Как устроена лихорадка вокруг редких металлов?
Этот рынок мал и непрозрачен, спрос зависит от новых технологий, а предложение скрывает завеса коммерческой или государственной тайны
«Элементы силы. Гаджеты, оружие и борьба за устойчивое будущее в век редких металлов» Дэвида Абрахама (недавно вышла в Издательстве Института Гайдара) – одна из тех книг, что написана автором с глубоким знанием темы. Интерес к редким металлам, по словам самого Абрахама, изначально был связан с геополитикой. Нескольких лет автор изучал взаимовлияние этих областей в компании с Уолл-стрит, специализирующейся на продаже энергоресурсов, а также в профильном отделе Административно-бюджетного управления Белого дома. «Кроме того, я был менеджером НКО, которая занималась проблемами воды в Африке. Изучая сырьевые товары, потребляемые в больших количествах, я понял, что небольшой мир редких металлов гораздо более сложен, хотя и не пользуется таким пристальным вниманием, как другие сырьевые ресурсы – нефть, газ и уголь». А зря.
В отличие от других советских граждан, у жителей Силламяэ в Эстонии никогда не было недостатка в бананах. Кроме того, они обладали редкой привилегией иметь собственный автомобиль, но из-за ограничений в передвижении большинство не ездили дальше своего рабочего места в Silmet, или Завод № 7,– городского предприятия по переработке металлов, расположенного в конце улицы Центральной. Почти все жители города, который находится всего в тридцати километрах от российской границы, были русскоязычными, некоторые из таких республик, как Узбекистан. Коренные жители составляли менее 5% городского населения. Городу не хватало местной идентичности, но у этого была своя цель. Ученые, работавшие на заводе, занимались сверхсекретными металлургическими процессами – переработкой урана и редкоземельных элементов, ниобия и тантала.
Иосиф Сталин построил город в конце 1940-х годов – это была жемчужина Балтийского региона. Когда я посетил его в 2013 году, он по-прежнему блистал великолепием, но за семьдесят лет поизносился. Архитектура города была дерзкой и внушительной: бульвары, усаженные деревьями, двух- и четырехэтажные дома в неоклассическом стиле с величественными, потертыми фасадами и много зеленого пространства, включая парк с каскадной лестницей, украшенной урнами и горгульями. Силламяэ может похвастаться потрясающими видами на Финский залив. Но на протяжении десятилетий посещение города было под запретом. Когда строительство Силламяэ было завершено, на что потребовался труд 18 тысяч человек и примерно пять лет, Сталин велел стереть его с официальных карт. Имеющий свои собственные системы водоснабжения и электричества, город и его металлообрабатывающий завод стали государственной тайной.
Сталин решил основать перерабатывающее предприятие в Силламяэ, поскольку, по данным геологов, город был богат ураном; частично он использовался для создания первой атомной бомбы в стране. Но, несмотря на тщательное планирование, Завод №7, теперь известный как Silmet, был возведен не там, где нужно. Уран в Силламяэ закончился вскоре после начала добычи. В городе говорили, что ученые переоценили ресурсы, скрывающиеся в обширных запасах нефтяного сланца в регионе. Остается только догадываться, сколько несчастных потратили свои годы жизни в Сибири, размышляя над этой ошибкой.
Впрочем, от крупных просчетов в этой области не застрахован никто – в чем легко убедиться, взглянув на современное развитие горнодобывающего рынка.
Поскольку для горнодобывающих компаний разработка каждого металла обходится недешево, они часто выбирают те, которые кажутся наиболее прибыльными. Для оптимизма есть причина; простой финансовый расчет побуждает руководителей поддерживать каждый проект на плаву. Они могут вернуть деньги инвесторам и потратить годы на разработку нового месторождения либо остаться в текущем проекте, даже если перспективы не слишком радужные.
Редко кто возвращает деньги. Столкнувшись с проблемами, некоторые горнодобывающие компании могут зайти слишком далеко в умении продавать. Некоторые используют усложненный язык, представляя свою деятельность в позитивном свете.
В 2013 году компания Avalon выпустила пресс-релиз, в котором говорилось, что «был разработан оптимизированный гидрометаллургический процесс для извлечения всех минералов во флотационный концентрат с возможностью эффективной регенерации тяжелых редкоземельных элементов до более чем 90% наряду с более эффективной регенерацией циркония, тантала и ниобия». Моя интерпретация: ученые компании придумали способ извлечения редкоземельных элементов и других минералов из руды, но им еще предстоит сделать немало, чтобы выяснить, работает ли их идея.
