Поцелуй на поле. Глава 38
Ночной ветер проносился над полем, касаясь лица Чахёна. Стадион, все четыре яруса которого были плотно забиты болельщиками, беспрерывно скандировал кричалки в поддержку ФК Винчестер. Музыка, гремящая из огромных динамиков, сливалась с рёвом толпы, волны которой вздымались при каждом движении игроков. Казалось, этот огромный купол стал отдельным миром.
Сегодня стадион был полон поддержки и благосклонности, направленных исключительно на ФК Винчестер. Все песни, звучавшие вокруг, были хорошо знакомы игрокам Винчестера, как и имена, которые выкрикивали фанаты. Атмосфера разительно отличалась от той, что была на первом матче в Нидерландах.
Возможно, из-за того, что играли на выезде, или же боевой дух ФК Вильядевальт был сломлен, их агрессия заметно поутихла по сравнению с первым матчем. Они словно сдулись. Неделю назад они готовы были разорвать на части любого, особенно Юна Чахёна, а теперь их поведение изменилось на 180 градусов.
В итоге они смогли нанести Юн Чахёну всего лишь несколько синяков и глубокое раздражение. Учитывая, сколько внимания Джуд уделял этому беспокойству, результат был весьма разочаровывающим. Смешавшись с игроками противника, Чахён наблюдал, как мяч перемещался через среднюю линию поля.
Направление мяча постоянно менялось, но до передней линии, где находился Чахён, он почти не доходил. Медленно передвигаясь по полю, экономя силы, Чахён невольно искал глазами Мишу. После того, как тот забил гол в первом матче, доказав свою ценность, он прочно обосновался в стартовом составе.
И его мастерство никуда не делось. Он умело отходил назад, а затем снова выходил вперед, ведя команду и контролируя мяч. Его движения были по-прежнему безупречны. Он был полон энергии. Единственное, что беспокоило Чахёна, - это выражение лица Миши.
Миша был мрачнее тучи. Он сердито следил за мячом и время от времени встречался взглядом с Чахёном. Несмотря на расстояние, Чахён понимал, о чем он думает. С момента их встречи в раздевалке мысли Чахёна были заняты только этим.
Он помнил острый взгляд Миши, которым тот смотрел на него и Кейхилла, и то, как он резко развернулся и ушел, стиснув зубы.
Эти воспоминания постоянно отвлекали его. С самого начала матча он играл скорее на инстинктах, чем осознанно. Это было непрофессионально, и он несколько раз пытался взять себя в руки, но сегодня ничего не получалось.
- Если мы просто продержимся... может, все получится?
Когда прозвучал свисток к перерыву при счёте 0:0, Джуд, подбежавший к Чахёну, подпрыгивал, как пружина. Как он и сказал, ситуация была невероятно выгодной. Чтобы пройти в полуфинал, Вильядевальту нужно было забить как минимум три гола во втором тайме, не пропустив ни одного от Винчестера, но это была практически область чуда.
Игроки вошли в раздевалку, оставляя мокрые следы на полу коридора. Ух, ух... В просторном помещении грубо звучало дыхание примерно дюжины игроков. Слушая спокойные указания Блю, они постоянно вытирали пот и пили воду. Словно по договорённости опустив взгляды вниз, каждый был занят восстановлением своего состояния. Среди двадцати человек, собравшихся в круг, только Юн Чахён и Миша смотрели друг другу в глаза.
Это было такое злое выражение лица, которое Чахён не видел уже очень давно.
Он все еще ревнует. Он не может вынести, когда я прикасаюсь к кому-то другому.
Неужели даже сейчас, когда все так изменилось, он не может избавиться от этой глупой, детской, но такой сильной жажды обладания?
В этой ситуации, когда они не могли поговорить, напряжение только нарастало. Сердце Чахёна билось неровно, и это было совсем не похоже на волнение во время игры. Он был уверен, что Миша чувствует то же самое.
Пятнадцать минут пролетели в мгновение ока, и игроки снова вышли в коридор, ведущий на поле.
В отличие от перерыва, 45 минут второго тайма тянулись ужасно долго. Время, которое обычно пролетало незаметно, теперь растягивалось, словно тянучка. То, что он мог думать о чём-то другом во время игры, было чем-то невообразимым, чем-то, чего он не мог себе представить за все 20 с лишним лет своей карьеры. Чахён тяжело дышал, не переставая бежать вперёд.
Игра в обороне не имела смысла. Он хотел, чтобы это поскорее закончилось, чтобы он мог поговорить с Мишей. Он хотел что-то сказать, хотя у него не было никакого плана. В этот момент, когда перед его глазами все плыло, Алоис с правого фланга навесил мяч.
Хриплый бас Алоиса, словно скребущий по нервам, послужил сигналом для Чахёна. Приняв мяч, летевший чуть ниже колен, он без раздумий отправил его по диагонали к левой штанге. Мяч полетел точно по заданной траектории.
