HISTORY
September 3, 2019

Как США самоутверждались, помогая голодающей России

Америка и Россия, эпизод третий: Сибирь – большая тюрьма, становление американского миссионерства

Иван Айвазовский. Раздача продовольствия, 1892 год

Самым большим кризисом в американской истории стала Гражданская война 1861–1865 годов. Вот уже полторы сотни лет американцы спорят о ее значении и содержании. Братоубийственная война, война между штатами, война за южную независимость, война за единство союза, война за уничтожение рабства – все эти (и многие другие) определения имели в прошлом и имеют сегодня своих сторонников. В Гражданской, которую по способам ведения боевых действий и по масштабам вовлечения невоенного населения называют предтечей войн следующего, XX века, погибли и пропали без вести более миллиона человек. В ходе войны и начавшейся после нее Реконструкции Юга было отменено рабство и черным американцам предоставлены политические права. Однако после выборов 1876 года, в объявленные результаты которых мало кто поверил (республиканский кандидат Хейс должен был проиграть демократу Тилдену, но в последний момент получил голоса выборщиков трех южных штатов, которые всегда голосовали за демократов), новый президент распорядился завершить процесс Реконструкции, бывшим мятежным штатам было возвращено самоуправление – и там немедленно установилась система расовой сегрегации, законы Джима Кроу и суды Линча для черных. Политическая система США, по общему убеждению, не справилась с кризисом, Вашингтон погряз в коррупции, а политический и социальный откат к правлению белых в штатах Юга заставил задуматься, ради чего погибли сотни тысяч американцев.

Последние два десятилетия XIX века американское общество искало ответы на этот вопрос – и новые основания для гордости собой. Быстрое развитие промышленности в последней трети столетия лишь частично примиряло интеллектуалов с действительностью. Марк Твен назвал это время «позолоченным веком» – под внешними успехами страны скрывалось сомнение в прочности общества.

Недовольство тем, как идут дела в самих Соединенных Штатах, заставило американцев искать опору во внешнем мире: сравнение с местами, где дела обстояли хуже, чем в Америке, помогало поддержать тонус «лучшей страны на свете». Не в первый раз в своей истории американское общество обратилось к опоре на «внешнюю идентичность», которая позволяет описывать себя как отличающегося от Другого (а не через собственные имманентные черты). Именно поиск такого Другого вновь обратил внимание американцев на Россию.

Дружба уходит ⁠с Аляской

Эпоха ⁠российско-американской дружбы, связанная с тесным сотрудничеством в технологической области (строительство железных дорог, ⁠пароходов, телеграфа, производство оружия) и взаимной ⁠поддержкой в годы Крымской войны и Гражданской войны в США, увенчалась продажей ⁠российским правительством Аляски Соединенным Штатам ⁠в 1867 году. В Санкт-Петербурге в тот момент возобладала точка зрения ⁠Морского министерства, не видевшего путей эффективной защиты удаленной территории в случае крупного конфликта с Великобританией, и Министерства финансов, считавшего содержание Русской Америки убыточным (вопреки расчетам, предоставленным Российско-американской компанией). Для Вашингтона эта покупка стала предпоследним расширением территории и первым приобретением, не прилегавшим к границам страны (в американском конгрессе очень многие выступали против покупки Аляски, и русский посол Эдуард Стёкль потратил значительную сумму на подкуп сенаторов для ратификации договора).

После этого, однако, отношения пошли под гору. В начале 1870-х Великий князь Алексей путешествовал по США, встречая повсюду восторженный прием, но аудиенция у президента Гранта оказалась весьма прохладной. Император Александр II не оставил это незамеченным, когда попросил американского посланника передать благодарность народу Соединенных Штатов за внимание к сыну. Посланник ответил, что передаст благодарность Гранту, но царь поправил его: «Я сказал – народу, а не президенту».

В 1881 году «Народная воля» убила Александра II, а в США в том же году уволенный чиновник убил президента Гарфилда. Эти события стали поводом не только для объединения (в официальных соболезнованиях два события сравнивались), но и для противопоставления двух стран. Исполнительный комитет «Народной воли» осудил убийство президента в специальном обращении к американскому народу: «В стране, где свобода личности дает возможность честной идейной борьбы, где свободная народная воля определяет не только закон, но и личность правителей – в такой стране политическое убийство, как средство борьбы – есть проявление того же духа деспотизма, уничтожение которого в России мы ставим своею задачею. Деспотизм личности и деспотизм партии одинаково предосудительны, и насилие имеет оправдание только тогда, когда оно направляется против насилия».

Лекции Кеннана

Вскоре Александр III развернул в России реакцию, казнив народовольцев и отправив в Сибирь десятки революционеров и критиков правительства. Именно в это время американский журналист Джордж Кеннан запросил у российского правительства разрешение на путешествие по стране.

Кеннан не впервые отправлялся в Россию – его знакомство со страной состоялось еще в 1860-е, когда он попал в Сибирь с партией телеграфистов, изучавших возможный маршрут межконтинентального телеграфа для компании Western Union. Конкуренты сумели быстрее наладить телеграфное сообщение по дну Атлантики, но результатом поездки стала книга Кеннана «Кочевая жизнь в Сибири», написанная с симпатией к местному населению. После этого американский телеграфист переквалифицировался в журналиста-путешественника, в частности, он посетил Кавказ (написав о нем серию журнальных статей). Именно его симпатия к России стала решающим фактором в разрешении Кеннану проехать по стране в 1885–1886 годах.

