Кле. Экстры. Глава 6-10. Конец
Подумать только, аджосси нравится такое…
Это определённо смахивает на извращение. Нет, кто бы ни посмотрел, это извращение.
Разве это… не опаснее для аджосси, чем для меня?
Допустим, кто-то увидит эту сцену.
То, что мне стыдно и неловко, - это одно, но в порядке ли будет аджосси? Ведь для аджосси, директора строительной компании «Тэхын», эта ситуация куда более неловкая, чем для меня, всего лишь студента.
И то, что он, зная это, продолжал сидеть в кресле и вовсю хозяйничать пальцами в моей дырочке, сбивало с толку. Похоже, аджосси оказался куда большим любителем острых ощущений, чем казалось на первый взгляд.
Словно мешая моим мыслям, пальцы аджосси, достаточно раздвинув мои стенки, принялись целенаправленно постукивать по простате.
Я отчаянно сглотнул стон, готовый вырваться из горла. Прикусить губу было недостаточно, чтобы сдержать стон, поэтому мне ничего не оставалось, как крепко впиться зубами в тыльную сторону ладони. Пульсирующая боль, казалось, на мгновение прояснила сознание, но это было лишь на миг. Когда пальцы аджосси начали откровенно давить только на простату, я почувствовал, как в голове быстро всё смешивается в кашу.
Из-за стонов я даже говорить толком не мог.
Я дёрнул задницей, выставленной в сторону аджосси, и напряг пальцы ног. Я был полностью раздет, включая обувь, и кончиками пальцев понемногу комкал носовой платок, который аджосси подстелил мне под ноги.
Аджосси тщательно исследовал пальцами мою смазанную дырочку.
- Что-то ты сегодня напряжённее обычного. Расслабься.
Внезапно меня охватило возмущение.
Как можно расслабиться в такой ситуации?!
Сдержав желание выкрикнуть это, я ещё сильнее зажал себе рот, продолжая постанывать.
Снаружи были три секретаря с их зычными голосами и секретарь Чхве Мён Иль. Если мой стон просочится наружу, секретарь Чхве Мён Иль тактично сделает вид, что ничего не заметил, но трое внушительных секретарей, казалось, тут же ворвутся с вопросом, что случилось.
Хоть это и было ради того, чтобы понять и подыграть вкусам аджосси, я не хотел, чтобы кто-то снаружи увидел эту сцену.
Если увидят, меня сюда больше не пустят!
Проводить время в этом кабинете, наблюдая за работающим аджосси, было возможно лишь один раз в неделю. Я совершенно не хотел лишаться этого драгоценного времени.
Знал аджосси о моих мыслях или нет, но он по-прежнему был сосредоточен на том, чтобы меня растянуть. Внезапно я вздрогнул от холодного ощущения на ягодицах. Я не оборачивался, но понял, что аджосси снова обильно наносит смазку на мою дырочку и вокруг неё.
Кстати, а откуда в офисе смазка?
Аджосси достал смазку из шкафа в кабинете. Обычно в таких местах не хранят смазку для секса.
Неужели он знал, что когда-нибудь настанет такой день?
От этой мысли я почувствовал себя кроликом, который по собственной воле зашёл в логово тигра.
В тот момент аджосси, нанеся на мою дырочку столько смазки, что её было более чем достаточно и она даже стекала вниз, снова начал действовать по-настоящему.
Благодаря скользкой и обильной смазке, два пальца безпрепятственно проникли в меня и принялись беспорядочно терзать простату в самой глубине.
Сдерживать стоны было тяжело. Жгучий трепет, распространившийся от простаты, волнами расходился вверх и вниз по ягодицам и позвоночнику, и мышцы всего тела содрогались с пугающей силой. Ноги начали всё сильнее дрожать.
Аджосси, который продолжал возиться пальцами в моей дырочке, слегка укусил меня за ягодицу. Острая боль, пронзившая безумный трепет, что расходился по телу, оказалась куда более сильным возбуждением, чем я ожидал.
Сам того не заметив, я издал высокий звук и втянул воздух. Испугавшись, я тут же обеими руками торопливо зажал себе рот.
- Звукоизоляция здесь не хуже, чем у нас дома, так что всё в порядке. Пожалуйста, не сдерживайся.
Я и сам прекрасно знал, насколько хорошая звукоизоляция в нашем доме. Ведь мы могли заниматься сексом до самого утра по выходным, а домработницы думали, что мы всё это время спим.
Если звукоизоляция настолько хороша, то проблем быть не должно, но, как ни крути, это был офис. Мысль о том, что «а вдруг», заставляла меня снова и снова зажимать рот.
- Н-но, а вдруг… нгх… к-кто-нибудь услышит… что тогда делать?..
В мою дырочку проник ещё один палец. Три пальца аджосси раздвигали тугие стенки и давили на простату так, словно хотели её взорвать.
- Иногда я представляю себе такое. Как мы занимаемся с тобой сексом вот так, с настежь открытой дверью кабинета.
Я никак не мог представить, чтобы аджосси, который так бережно ко мне относится, мог фантазировать о подобном.
С выражением, перешедшим от удивления к ужасу, я обернулся к аджосси, стоявшему позади меня. Его взгляд по-прежнему был прикован к моей дырочке, но в его глазах таилось такое пугающее чувство, что даже я испугался.
