Чем успешнее модернизация, тем больше она порождает конфликтов
Недовольство в обществе вполне может расти даже при нормальном экономическом развитии
К моменту выхода книги «Российская модернизация и революция» ее автор, профессор Санкт-Петербургского государственного университета Борис Миронов имел наиболее высокий индекс Хирша среди российских ученых, занимающихся отечественной историей. И это не удивительно. Труды Миронова вызывают, наверное, наибольшие споры среди современных историков. Отсюда – цитируемость и постоянные упоминания в научных изданиях. Одни читатели считают Миронова классиком, другие абсолютно не принимают значительной части написанного им.
Ровно 20 лет назад Миронов опубликовал объемистый двухтомник «Социальная история России периода империи», где можно было найти информацию практически по всем вопросам экономической и общественной жизни нашей страны XVIII – начала XX веков. В течение четырех лет вышло еще два издания этой книги. А к 2014 году Миронов, существенно переработав и дополнив свою «Социальную историю», выпустил на ее базе книгу «Российская империя: от традиции к модерну» – в трех томах, каждый из которых насчитывает около 1000 страниц большого формата.
Обычному читателю даже представить себе такой объем книги довольно трудно. Поэтому можно для простоты сказать так. В трехтомнике, помимо большого введения, уместились 13 глав – то есть это, в сущности, 14 собранных вместе книг, каждая из которых посвящена какой-то актуальной проблеме истории нашей страны: крепостному праву, социальной структуре, демографии, внутренней колонизации, ментальности народа, государственному управлению…
Но основные споры вызывают обычно не эти проблемы, а то, что Миронов пишет о российской революции. В 2010 году у него вышла книга «Благосостояние населения и революции в имперской России», где упор был сделан на первую часть названия. И вот теперь появилась книга с упором на вторую. Причем революцию автор парадоксальным образом увязывает с модернизацией, а вовсе не противопоставляет ей.
Обычно ведь у нас принято считать так.
Люди правых взглядов полагают, что модернизация – это хорошо, а революция – плохо. То есть страна должна развиваться, богатеть, обрастать многочисленными заводами и фабриками. А если вдруг замечательный процесс модернизации прерывается революцией, то это, скорее всего, чьи-то злые козни. С чего бы народу бузить, если страна развивается? Видимо, кто-то подзуживает простаков.
Люди левых взглядов полагают, что революция – это хорошо, а вот модернизация… Не то, чтобы плохо, но этого явно недостаточно для нормальной, благоустроенной жизни трудящихся – поскольку при капиталистической модернизации богатство достается в основном тем, кто и так богат. А рабочий класс оказывается обделен: ему, как писали Маркс с Энгельсом, нечего терять, кроме своих цепей. Значит, жизнь может стать нормальной только в результате революции.
Взгляды эти прямо противоположны по своей политической направленности, но в аналитическом плане они оказываются весьма похожими. Модернизация и революция отрываются друг от друга. Один процесс объявляется хорошим, а другой – плохим. Или, точнее, развитие общества при таком подходе попадает в зависимость либо от модернизации, либо от революции. Кто-то говорит, что при правильной модернизации революций вообще быть не может. А кто-то – что нормально модернизироваться можно лишь при условии правильной революции.
В книге Миронова предлагается модернизационная теория революции. То есть в ней утверждается, что сама революция возникает как своеобразный «побочный продукт» модернизации. Точнее, в книге такое выражение не используется, но одна из статей Миронова несколько лет назад именно так и называлась. Думается, это была очень удачная формулировка. Жаль, что она не сохранилась.
Читателю, который считает, будто революции устраивают только от плохой жизни, будет непросто понять суть модернизационной теории революции. А у нас ведь многие так считают. Мол, плохо живем – бунтуем. А если модернизация нормально идет, так чего бунтовать? Но на самом деле общество – это очень сложная система. И недовольство в обществе вполне может вызревать даже при нормальном экономическом развитии. А при ужасающей бедности люди, наоборот, вполне могут впасть в апатию и послушно терпеть сложившееся положение дел.
Революция на фоне бесспорных успехов модернизации – это не нонсенс, а социологическая закономерность, – отмечает Миронов. – Теория модернизации утверждает: модернизация способствует росту социальных, экономических и политических противоречий, вследствие чего чем быстрее и успешнее проходит модернизация, тем, как правило, выше конфликтность и социальная напряженность в обществе (стр. 21).
Преобразования в России после Великих реформ Александра II шли вполне успешно. Экономика росла, капитал интенсивно двигался к нам из-за границы, крестьяне перебирались из деревни в город и занимали рабочие места, постоянно появлявшиеся на разнообразных новых предприятиях. Да и политические преобразования (пусть весьма ограниченные) перед революцией тоже происходили. Нет никаких оснований выводить Россию из числа успешных стран, вполне способных модернизироваться.
Но у нас (как, кстати, во многих других странах, проходящих модернизацию) быстрые перемены формировали ситуацию, в которой одни группы населения выигрывали, тогда как другие – проигрывали. И даже те, кто выиграл, могли считать, будто получают недостаточно выгод – ведь какие-то третьи группы выиграли еще больше.
И новая книга профессора Миронова, и его «Российская империя: от традиции к модерну» содержат множество примеров модернизации, которая сопровождалась нарастанием противоречий. Особенность автора в том, что он, с одной стороны, весьма позитивно смотрит на возможности нашей страны и полностью отрицает популярную в советское время теорию, согласно которой царская Россия вошла в системный кризис, выход из которого возможен был только через социалистическую революцию.
А с другой стороны, Миронов не идеализирует Россию «при старом режиме» и не пытается сформировать миф, будто тогда все было хорошо. Наоборот, он тщательно анализирует ситуацию, показывает как важные проблемы, так и серьезные достижения модернизации.
На мой взгляд, такой подход весьма оптимистичен в отношении нашего будущего. Ведь если мы полагаем, будто модернизация, начатая Великими реформами Александра II, полностью провалилась, рухнув в такой кризис, из которого можно было выйти только в социалистическую революцию, то нам трудно себе представить, что из застойного путинского режима удастся выйти во что-то конструктивное.
Но если мы исходим из того, что модернизация не только развивает страну, но и порождает сложные противоречия, если мы понимаем, что даже наиболее успешные страны мира не могли в свое время подобных противоречий избежать, то старые срывы перестают казаться доказательством неизбежности всё новых проблем.
Грубо говоря, если у молодого человека был какой-то срыв в переходном возрасте, то это всего лишь значит, что он нормально развивается, а трудности подобного рода испытывают многие его ровесники. Не следует на основании одного срыва делать вывод, что этот человек будто бы обречен всю жизнь оставаться неудачником.
Книги Миронова трудно пересказывать даже кратко, поскольку наряду с ключевыми выводами в них содержится такое море конкретной информации, что содержательный пересказ по объему быстро приблизится к самой книге. В частности, читателю «Российской модернизации и революции» я бы посоветовал обязательно проштудировать пятую главу, в которой рассказывается о своеобразной ментальности крестьянства и о его способности мыслить. А также о том, почему простой человек рубежа XIX–XX веков был слаб в абстрактном мышлении, но весьма силен в практических действиях – то есть именно в том, что ему реально требовалось для жизни в условиях модернизирующегося общества.
Эта информация столетней давности, как ни странно, очень многое позволяет понять в развитии путинской России, где активно идет бытовая модернизация, но люди при этом плохо понимают необходимость демократизации и деструктивность автократии.