Социализм и демократия: возможно ли одно без другого?
Сторонники антиавторитарного социализма считали, что вся власть должна быть сосредоточена в самоуправлении, а совместная деятельность может координироваться только добровольно. Государство либо сразу ликвидируется, либо сохраняется для минимальных функций.
Когда говорят о сторонниках социализма и коммунизма, то есть посткапиталистического общества, прежде всего в голову приходит опыт коммунистов в странах «реального социализма». И начинается бесконечный спор о том, хорош или плох был этот путь для той или иной «социалистической» страны. Но с точки зрения социалистов и коммунистов XIX века, когда были сформулированы основы этих учений, в мире в ХХ веке не было ни одной страны, в которой возникло социалистическое общество. Дело в том, что социализм и коммунизм предполагают общество без разделения на трудящиеся, управляемые и господствующие, управляющие социальные группы (наиболее важные из них называются классами). Как писал П. Лавров, «Боевой клич рабочего социализма заключается, как известно, в двух формулах:
Прекращение эксплуатации человека человеком.
Прекращение управления человека человеком.
В последней формуле, конечно, слово “управление” должно быть понято не в смысле добровольного подчинения одной личности, в данном случае, руководству другой, но в смысле принудительной власти одной личности над другою». В XIX веке эти тезисы не вызывали возражений у социалистов и коммунистов.
Очевидно, что в СССР и других «соцстранах» рабочий класс и «колхозное крестьянство» управлялись бюрократией, которая принимала основные решения. А рабочие их выполняли. И даже иногда бунтовали против этих решений, как это было в Новочеркасске в 1962 году, но бунты эти подавлялись. Можно спорить о том, хорошо это или плохо, и может ли быть иначе, но это – не социализм.
Марксизм и антиавторитарный социализм
Надо сказать, что мыслители, создававшие социалистическое учение, знали об угрозе перерождения посткапиталистического проекта в новую форму эксплуататорского общества. Так, ознакомившись с работами К. Маркса и Ф. Энгельса, М. Бакунин писал об отношении Маркса к государству: «По Марксу народ не только не должен его разрушить, напротив, должен укреплять и усилить, и в этом виде передать в полное распоряжение своих благодетелей и учителей – начальников коммунистической партии, словом, г. Марксу и его друзьям, которые начнут освобождать его по-своему. Они сосредоточат бразды правления в сильной руке, потому что невежественный народ требует весьма сильного попечения; создадут единый государственный банк, сосредоточивший все торгово-промышленное, земледельческое и даже научное производства, а массу народа разделят на две армии: промышленную и земледельческую, под непосредственное командою государственных инженеров, которые составят новое привилегированное научно-политическое сословье». Как видим, это довольно точный прогноз по поводу осуществления концепций государственного социализма.
Маркс, отвечая своей критикой в адрес идей Бакунина, учитывал замечания оппонентов и доказывал, что его проект предполагает максимальную демократичность государственности. Это будет отмирающая государственность. Либо свободный избираемый парламент, либо федерация свободных самоуправлений – коммун. Второй вариант был подхвачен Лениным в форме Советов – местных организаций рабочего самоуправления.
Итак, к началу осуществления посткапиталистического проекта в ХХ веке практически все его сторонники понимали, что создать новое общество можно только на началах демократии трудящихся. Иначе возникнет новый эксплуататорский слой, и путь к будущему обществу не состоится.
Это единство в стремлении к демократии не означает, что между течениями левой мысли не было острых, иногда смертельных противоречий. Первое различие – в терминах «социализм» и «коммунизм». Это – скорее различие в акцентах, хотя и важных. Социализм – общество под контролем общества (как капитализм – общество под контролем капитала и капиталистов, а феодализм – под контролем феодалов). Саморегулируемое общество. Как оно будет саморегулироваться – это можно обсуждать дальше. Коммунизм – целостное общество, где все социальные группы сливаются в коммуне (или самоуправляемых коммунах). Это две стороны одной идеи, но трактовка коммунистов – более радикальная, акцентирующая слияние, целостность. Социалисты ценят разнообразие. Однако и коммунисты-марксисты, такие как Ленин, употребляли слово «социализм» практически как синоним коммунизма. Затем было решено во избежание путаницы дать каждому понятию свое значение. Так социализм был провозглашен первой фазой коммунизма. За пределами марксистско-ленинской идеологии отношение к этим понятиям было иным. Одни теоретики и практики предпочитали называть будущее общество социализмом, другие – как анархо-коммунист П. Кропоткин – считали, что в будущем победит анархический коммунизм, то есть общество, где все будет принадлежать всем, и не нужно будет государство для принуждения людей. А вот теоретик анархизма М. Бакунин подчеркивал, что он не коммунист, а коллективист, и средства производства должны находиться в руках коллективов работников.