Быстрый и точный удар проскользнул сквозь брешь в обороне соперника. Кейхилл Лав, стоявший чуть впереди, не дал мячу коснуться земли и вколотил его прямо в ворота.
Это был великолепный удар с лёта. Стадион взорвался овациями. В этот головокружительный момент, когда трибуны сотрясались от восторга, Кейхилл, вместо того чтобы бежать праздновать гол, направился к Чахёну, который сделал ему передачу.
Чахён, вытирая тыльной стороной ладони пот, стекающий по подбородку, посмотрел на капитана. Кейхилл протянул одну руку, схватил Чахёна за плечо и притянул его к себе. Это была короткая отсрочка перед тем, как товарищи по команде, почувствовавшие победу, набросятся на них.
Окружённый нарастающими криками и аплодисментами, он тихо спросил прямо в ухо Чахёну:
- Значит, то, что ты исчез с ним в перерыве прошлого матча, тоже было связано с этим джинксом?
Похоже, не только Юн Чахён и Миша были отвлечены чем-то другим на протяжении всей игры. Скрывать больше нечего. Когда Чахён спокойно согласился, Кейхилл фыркнул. Это был вздох облегчения и удивления, словно он нашел недостающий кусочек головоломки.
Не просто смелый, а сумасшедший. Юн Чахён сошёл с ума с того самого дня.
Чахён, все еще в объятиях Кейхилла, посмотрел на поле. Среди товарищей по команде, бегущих к ним, он увидел Мишу, который стоял как вкопанный на другой стороне поля. Его глаза горели, словно магма. Встретившись с этим яростным, обжигающим взглядом, Чахён уткнулся лицом в плечо Кейхилла.
Сейчас они могли только смотреть друг на друга. Все слова будут потом, после игры.
Гол Кейхилла в конце второго тайма предрешил исход матча. Победа Винчестера была уже не за горами. В течение шести добавленных минут зрители, затаив дыхание, наблюдали за игрой. Под пристальным вниманием тысяч глаз двадцать два игрока мчались к финалу.
Еще несколько минут, несколько секунд, и ФК Винчестер выйдет в полуфинал. После многих лет неудач, преодолев множество препятствий, они наконец-то попадут в турнир, в котором участвуют только четыре лучшие команды сезона.
Чахён считал секунды. Казалось, финальный свисток никогда не прозвучит. И только после того, как последний удар Вильядевальта попал в штангу ворот Винчестера, резкий свисток прорезал ночной воздух.
Долгожданный момент настал. Стадион взорвался ликующими криками десятков тысяч болельщиков.
И именно в этот момент один из игроков Вильядевальт сильно ударил по лицу Мишу Асплунда, стоявшего у ворот.
При этой внезапной сцене толпа, словно по договорённости, затаила дыхание. Все сцены застыли, словно на неисправном телевизоре. Как только Чахён вдохнул, за ужасающей тишиной последовал взрыв освистывания и криков.
Под пристальными взглядами всех присутствующих Миша медленно опустился на землю. Это было похоже на замедленную съемку. Он держался рукой за левую сторону лица.
Намеренное и совершенно ненужное нарушение правил прямо перед окончанием матча, используя последний стык в качестве предлога. Игроки Винчестера бросились к игроку Вильядевальта. Разъяренные соперники встали у них на пути.
Началась потасовка. В этой суматохе Чахён стоял как парализованный. Вокруг него слышались крики и ругательства, но он ничего не слышал. Он чувствовал только, как его ногти впиваются в ладони.
Когда Чахён пришел в себя, он уже бежал по полю. Товарищи по команде, которые знали его вспыльчивый характер, удивленно смотрели на него, но целью Чахёна был не какой-то там седьмой номер Вильядевальта.
Чахён, как безумный, подбежал к нему, упал на колени и взял его лицо в свои руки. Перед ним предстало бледное лицо Миши.
Миша был похож на раненого щенка. Левая сторона его лица, от глаза до скулы, уже начала темнеть. При виде этого ужасающего зрелища горло Чахёна сжалось.
Тот, кто ударил Мишу локтем, был тем же игроком, который наступил Чахёну на ногу в первом матче. Чахёна охватило горькое сожаление.
Он должен был предупредить Мишу. Он должен был сказать ему хоть слово о том, что нужно быть осторожным и избегать травм. В этой команде не только Юн Чахён особенно выделялся. Все угрозы, которые, как он верил, были направлены только на него, в конечном итоге прошли мимо него и обрушились на Мишу Асплунда. Скрытую карту Винчестера, которой никто не ожидал и которая была совершенней всех остальных.
Если бы он знал, что так получится, что Миша станет мишенью для такой агрессии… Он не должен был позволять ему забивать гол в первом матче. Не должен был делать ту передачу. Нет, он вообще не должен был выпускать его на поле. Все эти мысли, все эти «должен был», «не должен был» - всё то, что было вне его контроля, - оставляли глубокие раны в его душе. Если Юн Чахён не мог защитить его, он хотя бы не должен был радоваться. Счастье, которое он испытал, увидев Мишу на поле, теперь топило его в отчаянии.
За спиной Чахёна послышались обеспокоенные голоса товарищей по команде. Чахён ничего не ответил и сел прямо на поле, не обращая внимания на ободранные, кровоточащие колени. Всё, что он мог делать, это смотреть на Мишу, склонившего голову, и наблюдать, как его волосы поднимаются и опускаются в такт дыханию.
- Юан, на минутку. Я осмотрю его.
Алана, подбежавшая со скамейки запасных, мягко, но настойчиво отстранила Чахёна. Она осмотрела лицо Миши в перчатках, сохраняя бесстрастное, профессиональное выражение лица.
- Поскольку матч окончен, нам нужно немедленно провести обследование.
Алана хладнокровно отдала какие-то указания двум медицинским тренерам, сопровождавшим её. Глядя на их быстрые движения, Чахён почувствовал холод в кончиках пальцев ног. От нарастающего беспокойства Чахён почти выкрикнул вопрос за спиной доктора:
- Да, сначала туда. Юан, я понимаю, что ты волнуешься, но...
Тренеры в красных футболках окружили Мишу и, успокаивая Чахёна, отвели его в сторону. Миша покинул поле в окружении людей. Чахён невольно сделал шаг ему вслед, но Лирой остановил его.
- Юан, сейчас мы ничего не можем сделать. Доверимся медицинской команде.
Когда ситуация немного успокоилась, зрители, взволнованные внезапным инцидентом, снова начали радоваться победе. Выход в полуфинал был для Винчестера чем-то вроде сбывшейся мечты. Огромное табло наконец-то зажглось, оповещая о победе. Чахён молча смотрел на игроков Вильядевальта, которые сидели на поле, подавленные поражением.
Героями этого матча, безусловно, были Юн Чахён и Кейхилл Лав. Идеальная комбинация паса и гола двух нападающих была поистине совершенной. Оставаться на поле и отвечать на аплодисменты фанатов тоже было частью общения с фанатами, но Чахён просто не мог приблизиться к трибунам.
Перед его глазами стояло окровавленное лицо Миши. Он больше никогда не хотел видеть эту картину. Видеть, как Миша, раненый, лежит без сознания, вне досягаемости его рук, никогда больше...
Невыносимая боль сковала Чахёна. Его ноги подкашивались. Кейхилл, уже без футболки, подошел к нему и тихо сказал:
- Юан, иди. Не думай об этом сейчас.
Кейхилл посмотрел на него серьезно и ободряюще, словно подталкивая к выходу. Его мягкий взгляд говорил о том, что он понимает волнение Чахёна. Но притворяться, что всё в порядке, Чахён не мог. Как только ему позволили, он сразу же направился к выходу со стадиона.
Мишу отвели в пункт неотложной помощи. Это было единственное медицинское помещение в здании, которое не могло сравниться по оснащению с клубным медцентром. Чахён бежал к этому кабинету, расположенному в дальнем конце первого этажа стадиона, спотыкаясь и чуть не падая.
Алана, как раз выходившая из медпункта, остановилась. Она выглядела очень удивлённой появлением игрока, которого здесь быть не должно.
- Юан, тебе не стоит здесь находиться…
Видя отчаянное выражение лица Чахёна, Алана на мгновение закрыла рот, а затем ответила, отступая от двери:
- Он внутри. Сильный ушиб, но переломов нет.
- Вижу, ты сильно волновался. К счастью, всё не так серьёзно, как кажется.
Чахён провел рукой по лицу. Он выдохнул так, словно душа покидала его тело. Алана, увидев смесь облегчения и тревоги на его лице, горько усмехнулась.
- Ситуация точно такая же, как в прошлый раз. Миша ранен, а ты пришёл его навестить.
- Сейчас с ним всё в порядке, можешь войти. Я должна пойти и высказать своё мнение дисциплинарному комитету.
- Думаю, это займёт около 20 минут. Могу я оставить его на тебя ненадолго?
Когда Чахён торопливо кивнул, Алана медленно вышла в коридор. Чахён даже не проводил её и сразу подошёл к двери медпункта. Затем он нажал на кнопку и распахнул дверь.
Войдя в дверь медпункта, он увидел спину Миши, сидящего на скамейке внутри. Алана была права. Раненый Миша, Юн Чахён, стоящий и смотрящий на его спину. Действительно, ситуация была абсолютно такой же, как несколько месяцев назад.
Но в этот раз Чахён не мялся у двери, как в тот день. Только это отличалось от того времени. Время для глупых колебаний прошло, и в отличие от того раза, ничто не тянуло его назад. Как будто притягиваемый гравитацией, Чахён пересёк комнату и приблизился к нему.
