Как Кремниевая долина подружилась с Пентагоном
Военные в США более полувека финансировали и снабжали технологиями почти всех ИT-гигантов. А теперь сами обращаются к ним за помощью
Взаимоотношения военных и частного сектора в вопросах передовых технологий уходят корнями во времена формирования Кремниевой долины. В 1956 году состоялось первое в ее истории – его прошла компания Varian, занимавшаяся поставками микроволновой техники для военных. А через год, в 1957-м, бывший президент компании Procter and Gamble, а на тот момент уже министр обороны США Нил Макэлрой представил Конгрессу свой проект под названием Управление перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США (ARPA, позже DARPA). Во многом управление возникло под влиянием «момента спутника», когда Советский Союз запустил в космос первый спутник и, казалось, обогнал США в научно-техническом развитии. DARPA не занималось исследованиями самостоятельно, вместо этого оно распоряжалось бюджетом и формировало заказы частному сектору и ученым.
В агентство стекались все передовые технологии, оно снимало сливки со всего технологического сектора. Компании, сотрудничавшие с агентством, знали только о своих технологиях, но не знали, чем занимаются другие подрядчики DARPA. В агентстве сами решали, с какой компанией поделиться технологией, разработанной конкурентами.
Из кураторства DARPA выросло невероятное количество основополагающих технологий: от компьютерной мыши и графического интерфейса до GPS и первых 3D-карт. Но главной заслугой агентства можно смело назвать создание интернета, который на ранних этапах разработки носил название ARPANET.
Естественно, все эти технологии придумали не военные и даже не бизнесмены. Их изобретали ученые, всегда связанные с университетами.
Расцвет DARPA пришелся на 1960-е и происходил на фоне войны во Вьетнаме и студенческих антивоенных протестов в США. Одна часть профессорского состава ведущих технических университетов поддерживала антивоенных студентов, а другая сотрудничала с военными в лице DARPA. Агентство консультировало, например, как эффективно использовать химическое оружие в джунглях и как лучше запугивать местное население.
Ведущие профессора вроде Ноама Хомского и прогрессивные студенты считали DARPA и сотрудничавших с ними университетских ученых пособниками кровавого режима, скрывающимися под «аурой науки». Особо ожесточенно прогрессивные активисты протестовали против первых версий интернета, изобретенных университетскими учеными на деньги военных. Конечно, никто не отказался от исследований и экспериментов на военные деньги, но множество протестовавших в 1960-х студентов впоследствии оказали коренное влияние на становление Кремниевой долины и IT-индустрии.
Несмотря на частое неодобрение со стороны публики, сотрудничество с DARPA всегда было желанным для ученых и бизнесменов. Кроме того, что военные из агентства были крупными заказчиками, они еще щедро спонсировали научные разработки, на которые у обычных компаний в условиях рыночной конкуренции не хватало денег. Бизнес требует окупаемости исследований и коммерческих результатов, в то время как военные, вооруженные бюджетными средствами, позволяли исследователям заниматься разработкой технологий, которые находятся за горизонтами текущего уровня науки и иногда десятилетиями лежат «на полке», дожидаясь подходящего момента для выхода в свет.
В одном из отчетов агентства говорится, что менеджеры DARPA «отказываются от проектов, если они недостаточно амбициозны и считают неудачи ценой за потенциальные революционные прорывы в развитии технологий». Позже этот подход перекочевал в крупные корпорации вроде Google, где сотрудников поощряют экспериментировать «просто так» и принципиально не ругают за провальные опыты.
В 1970-х военные первыми привели серьезные деньги в технологический частный сектор, в частности, в Кремниевую долину, и только в конце 90-х – начале 2000-х к вливаниям серьезно подключился финансовый сектор. Теперь у корпораций уже и без военных достаточно денег, чтобы позволять своим ученым свободный полет мысли. Они больше не нуждаются в кураторах из Пентагона, знают больше, чем военные, и могут сотрудничать с госзаказчиками на собственных условиях.
Сложные отношения
Военные технологически и финансово способствовали буму персональных компьютеров в 90-х, на фоне которого появилась компания Microsoft. Их открытия породили интернет-бум нулевых, из которого выросли Google и Amazon, а затем – революцию смартфонов и мобильного интернета, на волне которых расправили плечи Apple и Facebook. Хотя в основе этих компаний во многом лежали придуманные военными технологии (один интернет чего стоит), частные предприниматели и их триллионные корпорации стали самодостаточными центрами инноваций, более не нуждающимися в поддержке военных.