Тут мы подходим к более существенному различию в социалистической среде. Одна часть сторонников посткапиталистического общества – преимущественно марксисты – видит его как целостную систему, которая работает по единому рациональному плану. Этот план создается в некоем центре, куда стекается информация о потребностях и возможностях трудящихся. Затем трудящиеся выполняют план. Это, как мы видели, и смущало Бакунина, а вместе с ним и других антиавторитарных социалистов (анархистов и большинство теоретиков народничества). Получается, что все-таки некая группа принимает руководящие решения и может принуждать трудящихся к их выполнению. Централизм ведет к возникновению государственного господствующего, а потенциально и эксплуататорского класса. Сторонники антиавторитарного социализма считали, что вся власть должна быть сосредоточена в самоуправлении, а совместная деятельность может координироваться только добровольно. Государство либо сразу ликвидируется, либо сохраняется для минимальных функций.
Ленин, который в 1917 году в работе «Государство и революция» выступал за минимизацию функций государства, подчеркивал это различие марксизма и анархизма: «Маркс расходится и с Прудоном и с Бакуниным как раз по вопросу о федерализме (не говоря уже о диктатуре пролетариата). Из мелкобуржуазных воззрений анархизма федерализм вытекает принципиально. Маркс – централист». Поскольку ни Маркс, ни Ленин не исключали политического федерализма, здесь речь идет именно об экономическом централизме. Политический федерализм для марксистов годится постольку, поскольку он не мешает экономическому централизму, центральному плановому регулированию и управлению.
Во второй половине XIX – первой половине ХХ века эти две тенденции социализма находились в состоянии острой конкуренции и в Первом интернационале, и в ходе революций – прежде всего в России и Испании. Примеры общества, основанного на производственном самоуправлении, распространении демократии на все сферы жизни, включая производственную, продемонстрировали Махновское движение на Украине в 1918–1921 гг. и особенно испанские анархо-синдикалисты и левые социалисты в Испании в 1936–1939 гг. Оба эти эксперимента не прекратились в результате внутренних проблем, а были уничтожены силой. Левые оппоненты марксистов сыграли огромную роль в становлении и развитии кооперативного и профсоюзного движения – важных некапиталистических элементов современного общества.
Но марксизм имел преимущество в этой борьбе, так как индустриальная модернизация как раз способствовала укреплению государственности, созданию больших партийных машин. Часть социалистов-централистов интегрировалась через социал-демократические партии в капиталистическую систему и способствовали ее кардинальному преобразованию изнутри. Западный мир перешел в 30–50-е годы ХХ века к регулируемой экономике с социальным государством, перераспределяющим богатства и защитой социальных прав. Марксисты-ленинцы пошли другим путем – они создали систему форсированной модернизации. Социализма у них не получилось, но они поспособствовали созданию индустриального городского общества в своих странах. Когда эта задача была выполнена, эти общества «реального социализма» зашли в тупик.