Учитывая непонятный отраслевой жаргон, многие инвесторы часто не знают, на какие риски они идут. Чтобы успокоить инвесторов, многие руководители представляют любые новости как хорошие. В конце концов все руководители гонятся за одними и теми же ограниченными средствами и пытаются опередить своих конкурентов. Из-за неизменно позитивных настроений бывает сложно отличить компании с реальными возможностями успеха от тех, кто просто пытается остаться на плаву. Частично проблема и в самих инвесторах, потому что они постоянно требуют хороших новостей для повышения акционерной стоимости компании. Зачастую первой жертвой этого процесса становится объективность.
«Надо отделять оптимистов от ловкачей», – говорит Джон Сайкс, научный сотрудник Университета Кёртина (Австралия). Но для обычного инвестора это трудная задача. Некоторые компании преуменьшают экологические, металлургические или экономические проблемы, чтобы довести шахту до уровня производства, и играют с ценами, которые они планируют установить на свою конечную продукцию. Пресс-релизы компаний содержат неточности. Как пишет Грэм Ламли, автор исследования «Проектировщики шахт врут в расчетах»: «Если у вас получится увидеть объективность в планах по разработке шахты, сможете ли вы найти в них также моего ручного единорога?»
Исследования, подобные Ламли, утверждают, что горнодобывающие компании слишком много обещают, но не оправдывают возлагаемых на них надежд; проекты превышают свою первоначальную расчетную стоимость и требуют больше времени на реализацию, чем планировалось. Компания Ernst&Young установила, что у тех компаний, которые действительно сообщали о перерасходе средств, проекты обходились в среднем на 70% дороже, чем было заложено в бюджете. Ламли обнаружил, что действительная доходность компаний оказывается на 80–90% ниже их первоначальных оценок. По подсчетам горнодобывающего гиганта BHP Billiton, из тех объемов стали, которые в 2008 году компании обещали поставить через два года, менее половины фактически достигли рынка.
Хотя откровенное мошенничество встречается крайне редко, малые горнодобывающие компании подчас отличаются безответственным отношением к своим бизнес-планам,– практика, которая посеяла семена недоверия. В середине 1990‑х небольшое геологоразведочное предприятие Bre-X, которое было основано Дэвидом Уолшем в 1987 году и которым он на первых порах управлял из подвала собственного дома, заявило, что получило доступ к одному из крупнейших месторождений золота в мире. Всего за несколько лет акционерная стоимость компании выросла с 30 центов до 250 долларов за акцию, прежде чем инвесторы поняли, что никакого месторождения на самом деле не было. После того как эта история получила огласку, президент биржи в Торонто Роуленд Флеминг сказал: «Если кто-то лжет самым чудовищным и бессовестным образом, как это произошло с Bre-X, все правила раскрытия информации в мире не защитят не только доверчивого инвестора, но и, похоже, даже самого опытного».
Спустя несколько месяцев после конференции в Торонто, на которой выступал Рон Макдональд, я прибыл в Нью-Йорк на другую конференцию инвесторов, в пяти кварталах от компании Lehman Brothers, где я когда-то работал аналитиком. Пока умирающий инвестиционный рынок не спешит вкладываться в проекты, риторика становится все более красочной, и руководители хвастаются успехом продуктов, в которых используются их металлы, и вытекающим из этого потенциальным спросом. Производитель графита восторженно говорит об электромобиле Tesla; редкоземельщик обращает внимание на современные ракетные системы, а производитель ванадия возвещает о великом будущем своего металла в системах хранения солнечной энергии. Вместо того чтобы заняться поисками холеных инвестиционных банкиров в дорогих костюмах, большинство участников представляло собой сборище, которое состояло из старых прихлебателей, все еще надеявшихся сделать себе имя, и поколения тридцатидвухлетних молодых людей, жаждавших превратить свои инвестиции на $30 тысяч в залог раннего выхода на пенсию.
Однажды поздним вечером после конференции в Китае я разговаривал с несколькими отраслевыми аналитиками о характере инвесторов, которые занимаются поддержкой этих малых горнодобывающих компаний. Мы согласились, что все они очень разные люди, но можно выделить несколько основных типов.
Чтобы защитить репутацию инвесторов, я использую карикатуры: немецкий дантист, сторонник Гленна Бека (известный американский консерватор. – Republic) и игрок выходного дня. Все они хотят быстро разбогатеть, но причины для инвестирования у каждого свои.
«Немецкий дантист», поясняет один аналитик, только что закончил читать в журнале The Economist статью о важной роли редкоземельных элементов в разнообразных «зеленых» технологиях. Он кое-что знает о некоторых редкоземельных элементах, таких как тулий и гольмий, потому что они используются в его стоматологических инструментах. После небольшого изучения темы его начинают привлекать запал и стиль руководства какой-то конкретной горнодобывающей фирмы. У него есть привычка повторять ту же самую мантру, которую озвучивают некоторые руководители: «Это технологические, а не горнодобывающие компании».
