Голые чувства. Экстры. Глава 6
- Да. …Да. Не беспокойтесь обо мне, у меня все хорошо. Если что-то болит, сходите в больницу. …Да, увидимся в годовщину. До свидания.
Он повесил трубку. Время разговора, указанное на экране, - 5 минут 57 секунд.
Время разговора, которое никак нельзя было назвать долгим, в некотором смысле означало и дистанцию между собеседниками.
- Ху-ух… - Чон Хён посмотрел на небо и глубоко вздохнул.
Разговоры с отцом всегда оставляли неприятный осадок. И сейчас было так же. Вероятно, это было чувство, возникающее оттого, что он, прекрасно зная, как тот живёт, ничем не мог помочь.
К тому же, ветер был на удивление влажным. Вдалеке виднелись серые тучи. Похоже, как и предсказывал прогноз погоды, с вечера хлынет ливень.
- Пробки, наверное, будут жуткие…
К несчастью, сегодня была пятница. Дождливая пятница… По опыту, в такой день дорога до дома занимала часа два. От одной мысли об этом он почувствовал усталость, и вздох вырвался сам собой.
В этот момент. Клац, - за его спиной раздался тяжелый звук. Так звучала открывающаяся металлическая дверь на крышу. Чон Хён тут же обернулся, и в поле его зрения появился не кто иной, как Кан Тэ Хва.
- А, чёрт, вот ты где. Какого хрена? Почему ты исчезаешь, ничего не сказав? Я тебя, блять, обыскался.
Он начал ворчать, едва увидев Чон Хёна. И тон, и выражение лица были полны раздражения - в духе мужчины, который не терпит отсутствия Чон Хёна. Но Чон Хён знал, что за этим раздражением, которое источал Кан Тэ Хва, на самом деле скрывалась тревога. Казалось, это была своего рода травма, оставшаяся с прошлого года, когда он, ничего не сказав, исчез, и его похитил Ким Кён Джун.
- Прости. Нужно было позвонить. - виновато улыбаясь, оправдался Чон Хён.
Кан Тэ Хва, с его длинными ногами и широким шагом, за пять шагов оказался прямо перед Чон Хёном. И тут же с подозрением спросил:
- И кому это ты звонишь, забравшись на крышу?
Узнав, с кем был разговор, подозрение с лица Кан Тэ Хва тут же исчезло.
Хоть обращение было более чем свойским, тон был донельзя язвительным. Поэтому Чон Хёну слово «тесть» послышалось как «ублюдок». Да и на самом деле он, скорее всего, так и думал. Хоть он и молчал, но неприязнь свою демонстрировал открыто.
- Ага. Вроде бы ничего особенного не случилось.
- Разве то, что он живет в этой лачуге для нищих, само по себе не «особенное»?
Кан Тэ Хва прекрасно знал, где и как живет отец Чон Хёна. Знал не из докладов. Знал, потому что видел своими глазами. От едкого замечания Кан Тэ Хва Чон Хён горько усмехнулся. Честно говоря, выражение «лачуга для нищих» не было совсем уж неверным. Условия, в которых сейчас жил его отец, были настолько ужасны, что даже Чон Хён, увидев их впервые, был ошеломлён.
Внезапно Чон Хён вспомнил их встречу с отцом прошлой осенью.
Место, где жил отец, было хибарой из досок, в которой едва мог поместиться один человек. Но на самом деле это было больше похоже на мусорный бак в форме дома. За это время у него, видимо, развился синдром Плюшкина, и он завалил всё всевозможными вещами. Из-за этого и вонь стояла нешуточная.
И вид отца, находившегося внутри, был таким же. Иными словами, он не сильно отличался от состояния его разгромленного дома. Особенно его маленькая, ссутулившаяся спина, когда он сидел, отвернувшись, - она была еще более жалкой и крошечной, чем на фотографии.
Может, поэтому? Первые слова, произнесенные отцом, были такими ничтожными.
Он сказал это, не удостоив сына, который специально приехал к нему, даже взглядом, так и сидел к нему спиной. Если это было из-за того, что ему не хотелось показывать себя в таком нищенском виде, то его поведение было понятным. Ведь гордости у него всегда было хоть отбавляй.
В любом случае, он был не в том положении, чтобы обижаться на такой холодный прием отца.
Чон Хён ответил не менее холодно и отстранённо.
«Я не пришёл, потому что хотел тебя увидеть. Зная, что ты жив, считал нужным хоть раз увидеться».
Это были искренние слова, а не попытка ранить.
Он не испытывал желания видеть отца, не желал, чтобы всё наладилось, не хотел за ним ухаживать. Отец не пришёл даже на похороны матери. Он не пытался исправить ошибки и испугался последствий. Теперь не осталось ни обиды, ни уважения, ни привязанности.
Но полностью отвернуться было невозможно - ведь это семья.
Чон Хён знал: человек, который дал ему жизнь, кто старался растить его без лишних недостатков, тот, о ком мать заботилась до конца - этому нельзя было отвернуться.
Связь между родителем и ребёнком такова: даже ненавидя, начинаешь жалеть, даже ненавидя, сложно разорвать. Самая крепкая, самая прочная цепь - это родство. Через отца Чон Хён это осознал.
В повседневной холодности просвечивала та самая готовность сказать:
Но в глазах Чон Хёна отец был словно приговорённый к смерти, безвольный настолько, что казалось, он не чувствует ни надежды, ни отчаяния.
Такому отцу у Чон Хёна оставалась лишь одна фраза:
«Мама говорила, что ты ошибался, стараясь для нас. Поэтому, даже если есть обида, прошу - не ненавидь… Она говорила мне это до конца».
Когда он вспомнил слова матери, плечи отца вздрогнули.
«Поэтому я не могу тебя ненавидеть».
Это была едва ли не последняя воля бедной матери. Её хотелось защитить.
«Но я не могу с этим смириться».
Да. Примирение с отцом было невозможно.
Что бы ни случилось, человек, который обманул, - преступник, а тот, кто стал жертвой, - пострадавший. Но отец оказался слабаком, прячась от своей ошибки и не желая её исправлять.
И сколько бы он теперь ни ходил к месту упокоения матери, это не могло стереть его вины за то, что он не был с ней в последний час.
«Поэтому я не могу взять на себя ответственность за тебя. Но...»
Да, только не желал неприятностей.
Он не мог радоваться ужасным условиям, в которых живёт отец.
«Я просто хочу, чтобы ты наконец обрёл покой. Как и я».
Теперь Чон Хён не мучается кошмарами, не желает смерти, не боится наступления завтрашнего дня.
Отец молчал: ни согласия, ни отказа.
Чон Хён и не ждал ответа, он смирился с тишиной.
В последний раз он положил конверт с деньгами и записку с контактами и поднялся.
И лишь когда повернулся, услышал голос, полный сожаления:
Хотя он и не ждал его, но полученные наконец от отца извинения немного развеяли затаённую обиду.
Не нужно было насмехаться или уговаривать.
Так закончилась встреча, спустя пять лет.
- Если уж так невыносимо, забери его сюда. Дом-то один остался, - предложил Кан Тэ Хва, распознав мысли Чон Хёна. Он говорил так и в прошлом году, когда отвозил отца.
Но Чон Хён, как и тогда, твёрдо покачал головой:
Отец даже перезвонил, чтобы сказать, чтобы тот забрал оставленный конверт с деньгами. Если сейчас предложить ему переехать, он наверняка откажется. То, что у него осталась гордость, не позволяющая показывать сыну свой жалкий вид, означало, что у него осталась и совесть, которая не позволит принять помощь. К тому же, он наверняка не захочет покидать место упокоения матери.
- Упрямый, как всегда, - цокнул языком Кан Тэ Хва.
На самом деле, у него не было ни малейшего желания как-то помогать отцу Чон Хёна. Предложение забрать его сюда было сделано, разумеется, только ради Чон Хёна. Потому что тот о нём беспокоился.
По мнению Тэ Хва, отец для Чон Хёна был как заноза. Что-то, что засело где-то и постоянно отвлекало внимание. Ему это не нравилось. Ему не нравилось, что Чон Хён, пусть это и родитель, беспокоится о ком-то, кроме него, и что кто-то другой влияет на жизнь Чон Хёна. Он хотел быть единственным важным человеком для Чон Хёна. Предложение было продиктовано лишь этим желанием; если бы не Чон Хён, ему было бы совершенно наплевать, валялся бы этот старик в мусоре или жрал бы отбросы.
Но раз Чон Хён не хочет, то что поделаешь. Будучи мужчиной, решившим никогда не делать того, что запрещает его возлюбленный, - за исключением ласк, - он не стал настаивать и отступил.
- Но если я так скажу, ты снова начнешь ворчать, так что давай скажем, что я соскучился.
Хоть это и было сказано легко, словно пустая шутка, Чон Хён знал, что это чистая правда. Такое случалось не раз и не два. То, что он внезапно искал его посреди рабочего дня по той же причине, было обычным делом.
Чон Хён, по привычке сделавший холодное лицо, в итоге фыркнул от смеха. Поведение Кан Тэ Хва, которое обычно заставляло его вздыхать, сегодня показалось на удивление приятным. Вероятно, потому, что в последнее время он подозревал, что в их отношениях наступил период застоя. Однако Кан Тэ Хва истолковал этот смех как насмешку и тут же пошёл в наступление.
Лицо Кан Тэ Хва исказилось от изумления. На его лице, словно протестующем «что за бред ты несёшь?», на этот раз с вызовом ответил Чон Хён.
- Почему в шоке? Ты и не такое говоришь. Вечно твердишь, что я красивый или ещё что-то…
- Я говорю это, потому что это правда.
- Давай говорить вещи, которые имеют смысл.
- Мне кажется, это имеет больше смысла, чем то, что ты мне говоришь.
Это была правда. По сравнению с теми бредовыми вещами, которые до сих пор говорил Кан Тэ Хва - вроде того, что даже государство не выставляет напоказ свои национальные достояния, а ты, Мун Чон Хён, почему так запросто показываешь своё лицо; или что цветы рядом с тобой выглядят как сорняки; или зачем искать звёзды на небе, когда они в твоих глазах; или что у тебя такой высокий нос, что двери нужно закрывать осторожно; или что стоит тебе открыть рот, как у него всё встаёт, - по сравнению со всем этим, слово «милый» было совершенно нормальным.
- Ха! - Кан Тэ Хва усмехнулся, глядя на Чон Хёна, который не уступал ни в одном слове.
Чон Хён пожал плечами, словно спрашивая, в чём проблема. Непривычная находчивость в итоге привела к поражению Кан Тэ Хва.
- Ладно. Допустим, сегодня я немного милый. Для меня честь, если ты так считаешь. В общем, не пора ли тебе поехать домой со своим милым парнем?
- Какое «уже»? Осталось всего 30 минут.
Чон Хён быстро проверил часы на запястье. Летом дни были длинными, и было всё ещё светло. Поэтому в это время он часто удивлялся, проверяя время, и сейчас было так же.
- И правда. Но если мы сейчас поедем, разве не попадём в жуткую пробку?
- Когда же пробки тут были пустыми? Если дождь идёт - совсем капец. Или хочешь сразу в офисе заняться делами? Тогда вообще без пробок доберемся, - усмехнулся Кан Тэ Хва.
- Если не хочешь - ну что тут поделаешь. Тогда с таким настроем потихоньку двинем.
С этими словами он кивнул в сторону двери и первым пошёл, а Чон Хён последовал за ним. Однако они прошли всего пару шагов, как Чон Хён остановился. Внезапно в его голове возникла мысль.
Поддавшись порыву, он остановил Кан Тэ Хва. Тот, собирающийся открыть дверь на крышу, замер и посмотрел на него. Чон Хён рассказал вслух то, что думал:
- Забудь про офис, давай лучше выпьем по стаканчику.
Кусок сочного мяса лёг на решётку, и тут же зазвучало аппетитное шипение. Чон Хён с обеспокоенным видом смотрел на мясо.
Кан Тэ Хва, наблюдавший за ним, прислонился одной рукой к спинке стула и насмешливо произнёс:
- Почему такое кислое лицо перед очень дорогим мясом?
В этом-то и была проблема. В цене.
Цены на мясо, которые он увидел, как только сел и открыл меню, были поистине такими, что душа уходила в пятки. Даже для категории two plus цена кусалась. Он уже начал жалеть о своём смелом заявлении, что раз уж он первый предложил выпить, то сегодня платит он.
Словно прочитав мысли Чон Хёна, Кан Тэ Хва криво усмехнулся.
- Вау, охренеть, как аппетитно. Дожил... жру говядину на деньги Мун Чон Хёна-щи. Да это такая честь, я даже не знаю, смогу ли в рот-то взять.
