Рабочий станет бизнесменом, только если большинство останутся рабочими
«Бедные сами несут ответственность за свое положение»
Продолжаем рассказывать об идеях канадского политического философа Джеральда Коэна. В прошлой части речь шла о том, что борьба против бедности – это и борьба за негативную свободу, а распоряжение своими талантами и способностями не обязательно приводит к экономическому неравенству.
Эгалитаризм случайности
«Бедные сами несут ответственность за свое положение»
Другим направлением, в которое Джеральд Коэн сделал значимый вклад, был эгалитаризм случайности. Его зачинателем был Рональд Дворкин со своей статьей «Что такое равенство?» Можно сказать, что Дворкин заложил фундамент, на котором начали строить такие философы, как Ричард Арнсон, Эрик Раковски, собственно Коэн и многие другие. В главном представители эгалитаризма случайности были друг с другом согласны, а разногласия между ними для человека, не вовлеченного в эти дискуссии, не могут не показаться всего лишь техническими расхождениями. Поэтому здесь я ограничусь тем, что изложу основные черты этой концепции, которые Коэн разделял и в создании которых поучаствовал.
Как уже было сказано, любимый метод Коэна – обыгрывание оппонента на его же поле. Вероятно, и в эгалитаризме случайности его привлекла среди прочего возможность обернуть орудия соперника против него самого. Комментируя упомянутую статью Дворкина, Коэн пишет: «Дворкин оказал эгалитаризму значительную услугу, включив в него наиболее мощные идеи из арсенала антиэгалитарных правых: идеи выбора и ответственности». Что здесь имеется в виду? Правые традиционно обращаются к идеям выбора и ответственности для оправдания неравенства. В экономическом взаимодействии люди должны нести ответственность за те решения, которые они принимают. Значит, в том, что одни богаче, а другие беднее, нет ничего плохого – просто одни принимали хорошие решения, а другие – плохие. Теперь же они несут за это ответственность. Эгалитаризм случайности соглашается с тем, что ответственность и выбор – это важно. Однако он задается вопросом о том, за что человек действительно может нести ответственность. В жизни каждого очень многое зависит от случайности. Но случайность случайности рознь. Случайность, на которую мы идем по собственному выбору, Коэн и другие называют выборной случайностью (option luck). Примером ее может служить проигрыш в лотерее, в которой человек самостоятельно решил участвовать. А вот та случайность, контролировать которую мы никак не можем, называется грубой случайностью (brute luck). Пожалуй, люди действительно должны нести ответственность за свои решения, в том числе за выборную случайность. Но должны ли они нести ответственность за мириады грубых случайностей, определяющих их жизни? К грубой случайности относится то, в насколько богатой семье родился человек, насколько преуспевает его страна, какого он пола и гендера и даже то, какие таланты и способности заложены в нем генетически. За все это люди не могут нести ответственность, так как они не делали соответствующих выборов. Но это значит, что про большинство бедных на самом деле нельзя сказать, что они сами виновны в своем положении. Таким образом, понятия выбора и ответственности, примененные последовательно, оказывается, не ведут к антиэгалитарным выводам.
Критики эгалитаризма случайности часто обвиняли это направление в антиутопичности – что же теперь, проверять, насколько каждый заслужил то, что имеет? На самом деле эгалитаристы случайности, конечно же, понимают невозможность и абсурдность такой проверки. С их точки зрения, ничего такого не требуется – просто нужна такая система институтов, которая, насколько это возможно, сводит к минимуму влияние грубой случайности на распределение. Отношение Коэна к эгалитаризму случайности не такое же, как к левому либертарианству. Если в создании последнего он поучаствовал ненамеренно и никогда себя к этому направлению не относил, то эгалитаризму случайности оставался привержен на протяжении всей своей карьеры, начиная с выхода «О метрике эгалитарной справедливости», его главной статьи на эту тему.
Коллективная несвобода
«Быть наемным рабочим, а не бизнесменом – это свободный выбор человека»
Ответ Коэна на это высказывание двоякий. С одной стороны, на индивидуальном уровне наемные рабочие действительно свободны – у них есть возможность перейти из своего класса в класс мелкой буржуазии. Но коллективно они несвободны, потому что индивидуальная возможность наемного работника стать мелким предпринимателем зависит от того, решат ли использовать эту возможность его остальные соратники по классу. Наемные рабочие не могут все стать буржуа одновременно – количество «непролетарских» позиций ограниченно. У каждого пролетария есть свобода перестать быть пролетарием при условии, что большинство остальных не сделает так же. Именно это Коэн и называет коллективной несвободой.
Это понятие он иллюстрирует следующим примером. Представьте нескольких людей, заключенных в камере. В камере есть ключ от входной двери, с помощью которого ее можно открыть и выйти. Но ключом может воспользоваться лишь один из заключенных – механизм двери устроен так, что после того, как ей воспользуются один раз, она закроется навсегда. По какой-то причине ни один из заключенных не пытается сбежать. Что мы можем сказать о них? На индивидуальном уровне у каждого заключенного есть возможность взять ключ и выйти. Но лишь при том условии, что остальные не попробуют сделать то же самое. Это коллективная несвобода.
