Как Борхес предугадал интернет и инстаграм
Он может за один абзац вернуть тебя на 15 веков назад или отправить на столько же столетий вперед, написал фантаст Уильям Гибсон
Самое точное определение Хорхе Луиса Борхеса – в том, что он ускользает от любых определений. Возможно, именно это позволило ему предвосхитить сложную и противоречивую реальность, которая вступила в права уже после его смерти.
Английский аргентинец и слепой библиотекарь
С одной стороны, Борхеса легко обвинить в архаичности: его рассказы, стихи и эссе наполнены отсылками к Древней Греции, он обожал артефакты прошлого и преклонялся перед историей. С другой – никто из писателей прошлого столетия не заглядывал в будущее так часто и проницательно, как Борхес. Именно из-за этого кажущегося противоречия писателю так трудно дать однозначное определение. Он не фантаст, но часто писал о том, чего никогда не происходило. Не ученый, но выстраивал теории и облекал их в почти поэтическую форму. Не философ, но размышлял о реальности не меньше Хайдеггера и Витгенштейна.
Жизнь самого Борхеса тоже напоминает биографии разных людей, которые каким-то образом уместились в одной личности. Он родился в 1899-м в семье уругвайки испанского происхождения и выходца из аргентинской провинции Энтре-Риос с испанскими, португальскими и британскими корнями. Последний фактор особенно повлиял на будущего писателя. Благодаря бабушке по отцовской линии Фанни Хаслам он знал английский не хуже испанского и с детства проникся европейской литературой. К тому же Фанни идеально разбиралась в еврейской Библии Танахе и пробудила в мальчике интерес к иудейской культуре.
Борхес стал человеком вне национальности – он вырос на пересечении культур и не ограничивал себя аргентинской идентичностью. Из-за этого его величие долго не признавали на родине – там предпочитали «патриотичную» литературу. Зато именно эта неопределенность (с другой стороны – разнообразие) обеспечила ему место в истории.
«Когда я был маленьким, то больше чувствовал себя аргентинцем, – рассказывал Борхес. – Это трудно определить, но мы в Аргентине всегда знаем, что это значит. Но пока время идет вперед, я двигаюсь назад и думаю о своих английских предках, выходцах из Нортумберленда. Все это не противоречит друг другу. Я не думаю, что во мне английская или испанская кровь. Самое важное – кто ты сейчас».
В 1955 году Борхес почти полностью ослеп – слабое зрение досталось ему от отца. По стечению обстоятельств в то же время его назначили директором Национальной библиотеки Аргентины. Писатель оценил иронию: «Как мастерски Создатель вручил мне два дара сразу: книги вместе с ночью». Много лет спустя колумнист The New York Times Ноам Коэн увидел в этом факте символизм: слепота Борхеса в царстве литературы предвосхитила современную ситуацию, в которой люди обладают доступом к огромным объемам информации, но у них нет подходящих инструментов для ее обработки. Но Борхес предвосхитил Всемирную паутину не только этим причудливым поворотом судьбы – он стал пророком виртуальной реальности благодаря творчеству.
Интернет как универсальная библиотека
Всемирная известность пришла к Борхесу лишь в 1960-х – после выхода английского перевода сборника «Вымыслы». С тех пор эффект от прочтения рассказов мастера магического реализма только усилился: их сюжет причудливо перекликается с эпохой поколения Z. Например, в «Вавилонской библиотеке» описывается нескончаемое собрание книг, расположенных в неизвестном порядке среди разрозненных галерей. Книги содержат как логичные фразы, так и полную бессмыслицу, хаотичное сочетание разных букв. Одни люди считали, что библиотека откроет им все тайны мира, но сходили с ума. Другие отчаялись разобраться в бездонной сокровищнице разных языков и форматов. Появились секты, которые перетасовывали буквы в надежде получить откровение, другие уничтожали книги тысячами, прежде чем их останавливали.
Борхес предположил, что библиотека бесконечна и периодична – даже если перебрать все книги, часть которых отличалась одной буквой или запятой, после этого читатель двинется по второму кругу. Кроме того, автор подчеркнул значение информации и предположил, что нечто столь масштабное мог создать лишь Бог. Его творение останется, даже если исчезнут запутавшиеся в нем люди: «Возможно, страх и старость обманывают меня, но я думаю, что человеческий род – единственный – близок к угасанию, а Библиотека сохранится: освещенная, необитаемая, бесконечная, абсолютно неподвижная, наполненная драгоценными томами, бесполезная, нетленная, таинственная».
Описанную Борхесом библиотеку легко сравнить с интернетом, который так же безграничен и запутан. В нем можно отыскать ответы на вопросы из любых сфер или потеряться и разочароваться в жизни. Можно восхищаться его возможностями и зависать в социальных сетях, а можно воевать против них и ворчать о деградации в онлайне. Если продолжить аналогию с «Вавилонской библиотекой», интернет как инструмент поиска превратился в новую религию, а информация – божество, которому так или иначе поклоняется каждый человек.
Вечная память и альтернативные вселенные
В другом рассказе – «Фунес, чудо памяти» – Борхес описал подростка, который после падения с лошади обрел способность запоминать пережитые ощущения и полученные знания до мельчайших подробностей. Коэн сравнивает это с тем, как любое событие или переживание современного человека обретает вечную жизнь в твиттере, инстаграме или фейсбуке. Интернет навсегда запомнит каждое слово и каждую фотографию, но только мы решаем, что это: суперспособность или проклятие. Обретя вечную память, Фунес потерял способность к мышлению, потому что «думать – значит забыть различия, уметь обобщать, резюмировать. В чрезмерно насыщенном мире Фунеса не было ничего, кроме подробностей».
Безграничный внутренний мир лишил героя сна – подобно тому, как страх покинуть интернет спровоцировал новую форму бессонницы у зумеров. «Ставшее возможным благодаря технологиям непрерывное взаимодействие с другими нарушило ритмы сна и бодрствования», – проанализировал заболевание XXI века доктор Рафаэль Хайнцер, написавший книгу «Je rêve de dormir» («Я мечтаю уснуть»). За 70 лет до швейцарского ученого Борхес ухватил суть информационной бессонницы: «Спать значит исчезнуть из мира».
Если «Чудо памяти» – вариация на тему неисчерпаемого знания, то «Тлен, Укбар, Орбис Терциус» – рассказ о том, как материализуется вымысел. Группа ученых составила энциклопедию, посвященную несуществующему миру под названием Тлен. В сочинении описываются законы физики, мировоззрение, грамматические правила и устои жителей Тлена. По мере публикации в обычном мире появляется все больше артефактов, совпадающих с описанными вещами из энциклопедии. Постепенно вымысел становится неотличим от реальности, и эта дихотомия стирается – Земля превращается в Тлен, который раньше существовал лишь на страницах книг. В середине XX века Борхес показал, что бессмысленно разделять виртуальность и обыденную реальность, поскольку одно легко превращается в другое. Аватары людей в интернете ничем не хуже их материальных воплощений, а некоторые фейки затмевают подлинные события.
Интернет, гаджеты, VR, видеоигры и карты с возможностью в любой момент увидеть любую точку мира – лишь тропки, по которым человек прокладывает путь в лабиринте жизни. По тем же законам написан роман-головоломка в рассказе «Сад расходящихся тропок»: в каждой главе читатель вовлекается в новый вариант развития событий, и произведение превращается в множественность альтернативных вселенных. В аналогичном ключе разворачивается действие «Лотереи в Вавилоне», где некая организация составила множество исходов лотереи: в зависимости от результата можно потерять все или вознестись на вершину политической иерархии.
Рассказы Борхеса – идеальная метафора эпохи технологий и информации, в которой нет однозначных интерпретаций, а все варианты событий переплетены друг с другом. «Борхеса можно считать важнейшим писателем XX века, – уверена переводчица работ аргентинца на английский Сюзанна Джилл Левин. – Он создал новый литературный континент между старыми мирами и современностью. Он научил нас, что нет ничего нового, потому что творение – это повторение, что все мы – один противоречивый разум, связанный друг с другом через время и пространство. Мировая паутина, в которой все время и пространство сосуществуют, напоминает изобретение Борхеса».
Как не запутаться среди потока информации
Традиция однозначной интерпретации сформировалась под влиянием христианской герменевтики и научно-философских принципов Нового времени. XX век оказался переломным в понимании реальности: Барт констатировал смерть автора, Фуко описал изменчивость человека с помощью эпистем, а Борхес изящно показал, что вымысел не менее реален, чем повседневность. Автор исследования «Борхес 2.0: От текста к виртуальным мирам» Перла Сэссон-Генри описала его как «аналогового писателя с футуристичным видением».
Противоречия, из которых складывается образ Борхеса, подтверждают множественность и неповторимость мира, которую он отстаивал в творчестве. Лучше всего об этом говорит тот факт, что предисловие к новому изданию «Лабиринтов» написал отец жанра киберпанк Уильям Гибсон. «Мы живем в сложные и запутанные времена. Метафорические и культурные аспекты Борхеса создают базу для оценки происходящего хаоса. Он может за один абзац вернуть тебя на 15 веков назад или отправить вперед».
Борхес не предсказывал мрачное будущее как создатели антиутопий, но и не предвкушал его с оптимизмом исследователя, сегодня его легко читать как современного нам писателя. Он не претендовал на роль морализатора или футуролога – ему было достаточно оставаться рассказчиком, который констатировал вневременную сущность мира. Множество реальностей Борхеса – это не прошлое, настоящее и будущее, а лабиринт с ответвлениями, тупиками и повторениями, в каждом из которых заложен смысл.
Так существует современный человек, который составляет представление о реальности с помощью постоянных, цикличных, но фрагментарных потоков информации. Чтобы не сойти с ума от многообразия и не потеряться, как скитальцы в Вавилонской библиотеке, лучше всего воспринимать мир как Борхес: признавая его изменчивость и свою мимолетность. Мы способны выстроить свой мир, но нельзя считать его единственно правильным, потому что он лишь один из многих. При этом он – не иллюзия, поскольку само понятие иллюзорности потеряло актуальность одновременно с формированием представлений о виртуальном.
Мы создаем себя заново, меняя биографии в соцсетях, рассылая видео друзьям или переписывая анкету в тиндере. В каждый момент мы остаемся собой, но одновременно меняемся – и это нормально. «Я думаю о себе как о писателе, но вместе с тем как о профессоре английской литературы и как о студенте, изучающем староанглийский, – описал себя Борхес. – Иногда я думаю о себе как о запутавшемся человеке, но в то же время чувствую себя счастливым и полным надежд».