И в XXI веке модели такого этатистского «социализма» заходят в тупик, когда решают тактические задачи смягчения бедности и (или) ускорения индустриализации и урбанизации. Исключение составляет пока Китай, который пытается и дальше строить социализм на основе жесткого контроля над населением – теперь уже и с помощью современных информационных технологий. Те политики, которые пытаются сочетать усиление социального государства и сохранение капиталистической экономики, сегодня уже не могут добиться успеха предшественников – современному глобальному рынку уже не нужно расширения индустриальных производств, новых примеров модернизации. Здесь достигнут предел роста к 2008 году. Стоит в условиях капитализма усилить роль социального государства, как капиталы уходят из страны, нарастают долги, требуются меры, направленные на экономию бюджета, которые в свою очередь вызывают массовые протесты. Это видно сейчас и в Латинской Америке, и во Франции. Если левые политики пытаются упорствовать в проведении политики перераспределения благ в пользу бедных – проблемы только нарастают. Ведь даже Маркс учил таких политиков, что нужно начинать не с перераспределения, а с производства, а вот производственные отношения остаются и в Венесуэле, и в Боливии прежними – индустриальными и аграрными. Выход из кризиса современного социализма может лежать только на путях перехода к постиндустриальным, принципиально новым отношениям и в ��роизводстве, и в организации жизни. Именно о такой модели писали теоретики народничества в XIX веке, отрицая за промышленным переворотом роль демиурга конца истории. Для них было важным не просто повысить производительность труда, но сделать это без превращения человеческой личности в узкоспециализированный инструмент (о чем спорили Н. Михайловский и Г. Плеханов).
Постиндустриальные технологии и социальные практики дают новые перспективы для тех направлений социалистической идеи, которые противостояли марксизму. Марксизм был наиболее адекватен индустриальной эпохе, а его оппоненты в левом идейном секторе – тому, что наступает сейчас.
Постиндустриальное общество и производственная республика
Когда теоретики постиндустриального общества пишут о том, что «общество скорее будет построено по типу сети, а не по типу иерархии институтов», что цивилизация «осознает ценность децентрализованных решений», что «решения будут приниматься многими людьми поочередно», о регионализации и ослаблении роли государства – они лишь пересказывают идеи анархистов и народников, но в более размытом и менее продуманном виде. Можно спорить, чего здесь больше – просто здравого смысла, который возвращает нас к старым добрым достижениям левой мысли, или опосредованного влияния Прудона, Бакунина и Кропоткина на Тоффлера через Толстого и Ганди. Но факт остается фактом – новые вызовы, которые стоят перед человечеством делают оппонентов марксизма в левой мысли все более актуальными.
В условиях кризиса индустриального общества происходит размывание собственности, государственности, специализации. Здравствуй, книга П.Ж. Прудона «Что такое собственность?» Собственность должна замениться владением, когда решения о производстве принимает не некий собственник, а сам коллектив с помощью структур самоуправления, распространения демократии на сферу производства. Ты можешь участвовать в распоряжении там, где работаешь. Ушел с предприятия – потерял право им распоряжаться. Пришел – получил. Каждый, кто выполняет на данном производстве полезные функции, имеет свою долю права на управления им: на выборы органов самоуправления и администрации, на участие в принятии стратегических решений и одобрении или неодобрении тактических.
Здесь я предвижу возмущение людей с либеральным сознанием. Как же можно доверять принятие производственных решений рабочим, которые специально не обучены принятию управленческих решений? Либерализм в экономической сфере выступает за диктатуру менеджера, представляющего собственника. И в этом заключается фундаментальный антидемократизм либерализма, который допускает нечто, имитирующее демократию, только на уровне выборов в государственные институты, но не там, где происходит производство. Там, где идет многопартийная игра элит, нужно создавать впечатление у масс, что от них зависит власть. А производство – это слишком серьезное дело для демократии.
Люди, которые выходят на улицы и ложатся под ОМОН, потому что им не дали зарегистрировать кандидатов, почему-то не добиваются демократии по месту работы. Люди, которые выступают за демократию, но против производственной демократии – глубоко заблуждаются или лгут. Они выступают за элитократию, олигархию под видом демократии. Антиавторитарный социализм настаивает: демократия может существовать, только если начинается с уровня производства и места жительства.
Если Вы признаете республику в государстве, то и на производстве должна быть республика. Работники могут избирать и отзывать руководителя, формировать совет предприятия. Тем более, когда сейчас требуется все более квалифицированная и многофункциональная рабочая сила, когда работник часто лучше разбирается в деле, чем начальник – такова постиндустриальная тенденция.