К концу 1980-х федеральное правительство, частью которого является Пентагон, и частный сектор вкладывали в развитие технологий почти поровну – $55 млрд ежегодно. Но окончание холодной войны и интернет-революция привели к тому, что сейчас частные IT-компании вкладывают в развитие новых технологий в три раза больше средств: $350 млрд из частного сектора против $110 млрд из федерального. Военному сектору не хватает денег на то, чтобы соревноваться с гигантами вроде Google или Microsoft в вопросах инноваций, а также в борьбе за лучших специалистов на рынке.
2020-е обещают стать временем новых прорывных технологий: интернета вещей, облачных компьютеров и, конечно, искусственного интеллекта (ИИ). Идет глобальная технологическая гонка, в которой одним из самых ценных ресурсов, как ни странно, оказывается человеческий капитал. И в плане концентрации лучших мировых специалистов никто не может соревноваться с Кремниевой долиной, куда стекаются лучшие мозги со всего мира и где больше половины работников в технологической сфере – иммигранты. Все ведущие специалисты приезжают именно в Кремниевую долину, а не в Пентагон – поэтому едва ли не основной запрос военных к IT-корпорациям звучит как «поделитесь, пожалуйста, вашими мозгами».
Пентагон понимает, что он отстает не только от американских технологических магнатов, но и от своих зарубежных соперников. Чаще всего в отчетах военных звучит обеспокоенность китайскими и российскими разработками автономного военизированного ИИ – ключевой технологии для войны будущего. Поэтому нет ничего удивительного в заявлениях американских генералов о том, что они хотят превратить «Военно-воздушные силы США в software компанию». Военные хотят модернизации и идут за ней к новым цифровым олигархам вроде Джеффа Безоса и Сергея Брина. А те – не спеша идут навстречу.
DIB: Google и совет по модернизации армии
В 2016 году был создан Defence Innovation Board (DIB) – специальный совет по модернизации армии. В совет DIB входят представители большинства технологических монополистов – Google, Microsoft, Facebook и LinkedIn. Другую половину представляют профессора из ведущих технологических университетов – кузницы кадров, играющей одну из ведущих ролей в технологическом прогрессе, но практически лишенной властных полномочий. Третьей стороной выступают военные: деятельность совета курирует министр обороны США. DIB по сути исполняет функции, когда-то принадлежавшие DARPA: связывает военных и частный сектор – только теперь переговоры проходят, скорее, на условиях бизнесменов.
Председатель совета – Эрик Шмидт, человек, стоявший у истоков компании Google и много лет проработавший ее исполнительным директором. С 2006 по 2009 год Шмидт был членом совета директоров Apple, а затем – членом совета по науке и технологиям при президенте Обаме, оставаясь CEO Google. C 2018-го он занимает должность технического консультанта в Google и теперь на полную ставку работает связующим между Кремниевой долиной с одной стороны и Пентагоном и Белым домом – с другой.
Кроме технических аспектов армейской модернизации, DIB занимается и более утонченными вещами: формирует общественное мнение.
Например, совет разработал «Рекомендации по этическому использованию ИИ Министерством обороны», в котором закладываются основные принципы использования ИИ в военных целях.
Союз новых технологий и военных, как во времена DARPA и раннего интернета, опять вызывает общественное возмущение. Так, в Калифорнии недавно вступил в действие мораторий на использование правоохранителями ИИ для распознавания лиц с камер видеонаблюдения.
Председатель DIB Эрик Шмидт лично сталкивался с протестами прогрессивной общественности против сотрудничества айтишников с военными. Сотрудники Google разрабатывали для Пентагона технологии автоматического распознавания лиц в рамках проекта Maven («Умник») для создания автономных военизированных дронов. В 2018 году акцию протеста против этого сотрудничества устроили сотрудники собственной компании Шмидта, упирая на то, что это неэтично, – и Google был вынужден отказаться от контракта.
С похожими проблемами столкнулись и в Amazon: год назад сотрудники компании устроили публичный протест против контрактов Amazon на поставку технологии распознавания лиц силовикам. Безос не пошел на уступки своим работникам, продолжил работу и рассудил, что если подобные контракты станут законодательной нормой, ему больше не придется слушать недовольных сотрудников. Поэтому он просто предложил правительству одобрить пакет законов, написанных юристами его компании, по которым в Америке будет работать связка ИИ и технологии распознавания лиц. Однако попытки Безоса устанавливать правила игры пока не особо популярны – президент Трамп считает его врагом и, по слухам, лично повлиял на то, чтобы самый крупный военный контракт размером в $10 млрд ушел Microsoft, а не Amazon.
