Seayard. Глава 94
Молчание опустилось, тяжелое, как якорь. И вздохи, что тихо расплывались в нём, словно медленное движение плавников.
Унхи посмотрел в глаза мужчины. До ужаса черные. Настолько, что невозможно было измерить их глубину.
Словно морская бездна. Мир абсолютной тьмы, куда не проникает даже солнечный свет. Там обитают отвратительно уродливые глубоководные рыбы. Из-за почти полного отсутствия света их глаза атрофировались, но у них огромные рты и причудливые зубы. Может, и чувства этого мужчины стали такими же искалеченными, как эта бездна? Может, он сломался, не в силах справиться со своим внутренним миром?
- …Ты не хочешь, чтобы это оказалось ложью?
Именно это и удержало его. Он не мог бросить этого мужчину, который, получив рану в юности, до сих пор цеплялся за нее.
Да, больше нельзя это отрицать. Этот мужчина занял место в моем сердце. Его бездонная тьма теперь пускает корни и в моей душе.
- Это ведь ты хочешь, чтобы я тебе лгал.
Взгляд мужчины стал еще тяжелее. Словно тот вот-вот собирался вывернуть наизнанку его душу, Унхи инстинктивно сжался, защищая грудь.
Какой же я кретин. Идиот, болван, недоносок… Я трусливый и слабый человек. Совсем не сильный. Я боялся быть отвергнутым, поэтому трусливо притворялся, будто ничего не хочу. Только так я мог защитить свое сердце. Если все равно не можешь что-то получить, лучше и не желать этого с самого начала. Чтобы ничего не терять, нужно просто ничего не желать.
Ему хотелось вырезать из себя все частицы этого мужчины. Жестоко, решительно.
Сомкнутые губы мужчины разомкнулись. Он приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но Унхи опередил его, быстро зажав ему рот обеими руками. Нельзя, ни шагу дальше. Еще один шаг - и эти отношения станут совершенно неуправляемыми.
- Я, конечно, надеюсь, что это правда.
И он обнял его за шею. Унхи, в очередной раз решивший притвориться, что не понимает собственных чувств, произнес, словно зачитывая реплику из пьесы:
- Ведь это значит, что вы, Ки Джунхёк-щи, так сильно меня любите.
Крепкое тело мужчины в его объятиях мгновенно застыло. Он тоже все понял. Понял, что Унхи притворяется, будто не расслышал его истинных чувств, и пытается оборвать все связи и сбежать.
Обнимая его, Унхи тихо думал. Единственные дешёвые вещи, связанные с этим мужчиной, - это я и та зажигалка. В любом случае, мы не пара. Этот мужчина должен вернуться на свое место, а я - на свое.
Бип, бип, - казалось, в голове звучит сигнал тревоги. Время тянулось, словно до взрыва бомбы с часовым механизмом.
Особенно когда он оставался с этим мужчиной, напряжение становилось почти невыносимым.
Тот стал заметно странным. Казалось, за день его настроение менялось десятки раз, бросая то в жар, то в холод.
Вот и сейчас. Он был из тех, кто до смерти будет держать слово. Так какого черта круиз до сих пор торчит у острова, когда он говорил, что пришвартуется всего на несколько дней?
Мужчина стал пить больше прежнего. В последнее время он, казалось, был пьян постоянно. В такие моменты он обнимал Унхи за талию, усаживал к себе на колени и откупоривал дорогое вино.
- С самого детства я не любил дешёвые или вульгарные вещи. Всё должно было быть изысканным. Машина, на которой я езжу, водитель, который ее ведет, даже носки на моих ногах.
Он шептал о своих вкусах, словно это была закуска, или рассказывал о матери. О том, какой красивой она была, какой нежной, и что у Унхи такой же цвет кожи и взгляд.
Конечно, для Унхи всё это было чушью собачьей. Она считалась лучшей актрисой своего времени, так как он смеет сравнивать её красоту с его? Неужели он окончательно спятил… Ему бы поскорее вернуться на материк и получить психиатрическую помощь. К этой мысли мимолетно добавилась и другая.
- Я хочу, чтобы вы сели на один мотоцикл. Думаю, он идеально подойдет к цвету вашей кожи.
Кончик его пальца медленно прошелся по бедру Унхи. На гладкой коже, видневшейся в разрезе халата, играл бледный блик.
Словно смакуя нежную плоть, он издал тихий стон. А затем, ослепительно улыбнувшись, добавил, что корпус у мотоцикла ярко-красный, очень гладкий и сексуальный и подойдёт ему идеально, будто создан для него.
- Настолько дорогая вещь мне, скорее всего, не подойдет.