Сказал он, садясь рядом и беря его лицо в свои руки. Под мягким, но уверенным прикосновением Миша повернулся к нему. Их лица оказались совсем близко.
Но взгляд Чахёна не успел обследовать его лицо полностью, сразу же остановившись на кости под левым глазом. На огромной, жуткой ране, которую просто невозможно было игнорировать.
Это был действительно огромный синяк, занимавший половину лица. Он переливался разными цветами, словно кто-то небрежно размазал по коже краски. На багровом фоне, как звезды, были разбросаны темные и синие точки. А поверх всего этого проходил длинный шрам, полученный несколько месяцев назад, когда он защищал Чахёна.
Миша, чье лицо было зажато в руках Чахёна, молча смотрел на него, нахмурив брови. Чахён продолжал рассматривать синяк, а затем опустил взгляд на свои руки, которые держали лицо Миши. Руки были в царапинах и ссадинах от сегодняшних падений и ударов.
Да, это нормально. Быть побитым, сбитым, поваленным и упавшим - это повседневность для них. Борьба с кем-то за преимущество всегда требовала соответствующей цены. Поэтому футболист должен научиться не избегать травм, а минимизировать их. Так учила его мать с самого детства.
Но Миша... Миша должен быть исключением.
Эта мысль могла показаться смешной, но Чахён ничего не мог с собой поделать. Ему не нравилось, когда Миша получал травмы. От одной мысли об этом ему становилось плохо и подташнивало. Переполненный эмоциями, Чахён невольно притянул лицо Миши и прижал губы к его ране.
Это был импульсивный поступок. В последнее время все его поступки были такими.
Горячие губы коснулись воспаленной кожи. От этого прикосновения, полного боли, сердце Чахёна, наоборот, остыло. Все слова, которые он так долго обдумывал, испарились, как дым. «Как же ему больно», - вот единственное, о чем он мог думать.
Но в следующий момент Миша схватил его за руки.
Сказал он, и Чахён, пораженный резкой сменой настроения, посмотрел ему в глаза. Миша смотрел на него с такой яростью, какой Чахён никогда раньше не видел. В следующее мгновение он грубо оттолкнул Чахёна, и тот упал на скамейку.
- Почему ты продолжаешь меня целовать?
Металлическая скамейка завибрировала под весом двух человек. В резонирующем гуле Чахён поздно понял, что его лишили доминирующей позиции. Не ожидая атаки противника, Чахён был прижат к скамейке, не имея возможности защититься.
Миша смотрел на него сверху вниз, тяжело дыша, словно задыхаясь от гнева. Его тонкие брови были нахмурены, под веками залегли темные тени. А глаза, обычно такие яркие, сейчас были тускло-серыми.
Холод скамейки пробрался сквозь мокрую форму к коже. Внезапность нападения вызвала скорее замешательство, чем боль. Но из уст Чахёна вырвалось обеспокоенное:
Он словно выплюнул это и ещё сильнее прижал Чахёна. В его взгляде, всегда спокойном, мелькали тёмные искры.
Это было впервые. Чахён не помнил, чтобы Миша когда-либо говорил с ним так резко, с таким выражением лица. До этого момента он видел от него только безусловную доброту, готовность к самопожертвованию… и какую-то непонятную, трудночитаемую привязанность. Чахён никогда не мог представить, что станет объектом его гнева.
Покрасневший левый глаз, вблизи, оказался полностью налитым кровью из-за лопнувших сосудов. Несмотря на агрессивную хватку, Чахён чувствовал лишь жалость, глядя на этот синяк. Вместо того чтобы оттолкнуть Мишу, он тихо прошептал:
- ...Ты прав, я был неправ. Прости меня.
Губы Миши дрогнули. Ярость в его глазах сменилась бурей противоречивых эмоций. Черный взгляд метался, а затем превратился в тяжелый, пристальный. Миша наклонился, приблизив свое лицо к лицу Чахёна.
Прошептал он хриплым голосом. Чахён прищурился, чувствуя горячее дыхание Миши на своей коже.
- Когда ты касаешься меня, мне становится больно. Становится трудно дышать.
- Болит голова, и кажется, что грудь вот-вот взорвётся. Я больше не могу этого терпеть, Юан.
Закончив говорить, он поднял руку и прижал ладонь ко лбу, словно хотел вырвать себе волосы. Затем медленно опустил руку и сильно надавил на ушибленный глаз, как будто эта боль была ничем по сравнению с тем, что он чувствовал. Сквозь стиснутые зубы прорвался тихий вопрос:
- ...Почему ты поцеловал меня тогда?
Так вот в чём дело. «Услуга вне контракта», оказанная после первого матча прямо на поле, разрушила спокойствие Миши Асплунда. Предположение Чахёна о том, что его импульсивный поступок вызвал волну в тихой гавани души Миши, оказалось верным.
