ Гёна.
Джи Хон съел сэндвич, который оставил в холодильнике для сына Квон Джэ Гёна. Сэндвич на вкус был самым обычным. Но всё же намного вкуснее макаронов.
Поев, Джи Хон снова развалился на диване. После ужина надо бы пойти на прогулку, хотя бы минут на тридцать. Он думал об этом, но продолжал полулежать на диване, не шевелясь. Джинни, видимо довольный, что получил часть папиного сэндвича, немного попинался, потом начал икать, а затем успокоился.
Джи Хон снова взял пульт и начал переключать каналы. От 001 до 700, дважды, но так и не нашёл ничего интересного. Он отложил пульт и лёг на диван, подложив подушку под голову.
И как только подумал: «Ах, нельзя же ложиться сразу после еды...», снова начались терзания по поводу прогулки.
«Не лучше ли просто пойти, чем продолжать так лежать и мучиться? Нет, ведь если не хочется что-то делать, не надо себя заставлять. Но сегодня я съел слишком много сладкого... Теперь мне не нужно беспокоиться о сахаре в крови, так что это не имеет значения?»
Пока он так лежал, размышляя, идти или нет, вдруг со стороны входной двери раздался писк вводимого пароля. Джи Хон вздрогнул и резко сел, а в следующий момент дверь открылась, и вошёл Джэ Гён.
Джи Хон был так потрясён, что даже не мог ничего сказать, наблюдая, как Джэ Гён снимает обувь и входит в дом.
Наконец опомнившись и задав вопрос, он увидел, как Джэ Гён, уже успевший войти в гостиную, положил телефон на журнальный столик и ответил:
По его лицу было видно, что других причин и быть не могло.
Джи Хон почувствовал, как силы покинули его, и он смог лишь пробормотать:
Джи Хон провёл рукой по лицу и сказал:
- Ты в своём уме? Разве сборы - это шутка?
Внезапно его голос, переполненный эмоциями, задрожал от гнева. Но объектом этого гнева был не Джэ Гён, а скорее он сам. Он злился, что выдал свои глупые чувства и заставил человека, находящегося на сборах, приехать сюда. Это и злило, и вызывало чувство стыда.
Джэ Гён по-прежнему отвечал невозмутимо. Затем, не садясь на диван, он встал прямо перед Джи Хоном, наклонился и тихо сказал:
- Но, хён, когда видишь, что беременный муж страдает один, а ты просто сидишь сложа руки, потому что у тебя сборы - вот это уже безумие.
Только тогда Джи Хон убрал руки от лица, которое прятал в ладонях. Лицо Джэ Гёна было прямо перед ним. Когда их глаза встретились, Джэ Гён заговорил необычно спокойным голосом:
- Хён, если бы в вашей компании какой-нибудь другой спортсмен был на сборах, а его беременная жена или муж говорили, что сходят с ума от беспокойства, что бы вы сказали? Вы бы посоветовали не мучиться в одиночку, а оформить кратковременный выход и навестить, верно?
Джэ Гён сам задал вопрос и сам на него ответил:
- А если бы тренер отказал, вы бы лично связались с ним и убедили его. Сказали бы, что в таком состоянии из-за беспокойства всё равно не получится сосредоточиться на тренировках, и что речь не о чём-то незначительном, а о беспокойстве за беременного человека, так что позвольте ненадолго отлучиться. Разве не так?
Когда Джи Хон, не найдя что сказать, просто смотрел на него растерянным взглядом, Джэ Гён приподнял бровь, как бы говоря «вот видите», и наконец сел на диван рядом с ним.
- И я всё равно не могу остаться надолго. В любом случае, нужно учитывать позицию тренера и поддерживать дисциплину в команде, так что я обещал, что младшие не узнают, что я ездил в Сеул.
Джэ Гён говорил бегло, словно заранее просчитал все возможные упрёки со стороны Джи Хона. Более того, он делал это ещё до того, как Джи Хон успел открыть рот, будто заранее подготовился, чтобы не дать хёну никакого повода для придирок.
И действительно, придраться было не к чему. Он не сбежал без разрешения, а всё объяснил тренеру и официально получил разрешение на выход. Более того, он даже планировал вернуться, не пропуская тренировок, используя только своё личное время. Для прежнего Джэ Гёна подобная степень сотрудничества была бы немыслима. Впрочем, даже без сравнения с прошлым, это было впечатляюще. Если спортсмен на сборах так поступает, чтобы навестить семью, любой сказал бы, что он сделал всё возможное.
- Вы недовольны, что я приехал?
И после того, как он проехал полтора часа на машине посреди ночи и задал такой вопрос, что можно было ответить?
Когда Джи Хон ничего не сказал, Джэ Гён специально толкнул его локтем и позвал:
- Хён. Может, мне не стоило приезжать? Вам неприятно меня видеть?
А? Неприятно? Когда он спрашивал с таким лицом, как у ребёнка, жаждущего похвалы, как можно было сказать «неприятно», даже если бы это было так? Тем более для человека, который только что плакал от желания его увидеть.
Джи Хон был вынужден честно ответить.
И странно, но когда он произносил эти слова, у него снова потекли слёзы. Он действительно не понимал, что с ним происходит. Казалось, что его слёзные железы сломались.
Пожалуйста, не забывайте про спасибо и реакции, а то покусаю.
На кофеёк: 5469070012308728 (сбер)
Boosty