Почему она вообще может нас волновать, почему мы можем хотеть «коллективной свободы»? Есть, конечно, прагматические резоны – при коллективной несвободе «побег» совершить гораздо сложнее, чем было бы в ситуации, когда ключ есть у каждого. Но Коэна в первую очередь волнует не это. Главная причина бороться с «коллективной несвободой» для него – это, конечно, солидарность. Иногда люди хотят для себя лишь такой свободы, которую они могут разделить с другими. Коэн иллюстрирует такое желание цитатой из Брехта: «И так как все мы люди, / Не дадим нас бить в лицо сапогом! / Никто на других не поднимет плеть, / и сам не будет рабом!»
Межличностный тест
«Если перераспределять средства от богатых в пользу бедных, то бедным же будет хуже, потому что богатые станут вкладывать в экономику меньше усилий и инвестиций»
Вынесенный в подзаголовок аргумент – одно из самых популярных обоснований правой экономической политики. В период президентства Рейгана в США эта логика легла в основание trickle-down economics – идеи о том, что если оставлять деньги у богатых, они будут просачиваться вниз (trickle-down) к бедным, а если забирать, то наоборот – бедным будет доставаться все меньше. Этот аргумент успешно дожил до сегодняшнего дня и воспроизводится в том числе в современных российских дискуссиях: например, его использует Андрей Колесников, критикуя Тома Пикетти, предлагающего повысить для богатых налоги.
На взгляд Коэна, такое обоснование может звучать убедительно, когда высказывается в безличностной форме, будто бы научный факт. Тем не менее его нельзя назвать исчерпывающим. Что означает этот придуманный Коэном термин – «исчерпывающее обоснование»? Исчерпывающими или неисчерпывающими могут быть такие обоснования, которые ссылаются на действия других людей. Например: «Подари маме цветы – она будет рада», «Не груби судье – он выгонит тебя с заседания» и так далее. Исчерпывающими такие обоснования можно назвать тогда, когда реакция другого человека, на которую делается ссылка, сама является оправданной.
Приведем пример. Представьте, что некто обосновывает, почему девушке не стоит ходить одной ночью по улицам: «Если ты будешь ходить ночью одна, тебя могут изнасиловать агрессивные мужчины». Это, безусловно, обоснование. При том условии, что оно фактически верно, оно дает девушке весомые резоны действительно не появляться на улице в одиночку. Но исчерпывающим оно было бы, только если бы потенциальное поведение той группы, на которую оно ссылается, – агрессивных мужчин – тоже было бы обоснованным, что, разумеется не так. Коэн предлагает способ, с помощью которого можно проверить, является ли обоснование исчерпывающим, – он называет его межличностным тестом.
Провести межличностный тест – значит представить, как обоснование высказывает тот, на кого оно ссылается. Если обоснование исчерпывающее, оно может быть высказано кем угодно кому угодно, а если нет, то при проведении межличностного теста оно будет терять свою нейтральную окраску. Очевидно, что обоснование, приведенное выше, не проходит межличностный тест, ведь когда мы представляем, как его высказывают те самые агрессивные мужчины, оно начинает звучать чудовищно: «Если ты будешь ходить ночью одна, мы можем тебя изнасиловать». С фактической точки зрения аргумент не утрачивает истинность. Он может быть не менее верен, чем при высказывании от третьего лица. Тем не менее с моральной точки зрения он звучит гораздо чудовищнее, ведь теперь тот, кто его высказывает, сам делает его посылки истинными.
Но разве не то же самое происходит с аргументом про перераспределение, которое мы обсуждаем? Проверим его с помощью межличностного теста, представив, как его высказывает богатый бедному: «Если перераспределять средства от таких, как мы, в пользу таких, как вы, вам же будет хуже, потому что мы станем вкладывать в экономику меньше усилий и инвестиций». Аргумент теряет нейтральность и показывает свою настоящую суть – это угроза, шантаж. А значит, когда представители элиты используют его, они рассматривают бедных не как участников одного с ними демократического сообщества, с которыми они в той или иной мере делят одну судьбу, но как противоположную сторону конфликта, которую нужно принудить к выгодным для себя условиям.
Практические рецепты
Какой, с точки зрения Коэна, должна была быть политика, учитывающая все эти аргументы – реализующая ценность равенства, дающая людям индивидуальную и коллективную свободу, не превращающая наше социальное взаимодействие в обмен угрозами? Тут стоит сказать, что Коэн был ценностным плюралистом, то есть философом, не ставящим одну ценность – скажем, справедливость – над всеми остальными. Он считал, что ценности существуют разные и иногда между ними приходится производить размен. Рынок – здесь Коэн оставался близок традиционным марксистам – не может реализовать равенство и справедливость. Он коррумпирован по своей природе. Но проблема в том, что он еще и эффективен в создании экономических благ. Для Коэна справедливость и эффективность находятся в конфликте. Тут и возникает необходимость размена. Да, мы не можем отказаться от рынка, не пожертвовав эффективностью, но не можем мы и принять его полностью, не пожертвовав справедливостью. Поэтому пока нам придется довольствоваться тем, что в английском называется second best option, – вариантом, который находится на втором месте после наиболее предпочтительного. Для Коэна таким вариантом был рыночный социализм – устройство общества, сохраняющее рынок, но модифицирующее его таким образом, чтобы он минимально противоречил эгалитаризму. Но тот факт, что справедливость в сегодняшних условиях невозможно реализовать полностью, не означал, на его взгляд, того, что мы должны принять доступный нам горизонт возможностей как справедливый. Удовлетворившись малым, мы теряем не только возможность для более радикальной критики статус-кво, но и ориентир, который, возможно, однажды приведет нас к обществу настоящей справедливости.