В результате американец оказался в Сибири в тот самый момент, когда царское правительство населило ее русскими революционерами и либералами. Американский журналист встречался с людьми, крайне критично относившимися к российскому государству. Вернувшись в Америку, Кеннан начал читать лекции о стране, в которой лучшие люди сосланы правительством в Сибирь. Выходя к слушателям в кандалах и робе русского арестанта, Кеннан живописал жестокость русского правительства и страдания народа. Лекции были весьма популярны: собственные проблемы представлялись американцам незначительными в сравнении с российскими. Позднее Кеннан издал и книгу «Сибирь и ссылка», заложив традицию взгляда на Сибирь как на большую тюрьму. Когда в США спустя десятилетия был опубликован «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына, американские читатели увидели в нем развитие и подтверждение кеннановского описания (тогда как сам Солженицын, проводивший твердую границу между дореволюционной Россией и Советским Союзом, вряд ли был доволен таким отождествлением).

Постановочная фотография. Джордж Кеннан в одеянии каторжанина.

Друзья русской свободы

Попытка Александра превратить Российскую империю в национальное государство привела к началу массовой эмиграции в Соединенные Штаты евреев, русских немцев, духоборов, штундистов. Эмигранты имели причины не любить оставленную страну, и их голос, пока еще не очень громкий, стал тем не менее размывать образ «дружественной России».

В эти годы в США сформировалось Общество друзей русской свободы, в которое, среди других либеральных активистов, вошли некоторые бывшие видные аболиционисты (боровшиеся за отмену рабства) и их дети. Они описывали Россию примерно теми же словами, которые использовали для рассказа о Юге США до Гражданской войны: хороший народ России страдал под гнетом ужасного правительства и ждал избавления, которое могли принести ему американские друзья.

Конечно же, в США в этот период появились и другие образы России; в целом можно сказать, что происходило быстрое размножение представлений о заморской империи, усложнение ее образа. В это время в США приезжали Петр Чайковский и Василий Верещагин, были опубликованы переводы книг Ивана Тургенева, Льва Толстого, Федора Достоевского, Антона Чехова. В Америке появились пропагандисты русской культуры, называвшие себя русофилами. Правда, политическая система России не интересовала русофилов, призывавших оценивать страну не по ее политике, а по культурным достижениям.

В 1891–1892 годах в России разразился голод. Американские филантропы задались целью помочь голодающим; их усилиями в Россию были доставлены тонны продовольствия, собранные в Соединенных Штатах. Американская помощь впервые стала не метафорой, а реальным делом. Филантропы имели основания гордиться собой: возможность помочь одной из главных европейских стран позволяла ставить себя выше нее, поверить в собственное предназначение. Именно в это время Иван Айвазовский (он как раз путешествовал по США, но перед отъездом стал свидетелем встречи американских кораблей в России) написал картины «Корабль помощи» и «Раздача продовольствия», показывавшие благоговейное отношение русских крестьян к американским продуктам.

Становление американского миссионерства

Помощь голодающим в России стала важным этапом в становлении американского миссионерства, представления об особом предназначении Соединенных Штатов: помогать другим странам мира преодолевать трудности и двигаться по американскому пути. Конечно же, уверенность в особой роли жителей Америки восходит к пуританским представлениям о «граде на холме» (слова из проповеди 1630 года одного из первых губернаторов колонии Массачусетского залива Джона Уинтропа), образце для всего мира – секуляризированным в результате Американской революции (образец теперь был не религиозным, а политическим). Но все же решительный шаг от роли «модели» и образца к действиям по преображению мира был впервые сделан в конце XIX века. Россия хорошо ложилась в логику конструирования американского Другого: бинарное противопоставление, впервые сформулированное за полвека до этого во время европейских революций, теперь сопрягалось с весьма популярной (и респектабельной в конце века) расовой теорией: русские представляли собой противоположный американцам полюс внутри той же «белой расы», где сравнение было возможным.

Однако не Россия стала для США местом первой пробы сил по продвижению демократии. Восставшие (уже не в первый раз) против испанской метрополии кубинцы потерпели поражение и страдали под игом Мадрида. Именно в этот момент американское руководство впервые решило перейти черту между моральной поддержкой и военной операцией в поддержку демократии. Предыдущая война с соседней страной, Мексикой, в 1846–1848 годах не направлялась демократической идеологией (скорее напротив, демократия использовалась как аргумент собственной исключительности, ставивший под сомнения цели войны: противники территориальных приращений за счет южного соседа в американском сенате убеждали сограждан, что мексиканцы не готовы к жизни в условиях демократии, а потому нельзя присоединять к США мексиканские провинции). В 1898 году антииспанские восстания на Кубе и Филиппинах стали поводом для американского вмешательства в целях установления демократии. Модернизированный американский флот легко разбил состоявшие из устаревших кораблей испанские эскадры в Вест-Индии и на Тихом океане, продемонстрировав всему миру, что мессианизм США имеет под собой прочное военно-техническое основание.

Испано-американская война 1898 года стала поворотным пунктом в американской внешней политике. Отныне США могли силой продвигать демократию в мире. Успешная война с Испанией также помогла американцам избавиться от пессимизма предыдущих десятилетий. С этого времени в стране развернулось движение прогрессистов, веривших в способность американцев решить любые технические, социальные и политические проблемы с помощью реформ. В этой среде сформировалась и программа реформы мировой политики, которую выдвинет, став президентом, один из лидеров прогрессистов Вудро Вильсон. А Россия в политической риторике США с началом нового века становилась все более четким антиподом всего американского.

Но об этом периоде поговорим в следующий раз.

Предыдущие статьи цикла:

Эффект «Весны народов». Как США стали примером для Европы, а Россия – наоборот

«Каждый русский – казак, а каждый казак – людоед». Как в США спорили о России в 1813 году

Иван Курилла

Историк, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге