Как понять, что чувствуют животные
Приматолог Франс де Вааль: мы приписываем животным собственные настроения и эмоции. Но мы понятия не имеем, как они на самом деле себя ощущают
William Hong / Reuters
Краткий пересказ книги Франса де Вааля Mama's Last Hug: Animal Emotions and What They Tell Us about Ourselves (W. W. Norton & Co., 2019)
Контекст
Франс де Вааль – выдающийся нидерландско-американский приматолог, этолог и философ науки, автор нескольких бестселлеров о поведении приматов; некоторые из них переведены на русский язык (например, вот и вот). Новейшая работа де Вааля (также ставшая международным бестселлером и занявшая первые места в разннобразных почетных рейтингах) называется «Последнее объятие Мамы: эмоции животных и что они говорят нам о нас самих» (Мама – это кличка престарелой самки шимпанзе, с трогательного прощания с которой начинается книга).
Автор, бонобо и другие животные
Де Вааль много лет изучает шимпанзе и бонобо (последних раньше считали карликовым подвидом шимпанзе) и в естественной среде, и в лаборатории, досконально знает их поведение и психологию, практически говорит с ними на одном языке.
Эти два вида животных как бы демонстрируют разные стороны человеческой натуры: ласковые, неконфликтные бонобо (у них самый низкий уровень внутривидовой агрессии из всех человекообразных обезьян) и подчас свирепые, жестокие и агрессивные шимпанзе. При этом оба вида демонстрируют изощренную социальную организацию и поэтому служат отличным полигоном для исследования «сугубо человеческих» качеств – в том числе и эмоций.
Что мы знаем и чего не знаем
Сегодня мы уже довольно много знаем о сложном интеллекте приматов (и некоторых других высших млекопитающих). Де Вааль одним из первых обнаружил, что человекообразные обезьяны обладают некоторыми чертами психики, которые раньше считались доступными только человеку: у них есть нечто вроде системы морали, представление о смерти, они способны к долговременному планированию – и даже демонстрируют нечто очень похожее на зачатки религиозных ритуалов!
Однако мы до сих пор понятия не имеем, что сами животные думают обо всем этом – ведь мы не можем расспросить шимпанзе, а получить ответ с помощью объективных измерений тут не получится.
Например, мы знаем, что животные чувствуют боль. Однако физиологическое ощущение боли (то есть реакция, которую так или иначе можно измерить) и эмоциональная реакция на боль – это совсем разные вещи. Что же говорить о еще более сложных эмоциональных состояниях, которые традиционно считались «чисто человеческим» достоянием, «гигантской аномалией» в животном мире… Так есть ли вообще у животных сложные эмоции?
В этом месте любой читатель, у которого есть домашний питомец, наверняка воскликнет: «Что за глупый вопрос! Разумеется, есть! Мой пес так гордится, когда получает медаль на выставке! А мой кот всегда выглядит очень сконфуженным, когда ему не удается прыжок!» Но правильно ли мы понимаем собаку и кота? Ведь они не могут рассказать нам, что они на самом деле чувствуют…
Как понимать зверей?
Понять, что думает и какие чувства испытывает животное, – чрезвычайно сложная проблема науки о поведении. Это во многом связано с нашим антропоцентризмом – то есть склонностью приписывать другим существам человеческие качества и оценивать животных по человеческим меркам. Антропоцентризм – врожденная психологическая предвзятость, свойственная в том числе и ученым. Поэтому беспристрастно оценить поведение животных нам очень сложно.
Я терпеть не могу фильмы с участием обезьян, пишет де Вааль: каждый раз, когда наряженный в смешной костюм актер-шимпанзе скалится, демонстрируя свою глупую «улыбку», я весь сжимаюсь. Несведущий зритель может подумать, что животному правда весело, но я-то знаю, что очень трудно заставить шимпанзе оскалиться, не напугав его до смерти! Наверняка в эту минуту за кулисами стоит дрессировщик, исподтишка демонстрируя шимпанзе электрический прут или кожаную плетку и напоминая, что будет, если «артист» не подчинится. Обезьяне «весело»? Да она просто в ужасе!
Ведешь себя как животное!
У атропоцентризма есть и другая сторона: мы не хотим быть похожими на наших родственников в животном мире. Широко распространено мнение, что животные в принципе не умеют сдерживать свои «инстинкты»: мы привычно сравниваем недостойное поведение человека с поведением животных. Но это тоже типичная предвзятость: на самом деле животные владеют собой ничуть не хуже (а обычно гораздо лучше) нас.
Один из основных инструментов науки о поведении – лабораторный эксперимент (животному предлагается решить какую-нибудь задачу). Однако поскольку эксперименты придумываем мы сами, антроцентризм мешает нам взглянуть на них глазами животного. Нам кажется, что шимпанзе «не может решить» задачу – а он, вполне возможно, просто видит ее совершенно иначе.
Другой метод изучения – наблюдение в естественных условиях (в дикой природе или в специальных центрах). Но тут тоже все непросто. Сделать какие-то окончательные выводы об интеллекте шимпанзе, наблюдая их только в дикой природе, пишет де Вааль – это все равно что судить об интеллектуальном развитии ребенка исключительно по его катанию с горки на детской площадке.
Гримасы Пола Экмана
Вполне возможно, что перспективный путь изучения сложных эмоций у приматов – изучения их лицевой мимики и жестов. Ведь мы, люди, выражаем наши эмоции вовне именно с помощью гримас (моторики лицевых мышц) и жестов (языка тела).
Знаменитый американский психолог Пол Экман разработал подробную систему классификации гримас и выражений лица (FACS), изучив все возможные сокращения множества лицевых мышц (среди которых есть, например «мышца гордецов» или «мышца, сморщивающая бровь»).