От этой не просто игривой, а язвительной интонации у Чон Хёна дёрнулся глаз. Изначально он собирался пойти в то недорогое заведение рядом с офисом, которое посоветовал Ки Чхоль, но Кан Тэ Хва упёрся, и в итоге они пришли сюда. И теперь, глядя на выражение его лица, у Чон Хёна зародилось подозрение, что тот нарочно затащил его в такое дорогое место.
Бросив на Кан Тэ Хва недовольный взгляд, Чон Хён тяжело вздохнул. Ну а что теперь поделаешь, раз еду уже принесли? Придётся есть. Да, очень дорого, но не до такой степени, чтобы он не мог заплатить. К тому же, если учесть, что до сих пор почти все расходы на жизнь, включая еду вне дома, не говоря уже о строящемся доме, оплачивались из кошелька Кан Тэ Хва, то цена за это мясо была сущим пустяком. Платить с легким сердцем было трудно, но жалеть об этих деньгах не стоило.
- Ладно, ешь побольше. Раз уж я плачу, пусть деньги не пропадут зря.
Стараясь стряхнуть с себя бремя расходов, Чон Хён подцепил палочками жарящийся кусок мяса. Он собирался его перевернуть, но Кан Тэ Хва тут же отбил его руку щипцами, которые держал.
- Эй, не трогай без разрешения.
- Да я боюсь, что оно подгорит.
- Я сам всё сделаю. Ты даже жарить толком не умеешь, так что не высовывайся, а просто ешь то, что тебе дают.
- Впервые от тебя слышу, что я не умею жарить мясо.
- Что ж, теперь будешь знать. И раз уж на то пошло, скажу: наш Мун Чон Хён-щи и посуду мыть не умеет, и убираться не умеет. А чеснок чистить - и подавно.
- ...Я что, настолько никчёмный человек?
- Опять мои слова перевираешь. Кто назвал тебя никчёмным? Блять, ты выглядишь так, что тебя и из выгребной ямы за деньги бы забрали, так почему ты себя так неадекватно оцениваешь? Или ты специально напрашиваешься, чтобы я сказал, какой ты, сука, красивый?
Чон Хён, всё ещё не в силах переварить возмутительные тирады Кан Тэ Хва, поспешно сдался. Кан Тэ Хва презрительно фыркнул и замолчал. Если бы Чон Хён его не прервал, он бы на этом не остановился.
Вскоре Кан Тэ Хва положил идеально прожаренный кусок мяса на тарелку Чон Хёна. Зная, что тот всё равно не станет слушать, если предложить ему поесть первому, Чон Хён поблагодарил и отправил мясо в рот. Что и говорить, дорогое мясо было восхитительным.
Дальше они ели почти без разговоров.
Примерно тогда, когда мясо, поданное на большом блюде, закончилось, а первая бутылка соджу была опустошена.
- Кстати, с чего это вдруг? - начал разговор Кан Тэ Хва, открывая вторую бутылку соджу.
Он не то что не предлагал - Мун Чон Хён, наоборот, старался избегать выпивки. Дело было не в том, что он не любил алкоголь, а в том, что ему не нравилось пьянеть. Иногда он поддавался на уговоры Кан Тэ Хва и пригублял, но сам никогда не был инициатором.
- Просто... сегодня было такое настроение - захотелось выпить с тобой.
- Удивительно. Впрочем, я только рад.
Чон Хёну это не нравилось, но Кан Тэ Хва, наоборот, очень даже любил Чон Хёна в подпитии. Видимо, под действием алкоголя тот становился более раскованным, чем обычно, и в этом была своя прелесть... Как и сейчас. Слегка покрасневшие щёки выглядели так аппетитно, что, сиди он рядом, Кан Тэ Хва мог бы, не удержавшись, прильнуть к ним языком.
Кан Тэ Хва, ощущая ноющую тяжесть внизу живота, наполнил рюмку. Ему нужна была не выпивка, а плоть Чон Хёна, но он сдержался, прекрасно зная, что любая попытка прикоснуться без спроса будет встречена ледяным взглядом и колкими упрёками.
- И ещё, я хотел кое-что сказать.
От этой темы, внезапно поднятой Чон Хёном, Кан Тэ Хва, державший рюмку, вздрогнул. Заметив его мимолётное, но нескрываемое волнение, Чон Хён добавил вопрос:
Когда же? Сознание Кан Тэ Хва вернулось к тому моменту, когда ему приснился первый кошмар. Точной даты он не помнил, но примерное время назвать мог.