- И все стеклянные стены этого кабинета, через которые сейчас ничего не видно, я бы сделал прозрачными, а твои руки связал бы, чтобы ты мог только стонать в своё удовольствие. Тогда бесчисленное множество людей увидели бы эту сцену.
- Ч-что, н-нет, зачем, зачем такое…
Аджосси встретился взглядом со мной, неспособным от удивления связать и двух слов, и сказал своим характерным низким голосом:
- Чтобы все знали, что я - твой.
Слова были какими-то странными.
В такой ситуации разве не говорят «ты - мой»? Обычно так говорят, когда в отношениях хотят подчеркнуть своё право собственности на партнёра.
Но аджосси, как ни странно, говорил так, будто хотел сообщить, что он принадлежит мне.
Словно единственным, кто имел право владеть другим в наших отношениях, был я.
- Так говорить… нгх… не… правильно…
Не отводя глаз от аджосси, недовольно проговорил я.
- Аджосси - мой… а я - аджосси… Нужно говорить… что вы хотите, чтобы все знали, что мы принадлежим друг… другу…
Пробормотал я запинаясь, с трудом сдерживая стоны.
Мне не очень нравилась односторонность. Я хотел, чтобы мы желали друг друга на равных, а не чтобы я только получал всё от аджосси. Так же, как и сейчас я хотел знать о нём всё до мелочей.
Аджосси, словно обдумывая мои слова, слабо улыбнулся.
Согласившись, аджосси вынул пальцы из моей дырочки. Из-за того, что инородное тело, плотно заполнявшее меня изнутри, разом исчезло, я почувствовал, как мои внутренние стенки беспорядочно сжимаются, пытаясь заполнить пустоту.
- Тогда, может, попрактикуемся?
Я пытался отдышаться, когда аджосси, взяв меня за руку, помог мне выпрямиться.
Аджосси подвёл меня, пошатывающегося, к панорамному окну в задней части кабинета. Затем, проявив заботу о моих босых ногах, он снова подстелил платок и велел встать на него, уперевшись обеими руками в стекло. Он также не забыл обхватить меня одной рукой за талию, чтобы я не упал.
- Ноги шире. Ещё немного. Так, хорошо, держись так.
Как и велел аджосси, я расставил ноги так широко, что стало неловко, и снова почувствовал, как его пальцы вторгаются в мою дырочку.
Пальцы аджосси, проникшие внутрь, не были такими неторопливыми, как когда я склонялся над столом. Три пальца, вонзаясь глубоко, словно поддевая снизу вверх, давили и царапали, возбуждающе задевая не только простату, но и стенки вокруг неё.
Тело, вздрагивающее так, что я не мог его контролировать, постепенно наклонялось, пока наконец грудь не коснулась холодного стекла. Холод, коснувшийся моих крошечных сосков, оказался довольно пронзительным. Я попытался немного отстраниться, чтобы избежать возбуждения, которое вызывало прикосновение к соскам, но из-за того, что меня продолжали настойчиво иметь снизу, ничего не получалось.
Каждый раз, когда аджосси задевал мою простату, мои напряжённые соски и эрегированный член снова и снова тёрлись о стекло. Движения рук аджосси были довольно быстрыми и настойчивыми, и с кончика моего члена, шлёпавшегося о стекло, уже начала сочиться вязкая влага.
Я смотрел покрасневшим лицом на стекло, испачканное моей жидкостью, и запоздало осознал, что напротив того места, где я стою, находится высотное здание. Резко подняв голову, я увидел, как в здании напротив, примерно такой же высоты, как и наше, ходят люди.
Начинался закат, но было всего лишь начало шестого вечера. Самое рабочее время для офисных сотрудников, так что неудивительно, что в здании напротив было полно людей.
Это стекло… он же точно говорил, что снаружи ничего не видно, да?
По словам аджосси, окна на этаже, где располагались кабинеты руководства, были сделаны из специального стекла, не позволяющего видеть, что происходит внутри. Так что, хоть нам и были прекрасно видны люди в здании напротив, они не могли видеть нас.
Значит, мой нынешний постыдный вид никак не мог быть выставлен на всеобщее обозрение. Но бывают вещи, которые хоть и понимаешь умом, сердцем принять нелегко.
Напряжённо повернув голову, мой взгляд упал на помещение в здании напротив, похожее на комнату отдыха. Там несколько сотрудников пили кофе и болтали, и надо же было такому случиться, что один из них, открыв рот, смотрел прямо в нашу сторону.
Наши взгляды не встретились, но как только я осознал, что на меня смотрят, по затылку пробежал холодок.
Всё ещё чувствуя, как пальцы аджосси растягивают мою дырочку, я, задыхаясь, спросил дрожащим голосом:
- А-аджосси… нгх, это с-стекло… правда ведь снаружи ничего не, х-х, видно, да?
Я надеялся, что он немедленно скажет «да, снаружи ничего не видно».
Но аджосси намеренно ответил иначе.
От неопределённого ответа аджосси я вздрогнул и, охваченный внезапным приливом стыда и растерянности, извернулся.
- Что значит «кто знает»!.. Х-ах!
- Если так вплотную прижаться, может, и видно.
Хоть я и понимал, что аджосси шутит, я умирал от смущения.
Одновременно с этим меня пронзила тревога, что кто-то из здания напротив может меня видеть. Конечно, была вера в то, что аджосси не станет выставлять меня на всеобщее обозрение перед незнакомыми людьми, но, с другой стороны, я вспомнил его недавние слова и не мог успокоиться. Мой разум, который в такие моменты должен был сохранять хладнокровие, из-за визуального смятения пришёл в полный беспорядок. И почему, спрашивается, мой низ так бестактно набухает, словно вот-вот взорвётся.
Аджосси, ощутив, как я всё сильнее вздрагиваю, ускорил движения пальцев и поцеловал меня в спину. Тепло его губ, словно обожгло кожу, охватило не только мою спину, но и всю нижнюю часть тела.
Я всецело дрожал от накопившегося удовольствия. Руки, опирающиеся на стекло, постепенно ослабли, а пальцы ног встали на цыпочки. Тот стон, который я пытался сдерживать, давно превратился в сладкое произнесение звуков.
Когда я ощутил приближение оргазма, схватил руку аджосси, обвившую мою талию:
- Хнг… Хватит, пожалуйста, помедленнее…!
Мне следовало не просить об этом, я знал - когда я так молю, оргазм уже совсем близко. И аджосси не заставил себя ждать: руки его стали двигаться ещё быстрее.
Пальцы упорно нажимали на самые чувствительные точки, двигаясь с такой скоростью, что я чувствовал щекочущее затуманивание в районе ануса.
Не успев привыкнуть к мгновенному и раскатывающемуся приливу удовольствия, мой разум внезапно побелел.
Я забыл даже сдерживать звуки, выпуская громкий вопль наслаждения. Мое тело оцепенело, а в ушах звенело. Звуки капающей на стекло жидкости звучали особенно чётко.
Аджосси, поддерживая меня сзади, нежно поцеловал шею и голову. От щекотки мой возбуждённый член непроизвольно выталкивал оставшуюся в нем сперму.
Прижавшись к аджосси, я в замешательстве увидел в окно лица людей, которые болтали в здании напротив. Точнее, моё внимание привлекла моя молочно-белая сперма, брызнувшая на стекло, словно прицелившись в их лица.
От сумасшедшего стыда я чувствовал, что могу сойти с ума.
Хотя стекло не позволяло им видеть нас, я совершил нечто, выходящее за рамки стыда - словно совершил проступок.
Аджосси, обнимая меня до боли, ласково погладил плечо.
- Ха... Что вы называете «хорошо»... Вы настоящий извращенец...
Он ответил на мои слова с такой милой игривостью, что я почувствовал себя капризным ребёнком.
Как он узнал, что у меня нет сил опираться на ноги? Аджосси легко поднял меня и понёс обратно к креслу. Кресло было совсем не таким жёстким, как стол или холодное стекло - оно было мягким и уютным, а самое главное - пропитано запахом аджосси, что мгновенно расслабляло меня.
Пока я без сил сидел, аджосси, расстегнув пряжку ремня, быстро приблизился ко мне. Затем из-под его брюк и нижнего белья внезапно появился внушительный, словно оружие, член.
Он был такой твёрдый и напряжённый, что казалось - сейчас лопнет. На кончике уже собралась прозрачная жидкость, как это бывало каждый раз, когда я отчаянно пытался сдержаться.
Аджосси тоже изо всех сил старался держать себя в руках.
Аджосси всегда так поступал. Каждый раз, когда мы занимались сексом, он доставал свой только после того, как я полностью расслаблялся, возбуждался и даже успевал кончить хотя бы раз. Хотя бы раз он мог бы проявить нетерпение, но он всегда заботился обо мне, откладывая удовлетворение собственных желаний на потом.
И вот такой аджосси впервые рассказал о своих предпочтениях. Не знаю, говорил он серьёзно или нет, но, так или иначе, аджосси хотел откровенного секса в этом месте. Я решил, что ради любимого аджосси не должен сбегать, прикрываясь смущением.
Приняв это решение, я, сидя в кресле, сам раздвинул ноги. Согнув колени, я одно за другим закинул их на подлокотники, полностью обнажая свою нижнюю часть тела до такой степени, что лицо запылало. Я увидел, как член аджосси, который смотрел на меня сверху вниз с застывшим выражением лица, мощно дёрнулся.
Моя влажная, полностью открытая дырочка непроизвольно сжималась с каждым прерывистым вздохом. Обильно нанесённый тёплый гель вытекал из неё, липко стекая, словно сперма аджосси.
Дыхание аджосси заметно изменилось.
- Похоже, не я один здесь извращенец.
- Наверное. Видимо, я в вас пошёл.
Стоило мне ответить с притворно-расслабленной улыбкой, как лицо аджосси резко приблизилось. Аджосси жадно накрыл мои губы своими и протолкнул язык в мой рот.
Язык аджосси, пропитанный его горячим дыханием, был обжигающим. Каждый раз, когда мои зубы, не такие горячие, как его кожа, касались его языка, мне казалось, что я полностью плавлюсь.
Но аджосси не ограничился одним лишь поцелуем. Он приставил свой разъярённый член к моей маленькой дырочке и начал понемногу проталкивать его внутрь. Мягкая дырочка, которую я считал достаточно растянутой, мгновенно натянулась до предела, и её внутренние стенки, обильно смазанные скользким гелем, с трудом начали принимать горячий член аджосси.
Я пытался сдержать стоны, насколько это было возможно, от переполняющего давления, заполнявшего меня изнутри, но это, конечно же, было невозможно.
Стоны, вырывавшиеся из моего горла, непрерывным потоком вливались в рот аджосси, который поглощал моё дыхание. А он глотал их вместе с моей слюной так легко, словно это были сладкие фрукты.
Тем временем член аджосси вошёл в меня уже почти наполовину.
И в этот момент его кончик точно надавил на мою чувствительную простату.
Мои глаза непроизвольно распахнулись.
Сильное давление, несравнимое с пальцами, вонзилось, словно пытаясь пронзить простату насквозь. Это был такой сильный шок, что я почувствовал, как мои расставленные ноги вот-вот сведутся вместе, но этого не могло произойти, так как они были закинуты на подлокотники.
С другой стороны, я подумал, что это и к лучшему, что мои ноги на подлокотниках. Иначе я бы невольно свёл ноги и извернулся, и аджосси снова пришлось бы терпеливо ждать, пока я привыкну, и двигаться медленно.
Вот видите, он опять беспокоится.
Аджосси перестал входить в меня и успокаивающе провёл языком по моим губам. Как только он спросил, я тут же закивал.
- Всё, в порядке… Можете войти сразу весь…
Хоть я и сказал это смело, я чувствовал, что не выдержу и упаду в обморок, если его толстый член войдёт в меня сразу и до конца. Настолько впечатляющими были его размер и жар.
Аджосси, зная это, не стал слепо следовать моим словам и входить сразу. Он медленно проникал глубже, используя простату как точку опоры: медленно входя, немного выходя, а затем погружаясь ещё глубже. Из-за этого простата, на которую постоянно давили, начала распространять тягучее, томное наслаждение по всему телу, до самых кончиков пальцев.
Мой член, уже успевший кончить, постепенно снова разгорался, принимая внушительный размер аджосси. Тем временем член аджосси, уже находясь во мне, продолжал набухать, готовый вот-вот взорваться жаром.
Наконец, кончик его члена коснулся самой моей глубины.
Когда аджосси с силой надавил на самое дно, я почувствовал, как то, что казалось глухой стеной, начало понемногу поддаваться и раздвигаться.
Это... очень странное чувство...
Неужели он касается места, которого нельзя касаться? В этой глубине таилось наслаждение, куда более тяжёлое и опасное, чем от простаты.
Аджосси, знающий меня слишком хорошо, прекрасно понимал, что именно это место - моя главная точка наслаждения. И чтобы извлечь оттуда запредельное удовольствие, нужно было всаживать в меня со всей силы.
- Сейчас я начну двигаться по-настоящему.
Услышав его предупреждение, я, страшась грядущего наслаждения, молча кивнул. Словно прося, чтобы он трахал меня без остановки, сколько душе угодно.
Получив разрешение, аджосси тут же вытащил член больше чем наполовину, а затем с силой ударил в самую глубокую и чувствительную точку.
От удара изнутри низ живота онемел.
Член аджосси был настолько толстым и длинным, что, когда он входил глубоко, иногда даже приподнимал кожу на моём животе, но сейчас, в сидячем положении, это было не так заметно. Зато в такой согнутой позе, в отличие от удобного положения лёжа, давление его члена на внутренние органы увеличивалось вдвое.
Поэтому удар изнутри ощущался довольно сильно, и вместе с ним от безжалостно прижатой точки в глубине по телу разошлось такое ошеломляющее удовольствие, что, казалось, мозг вот-вот расплавится.
Я беззвучно открывал рот, пытаясь отдышаться. Аджосси слизал слёзы, невольно покатившиеся по моим щекам, и оставил щекочущий поцелуй у самых глаз. Благодаря этому я смог снова дышать, хотя мгновение назад казалось, что дыхание вот-вот остановится.
Пристально глядя в мои дрожащие глаза, аджосси сделал ещё один мощный толчок. Его сильная атака снова и снова обрушивалась на то самое место, которое вызывало во мне самый пугающий экстаз.
Каждый раз, когда его член врезался в меня изнутри, перед глазами всё темнело, словно взрывались фейерверки, а затем зрение возвращалось. Обильно нанесённый гель издавал вязкие, хлюпающие звуки, когда тёрся между моей дырочкой и его членом.
Определённо, благодаря большому количеству смазки, несмотря на то, что я принимал его жёсткие атаки, я не чувствовал, что меня разрывает, или боли внутри. Конечно, главная заслуга была в том, что аджосси так старательно меня растянул.
Заметив, что мои сдавленные стоны становятся всё выше, аджосси увеличил темп. Та глубокая точка была удивительным местом: чем сильнее в неё вбивались, тем интенсивнее становилось удовольствие, поэтому аджосси, ради меня же, настойчиво бил именно туда.
Инстинктивно пытаясь убежать от этого пугающего наслаждения, моя талия извивалась из стороны в сторону, а грудь вздымалась. Аджосси, увидев перед собой мою грудь, одним движением впился губами в напряжённый, дрожащий сосок. Он всосал его с такой силой, словно хотел оторвать, а затем принялся терзать кончиком языка в своём горячем рту.
Внутри всё пульсировало волнами мощного удовольствия, словно под оглушительный бит в клубе, а от груди исходило непрекращающееся, щекочущее возбуждение. Мой член, мгновенно ставший твёрдым, с каждым глубоким толчком аджосси, словно в такт, снова и снова истекал прозрачной жидкостью.
Даже издавая смущающе сладкие стоны, я упивался тонким ароматом его парфюма.
Запах его парфюма исходил не только от него самого. Кресло, в котором я сидел, тоже было пропитано этим пленительным ароматом и знакомым запахом табака, постоянно дразня моё обоняние.
Возникло ощущение, будто я оказался в ловушке, окружённый аджосси спереди и сзади, и это вызывало пьянящий восторг.
Полностью погрузившись в пучину наслаждения, как физического, так и душевного, я с нежностью посмотрел на его задыхающееся лицо.
Чувствуя неописуемое удовлетворение, я невольно улыбнулся, продолжая издавать пошлые стоны.
- Вы мне так, ха-а… нравитесь…
Внезапно движения аджосси прекратились. В моём затуманенном сознании, не способном даже вспомнить, что я только что сказал, я не мог понять, почему он так резко остановился.
Но это было лишь на мгновение.
Мне показалось, что в его глазах промелькнул какой-то огонь.
Его член несколько раз сильно дёрнулся, а затем, словно больше не в силах сдерживаться, он начал врываться в меня с бешеной силой.
Я издал громкий стон и начал сильно дёргаться. Это было не специально, просто возбуждение было настолько сильным, что я не мог спокойно его принимать, и тело двигалось рефлекторно.
Аджосси, словно говоря, что до этого он лишь сдерживался, теперь вкладывал в движения весь свой вес, вторгаясь в меня. Эти грубые атаки, от которых казалось, что меня всего сминают и разрывают изнутри, сопровождались ошеломляющим наслаждением, от которого темнело в глазах. Я мог лишь стонать на грани удушья с каждым толчком и извиваться, больше ничего.
Из-за яростного возбуждения моё тело мне не принадлежало. Поэтому мой член без всякого предупреждения самовольно достиг второго оргазма.
Это было похоже не на оргазм, а скорее на то, как я просто не сдержался. Зато пик наслаждения не обрывался резко, а тянулся длинной нитью, и всё тело без остановки мелко дрожало.
Мои внутренние стенки, которые от оргазма свело судорогой, словно пропустив через себя электрический разряд, безжалостно сжали его член. Моя дырочка, то глотая его до самого основания, то выталкивая, теперь сжалась, как плотно стиснутые губы, крепко вцепившись в него.
Аджосси, видимо, тоже был на пределе. Не выдержав стимуляции от моих стенок и дырочки, он излил в меня горячую жидкость.
Крепко обняв меня, аджосси, вошедший до самого конца, толчками изливал в меня довольно большое количество, пока я не наполнился до краёв. Мои внутренности, и без того горячие, казалось, стали ещё горячее.
Я уткнулся лицом в широкую грудь аджосси и дрожал от жара, который всё ещё не спадал.
Сквозь аромат парфюма и лёгкий запах табака я чувствовал его собственный запах, тот, что исходил только от его тела. Это был мой любимый запах, который можно было уловить только в моменты секса, когда тело было максимально разгорячено.
Глубоко вдыхая его запах, я томно закрыл глаза.
Я не про кошмары, а просто про то, что мне давно ничего не снилось.
Заснуть прямо в офисе после секса, да ещё и видеть сны…
Какой же ты беззаботный, Ли Догом.
Усмехнувшись про себя, я почувствовал, как расплывчатое зрение постепенно проясняется.
Удивительно. И то, что первый за долгое время сон оказался осознанным.
Почти полгода я спал крепким сном без сновидений, поэтому сам факт того, что я вижу сон, казался чудом. Более того, это было осознанное сновидение, в котором я понимал, что сплю, так что этот первый за долгое время сон не мог не показаться мне ещё более интересным.
С другой стороны, я беспокоился.
Осознанные сновидения, которые я видел раньше, за исключением одного, все были кошмарами. Увидев мужчину, который ради меня оказался на грани смерти в окружении бандитов, я, смирившись со всем, выхватил у кого-то пистолет и выстрелил себе в голову. Это был ужасный сон.
Если бы это был просто сон, то и ладно, но головная боль при пробуждении сопровождалась такой чудовищной болью, будто мне и вправду разнесло голову выстрелом. Поэтому и во сне, и после пробуждения для меня это была лишь череда кошмаров.
Однако тот же самый сон, что приснился мне в последний раз, я не мог назвать кошмаром.
Мужчиной, который жертвовал и посвящал себя мне, был аджосси. Тем, кто, взяв меня в заложники, велел аджосси умереть, был Рю Чонхэ из «СН», а тот, кто держал пистолет у моей головы, был мой единственный брат, хён Седжин.
Причина, по которой я называю этот сон не кошмаром, а печальным сном, была лишь одна. И не потому, что расплывчатые до этого сцены вдруг стали предельно чёткими и казались реальностью, и не потому, что после пробуждения не было ужасной головной боли.
Отчаяние от того, что я больше не смогу встретиться с аджосси.
Эта боль была настолько велика и печальна, что я назвал тот сон печальным.
Я надеялся, что сон, который я вижу сейчас, не будет повторением того раза. Лучше бы вернулась та разрывающая голову боль, только бы это был не тот последний печальный сон.
Но, вопреки моим ожиданиям, перед моими глазами раскинулось до боли знакомое пространство.
Как только зрение прояснилось, я нахмурился. Во сне я парил в виде расплывчатой, похожей на дым фигуры, так что не знаю, действительно ли я нахмурился или нет.
Так или иначе, я чувствовал себя отнюдь не радостно.
В том самом сыром подвале, ставшем до боли знакомым из-за кошмаров и печального сна, стоял густой запах крови. Мужчины, сплошь покрытые кровью, лежали на холодном полу и не двигались, словно мёртвые, а повсюду валялось окровавленное тупое оружие.
Будь это реальность, меня бы стошнило. Настолько реалистичной была эта созданная сном сцена. И зрительно, и по запаху - всё было настолько до ужаса живым, что кружилась голова.
Всё, что я видел, - трупы, трупы и снова трупы.
Если бы я не осознавал, что это сон, я бы точно впал в панику.
К счастью, благодаря прошлым кошмарам и опыту прямого столкновения с бандитскими разборками, я в какой-то степени привык к виду ужасающе разбрызганной крови.
И всё же, видеть такое поле трупов мне доводилось впервые.
Спокойно. Это сон. Просто обычный сон, не нужно слишком глубоко об этом думать.
Я успокаивал себя и старался держаться.
Собравшись с духом, я перевёл взгляд и увидел мужчину, стоявшего посреди этого поля трупов.
Естественно, моё внимание переключилось на него. Это был высокий мужчина в чёрном костюме, как и трупы вокруг, но почему-то он выглядел гораздо более растрёпанным и, казалось, был насквозь пропитан кровью.
Словно одержимый, я двинулся к нему. Моя фигура была похожа на расплывчатый дым, но, видимо, всё же имела человеческие очертания, потому что я смутно ощущал, как переставляю ноги, двигаясь вперёд.
Наконец, подойдя достаточно близко, чтобы разглядеть его лицо, я не мог не испытать сильнейший шок.
Мужчина, пропитанный кровью, был не кто иной, как аджосси.
Сжимая в руке стальную трубу, с которой капала кровь, и тяжело дыша, он был в таком ужасном состоянии, что было непонятно, как он вообще держится на ногах.
Аджосси! Аджосси, вы в порядке?!
Я закричал, сам того не осознавая. Но мой голос лишь кружился у меня во рту, не в силах вырваться наружу.
И всё же, с комком в горле, готовый вот-вот расплакаться, я звал аджосси. Хотя я и знал, что всё это - всего лишь сон, я отчаянно кричал, словно это была реальность.
Аджосси так и не услышал мой голос.
Стоявший с таким трудом, словно вот-вот упадёт, аджосси поднял голову. Его глаза, белки которых стали багровыми от крови, медленно осмотрелись вокруг, а затем он уронил стальную трубу и, пошатываясь, побрёл вперёд.
Его шаги по лужам крови казались такими тяжёлыми и мучительными, что было странно, что он ещё не упал. Пока он шёл, его ноги несколько раз подкашивались из-за многочисленных ран на бёдрах и голенях, а из глубокой раны на животе кровь текла ручьём, словно из опрокинутой бутылки с водой. Его вывихнутая левая рука безвольно болталась, и на это было мучительно больно смотреть.
Аджосси! В больницу! Вам нужно в больницу! Вы же так умрёте!
Я давился рыданиями, не в силах проронить ни слезинки. Чудовищный страх того, что аджосси может умереть, мешал мне отличить реальность от сна.
Я шёл за ним по пятам, извергая беззвучные крики, и в этот момент…
Я понял, что находится там, где остановился аджосси.
Перед ним на полу лежал кто-то в одной лишь белоснежной рубашке. Это был труп с ужасной огнестрельной раной в виске и неестественно спокойным выражением лица, с закрытыми глазами.
Мне потребовалось немало времени, чтобы осознать, что это был «Ли Догом».
В тот же миг я вспомнил свой последний печальный сон.
Этот сон был продолжением того печального сна, в котором я выстрелил себе в голову, надеясь, что хотя бы аджосси выживет.
Значит, после этого аджосси… вот так…
В мои уши, пока я был в шоке и не мог ни о чём думать, донёсся плачущий голос аджосси, который рухнул на колени перед «Ли Догомом».
Я впервые слышал, чтобы аджосси плакал так горько. Из-за этого мой растерянный разум немного пришёл в себя.
Аджосси поднял свою единственную целую правую руку и погладил «Ли Догома» по голове. Раз, другой, и с каждым жалостливым поглаживанием из его глаз, словно смывая кровь, капали горячие слёзы.
Аджосси снова и снова повторял, что виноват. Он целовал остывшие губы «Ли Догома», извинялся, снова целовал и снова извинялся. На губах «Ли Догома» остался густой красный след его извинений.
Аджосси выкашлял поразительно большой сгусток крови. Любой бы понял, что это не просто кашель с кровью.
Почему-то, увидев этот сгусток, предвещавший скорую смерть, аджосси посмотрел с облегчением.
Казалось, он рад тому, что скоро умрёт.
Ведь он говорил, что он должно быть, выжил.
Говорил, что благодаря мне благополучно сбежал и долго и счастливо жил.
Почему-то я думал об аджосси в этом сне и о реальном аджосси как об одном и том же человеке.
Так же, как я начал думать о «Ли Догоме» как о самом себе.
Аджосси, обняв «Ли Догома», рухнул навзничь на пол. Лужа крови, вытекшей из «Ли Догома», и тёплая кровь аджосси смешались воедино.
Аджосси неотрывно смотрел на «Ли Догома» глазами, полными всевозможных сожалений. Его дыхание стало заметно слабее.
Я почувствовал, как меня захлестнула волна непреодолимой скорби и обиды.
Я так надеялся, что хотя бы аджосси выживет, но в итоге мы оба оказались в таком положении.
Для меня, который после стольких кошмаров наконец дошёл до этого печального сна, такой финал был абсолютно неприемлем.
В этот момент откуда-то донёсся еле слышный голос.
- Если однажды, спустя долгое время, мы сможем встретиться вновь…
- Тогда… я поставлю на кон всё, что у меня есть, чтобы защитить тебя. …Буду жить ради тебя.
Аджосси передо мной определённо держал губы плотно сжатыми, но казалось, будто его сокровенные мысли превратились в звук и гудели у меня в ушах.
- Больше никогда… я не предам тебя… Никогда…
Услышав его проникновенный голос, я закричал в агонии:
Тогда приди и встреться со мной снова!
В своём туманном обличье я бросился к аджосси.
Если собираешься защищать меня… Если собираешься жить ради меня. Если не собираешься предавать!
Я крепко обнял его, когда он держал «Ли Догома», поцеловал его в голову, пока его дыхание угасало, и взмолился:
Снова… приди ко мне. …Пожалуйста.
До самого пробуждения я несколько раз целовал аджосси, молясь, чтобы он смог прийти ко мне снова.
Неважно когда, но обязательно.
Казалось, вокруг не было ни звука, но внезапно ворвавшийся голос резко вырвал меня из сна. Передо мной было обеспокоенное лицо аджосси, который сидел на диване и держал меня в объятиях.
Аджосси гладил меня по щеке с таким выражением, словно сдерживал боль. Я удивился, почему его прикосновение было влажным, но теперь увидел, что это были мои слёзы.
Растерянно спросил я, и аджосси, обеспокоенно прикусив губу, кивнул.
Я провёл рукой по мокрым глазам. Судя по теплу, это действительно были мои слёзы, которые я лил мгновение назад.
Аджосси взял мою руку, которой я снова и снова тёр глаза, и опустил её. Видимо, ему было больно смотреть на мои покрасневшие, раздражённые глаза, потому что он осторожно, почти щекотно, вытер их кончиками пальцев.
В голосе аджосси слышалось напряжение. Наверное, потому, что он помнил, как долго я мучился от кошмаров.
Когда мы были вместе, всё было хорошо, но стоило аджосси уйти, как мне странным образом обязательно снились кошмары, и я снова испытывал ту ужасную головную боль. Я до сих пор не могу забыть его мучительное выражение лица в те моменты.
Кажется, мне действительно что-то снилось.
Но я совершенно не помнил, что именно.
В тот миг, когда я открыл глаза, услышав зов аджосси, было такое чувство, будто часть моего сознания полностью опустела, словно что-то окончательно разрешилось.
Я долго копался в памяти, пытаясь вспомнить хоть что-то из сна, но, как и ожидалось, ничего не всплывало.
- Наверное, это был просто какой-то бред. Как только открыл глаза, всё тут же забыл.
Услышав мой ответ, аджосси наконец посмотрел на меня с некоторым облегчением.
Какой бы сон это ни был, я подумал, что это огромное счастье, что я его забыл. Для такого человека, как аджосси, который вечно обо мне беспокоится, что пустой сон, что вещий - всё было бы поводом для тревоги.
Сказав ему не волноваться, я попытался подняться.
Но не смог даже толком пошевелиться и снова рухнул в его объятия.
- Ух ты… Я действительно и шагу ступить не могу.
Это была не шутка, я правда не мог двигаться. Поясница, низ живота, дырочка, само собой, да и обе ноги, которыми я дрыгал, закинув их на подлокотники кресла, - всё, казалось, ужасно скрипело.
В кресле аджосси я этим больше заниматься не буду. Ещё один раз - и мой таз с ногами первыми развалятся к чертям.
Я искренне так подумал и пошевелил ноющими ногами. К счастью, аджосси уже аккуратно меня вытер и даже надел на меня брюки. Иначе я бы, наверное, закричал от одной только попытки их натянуть.
Пока я постанывал от непривычной ломоты, аджосси похлопал меня по спине, говоря не напрягаться.
- Можешь и не шевелиться. Я буду носить тебя на руках.
- Но ведь здесь могут быть люди, которые работают сверхурочно.
Его уверенный тон мгновенно напомнил мне о «извращённых предпочтениях», о которых он говорил. Я немного дерзко прищурился и сурово на него посмотрел.
- Неужели… вы же не собираетесь специально носить меня на руках и всем показывать?
Если он будет демонстрировать меня всем, мол, «вот любовник директора У Инхёка», словно выставляя на показ отрубленную голову, я сюда больше ни ногой. То, что мне будет стыдно, - это одно, но я категорически не хотел, чтобы об аджосси пошли странные слухи даже среди обычных сотрудников, а не только среди членов его организации.
- Только попробуйте. Я вам этого не прощу.
К счастью, аджосси, похоже, не собирался делать ничего такого, чего я опасался.
- Пусть фантазии остаются фантазиями. Больше я жадничать не буду.
На его лице было написано удовлетворение, словно он говорил, что ему уже более чем достаточно.
Когда он так сказал, мне даже показалось, что я был слишком категоричен. Ведь он делал это потому, что я ему нравлюсь.
Чувствуя, как кончики ушей слегка горят, я с притворной невозмутимостью почесал щёку.
- Ну… иногда можно и пожадничать. Хоть и до смерти неловко, но такой секс, оказывается, был не так уж и плох.
Сказав это, я подумал, не слишком ли смело это прозвучало.
Как и ожидалось, я почувствовал, как у него внизу всё на мгновение напряглось, упираясь мне в ягодицы. Я нарочно сделал вид, что не заметил, и отвёл взгляд.
За панорамным окном на тёмном фоне уже раскинулся прекрасный ночной пейзаж. Глядя на здание напротив, где даже после захода солнца люди суетливо двигались, я почувствовал себя так, будто смотрю фильм, разворачивающийся прямо перед глазами.
Я смотрел на ночной вид, заполнивший всё поле зрения, и мне почему-то захотелось заговорить с аджосси.
Аджосси поцеловал меня в макушку, словно шёпотом приглашая говорить всё, что угодно. Привычное щекотное чувство и его тепло окутали меня уютом.
- Знаете, я тут на секунду задумался… а что, если бы вы в одиночку вернулись из будущего, чтобы найти меня?
Услышав мои слова, аджосси медленно отстранился. Я не смотрел на него, но почему-то подумал, что сейчас у него, должно быть, очень сложное выражение лица.
Я вспомнил сцены «сразу после регрессии главного героя», о которых слышал от одногуппников, и своевольно представил на его месте аджосси. Представлять себя на этом месте мне не хотелось, потому что это напомнило бы мне о смерти моих родных и приёмных родителей.
Поэтому вместо себя я представил аджосси, который знает так много, словно и вправду вернулся из будущего. Мне пришло в голову, что, как ни странно, эта роль ему бы очень подошла.
Я, представляя, что аджосси вернулся во времени, сказал словно в шутку:
- Раз вы вернулись один, у меня, конечно, не было бы никаких воспоминаний. А если бы вы вернулись во времена до нашей встречи, я бы даже вашего лица не знал.
Сказав это, я почему-то почувствовал к аджосси огромную жалость. От одной только этой мысли на душе стало так тяжело, словно я и вправду столкнулся с ситуацией, где аджосси вернулся в прошлое в одиночку.
Прижав руку к груди, я продолжил свой вопрос аджосси:
- Если бы всё было так… что бы вы почувствовали?
Вам было бы грустно? Или у вас были бы смешанные чувства? А может, на душе было бы так тяжело, что трудно дышать?
Возможно, всё вместе, или, может, вы бы просто негодовали на меня, ничего не помнящего.
Но аджосси дал ответ, которого я совершенно не ожидал.
Я посмотрел на него. Он снова вспоминал какое-то неизвестное мне прошлое и едва заметно улыбался.
- Я бы подумал, что это облегчение… что это настоящее облегчение.
Мне показалось, что его голос на мгновение дрогнул, или это было моё воображение?
Я не до конца понял его ответ. Ведь обычно, как и в дорамах, если один из влюблённых теряет память, другой, само собой, печалится.
Ведь «память» - это не просто информация, а та единственная и неповторимая нить, что связывает двоих, доказательство их существования.
И хотя эта нить исчезла бы, на лице аджосси было написано искреннее облегчение. Словно он и вправду представлял себе момент, когда он в одиночку вернулся в прошлое.
- Даже если бы я вас не помнил?
В тот момент, когда я подумал, что, возможно, был слишком настойчив, аджосси крепко обнял меня и дал свой ответ:
- Потому что тебе больше не пришлось бы жить с болезненными воспоминаниями.
Слова аджосси были довольно загадочными. Они прозвучали так, будто у меня были какие-то очень болезненные воспоминания.
Болезненные воспоминания?.. Он говорит о моих родителях?
Это было странно, но в то же время так похоже на аджосси, который всегда думает только о моём благополучии.
Я обнял его в ответ и застенчиво улыбнулся.
- Я бы хотел, чтобы и вам не было больно.
Не знаю почему, но у меня было предчувствие, что аджосси в тот период, который я не помню, очень страдал. Может, потому что он занимался опасными делами?
- Я хочу, чтобы вы тоже всё забыли, так же, как и я всё забыл.
Не знаю, почему эти слова сорвались с моих губ.
Если им верить, то получалось, будто я уже что-то забыл и просил аджосси сделать то же самое.
Но в тот момент я не осознавал, что не так было в моих словах.
Аджосси на мгновение замер, а потом, как и всегда, бережно прижал меня к себе.
- …Хорошо. Если ты этого хочешь, я так и сделаю.
Его голос, в котором слышалась твёрдая решимость, в тот день показался мне особенно тяжёлым.
Потому что мне показалось, что та мучительная ноша, которую он нёс, начала понемногу рассеиваться.