Экман мог лично продемонстрировать практически любую мышечную конфигурацию: он обладал почти сверхъестественной степенью контроля над собственным лицом, умел воспроизводить мельчайшие мимические движения, передающие тончайшие оттенки эмоций. Он мог выглядеть злым или печальным, вдруг осклабиться в широкой простодушной улыбке, а потом продемонстрировать удовлетворение, смешанное с легким беспокойством.
Иными словами, мы, люди, умеем имитировать эмоции: мы способны изобразить чувство, которое на самом деле не испытываем, сознательно контролируя мимические мышцы лица. Долгое время де Вааль думал, что приматы ничего подобного не умеют, пока стал свидетелем забавного зрелища в зоопарке Сан-Диего:
Молодой бонобо сидел, уставившись в пространство, и при этом непрерывно гримасничал: втягивал щеки, выпячивал верхнюю губу, выдвигал вперед челюсть. Я пришел к выводу, что животное просто забавляется фантастическими гримасами, по-видимому не имеющими никакого практического смысла, и при этом явно сознательно контролирует мускулатуру лица. Но если ты умеешь развлекаться таким образом, почему бы тебе не делать то же самое, чтобы манипулировать другими? Точного ответа пока нет, признает автор книги, но по мере того как мы накопим больше наблюдений, метод изучения эмоций через сознательное гримасничанье может оказаться перспективным.
Кстати, богатой мимикой могут похвастаться не только обезьяны: «одними из самых выразительных лиц планеты», по выражению де Вааля, обладают лошади, ослы и зебры.
Покраснеть и нахмуриться
Чарльз Дарвин считал, что животным доступны все человеческие гримасы, они не способны лишь краснеть и хмурить брови. Насчет румянца стыда Дарвин был абсолютно прав, пишет де Вааль: нам неизвестен ни один случай, чтобы примат вдруг покраснел. Покраснение остается загадкой эволюции, особенно для циников, которые настаивают на том, что суть общественной жизни – эгоистичная эксплуатация других.
Если так, то нам, вероятно, было бы гораздо удобнее не уметь краснеть. Если румянец стыда заставляет нас быть честными, то стоит задуматься, зачем эволюция подарила нам (и ни одному другому виду) такой заметный сигнал.
Что касается хмурого взгляда, то Дарвин был прав только отчасти, потому что имел в виду специфическое выражение «когда ум сосредоточен на каком-нибудь вопросе и испытывает затруднение в его решении». Но в принципе шимпанзе умеют хмуриться, и при этом у них задействованы те же лицевые мышцы, что и у человека, и смысл этой гримасы такой же: демонстрация тревоги и неудовольствия.
Однажды стоял очень жаркий день и я взял шланг, чтобы побрызгать на обезьян водой. Шимпанзе обожают пить из шланга, и на этот раз несколько обезьян столпились перед шлангом с широко разинутыми ртами, ловя струю на лету. На одного детеныша попали холодные брызги, и он взвизгнул от испуга. Немедленно одна из самок подлетела к ограде и послала мне хмурый и совершенно недвусмысленный взгляд: давай поосторожнее, идиот!
Смех
Смех – одна из самых сложных и самых «человеческих» психологических реакций. Смех обычно связывают с юмором или щекоткой (кстати, шимпанзе реагируют на щекотку точно так же, как люди), но на самом деле, пишет де Вааль, юмор вовсе не всегда становится причиной смеха.
Психологи, скрытно наблюдая за поведением людей в торговых центрах и других общественных местах, знают, что смех гораздо чаще возникает в ходе самого заурядного общения, в котором нет ни искрометных шуток, ни блестящих каламбуров. Смех спонтанно возникает в ходе беседы, и обычно партнер тут же откликается на него – тоже смехом. Смех – это социальный сигнал, подтверждающий, что в нашем социальном взаимодействии все в порядке.
По-видимому, шимпанзе используют нечто похожее на смех, когда играют, и у обезьян он служит той же цели: помещает поведение в правильный контекст. Один шимпанзе вдруг крепко толкает другого, валит его на землю и запускает зубы ему в шею. Но поскольку они при этом издают нечто вроде хриплого смеха, то оба понимают, что все это лишь игра.
Смех? Подождите минутку, нет ли здесь антропоцентризма? Наверное, стоит слегка изменить терминологию. Почему бы не назвать эти хриплые звуки как-то нейтрально: например, «вокализованное дыхание»? Некоторые осторожные коллеги де Вааля предпочитают говорить о «смехоподобной реакции», пытаясь таким образом провести границу между эмоциональной сферой человека и «эмоциями» животных.
Важное отличие в том, что обезьяны смеются гораздо тише, чем мы, почти неслышно. Вероятно, громкость смеха обратно пропорциональна опасности окружающей среды. Если бы молодые приматы хохотали так же громко, как человеческие тинейджеры, их бы очень быстро переловили хищники. Впрочем, и мы тоже умеем смеяться тихим смехом, который транслирует окружающим особый оттенок эмоции.
Заключение
Еще не так давно в науке о поведении бытовало настоящее табу на термин «эмоции животных»: например, великий этолог Беррес Фредерик Скиннер говорил, что эмоции – «это прекрасный пример надуманных причин, которыми мы любим объяснять поведение». Сегодня этот подход кажется совершенно устаревшим, однако наука об изучении эмоций животных находится в самом начале своего развития. Как нам научиться лучше понимать животных? Для начала, говорит де Вааль, заведите собаку!
Что еще почитать:
Острова психической сложности. Что осьминоги могут рассказать нам о природе сознания.
Почему некоторые котики не видят вертикальных линий: отрывок из книги Аси Казанцевой «Мозг материален».
Павлиний хвост министра. Российские чиновники и демонстративное потребление.