Другой тип – «сторонник Гленна Бека». Он в основном занимается инвестициями в золото, но проявляет интерес и к другим сырьевым товарам. Он чувствует, что для валюты США скоро наступит час расплаты и что единственным безопасным способом хранения средств являются металлы. Он инвестирует в добывающие компании, потому что их акционерная стоимость зависит от цен на металлы в земле. Никакие рыночные изменения, даже падение стоимости золота с почти $1900 за унцию в августе 2011 года до уровня ниже $1250 за унцию менее двух лет спустя, не могут поколебать его инвестиционную веру. Возможно, в свое время он окажется прав.
Последний тип – «игрок». Он рискует, зная, что большая часть его ставок потерпит неудачу; но чутье ему подсказывает, что если он инвестирует в достаточное количество неудачников, есть вероятность, что один или два принесут ему успех. И это все, что ему нужно. Тысячу долларов инвестиций в акции, стоимость каждой из которых взлетит с 5 центов до 2 долларов, с лихвой покроет потери от 40 других неудачных ставок. Разумные игроки диверсифицируют свои инвестиции в другие отрасли, поэтому потерь не много. Они общаются с руководителями горнодобывающих компаний, навещают конечных пользователей и развивают инвестиционную теорию. Они не обязательно мудрее других потенциальных инвесторов, просто более информированы о рисках.
Большинство крупных компаний с Уолл-стрит не стремятся инвестировать в редкие металлы; рынок слишком волатилен, компании слишком маленькие, а задачи управления, связанные с подготовкой к разработке месторождений, слишком сложны. Посмотрите на ценовые всплески на редкоземельные элементы индий и рений за последние пятнадцать лет. У каждого из них были времена, когда цены взлетали более чем в десять раз, а затем снова резко падали. Инвестиционный банкир одной крупной фирмы с Уолл-стрит рассказал мне, что менее 3% всех его инвестиций в добывающие компании приходится на малые металлы. Поскольку волатильность цен является отличительной чертой рынков редких металлов, он предпочитает иметь дело с более крупными фирмами, такими как CBMM (бразильской компании, специализирующейся на переработке и технологии ниобия. – Republic), обладающими опытом, проверенными технологиями и базовыми металлами, чем с маленькой компанией из десяти человек с амбициями и неприступными скалами в арктической тундре. Более того, инвестирование в эти рынки подобно гаданию на кофейной гуще: рынок этих металлов мал и непрозрачен, спрос на них зависит от новых технологий, а предложение часто скрывается за завесой коммерческой или государственной тайны.
«Это просто Лас-Вегас»,– говорит Джефф Филлипс, инвестор в редкие металлы. По его словам, он преуспел в 2010–2011 годах, когда его инвестиции принесли ему огромную прибыль, в некоторых случаях в двадцатикратном размере, поскольку стоимость его шахт резко возросла из-за теоретической ценности ресурсов, которые имелись в земле. Однако в то время число редкоземельных проектов выросло, по некоторым оценкам, до более чем четырехсот месторождений. «Им никогда не суждено было стать работающими шахтами», – говорит мне Филлипс. Даже если бы 10% из них заработали, это стало бы серьезной проблемой: они бы наводнили рынок, снизили цены и в конечном итоге обанкротили всех производителей.
Поскольку люди, не склонные к риску, даже близко сюда не подходят, будущее наших технологий находится в руках инвесторов, которые вкладывают миллионы или десятки миллионов долларов в горнодобывающие компании на начальных стадиях. Деньги Филлипса идут не на строительство шахты, а скорее представляют собой краткосрочный (в его понимании это около двух лет) капитал для финансирования геологоразведочных работ. В течение этого времени он дает рекомендации управляющим, как убедить в рентабельности компании более богатых инвесторов, которые охотнее инвестируют в горнодобывающие проекты с более высокой вероятностью успеха.
Немногие инвесторы соглашаются на долгосрочные инвестиции – они хотят получить быструю прибыль. Проблема обеспечения поставок редкоземельных металлов для нашего высокотехнологичного будущего заключается в том, что система финансирования критически важных материалов в большинстве стран мира основывается на рынке, который избегает рисков и сосредоточен на немедленной выгоде. У той же CBMM была долгосрочная, надежная поддержка, редкая для рынков капитала сегодня и все чаще доступная только от правительств. Хотя эти ресурсы имеют решающее значение для будущего, успешное инвестирование в какой-либо проект в долгосрочной перспективе требует понимания технологии, знания процесса добычи полезных ископаемых и геополитики, а также терпения, которым обладают немногие инвесторы, не связанные с государством.