Самоуправление и делегирование
Республика должна быть не только на моем предприятии, но и в моем дворе. Народники вслед за А. Герценом вообще предлагали сделать общину моделью будущего общества. Во всех вопросах, где органы местного самоуправления (уровня дома или двора) готовы договариваться между собой, они передают определенные полномочия наверх и в этих рамках действуют вышестоящие Советы (скажем – районные). Возникает система делегирования. Квартальный Совет состоит из делегатов домов, районный – из делегатов кварталов, городской – из делегатов районов, региональный – городов и территорий. Эта система принципиально отличается от прямых выборов, при которых подавляющее большинство избирателей не знает избираемого непосредственно и может судить о нем прежде всего по предвыборному пиару, организованному партийными элитами, выдвинувшими этого кандидата. Прямые выборы – это плюралистическая элитократия, что ближе к демократии, чем авторитаризм, но все же не демократия. Делегирование основано на том, что делегат направляется теми, кто его знает, и может быть легко отозван в любой момент.
Регионы могут объединяться в более широкие образования – Союзы. Территориально это могут быть объединения уровня СССР или Евросоюза. В свое время была такая идея – Европа регионов, когда ЕС создается из регионов, а не государств. В этом случае были бы излишними такие проблемы, как нынешние столкновения в Каталонии, а из ЕС вышла бы Англия, но не Шотландия и Северная Ирландия.
С помощью делегирования (федерализма) можно организовать самоуправление и демократию на производстве, координацию экономики. Предприятия, как и территории, объединяются в федерации, а эти федерации – в более масштабные федерации. Человек, который сидит на самом верху, низового избирателя не видит. Но и решить судьбу обычного человека не может – он координатор регионов, а не властелин, решающий судьбы отдельных людей и вмешивающийся в работу трамваев в городе N. Федерализм – это демократия на каждом уровне. Перевернутая пирамида власти, когда наверху остается только необходимый минимум полномочий. Этот минимум может определяться либо вступающими в союз субъектами (как предлагали Прудон и Бакунин), либо на референдуме при принятии новой конституции (что было бы целесообразно, на мой взгляд, в современных условиях).
За это выступали и Прудон, и Бакунин, и неонароднический клуб «Община», который мы создали в 1987 г. и который принял активное участие в развертывании массового демократического движения в СССР. Думаю, если бы СССР был реорганизован подобным образом, у него было бы больше шансов сохраниться.
Перспективы электронной демократии
Это не идеальная система. Но она основана на демократическом принципе: воля людей снизу должна передаваться наверх. Наверху власти меньше всего, внизу больше всего. Может, получится так, что внизу люди пришли к одному решению, а совет наверху приходит к другому выводу. Недостатки делегирования могут уравновешиваться референдарной демократией. Уже сейчас в Швейцарии множество вопросов решаются на референдумах. Но их решения не могут быть оперативными – голосованию должна предшествовать дискуссия, вовлекающая миллионы или многие тысячи людей. Так можно определять только общие рамки, в которых будут приниматься оперативные решения. Принципиальные споры могут разрешаться через референдарную демократию. Для оперативных решений лучше подходят делегированные Советы. То, чего не знали теоретики прошлого, но что сегодня видим мы – это возможности электронной демократии, когда человек может распоряжаться своими голосами как счетом в банке – перекладывая их в пользу того или иного решения. Разумеется, электронная демократия может быть демократией только при условии создания удобной для гражданина системы обсуждения вариантов окончательного решения, когда любая группа граждан может предлагать свои поправки. (Такие возможности я описал в 2006 г. в фантастическом романе «Ведьмино кольцо». Сообщество «Информационал» предлагает использовать идеи федерализма и электронной демократии для построения модели демократии будущего.)
Когда стояла задача индустриальной модернизации, были актуальны Маркс, Энгельс, Лассаль и Бернштейн. Если стоят задачи преодоления индустриального общества, здравствуйте Прудон, Герцен, Бакунин, Лавров, Кропоткин, Михайловский. Последний показал, что тенденция к специализации не является вечной и должна смениться тенденцией к деспециализации, диверсификации, многофункциональности человека. Он видел критерий прогресса в «возможно меньшем разделение труда между людьми». Именно эти социалистические мыслители теоретически обосновали путь к демократии и свободе, которая является гораздо более полной и последовательной, чем та, что существует в сегодняшнем мире победивших правых идеологий.