Кофейная скрепа
Собираю кофейно-лингвистические статьи (по тегу уже целая коллекция).
Пояснение для тех, кто с предыдущими выпусками не знаком: мне нравится казус стигматизированных словоформ как таковой. Это занятнейшая своеобразная рекуррентность, подобная системе взаимоотражающих зеркал: наследники сельских переселенцев, некогда боявшихся выказать свою неграмотность и в третьем поколении продолжают уличать в якобы неграмотности носителей, придерживающихся присущей живому языку системы правил, #кофеон#кластьанеложить#звонит — служат «маркером псевдограмотности» и, одновременно, лингвистического невежества.
(Еще и отличный опознавательный сигнал «свой — чужой»: шпиону потребуется не только знание словарных форм, но и понимание смысла разночтений =) Нарочно не придумаешь, пусть всё так и остается )
Взято у Журнал Яндекс.Дзена от Ксения Туркова(Кст, продолжаю присматриваться к. Качественное у них наполнение редакционного портфеля, надо отметить. Воду в ступе не толкут с набившими оскомину банальностями, есть что почитать; интрига-новизна-аргументация, всё как положено в проф. журналистике. Сравниваю с очередными «рецептами чая из пакетика» на сегодняшней главной, не в пользу уютного, увы.) Цитирую:
«На днях филолог, автор популярных книг о русском языке Марина Королева спросила у подписчиков: «Скажите, а только я постоянно спотыкаюсь на роде слова “какао” и норовлю сказать “горячий какао” по аналогии с кофе?»
Этот пост — одно из самых ярких свидетельств феномена «кофейной скрепы». Отношение к кофе мы переносим на другие напитки, и даже о какао стесняемся сказать «горячее»: как бы кофе не обидеть, не оскорбить чувств верующих в его мужской род.
Оставим в стороне уже ставшие неприличными пояснения, что средний род кофе словари фиксировали с конца 1970-х годов. Эта песня, судя по всему, будет вечной и никого, как показала практика, не переубедит. Гораздо интереснее порассуждать о том, почему так происходит.
Что такого особенного в этом кофе, что мы относимся к нему как к языковой святыне? Почему не деремся за какую-нибудь мозоль, например, которая поменяла род с мужского на женский? Или за рояль, на худой конец?
Идиосинкразия по отношению к любым ошибкам, связанным с кофе и другими напитками, настолько велика, что порой переходит все разумные пределы. .... ....
Те же люди при этом спокойно выносят «щАвель», готовы терпеть «свеклУ» и даже простить «тортЫ». Что особенного именно в кофе?
Ведь в каждой из этих «ошибок» есть своя логика.
К примеру, ненавистная буква, «загулявшая» в слове «эспрессо», вовсе не случайна. Когда-то она там действительно была. Слово эспрессо образовано от латинского глагола exprimere — выражать, выжимать. Отсюда и слова «экспрессия», «экспрессивный». Однако в русский язык слово «эспрессо» попало через итальянский, а в нем все сочетания «кс» превратились в двойное «с».
«Латте» многим хочется произнести с ударением на последний слог, на французский манер, потому что в русском языке есть похожие слова: соте, варьете, декольте, моралите. Почему бы и не латтЕ, если не знать о том, что это слово пришло также из итальянского и там произносится именно с ударением на первый слог?
Само же слово «кофе» еще в XIX веке некоторые писатели относили к среднему роду.
Михаил Булгаков, «Записки покойника»: «Помнится, танцевали в комнате на ковре, отчего было неудобно. Кофе в чашке стояло на письменном столе».
Александр Грин, «Дорога в никуда»: «Кафе “Ручеек” было устроено, как настоящий ручеек: среди цветов по жестяному руслу текло горячее кофе с сахаром и молоком».
Владимир Набоков, «Лолита»: «Как сладостно было приносить ей это кофе — и не давать ей, покуда она не исполнит своей утренней обязанности».
Заподозрить в неграмотности авторов этих цитат вряд ли кому-то придет в голову. ...
Это и понятно: слово «кофе» выглядит так, как выглядят остальные слова среднего рода в русском языке — пальто, шоссе, лото. Но общественное мнение не желает с этим мириться и готово все отдать на борьбу за «правильный» мужской род.
Одна из самых популярных версий причисления кофе к мужскому роду заключается в том, что первоначально на Руси этот напиток называли «кофий». Автор книги «Панталоны, фрак, жилет» Мария Елиферова вспоминает и еще одну версию: это слово могло быть заимствовано из голландского языка, в котором оно звучит как «кофи».
Однако, как уже было сказано, многие слова в русском языке совершенно безболезненно прошли операцию по смене пола. Слово «метро», к примеру, когда-то было существительным мужского рода: выходила даже газета «Советский метро», а в «Песне извозчика» Утесов пел: «Вот метро сверкнул перилами дубовыми, сразу всех он седоков околдовал…» И ничего — пережили смену рода, теперь и не вспоминаем. А за кофе держимся.
Главный редактор портала Грамота.ру Владимир Пахомов называет кофе своеобразным языковым монументом, который ни за что в жизни не хотят «сносить» носители некоей «правильной» нормы
[Они же — прескриптивисты, «предписатели», сторонники административного подхода к речи и развитию языка. Прим. fv]
Но, по-моему, тут дело не только в этом. Кофе, особенно в суматохе больших городов, — наша кровь, наше топливо, наше все (Пушкин, думаю, простит). Мы начинаем рабочий день с шума эспрессо-машины или с глубокого дыхания густой пенки в турке; мы бежим с бумажным стаканчиком в офис; мы заказываем лАтте и сидим в кафе, сочиняя рассказ или стихи; мы пьем кофе в течение дня и даже на ночь, когда дедлайн или когда просто хочется кофе. ...
Мы не можем вынести никакой кофейной неправильности, нестабильности, равнодушного отношения к нему (да какая разница — средний род или мужской?). Кофе стало (стало — потому что «слово», не пугайтесь!) нашей языковой скрепой, и кто к нам с латтЕ и экспрессо придет, тот от них и погибнет. ...
Да, и какао, и даже капучино — среднего рода. Но мы боимся их почти так же, как боимся кофе — великого и ужасного, стоящего на страже языковых норм, символа их непоколебимости. ... Кофе — наш рулевой часовой.»
«Почему законодатель жжешной моды
tema Лебедев, продвигавший идею «пора перестать говорить, что кофе – он» не следует собственному правилу?»
Автор с click-or-die, полагает, что
«Можно подумать, что Лебедев просто устал объяснять поправляющим его людям, что «кофе – оно» – позиция, а не ошибка.
Но есть и более правдоподобная версия. Тем более, что Артемий вряд ли когда-то устанет от задристых объяснений. Гораздо интереснее предположить, что Тема сломался именно после 2009 года, когда вышел приказ Министерства образования ( кофеоно ).
После чего он уже не участник одиночного пикета с плакатом «кофе – оно!», не бунтарь и не импозантный блогер со странностями, а практически обычка и конформист. А мы прекрасно знаем, что в публичном поле Лебедев так себя не ведёт.»
А может все гораздо проще: позиция позицией, но всему свое место - пикет-с-плакатом это одно, а разговор в чате не каждый раз уместно уводить в сторону прений о косности и прескриптивизме.
Лингвисты ржут над доморощенными охранителями архаичных устоев.