Человек, которому редко снятся сны, вдруг начинает так долго мучиться от кошмаров? Как ни крути, это было странно. Чон Хён был уверен, что этому должен был быть какой-то толчок, и начал настойчиво расспрашивать. Такой интерес был Кан Тэ Хва не по душе.
Кан Тэ Хва нахмурился и уже собирался отделаться небрежным ответом, как вдруг...
«Ты что, знал и потому так поступил?»
Внезапно в сознании всплыл до боли знакомый голос. Голос директора Чхве. И точно, ровно месяц назад, в начале июля, директор Чхве нагрянул без предупреждения. Под вполне благовидным предлогом.
«Раз я с твоей помощью в плюсе остался, надо ж и благодарность проявить, а? Так ведь по-людски будет, нет?»
Это был тот самый директор Чхве, который поглотил все силы Ким Кён Джуна, оставшиеся не у дел после устранения их босса. После падения конкурента его реальный статус в иерархии вырос, и теперь директор Чхве, без сомнения, был одной из ключевых фигур в «Сонджин». И никто не мог отрицать, что Кан Тэ Хва сыграл в этом не последнюю роль. Директор Чхве, с характерной для бандита чёткостью в расчётах, не забыл об услуге и щедро отблагодарил Кан Тэ Хва за помощь.
«Благодарность», подготовленная директором Чхве, представляла собой две большие коробки, доверху набитые купюрами по 50 000 вон. Кан Тэ Хва ничего не просил, но решил, что нет причин отказываться от того, что дают, и без лишних слов принял деньги. И в процессе разговора, само собой, всплыла история с Ким Кён Джуном.
«В итоге всё обошлось, и слава богу, но, честно говоря, когда та заварушка в отеле накрылась, я знатно струхнул. А ну, теперь выкладывай. Какого хрена ты тогда так поступил? Ты что, знал и потому так поступил? Знал, что Ким Кён Джун наёмников подослал, и потому свалил?»
Сказать, что знал, или что не знал? Когда он выезжал, он и правда не знал. А когда развернул машину, то узнал - благодаря Чон Хёну. Вот только он не поверил. Если бы Чон Хён не причинил себе вред, он бы счёл это бредом и всё равно поехал бы в отель.
Приняв молчание Кан Тэ Хва за согласие, директор Чхве цокнул языком.
«Эх ты, паршивец. Раз знал, так надо было и мне шепнуть. Ты хоть знаешь, сколько ножей словил и как сдох тот пацан, которого я вместо тебя послал? Я как вспомню, до сих пор на душе тошно, понимаешь?»
Боец, которого директор Чхве в спешке отправил на замену, был убит ножами тех, кто устроил засаду в подвале. Говорят, состояние тела было настолько ужасным, что даже управляющий Чхве, повидавший на своем веку всякое, не смог на это смотреть. Кан Тэ Хва не мог отрицать, что такой конец мог ожидать и его.
Может, поэтому? Разговор с директором Чхве заставил его снова и снова перебирать в уме странные слова Чон Хёна, о которых он уже успел забыть.
«А что, если на самом деле ты насиловал меня, ломал, держал взаперти и осквернял... И поэтому я до самого конца отвергал и презирал тебя... А потом ты умер первым, и я, не выдержав, последовал за тобой...»
Вот что почувствовал Кан Тэ Хва, когда впервые услышал эти слова. И даже сейчас, вспоминая их, его мнение не изменилось. Да и как такое вообще возможно? Его и любить-то мало, а тут говорят, он его держал взаперти, насиловал, ломал? А потом умер? Да скажи это даже самый известный и могущественный шаман, он бы велел ему заткнуться.
Проблема была в том, что это сказал Чон Хён, который никогда не нёс чуши, и при этом даже дошёл до самоистязания. Поэтому полностью проигнорировать его слова было невозможно. Потом Чон Хён больше не поднимал эту тему, и со временем она забылась, но вопрос, повисший в воздухе, так и остался нерешённым, затаившись в уголке сознания. И вот разговор с директором Чхве словно снова поджёг фитиль.
Жертва изменилась, но инцидент в отеле произошёл в точности так, как сказал Чон Хён. Это придало его словам определённый вес. А значит, была вероятность, хоть и ничтожная, что и остальные его слова могли оказаться правдой.
Когда мысли зашли так далеко, Кан Тэ Хва всерьёз задался вопросом.
Неужели прошлая жизнь действительно существует?
И если да, то неужели я и вправду сделал такое с Чон Хёном?
Возможно, именно это сомнение и стало спусковым крючком для кошмаров. Ведь они начались именно с того момента. Словно хотели дать ему ответ на то, что его так мучило.
Голос Чон Хёна вывел его из внезапной задумчивости. Вернувшись в реальность, Кан Тэ Хва моргнул. Перед его глазами появилось обеспокоенное лицо.
- Всё-таки что-то случилось, да? - почувствовав неладное, настойчиво допытывался Чон Хён.
Кан Тэ Хва с неприятным чувством неохотно ответил:
- ...Нет. Не то чтобы случилось... Просто я встретился кое с кем.
Чон Хён знал, что директор Чхве приходил. Он даже лично с ним поздоровался.
«Боже. Я-то думал, с чего это он так из-за какого-то мужика с ума сходит, а теперь, как увидел, понимаю. И чего у него вид такой, будто вся жизнь - сплошная мука?» - такой была реакция директора Чхве, когда он впервые увидел Чон Хёна, о котором столько слышал.
Чон Хён вспомнил, как директор Чхве, назвавшись знакомым директора одного успешного агентства, дал ему свою визитку со словами «если надумаешь, звони», и удивлённо спросил:
- Да так, потрепался немного насчёт той заварушки с ублюдком Ким Кён Джуном.
При упоминании имени Ким Кён Джуна лицо Чон Хёна похолодело. Учитывая всё, что ему пришлось пережить, такая реакция была неизбежной.
Тц. Кан Тэ Хва недовольно цокнул языком. Хоть он и разделался с этим ублюдком по полной, настроение каждый раз становилось дерьмовым, когда он видел шрамы, оставленные им на душе Чон Хёна.
- Ничего особенного. Но, похоже, кошмары начались именно с того времени.
Чон Хён медленно кивнул. Его лицо стало ещё серьёзнее.
- Да чего ты так паришься? Содержание, конечно, дерьмовое, но это всего лишь сон. Ничего особенного, так что просто забей, - сказал Кан Тэ Хва, пытаясь разрядить обстановку лёгким тоном. Однако выражение лица Чон Хёна не смягчилось.
- Уверен, что ничего особенного?
- Да что такого может быть в каком-то сне?
- Для меня это было кое-что особенное, - вздохнул Чон Хён, который когда-то каждую ночь мучился кошмарами.
И Кан Тэ Хва, много раз видевший его таким, не смог возразить и замолчал.
Разговор прервался, и повисла тяжёлая тишина. Каждый из них погрузился в свои мысли, разделяя это молчание. Единственным живым звуком в этой тишине было шипение кусочков мяса на решётке.
- А что, если... - к счастью, молчание длилось недолго, и Кан Тэ Хва нарушил его.
- Там я тоже вытворял всякую дичь?
«Там» - он имел в виду кошмары, которые мучили Чон Хёна.
Поняв его, Чон Хён горько улыбнулся и ответил:
Конечно, не во всех кошмарах Чон Хёна главным мучителем был Кан Тэ Хва. Иногда это был Ким Кён Джун, иногда - преследовавшие его бандиты, иногда - отец, иногда - покойная мать, а иногда - просто сама ситуация. Но если судить по частоте, то доля Кан Тэ Хва была особенно велика.
Кан Тэ Хва, втайне надеявшийся на отрицание, нахмурился и цокнул языком от ответа Чон Хёна. Но даже если бы Чон Хён сказал «нет», он бы не поверил.
Кошмары, которые для Чон Хёна были скорее воспоминаниями, чем иллюзиями, были своего рода петлёй, сковывающей разум, и шрамом. Но теперь от них остался лишь слабый след. Потому что в какой-то момент они исчезли. В этом году он ни разу с ними не сталкивался.
Тогда почему они вдруг исчезли? Причина была очевидна. Потому что он обрёл покой. В этой настоящей жизни с Кан Тэ Хва.
- Зато был случай, когда я встретил другого тебя.
Да, кошмары исчезли. Кан Тэ Хва из прошлой жизни, который его мучил, больше не появлялся.
Но однажды он увидел Кан Тэ Хва, которого не знал.