Речь идет о контракте на создание единой системы облачных компьютеров для Министерства обороны c броским названием JEDI (или Джедай) – отличное дополнение к рейгановской космической программе «Звездные войны». Теперь Microsoft за $10 млрд будет на протяжении 10 лет создавать и поддерживать «облачные мозги» Пентагона.
Флагманы индустрии военизируются
Еще в 2013 году компания Безоса получила революционный для того времени контракт размером в $600 млн на построение и обслуживание сетей облачных компьютеров для ЦРУ. Контракт был заключен через месяц после скандала, вызванного заявлением Эдварда Сноудена о тотальной слежке спецслужб за гражданами США. Скрытные до тех пор спецслужбы решили стать прозрачнее, и Безос выступил их проводником в Кремниевую долину, только что осознавшую коммерческую выгоду промышленной слежки за гражданами. Поэтому все и ждали, что именно Безос, настроивший компьютеры ЦРУ, получит контракт с военными.
Microsoft, выигравший JEDI-контракт, в свое время тоже сталкивался с недовольством общественности и собственных сотрудников по поводу работы с военными. В 2018 году компания выиграла контракт размером $480 млн на поставку в армию шлемов дополненной реальности HoloLens. Сотрудники компании взбунтовались: они не хотели, чтобы технологии, которые они придумывали для игровых приставок Xbox, использовались для тренировки солдат и убийства реальных людей на поле боя. Microsoft спокойно заявил, что продолжит работать с военными, и уже через год стал крупнейшим бизнес-партнером Пентагона от IT-сектора.
Конечно, пока что контракты между IT и военными имеют довольно скромное материальное выражение: $10 млрд на 10 лет у Microsoft против $50 млрд в год у крупнейшего военного подрядчика в США – компании Lockheed Martin. $10 млрд – сумма скромная и для военных, чей суммарный бюджет в 2020-м составит $693 млрд, и для Microsoft, который в 2019-м на одну только рекламу и продажи потратил $18 млрд.
Но не стоит недооценивать важность этой сделки: у американских военных самые сильные мускулы в мире, а к айтишникам они пришли за мозгами.
Мечты об Израиле
Американские военные и бизнесмены с тоской говорят о необходимости соблюдения «демократических ценностей и прав человека» при разработке новых технологий. С их точки зрения, это требование – только досадная формальность, соблюдение которой дает конкурентное преимущество врагам из авторитарных стран вроде Китая. Уныние в их голосе сравнимо разве что с энтузиазмом, который появляется на их лицах, когда речь заходит об Израиле.
В Израиле, также известном как «нация-стартап», военная служба обязательна для всех лиц, достигших 18 лет. Однако не все призывники попадают в обычные части – самых одаренных забирают в «Подразделение 8200», входящее в Управление военной разведки.
Кандидатов в «8200» начинают отбирать, пока они еще учатся в школе, а в возрасте, когда их американские сверстники не могут даже купить алкоголь, их заставляют решать самые сложные технологические задачи в реальных боевых условиях. В закрытых офисах сидят совсем юные хакеры, программисты и инженеры, снабженные всеми доступными частному сектору и военным технологиями, и решают проблемы вроде компьютерного саботажа на заводах в Иране или защиты от хакерской атаки из Китая.
После трех лет службы из «8200» выходят не только готовые технические специалисты, но и созревшие бизнесмены: выпускники «8200» создали более 1000 очень успешных компаний в сфере IT, многие из которых куплены американскими Microsoft, Facebook и так далее.
По приблизительным подсчетам, в этом подразделении служит около 5 тысяч человек. Более того, выпускники «8200» вплоть до своих 40 лет должны каждый год по три недели проводить в подразделении, обмениваясь опытом с молодыми коллегами. Идеальный баланс военных, айтишников и государства!
Но в США такой триумвират пока что невозможен. Вопрос, скорее, в том, как технологическим элитам удастся провернуть сделку с военными. Дело не в деньгах – у айтишников их и так больше, чем у военных. К тому же гораздо больше денег они могли бы получить от сотрудничества с тем же Китаем – если бы не торгово-технологическая война между США и КНР, которую, к слову, яростно поддерживает Пентагон.