Seayard. Глава 73
Унхи тыльной стороной ладони грубо вытер измазанный в молоке рот. Белая жидкость размазалась по нежному пушку на его щеках.
- Там написано что-то странное?
Оставшееся белое молоко поймало свет и замерцало. Лицо у него было прелестное, как у кролика, намочившего свои усики.
Тула тупо уставился на него, словно его ударили молотком по затылку. Казалось, череп треснул, и из него вытекает мозг. На Филиппинах едят даже кроликов. С них сдирали белую шкурку, насаживали на вертел и продавали. Как-то раз Унхи увидел такое на рынке и пришёл в ужас.
Но при виде этого лица у него потекли слюнки, и он подумал, что всё-таки он настоящий филиппинец. Что за красота. Смех сам собой вырывался наружу. Словно ублюдок, надышавшийся веселящим газом из шарика. Словно сопляк, нанюхавшийся дешёвого клея.
Экзотическая речь, слетавшая с его губ, околдовывала слух. Он был в восторге от глаз Унхи, сияющих чистотой, словно волны, но тут его взгляд приковало ожерелье на его тонкой белой шее.
…Это грёбаное, блядское ожерелье!
Хотелось немедленно сорвать его с Унхи. И даже разгрызть его в порошок было бы мало, но, как ни странно, красноватый камень на белой коже Унхи испускал какое-то дьявольское красное сияние.
Говорят, что драгоценные камни сами выбирают себе хозяина. В памяти само собой всплыло лицо его прошлого владельца, директора Ки, державшего этот камень в руке. И ярко-красная жилка, яростно пульсировавшая над его улыбающимися губами. И взгляд, полный безумия, которым он пожирал Унхи.
В тот же миг по шее Тулы пробежали мурашки.
Леденящий холод пробрал его до костей. При виде него на ум неизбежно приходил филиппинский демон. Асванг. Монстр, что носит человеческое обличье, но при этом высасывает людские внутренности и кровь.
Он провёл ладонями по рукам, сгоняя мурашки, и тут - бах! - дверца холодильника с силой захлопнулась. Это сделал Унхи.
- Обычно ты треплешься без умолку. Ты что, спишь? Стоя спишь?
Унхи, которого несколько раз проигнорировали, повысил голос. У него был вспыльчивый и нетерпеливый характер, поэтому он рявкнул, но Тула, неизвестно чему радуясь, улыбнулся до ушей и сказал:
[Хозяин этого дома приедет через две, две недели.]
Кто-то точно приедет, но ничего не случится. Я вытащу тебя отсюда, Ун. Я должен тебя защитить, во что бы то ни стало.
Режиссёр Хван нажрался, как свинья, и уснул, обнимая банку консервированной ветчины словно горшочек с мёдом и громко храпя. А Унхи вошёл в ванную.
По правде говоря, это место и ванной-то назвать было стыдно. Вся синяя плитка была разбита, не было даже душевой лейки. Приходилось просто стоять под потоком воды, который с грохотом обрушивался прямо с потолка, словно удар молнии.
Но и это было хоть что-то. Для Унхи это место было пятизвёздочным отелем, люксом и рестораном омакасе.
(Прим.: Омакасе - японская традиция, при которой гость ресторана полностью доверяет выбор блюд шеф-повару. В переводе с японского языка «омакасе» означает «полагаюсь на вас», «на ваше усмотрение».)
Ш-ш-ш, хлынул прохладный поток воды. Сколько же он не видел ванной. Ха, блять. Блага цивилизации - это и правда охуенно.
На шампуне и геле для душа была нацарапана какая-то херня на английском, поэтому он просто схватил кусок мыла и начал тереть им башку. Шорк-шорк, он грубо тёр, как пятидесятилетний мужик моет спину, и стонал от удовольствия: «Кха-а». Он был доволен, как рабочий, откручивающий красную крышку соджу после тяжёлого дня.
Было так свежо, что по спине побежали мурашки. Он вовсю наслаждался душем, как вдруг у него похолодело в затылке. Потому что он почувствовал чьё-то чужое дыхание. Он резко повернул голову. Как и ожидалось, за занавеской для душа мелькал чёрный силуэт.
- Сдохнешь, ублюдок. У меня в руках кирпич.
На случай, если тот не понял, он разбил кирпичом оконное стекло. С громким звоном посыпались осколки. От такой внушительной угрозы кто-то вскрикнул и поспешно сбежал.
- Псих, всё никак не угомонится.
Как и ожидалось, это был Тула. Унхи хмыкнул и смыл мыльную пену. Между его белыми пальцами ног скопилась вода. Хлюп-хлюп, и вот она уже доходит до щиколоток.
Он наконец проверил слив и чуть не выплюнул сердце.
Даже Унхи, которого редко чем-то можно было удивить, подскочил от неожиданности. Блять, он уж подумал, что какой-то призрак высунул башку, а это оказался просто чёрный ком волос.
Обычный человек на его месте давно бы уже с визгом убежал. Но Унхи лишь несколько раз цокнул языком. Словно ничего особенного не произошло, он продолжил вытираться.