Кан Тэ Хва, не понявший выражения «другого тебя», посмотрел на него с недоумением. Чон Хён, вспоминая смутные образы из сна, с улыбкой в голосе произнёс:
- Ты был гораздо моложе, чем сейчас. Стоял в спортивном костюме перед моим университетом. Я подошёл и спросил, что ты здесь делаешь, а ты сказал, что проголодался после тренировки, и попросил меня купить тебе поесть.
Это был двадцатилетний Кан Тэ Хва, которого он никогда не встречал. Кан Тэ Хва, который не потерял своё будущее из-за него, который шаг за шагом шёл к своей мечте стать боксёром. И Чон Хён, встретивший такого Кан Тэ Хва, был таким же.
- И мы пошли поесть. Мясо было не таким дорогим, как сейчас, но ты ел с аппетитом. И выпил немало. А, ещё мы разговаривали.
«Что ты мне сделаешь, если я выиграю в этот раз?»
«А я обязательно должен что-то делать?»
«То есть не сделаешь? Ну ты и жмот, пиздец. Блять, вся мотивация пропала».
«Да чего ты вообще хочешь-то?»
«Приготовишь мне ужин в сексуальном белье?»
«Не нравится? Тогда как насчёт того, чтобы сесть мне на лицо? Голым, разумеется».
«Просто что? Что я конченый извращенец? Что я просто прелесть? Что ты меня пиздец как любишь?»
- Мы весело болтали... Словно с нами никогда не случалось ничего плохого.
Не теряя мечты, идя к будущему, поддерживая друг друга, подставляя плечо, когда это необходимо.
Повседневность, которой не было ни у Чон Хёна, ни у Кан Тэ Хва. Повседневность, похожая на сказку.
Этот сказочный сон, из-за которого ему впервые было жаль просыпаться, был таким светлым и ослепительно ярким.
- Наверное, поэтому. Мне вдруг пришла в голову мысль. А что, если бы... когда я умер, я вернулся бы в ещё более далёкое прошлое...
Если бы он вернулся не в 1 января 2009 года, а ещё дальше - во времена старшей школы, когда ни с ним, ни с Кан Тэ Хва ещё ничего не случилось. И если бы так они смогли избежать несчастья и сберечь мечты друг друга.
- Может, тогда всё было бы лучше, чем сейчас?
Жизнь, в которой Кан Тэ Хва - боксёр, а он сам - пианист, и они вместе идут к светлому будущему. Жизнь, в которой они не оставили друг на друге ни единого шрама. Это ослепительное будущее могло бы стать не мечтой, а реальностью.
Но реальность была здесь. Не боксёр, а ростовщик с бандитским прошлым. Не пианист, а погрязший в долгах офисный работник. И не закусочная у университета, а ресторанчик в городе, пропитанном морским ветром.
- ...Ты жалеешь, что всё вышло не так?
- М-м-м… жалел. Но лишь на мгновение.
Нельзя сказать, что он совсем не тосковал по пианино. Как он мог не интересоваться, каким бы был его возлюбленный в боксёрских перчатках? И как он мог не жалеть о будущем, в котором они, возможно, получали бы не косые взгляды, а овации.
- Но на этом всё. Лишь мимолётное сожаление.
Да, всё, что осталось - лишь лёгкое сожаление. Не было обиды и зависти.
- Потому что даже сейчас у меня есть все, что нужно.
Причина, по которой он смог оставить это несбывшееся будущее лишь приятным мимолётным воображением. Это - его нынешняя жизнь. Пусть это и жизнь, на которой осталось много шрамов, ему её достаточно. Потому что даже эти шрамы он теперь мог считать фундаментом для счастья.
- Я спросил себя: если бы мне снова выпал такой шанс, если бы я мог начать всё заново с того момента, с какого захочу, и прожить другую жизнь, - прыгнул бы я снова в море?
И ответ на этот вопрос пришёл без малейших колебаний.
И не потому, что он боится смерти. А потому, что здесь, эта реальность, стала для него драгоценной. Потому что Кан Тэ Хва, который сейчас был перед ним, и его собственное отражение в глазах Кан Тэ Хва - тоже были достаточно ослепительны. И поэтому он хотел это защитить.
- Я хочу жить здесь и сейчас, с тобой - долго-долго.
После такого решения сожаления о другой жизни и мысли о ней исчезли. Он больше не видел подобных снов.
И не только это. Наконец разрешился и вопрос, почему это было именно 1 января 2009 года. Наверное, потому, что он хотел понять. Наверное, потому, что он хотел полюбить. Полюбить того Кан Тэ Хва, который, по его словам, пожертвовал своим будущим ради него.