Глядя на нахмуренное лицо Чахёна, Миша через щель между пальцами сверкнул взглядом.
- Этого не было в контракте, и это было неуместно. Так почему ты это сделал?
- С того самого дня. С того момента, как ты нарушил наше соглашение, всё изменилось.
Чахён молчал, глядя на растрепавшиеся светлые волосы Миши. Тот убрал руку с синяка и схватил Чахёна за воротник футболки. Сдавленный голос сорвался с его губ:
Рука, которая до этого момента сжимала потрёпанную футболку Чахёна, словно пытаясь её разорвать, на мгновение застыла, а затем резко скользнула вниз, к его талии. Пальцы Миши нащупали участок голой кожи между футболкой и шортами и стали медленно поглаживать твердый пресс Чахёна.
Невольно выдохнул Чахён, и Миша, глядя ему в лицо, впился короткими ногтями в его бок. Чахён поморщился от боли, словно его укусил зверь.
Рука, оставившая красный след на талии, медленно поднялась к груди Чахёна. Под облегающей футболкой рука Миши отчетливо выделялась. Он смотрел на то, как косточки его пальцев обрисовывают контуры груди Чахёна, словно загипнотизированный.
Сильные пальцы, казалось, непременно оставят следы на груди Чахёна. Каждый раз, когда Миша надавливал кончиками пальцев, твёрдые и мягкие мышцы сжимались под этой формой. Миша, постоянно трущий и массирующий кожу, выглядел так, словно в нём не осталось ни капли самоконтроля, не говоря уже о разуме.
В какой-то момент большой палец Миши скользнул по соску Чахёна. Даже в этой накаленной обстановке Миша на мгновение замер, словно удивленный. Это было похоже на случайную оплошность. Но замешательство длилось недолго. Он тут же принялся разминать сосок подушечкой большого пальца.
Чувствительный кончик груди болезненно сжался под напором пальца. Миша неумело тер его, словно играл с незнакомой игрушкой, затем начал круговыми движениями гладить ареолу. Чахён стиснул зубы, чувствуя каждое прикосновение. Физическая боль была ничто по сравнению со стыдом, который он испытывал.
Непривычное, щекочущее ощущение заставило Чахёна пошевелиться, но Миша тут же прижал его коленом, блокируя любое движение. Это было грубо и бесцеремонно, словно он ловил убегающее животное. Пока Чахён испытывал жгучий стыд от того, что кто-то находится сверху, Миша плотно прижался к нему бедрами.
Однажды испытанное удовольствие слишком легко рисовало в воображении путь к кульминации. Чахён нахмурился, а Миша, прикусив губу, начал медленно тереться о него. Одинаковая ткань спортивной формы создавала трение, порождая волну жара. Рука Миши бесстыдно ласкала его грудь, задирая футболку.
Чахёна пробрала дрожь. Тот, кто когда-то соблазнительно раздевался перед ним, теперь использовал этот опыт, чтобы возбудить его против его воли. Это было до тошноты неприятно, но Чахён не мог заставить себя ударить Мишу или пнуть его в живот.
Поддавшись волне неприятных ощущений, Чахён посмотрел в лицо Миши. Между двумя грязными футболками пульсировало тепло, и было непонятно, кому оно принадлежит. Это тепло растекалось по телу, словно наркотик. Сознание Чахёна начало мутнеть.
Почему он поцеловал его тогда…
На этот вопрос он не мог ответить. Это тоже было импульсом. Просто в тот момент оболочка, окружающая Мишу, прозрачная и упругая мембрана, была слишком близко перед Чахёном. Если и была причина, то это само желание, невыносимое стремление разрушить эту преграду.
Но если бы он знал, что из-за этого единственного поцелуя Миша будет испытывать такую глубокую боль... Если бы он знал, что тот покажет ему такие агрессивные эмоции, которых никогда не показывал раньше. Стоило ли ему сдерживаться? Нужно ли было подавить тот самый импульс, который всё испортил?
Нет, вряд ли. Даже если бы Юн Чахён вернулся в тот момент, он поступил бы так же.
Чахён повернул голову и тихо пробормотал:
- Почему ты стал странным? Я нарушил соглашение и поцеловал тебя, что с тобой стало не так?
Услышав слова Чахёна, Миша резко поднял голову. Вокруг глаз всё было красным.
- Расскажи мне. Раз уж до этого дошло, я тоже должен знать.
Чахён положил свою руку поверх руки Миши, касавшейся его тела. Дрожь под формой ясно указывала на волнение. Чтобы не упустить этот момент, Чахён пристально посмотрел на Мишу.
Бледные губы Миши дрогнули. Хаос в его глазах замер, а затем сменился кромешной тьмой. Это была тьма, сотканная из смятения, страха, желания и чего-то еще более темного.
Чахён видел свое отражение в этих черных глазах. И в следующий миг раздалось признание, острое, как лезвие:
- Я… хочу делать с тобой все, что захочу.