Через мгновение Унхи вышел из ванной, похлопывая полотенцем по телу, чтобы вытереть воду. Свет отражался от его белой кожи, придавая ей гладкий блеск. Он перекинул полотенце через плечо. Его влажные волосы свисали, а красные губы соблазнительно блестели. Он порылся в шкафу и натянул на себя штаны.
Блестящие боксёрские шорты свободно висели на его тазовых косточках.
Он достал из холодильника банку пива и со щелчком открыл её. Промочить горло прохладным пивом было просто восхитительно. Стирая белую пену, стекавшую по его гладкой груди, он огляделся по сторонам.
…И кто, чёрт возьми, здесь живёт?
И для чего это место вообще предназначалось - непонятно. Грязно, как на свалке, и полно всевозможных ножей. Лезвия все как на подбор длинные и острые. Повсюду виднелись въевшиеся багровые пятна крови, и, надо признать, поначалу он знатно перепугался.
Вроде не человеческая, может, рыбу для сашими разделывали? Или сдирали крокодиловую кожу?
К тому же тут была целая куча каких-то бочек. Снаружи что-то написано, но что именно - хрен разберёшь. Спросил у Тулы, а тот только головой мотает. Говорит, вроде тагальский, но значения он не знает. Недоумок.
Тут и какие-то армейские ботинки валяются, и стопки порножурналов, и горы окурков, и шлёпанцы всех размеров. Похоже, этим местом пользовалось довольно много народу.
- Может, это место для отставных военных?
Да какая, в общем-то, разница. Кто бы то ни был, сказали же, что приедут через две недели, так что можно будет попросить о помощи.
Теперь ему нечего было бояться или дёргаться. Человек становится жалким, когда у него нет ни силы, ни денег. А у их компании и сила была, да ещё и внезапно разбогатели, разве нет?
Унхи неосознанно коснулся шеи. Кончики пальцев ощутили холод. Он вздрогнул и отдёрнул руку.
Опять. Опять внезапно вспомнил того мужчину. Мужчину, которого он бросил, на которого даже не обернулся, когда тот в отчаянии кричал ему, чтобы он вернулся. Непонятно, почему он так, словно удар молнии, врывается в его мысли.
Какого чёрта он думает о нём даже здесь? С ума сошёл, что ли. Думай о хорошем, только о хорошем.
Унхи аккуратно снял свои берцы и прыгнул на кровать. Он никогда не залезал на кровать в обуви. Таких уродов надо было бить кулаками. Так поступают только желтоволосые ублюдки, которые о конфуцианстве и не слышали. Поведение сукиных детей.
Дешёвый матрас, не выдержав веса Унхи, жалобно промялся. Унхи удобно устроился на животе и беззаботно расслабил всё тело.
Сколько же времени прошло с тех пор, как он в последний раз чувствовал такое умиротворение…
Живот полон, тело чистое и свежее после душа, спина в тепле - настроение было на высоте. Посередине его твёрдой, гладкой и белой спины соблазнительно пролегала глубокая ложбинка позвоночника.
Я же сбежал от директора Ки, этого дьявола во плоти, так о чём мне ещё беспокоиться? Всё это пустые страхи, просто пустые страхи. Всё хорошо, просто отлично… Вот ради этого я и сбежал.
Напряжение отступило, и тело обмякло в приятной истоме. Веки начали медленно опускаться. Пересечь море было не так-то просто. Мгновение спустя его кулак бессильно упал вниз. Тихое, ровное посапывание становилось всё глубже. Кирпич, положенный у изголовья, словно телохранитель, охранял Унхи.
В тёмной комнате сквозь маленькое окошко в старой стене пробивался лунный свет. Он освещал щёку спящего Унхи.
Вскоре вдалеке замерцал огонёк. Это мигал свет маяка.
(Прим.: короче, я пыталась это расшифровать, но у меня получилась какая-то фигня. Можете попробовать, может у вас что-нибудь получится) Автор не дала расшифровки. Получается, что-то такое: DOLA? OA, DOLAÑOA - непереводимое, 도라노아 — это тоже. Но что-то мне кажется, это послание для Тулы. Ну или, может, для тех кто в засаде сидит? Или директор Ки все еще сидит там и послания отправляет? Вот автор, конечно, могла бы и расшифровку написать).)
Белое лицо Унхи на мгновение озарилось светом, а затем снова погрузилось во тьму.
Свет слепил глаза, и Унхи натянул на себя одеяло. Он накрылся до самого носа и отвернулся. И после этого окончательно провалился в сон. Так и не увидев танца света.
Так постепенно наступило утро. В пламенеющем алом небе свет маяка уже померк, а Унхи, сладко зевнув, сложил одеяло и встал.
Он почесал рукой затылок. Все мучительные мысли он уже стряхнул с себя. Теперь его голова была полна лишь приятных и «вкусных» раздумий.
Что бы достать из холодильника и съесть?
За спиной Унхи, лениво поднявшегося с кровати, мерцал тусклый огонёк.
Он преследовал Унхи, словно луна, которая видна отовсюду, - навязчиво, до болезненности.
На кофеёк: 5469070012308728 (сбер)
Boosty