- А ты? Если бы мог вернуться далеко в прошлое - вернулся бы?
Кан Тэ Хва сразу же ответил без колебаний:
Хотя он не видел в этом возможности, даже если бы это было реально, всё равно ответ был бы таким же. Он не хотел терять эту жизнь - по той же причине, что и Чон Хён.
Ответ не обманул его ожиданий, и на губах Чон Хёна появилась улыбка облегчения.
- Так что, Тэ Хва-я, давай жить, глядя только на настоящее. Не стоит заглядывать в прошлое, которого не случилось, или в будущее, которое не сбылось.
Хоть он и не слышал всего отчётливо, Чон Хён понял, о чём кошмары Кан Тэ Хва. Он догадывался об этом с самого начала, когда впервые услышал о кошмарах, а сегодня под утро, услышав слово «лодыжка», произнесённое во сне, он окончательно в этом убедился.
- Твои кошмары - это всего лишь иллюзия.
Это то, что не происходило в этой жизни. То, что не реально - ложь. Следовательно, кошмары Кан Тэ Хва - это действительно иллюзия. Даже если для Чон Хёна это воспоминания.
Честно говоря, порой было обидно, что Кан Тэ Хва не знал о том, что ему пришлось пережить. Но даже это чувство обиды теперь исчезло. Оно было не нужно для их будущей жизни. И он больше не хотел поддаваться влиянию ненужных эмоций.
Вот почему он не упоминал о воспоминаниях из прошлой жизни с прошлого лета. Хотя была и другая причина: он знал, что Кан Тэ Хва всё равно бы не поверил, даже если бы он говорил от всего сердца.
В любом случае, важно было вот что:
- Ты в снах - это не ты в реальности.
Нынешний Кан Тэ Хва и Кан Тэ Хва из прошлой жизни - разные.
- Тот, кого я люблю, - это ты, который здесь.
Реален тот Кан Тэ Хва, который не причинял ему вреда.
То, что жизнь вместе с этим Кан Тэ Хва - это и есть реальность.
Это был вывод Чон Хёна, который, пережив смерть и вернувшись, преодолел мучительное прошлое и жил настоящим. И он хотел, чтобы Кан Тэ Хва тоже это понял.
Кан Тэ Хва, который молча слушал слова Чон Хёна с невозмутимым лицом, в какой-то момент издал лёгкий смешок, похожий на вздох. Затем он скрестил руки на груди и с улыбкой в голосе сказал:
- Что за литературные речи? Я подумал, ты стихи читаешь. Я так растрогался, что чуть не кончил. У меня и так хуй дрожит, а ты еще и сердце заставляешь трепетать, что мне делать-то?
Шутливый тон мгновенно разрядил серьёзную атмосферу. Чон Хён тоже подыграл ему:
- Сделал бы - я бы бросил тебя и один ушёл домой.
- С какой это стати ты решаешь, куда тебе идти? Может, мне и вправду тебя запереть?
- Если будешь запирать, то запирай в том доме, куда мы переедем. А не в этом.
- О, правда? Правда можно запереть?
- Ай, чёрт, зачем сначала давать, а потом отбирать? Что-то ты слишком легко от своих слов отказываешься. Думаешь, раз красивый, то всё можно? Я что, по-твоему, совсем ручной стал?
- А это не ты ли считаешь меня ручным? С чего ты вообще так дерзко со мной разговариваешь?
- Ни с чего, просто я родился без капли вежливости. Что, не нравится?
- Блять, как ты ранишь чувства? Нет, так не пойдёт, надо тебя и вправду запереть и трахать каждый день.
- Попробуй. Посмотрим, что будет.
- Ух, сейчас от страха обоссусь. И как же ты меня накажешь? А? Нет, знаешь, я согласен. Давай, накажи меня как следует. Вау, блять. Я уже в предвкушении.
Запах жареного мяса. Резкий запах алкоголя. Пошловатые шутки и весёлый смех. И сквозящая во всём этом любовь друг к другу. Текло умиротворённое время, в котором все составляющие их настоящего гармонично сплетались воедино.
Повторяющееся и потому скучное, но привычное и потому спокойное, и благодаря тому, что они вместе, - радостное. Они вновь осознали, что именно в этом и заключается повседневность.