Голос Миши сорвался, словно лопнула туго натянутая нить. Его пальцы впились в грудь Чахёна с новой силой.
Миша смотрел на Чахёна, словно не мог собрать то, что начало изливаться. Его широко открытые глаза были пугающе честными.
- Так было с того дня. Когда ты пришёл в мой дом... когда ты ехал в моей машине, сидел за одним столом со мной, когда ты лежал рядом со мной и спал, я постоянно думал об этом.
- Никто другой не подойдёт, Юан. Я хочу своими руками…
Чахён молча смотрел на размыкающиеся губы собеседника. Подобно прорыву высокой дамбы, голос постепенно становился всё более взволнованным.
- Я хочу полностью разрушить тебя. Я хочу запереть тебя там, где тебя никто не найдет. Я хочу, чтобы ты не мог делать то, что тебе нравится… чтобы никто не мог тебя любить.
Казалось, Миша совершенно не мог контролировать переполнявшие его слова и чувства. Было видно, как дрожат его плечи, нависающие над телом Чахёна.
- Я хочу избавиться от всех вокруг тебя. Команды, друзей, семьи, всех... Я хочу стереть всех, кто смотрит на тебя, слышит твой голос и разговаривает с тобой.
- Я хочу стереть тебя из памяти всех людей.
Это было не желание, а заявление. Однако Миша, сделавший такое заявление, смотрел на Чахёна с лицом потерянного ребёнка. Эмоции, потерявшие ориентиры, развевались в его зрачках, как тонкая ткань.
- Если я сломаю тебя, разорву на части... если никто не будет знать тебя... тогда...
Чахён молча смотрел на приблизившееся лицо. Миша, прерывисто дыша, прошептал последние слова:
- Тогда я буду единственным, кто может быть рядом с тобой.
Головокружительное чувство, подобное холодной воде, омыло его тело. Чахён ошеломленно смотрел на лицо Миши, полное отчаяния.
Это темное, липкое признание внезапно напомнило Чахёну о прошлой ночи в ванной. О грубых, настойчивых прикосновениях Миши к его телу и ранам… о том, как он, игнорируя боль, пытался удовлетворить свое желание. Когда прикосновения к чужим ранам становились все более грубыми и опасными, был ли Миша одержим тем же желанием, что и сейчас?
А что чувствовал в тот момент Чахён? Что происходило в его душе, когда он, игнорируя грохочущий в ушах набат тревоги, безвольно поддался Мише? Какими были его ощущения в тот последний миг, когда низ живота покалывало, а грудь словно готова была взорваться?
Были ли эти чувства, в отличие от чувств Миши, чистыми и невинными?
Чахён стиснул зубы. Не заметив этого, Миша отвел свой пылающий взгляд. Его глаза, потускневшие, словно из них вытекло что-то ядовитое, медленно скользнули к шее Чахёна.
- В тот день, когда ты позвал меня и попросил о помощи, когда я увидел, что ты страдаешь, я искренне обрадовался.
- Мне было хорошо. Ты стал слабым и нуждался во мне… Я мог держать тебя рядом без всякой причины.
Миша исповедовался в своих грехах тихим голосом. Но он понятия не имел, о чем думал тогда Чахён. Он не знал о чувстве безопасности и облегчения, которое испытал Чахён, воспользовавшись чувствами Миши.
- До сих пор я никогда так не думал... я стал странным.
Пробормотал Миша, словно произнося последнее признание. Краснота под его глазами стала еще ярче. Рука, забравшаяся под футболку, безвольно соскользнула на талию.
Глядя на это лицо, похожее на лицо заблудившегося ребенка, Чахён не мог вымолвить ни слова. В тишине Миша смотрел на губы Чахёна, а затем медленно опустил голову.
В его голосе звучала привычная покорность. У Чахёна защемило сердце.
- Потому что у меня такие отвратительные, мерзкие мысли.
Миша убрал руку с тела Чахёна, обнял его и крепко прижался. Спина Чахёна выгнулась, и голова Миши уткнулась ему в грудь. Как потерявшийся зверек, он тёрся щекой о солнечное сплетение Чахёна.
- Я должен был с самого начала делать только то, что ты разрешал, почему я стал таким...
Взъерошенные волосы и опухшая щека прижались к груди Чахёна, словно умоляя о внимании. Его сбивчивое дыхание становилось все более неровным, наполняясь тревогой и нежностью. Наконец, до ушей Чахёна донеслась полная скорби мольба:
Он явно услышал слова, сказанные Чахёном прошлой ночью. Всю ту ночь Миша молча лежал, отвернувшись к стене, и только сейчас, прижавшись к Чахёну, он наконец высказал свою запоздалую мольбу.
