О пользе ложных воспоминаний

Ложные воспоминания позволяют снизить уровень непоследовательности в окружающем мире и тем самым преодолеть стрессовую ситуацию.

Продолжаем серию сюжетов на стыке философии и психиатрии. Предыдущая статья была посвящена модели «фармацевтического разума», в новом материале речь пойдет о феномене ложных воспоминаний.

Можно спорить о том, приносит ли ложь пользу и бывает ли «ложь во спасение», но кажется совершенно неоспоримым, что с точки зрения познавательной ценности истинное высказывание всегда будет более ценно, чем ложное. Однако и это не так очевидно. В последние годы в философии набирает популярность идея, что ошибки, предубеждения, ложные воспоминания и другие явно неверные суждения о реальности все же имеют некоторую ценность для познания.

Философ Лиза Бортолотти предложила применить к познавательным процессам юридический аргумент. Защита на основании «оправдывающих обстоятельств» строится на следующей логике: в случае когда преступление предотвратило еще худшие последствия, нежели оно само, и у нарушителя не было другой возможности предотвратить эти последствия, он должен быть оправдан. Можно попробовать применить сходный аргумент к познанию: если ложное суждение предотвратило своего рода «катастрофу» для познания, то его можно не признать истинным, но в каком-то смысле «оправдать». Причем речь идет именно о ценности для познания, а не о том, чтобы оправдывать ложь, ссылаясь на то, что она принесет практическую пользу. Вопрос заключается в том, могут ли быть ложные суждения необходимы для достижения истины.

Попробуем рассмотреть этот вопрос на примере ложных воспоминаний и предложить гипотезу, позволяющую их «оправдать».

В психиатрии ⁠существует ⁠термин «конфабуляция», который относится к ложным воспоминаниям, вызванным различными клиническими ⁠причинами; конфабуляции возникают при синдроме Корсакова, ⁠болезни Альцгеймера и других расстройствах. Однако, чтобы помнить то, чего ⁠в действительности не было, вовсе необязательно ⁠иметь психиатрический диагноз. Множество психически здоровых людей «точно ⁠помнят, что положили это на место», или «что отправили то письмо», когда в действительности этого не делали. И речь идет не об обмане (хотя такое, разумеется, тоже бывает, и иногда люди маскируют обман подобными объяснениями), а о воспоминаниях, которые не соответствуют действительности, то есть о случаях «неклинической», или «повседневной конфабуляции».

Обыденные ложные воспоминания и клиническую конфабуляцию объединяет их предельная искренность. Больной, который рассказывает о никогда не происходивших в прошлом событиях, не пытается никого обмануть, – он действительно верит, что ездил на прошлой неделе в Америку, когда на самом деле находился в клинике. Человек, который добавляет в рассказ о прошлом несуществующие события, тоже обманывает в первую очередь самого себя, а не собеседника. Но в отличие от клинических случаев, у этого явления нет таких очевидных предпосылок, как физиологические нарушения.

Чтобы убедиться в своей способности производить повседневные конфабуляции, можно провести простой эксперимент: постараться как можно подробнее воспроизвести сюжет какого-нибудь литературного произведения из школьной программы, а затем сверить получившуюся историю с первоисточником. С большой вероятностью отдельные детали, а возможно и эпизоды будут вымышленными – то есть они будут результатом ложного «припоминания». В начале прошлого века британский психолог Фредерик Бартлетт проводил эксперимент, в ходе которого люди пересказывали услышанную историю спустя некоторые промежутки времени. Многие подробности и даже эпизоды со временем забывались, и им на смену приходили новые, якобы «припомненные», но на деле вымышленные. Испытуемым рассказывали индейскую легенду «Война духов». В этой истории молодой индеец отправляется в битву, которая оказывается «войной духов»; ему говорят, что он ранен, но он не чувствует боли; вернувшись домой, на следующий день с восходом солнца он погибает. Со временем в пересказе участников эксперимента легенда трансформировалась в рассказ о том, как молодой индеец погиб в битве, пораженный стрелой. В поздних версиях пересказа были описания, как стрела «пронзила его в самое сердце», как, умирая на поле боя, он просил отвезти его домой, – чего в оригинальной версии рассказа не было вовсе.

Такие ложные воспоминания хотя обыкновенно и не приносят большого вреда, все же вредны для познания, поскольку человек приобретает частично искаженную картину реальности. Так имеет ли под собой основания идея, что повседневные конфабуляции могут иметь ценность для познания, и как совершенно обычное ложное воспоминание может предотвратить какую-то «познавательную катастрофу»?

Повседневные конфабуляции чаще всего позволяют составить более связную и последовательную картину происходящего. Когда человек «не помнит, почему это здесь», или, как в случае психологического эксперимента с пересказом истории, «не помнит, что произошло между тем, как герой отправился воевать, и тем, как он погиб», это создает внутренне путаную и противоречивую картину действительности. Ложные воспоминания помогают нам поддерживать ощущение, что мы помним прошлое и что произошедшие события последовательны. Кроме того, в отдельных случаях ложные воспоминания позволяют рационализировать свое поведение. Например, в эксперименте, который проводили в 1970-е годы Нисбетт и Уилсон, посетителям торгового центра предлагали выбрать одну из моделей чулок (в действительности они были идентичны), а затем обосновать свой выбор. Многие покупатели предлагали объяснения, ссылаясь, к примеру, на то, что обратили внимание на прочность выбранной модели. В данном случае конфабуляции позволяли рационализировать и обосновать совершенный выбор.