Ха-ха, - мужчина медленно рассмеялся. Его смех был похож на терпкое, ароматное вино.
- У вас красивое лицо, Унхи-щи, но вы поразительно глупы. - С улыбкой на лице он от души посмеялся над ним, сказав, что в голове у него, кажется, совсем пусто, и назвал его тупицей.
- …Что у меня красивое лицо, но я поразительно глуп.
Он уткнулся носом в шею Унхи и тихо прошептал:
- Я же говорил, что среди моих предпочтений нет ничего, что не было бы высшего класса.
Даже Унхи, которому чувства давались так же тяжело, как ребенку палочки для еды, понял, что он имел в виду.
В какой-то момент тема разговора переключилась на Формулу-1. Он признался, что однажды представлял Унхи в роли гонщика.
Что он мечтал о том, как, влюбившись с первого взгляда в его агрессивный и динамичный стиль вождения, станет его спонсором. Если бы это случилось, сказал он, их отношения были бы невероятно сексуальными и напряженными.
Как и подобает известному бизнесмену, он был искусным рассказчиком, и истории его были разнообразны.
Но у них всегда была одна общая черта. В центре всего всегда был Унхи.
Когда до него дошло это осознание, по спине пробежал холодок. Низ живота тяжело, глухо запульсировал. Вибрация волной разошлась по телу, сдавив грудь и горло.
Это случилось одной поздней ночью.
Унхи не мог уснуть. Он просто лежал в его объятиях и смотрел в темноту.
Внезапно тяжелая рука, обнимавшая его, соскользнула. Матрас протестующе скрипнул. Он встал. Вскоре Унхи услышал, как тот вышел из комнаты.
Сколько прошло времени? Место рядом с Унхи по-прежнему пустовало. Простыня успела остыть.
Куда он ушел? Неужели опять затеял эту свою чертову игру в прятки?
Унхи осторожно поднялся. Его обнаженное тело было густо покрыто багровыми засосами, оставленными зубами мужчины. И неудивительно, ведь тот настойчиво, одержимо кусал, сосал и вылизывал его кожу.
Накинув на себя шелковый халат, Унхи, завязывая пояс, вышел в коридор.
Он думал, это приглашение к пряткам, но, видимо, ошибся. Мужчина сидел в столовой. Рассветный свет, просачивающийся через огромное окно, окутывал все его тело.
В ложбинках мышц вдоль позвоночника скопилась густая тьма.
На столе громоздилась гора пустых бутылок. Он в одиночестве глушил крепкий алкоголь, даже без закуски.
Крепко сжимая в руке хрустальный бокал, он резко запрокидывает голову. Глоток, еще глоток - звук жадно глотаемого алкоголя эхом разнесся в предрассветной тишине.
И как только бокал опустел, он тут же снова наклонил бутылку и наполнил его до краев.
Ночью, под луной, он обнимал его и шептал о любви, а на рассвете вот так, в одиночестве, глушил свою тоску, опустошая бутылки.
Унхи пошевелил пальцами, словно пробуя на ощупь воздух. И ему показалось, будто он может коснуться его чувств кончиками пальцев.
Тяжелые, липкие чувства, которые, казалось, вот-вот стекут по ладони.
…Должно быть, он сгнивает изнутри.
Вид у него был такой, словно его только что бросили.
Унхи крепко вцепился в стену. Ему казалось, еще мгновение - и он сорвется с места, чтобы обнять его со спины. Но он не смог бы справиться с тем, что последует за этим, поэтому отчаянно сдерживал себя.
Его большая рука снова схватила бутылку. Грубо ткнув горлышком в хрустальный бокал, он наклонил ее. Но оттуда упало лишь несколько капель.
Она уже была пуста. "Ха…" - мужчина с опустошенным вздохом поставил пустую бутылку на стол.
Это случилось внезапно. Произнесенные им слова, казалось, сотрясли стены. Унхи вздрогнул, мышцы на ногах напряглись. Он затаил дыхание.
…Так и есть, он знал, что я здесь.
- Может, было бы лучше, если бы я просто умолял тебя о любви?
Он сказал, что сколько бы ни думал, сколько бы ни размышлял и ни перебирал в уме, он не может найти способ.
- Может, ты просто скажешь мне?
«Что же мне сделать, чтобы и ты почувствовал любовь?» - спросил он. Это был до ужаса тоскливый и одинокий вопрос.
Это было похоже и на капитуляцию, и на мольбу, брошенную им после того, как он растоптал остатки собственной гордости.
Пробормотал он, протягивая руку. Унхи лишь смотрел на его ладонь.