- Не уходи...! Я сделаю все, что угодно, все, что ты захочешь… все, что угодно…
- Я буду на своём месте... там, где был изначально. Я больше не буду говорить плохих слов, не буду думать странных мыслей. Поэтому, пожалуйста, пожалуйста, не уходи.
"Свое место…" Чахён не понимал, что это значит. Но вместо того, чтобы задавать бессмысленные вопросы, он протянул руки и положил их на плечи Миши. Миша, решив, что его отталкивают, вздрогнул, словно от удара током, и посмотрел на Чахёна с невыносимой болью в глазах.
- Если я не уйду, что мы будем делать?
Миша, словно пытаясь понять, что он имеет в виду, сделал неглубокий вдох. Это уже стало его привычкой. Его взгляд метался, как пепел на ветру, а затем бледные губы приоткрылись.
- Давай снова заключим контракт, Юан. Всё, что угодно. Я был глуп. Я сделаю всё, что ты хочешь, поэтому...
Это был неправильный ответ. Чахён, крепко держа его за локоть, чётко сказал Мише:
Миша так страдал от того, что ему было плохо и больно рядом с Чахёном… и теперь просил снова связать себя этим мучительным договором. Это было абсурдно. Они уже слишком сильно изменились, чтобы вернуться к началу.
От резкого отказа у Миши задрожали губы. С отчаянным выражением лица он пробормотал вторую мольбу:
- Тогда, тогда... мне всё равно, если рядом с тобой будет кто-то другой. Даже если у тебя будет кто-то другой. Если ты только позволишь мне быть рядом с тобой...
Это тоже неправильный ответ. Разве не он сверлил Чахёна взглядом, наполненным необузданной ревностью, когда видел его с капитаном всего несколько минут назад? Все его ответы были неверными, обещаниями, которые он не мог сдержать. Эта беспомощность Миши заставила Чахёна еще больше укрепиться в своем решении.
Миша должен сам пробить свою скорлупу. Чахён больше не мог вести его за руку. Миша должен был сам найти свой путь. Все, что оставалось Чахёну - это наблюдать.
Наконец, от нарочито холодного выражения лица Чахёна, Миша сломался. Его опущенные ресницы дрожали. Он произнес что-то жалобным голосом, но Чахён только крепче сжал его руки, не давая ему возможности убежать.
Он колебался. Прозрачная оболочка вокруг него вибрировала, словно вот-вот лопнет. Она была связана с болью Миши, и каждый раз, когда он моргал, она трепетала, как на ветру. Чахён ясно видел эту оболочку, невидимую для других.
Ещё немного. Чахён внутренне нашёптывал, не отрывая глаз от дрожащего Миши. Ещё чуть-чуть.
Именно в этот момент, словно капля, переполнившая чашу, прорвалась его тщательно сдерживаемая боль.
- Не мог бы ты… полюбить меня?
В покрасневших глазах Миши что-то блеснуло. Как неумело брошенная бусина, оно выкатилось наружу и тут же непредсказуемо разрослось, превратившись в поток, прорвавший плотину.
- Не мог бы ты… поцеловать меня не ради игры, а потому что нравлюсь тебе?
- Если бы ты смотрел только на меня... если бы ты думал только обо мне, тогда, Юан.
Чахён убрал руки с плеч Миши и коснулся его щек. Он смотрел на текущие по лицу слезы, словно на драгоценные камни. Одни скатывались по чёрному синяку, другие - по гладкой коже. Бесчисленные слезинки, собравшись под подбородком, как жемчужины, падали на футболку Чахёна, слишком красивые, чтобы их терять.
Миша неловко смахивал слезы с лица. Он делал это неумело, словно робот, никогда раньше не совершавший подобных движений. Но слезы текли быстрее, чем он успевал их вытирать, и вскоре его лицо было совершенно мокрым.
- Я понял, что твой спад… прошел, когда мы играли. Значит, я тебе больше не нужен. Но все равно…
- ...не мог бы ты остаться рядом со мной... даже без приметы, можно?
Грудь Чахёна наполнило острое чувство - смесь освобождения и утоления жажды. Поддавшись этому чувству, он обнял Мишу за шею.
Правда? Словно спрашивая подтверждения, Миша судорожно кивнул, обнимая Чахёна за талию с отчаянной силой. Его прерывистый голос дрожал от волнения.
- Я не могу, Юан... Я не хочу заключать контракт, и я ненавижу, когда рядом с тобой кто-то другой.
- А только что ты говорил, что все в порядке.
- Я солгал! Ни за что… ни за что…
Чахён нарочно медлил, и горячие слезы водопадом хлынули на его плечи, пропитывая одежду. Чувствуя, как ткань становится влажной, Чахён наконец понял, что имела в виду сестра Миши.
То, что заставляет Мишу плакать, это не грусть, которую человек испытывает, когда что-то умирает. И уж точно не злоба семьи, сдавливающая его. В конце концов, это оказалось именно этим. Желание, чтобы кто-то смотрел на него, шёл с ним по одному пути. Эгоистичное желание и требование любви.
Миша был очарователен. Красивое лицо и скверный характер. И он готов на все ради Чахёна. Пусть его мысли оставались загадкой, но разве мало в жизни игр с непредсказуемым противником?
Как и ожидалось, Миша, уткнувшись лицом в грудь Чахёна, всхлипнул:
- Сейчас. Сделай это прямо сейчас...
От этого неожиданного и дерзкого требования Чахён невольно усмехнулся. Он слегка отстранил Мишу и посмотрел на его заплаканное лицо.
Слезы, как хрустальные бусины, дрожали на влажных ресницах, но теперь в них не было ни святости, ни благородства. Полные мольбы глаза блестели от слез, щеки пылали румянцем. Именно эта беззащитная человечность наполняла Чахёна невероятной нежностью.
Чахён грубо схватил Мишу за затылок и прижался губами к его щеке. Миша тут же повернул голову, пытаясь поймать его губы, но крепкая хватка не позволила ему двигаться. Соленые слезы с щеки попали на язык Чахёну. Соленые. В конце концов, этот парень тоже человек.
Влажные губы коснулись красивой щеки Миши, затем медленно скользнули по переносице. Затем, поцеловав рану, похожую на цветок огня, шрам, и наконец, нашли его губы. Миша больше не мог терпеть и жадно впился в губы Чахёна.
Они не целовались всего неделю, но казалось, прошла целая вечность. Чахён осторожно обхватил его лицо, стараясь не задеть рану, и ответил на поцелуй. Язык Миши скользнул в его рот, жадно исследуя каждый уголок. Теперь, наверное, и он понял, какими солеными бывают слезы.
Они лежали в объятиях друг друга в подтрибунном помещении стадиона, где только что играли, — товарищи по команде, слившиеся в поцелуе. Головокружительное чувство в груди было уже знакомым — сладкая горечь запретного плода. Принимая этот горячий, сладкий поцелуй, Чахён наконец понял, почему его игровой спад, приведший их с Мишей к этому моменту, вдруг исчез.
Спад Чахёна прошел потому, что его травма перестала быть травмой.
Просто вот так. Когда тебе начинают нравиться куры, фобия кур исчезает. Нелепо и смешно. Чахён усмехнулся в поцелуй, и Миша крепче обнял его за талию, словно все еще боясь, что он исчезнет. Чахён поднял руку и погладил рану Миши.
- Я убью ублюдка, который это сделал.
- Тронуть его лицо? Эти ублюдки, забывшие о манерах, действительно хотят сдохнуть...
Миша, не разобравший большую часть слов, вопросительно склонил голову. Номеру 7 Вильядевальт, чье имя Чахён уже не помнил, следовало бы опасаться разъяренных фанатов Винчестера по пути домой. Эта сладкая месть принадлежала Чахёну. Миша, заметив его горящий взгляд, снова прижался к нему, как ребенок.
Только что он говорил, что не хочет целоваться, что ему больно и плохо… И вот теперь, с глазами, покрасневшими от слез, он смотрел на Чахёна с жадностью. Когда их взгляды встретились, к щеке Чахёна снова прикоснулся влажный поцелуй. Получая беспорядочные поцелуи по всему лицу, Чахён услышал издалека победную песню Винчестера.
Сегодня Винчестер вышел в полуфинал Лиги чемпионов. Стадион, должно быть, сходил с ума от восторга, а в раздевалке наверняка гремела вечеринка. Чахён живо представил себе Блю, доведенного до обезвоживания от непрерывных рыданий.
Роль главного героя сегодня взял на себя Кейхилл. А Алана сказала, что вернется сюда, как только закончит консультацию с дисциплинарной комиссией. Двадцать минут - вот сколько у них времени. Юн Чахён и Миша всегда должны были действовать в ограниченных временных рамках, когда на них была форма.
Время ограничено, а место было небезопасным.
Чахён коснулся раны Миши кончиками пальцев и тихо спросил:
- Не очень. Сказали, что это просто ушиб.
Чахён ласково погладил его по щеке, и Миша поднял на него удивленный взгляд. Его влажное лицо казалось таким юным и невинным, что Чахён нахмурился. Ему показалось, что у него поднялась температура. Неожиданно для самого себя он произнес:
Под грязной тканью формы разливалось тепло. Его сердце бешено колотилось от слов, которые он собирался произнести. Чахён на мгновение вдохнул, а затем тихо прошептал, прижавшись к губам Миши:
- Моя мазь... у тебя дома. Может, сходим и обработаем раны?
Основной принцип спорта - заниматься восстановлением сразу после матча. Чем скорее, тем лучше. Когда Чахён, закончив говорить, моргнул, серые глаза Миши расширились до размеров тарелки. Через мгновение его губы медленно приоткрылись.
На кофеёк: 5469070012308728 (сбер)
Boosty