Конечно, забывшийся в общей череде событий эпизод или небольшая непоследовательность некритичны, но каждый из таких эпизодов понемногу подрывает то чувство, которое Рональд Лэнг назвал «онтологической уверенностью». Онтологическая уверенность – это ощущение, что происходящие в мире (и с нами) процессы последовательны и постоянны, и мы можем полагаться на неизменность основных закономерностей окружающего мира. Социолог Мелвин Поллнер считал, что это ощущение лежит в основе любой практической познавательной деятельности, научной или повседневной. Мы неявно опираемся на предположение, что внешний мир существует, он устроен непротиворечивым образом, что мы можем в основном полагаться на наши органы чувств и рассчитывать, что завтра дважды два все еще будет равно четырем. Разумеется, в мире есть сложности и загадки, люди совершают ошибки, а иногда происходят научные революции, которые переворачивают представления о действительности. Но в целом мир более или менее постоянен и непротиворечив, и именно поэтому мы можем его познавать и доверять этому знанию. Чтобы формулировать вопросы, должно быть что-то, в чем мы не сомневаемся, иначе мы окажемся в хаосе, в котором никакое знание просто невозможно.

Можно предположить, что существует определенный порог неопределенности и непоследовательности, который может поколебать «онтологическую уверенность». Мелкие несоответствия подтачивают эту уверенность, а повседневные конфабуляции, привнося в наши воспоминания несуществующие на деле связи и порядок, таким образом защищают нас от этого.

Поэтому очевидно, что повседневные конфабуляции могут принести психологическую пользу: они позволяют снизить уровень непоследовательности в окружающем мире и тем самым преодолеть стрессовую ситуацию. Гарольд Гарфинкель описывает эксперимент, участников которого намеренно помещали в ситуацию, когда привычные способы понимания противоречили реальности. Испытуемым предлагали оценить кандидата, прослушав запись приемного собеседования; тот производил крайне неблагоприятное впечатление: был груб, казался невеждой, а его речь изобиловала ошибками. Далее участникам эксперимента говорили, что этот кандидат был принят, что прочие участники оценили его качества очень высоко, а также приводили факты из его биографии, свидетельствующие о том, что тот получил блестящее образование, хорошо умеет ладить с людьми и т.п. Несоответствие между привычными способами оценки реальности и «фактами» вызывало замешательство, недоумение, даже шок, а главное – сомнение в собственной способности судить о людях и в принципе выносить верные суждения. То есть происходила та самая утрата «онтологической уверенности». Некоторые испытуемые позже пересмотрели свое мнение и даже нашли новые «подтверждения» высокой оценке кандидата, которые якобы «были» в интервью: кандидат был «не грубым, а очень естественным»; его действия «вызывали улыбку» собеседника.

В эксперименте участники переживали опыт рассогласования и противоречивой картины реальности; это приводило к сильным эмоциональным реакциям и к потере уверенности в собственных способностях судить о мире. Ложные воспоминания позволяли «выйти» из этой ситуации и сохранить базовое доверие к возможности различать верное и неверное. После эксперимента все участники узнали о мистификации – в том числе и те, кто продолжал оставаться в недоумении и не воспользовался уловкой ложных воспоминаний. В повседневном опыте несоответствия обычно имеют меньший масштаб. Неспособность вспомнить прочитанный текст или собственное действие, совершенное вчера, подрывает уверенность в адекватности своей памяти; отсутствие связи между собственными действиями создает сомнение в способности поступать рационально. И в жизни не любая противоречивая ситуация может быть объяснена тем, что это эксперимент.

Но что более важно? Психологическая польза, преодоление стресса и сохранение способности ориентироваться в мире и оценивать его? Или все-таки тот факт, что способность спокойно жить и познавать мир, не сомневаясь в своей способности это делать, обязан ошибке?

Если верно предположение, что существует определенный порог непоследовательности, по достижении которого «онтологическая уверенность» может быть подорвана, то повседневные конфабуляции действительно могут играть позитивную роль для познания. В каком-то смысле лучше, если мы сможем сохранить способность критически оценивать информацию в более важных вопросах: сомневаться в данных науки, не поддаваться моральным паникам, пересматривать основания знания – за счет того, что не будем сомневаться в том, что можем более или менее отчетливо воспроизвести, что делали вчера. С другой стороны, все-таки нет гарантии, что невинный самообман повседневных конфабуляций действительно приведет именно к такому результату, а не будет просто способствовать умножению ложной информации безо всякой пользы для познания. Ложные воспоминания, вероятно, в самом деле могут иметь положительный эффект для познания – но принесет ли полученная благодаря им «онтологическая уверенность» стоящий результат, зависит от каждого.

Светлана Бардина - Философ