Как идеалы меритократии привели к политическому кризису
Пересказ книги профессора Гарвардского университета Майкла Сэндела «Тирания достойных: что стало со всеобщим благом?»
Пересказ книги философа и профессора Гарвардского университета Майкла Сэндела «Тирания достойных: что стало со всеобщим благом?» (The Tyranny of Merit: What's Become of the Common Good?). Автор, по выражению рецензента The Guardian, один из наиболее известных публичных интеллектуалов в англоговорящем мире, с помощью этой книги отреагировал на избрание Дональда Трампа и Брекзит. Это «глубокий и резкий анализ того, как меритократические идеалы внесли свой вклад в нынешний политический кризис», – утверждает журналист Publisher's Weekly.
Контекст
Современная политика одержима идеей меритократии – «власти достойных». Эта система подразумевает, что лучшие в своей области находят путь на верхушку общества, независимо от изначального социального положения и других факторов. С середины XX века все больше политиков в своих речах обращаются к идеалам меритократического общества. И на первый взгляд это кажется оправданным – ведь меритократия не только должна избавить нас от дискриминации, но и предоставить обществу идеальных управленцев. В итоге для политиков и большого количества граждан (тех, кто оказывается успешным в этой системе) включение в общество меритократии становится моральным императивом, чем-то столь же естественным и правильным, как запрещение рабства.
Однако вместо справедливого общества с карьерными лифтами мы видим что-то другое. Разрыв между богатыми и бедными неудержимо ширится, родители идут на любые ухищрения и нарушения закона, чтобы их дети попали в престижные вузы, а популисты при поддержке раздраженных масс приходят к власти по всему миру. Неужели попытки ввести в политику меритократию провалились? Или же это не столь идеальная система, и нам нужно искать другие пути, чтобы сохранить демократию и вылечить гражданское общество? Политический философ Майкл Сэндел в своей новой книге разбирает увлеченность западного общества меритократией. Он уверен, что меритократия превратилась в своего рода тиранию: все наши действия, наши жизни, определяются ей. И хотя в теории меритократия дает возможность улучшить свою жизнь, на практике она способствует росту психических расстройств среди молодежи, отрицанию идей общественного блага и девальвации высшего образования.
История меритократии
Идеал меритократии построен на крепком фундаменте – личной ответственности. Каждый гражданин – единственно ответственный за свою судьбу. Интересно, что это понятие – судьба – на самом деле абсолютно не сочетается с современным видением меритократии. Ведь на протяжении истории судьба человека считалась неподвластной ему: ее решали случай или Божественное предопределение.
Связь судьбы и достоинства глубоко заложена в западной культуре. Библия учит, что природные события случаются в ответ на деяния смертных. Богатый урожай – ответ на добрые деяния, засуха – наказание за грехи. Как бы странно это ни звучало с высоты наших научных знаний, именно эта связь легла в основу меритократии. Мораль таких библейских притч в том, что вселенная устроена таким образом, что добродетели вознаграждаются, тогда как грешников ждет наказание. Это сильно напоминает модель современной меритократии, согласно которой неудачам придается этическая окраска, они становятся показателем низкого уровня морали человека.
Вопрос о достоинстве появляется в христианских дебатах о спасении. Может ли верующий обрести спасение посредством совершения благих дел или же его деяния ни на что не влияют? К эпохе Реформации в католической теологии преобладала идея о «самопомощи» в спасении. Практика индульгенций – отпущения грехов за деньги – отражала это. Лютер отменил индульгенции и провозгласил независимость спасения от человеческой воли. Спасение исключительно в Божьих руках, и наш труд никак не может повлиять на него.
Парадоксальным образом Реформация повысила ценность труда в обществе. Макс Вебер в «Протестантской этике и духе капитализма» поясняет это следующим образом. Ценность труда повысилась не потому, что труд мог привести к спасению. Напротив, труд – это способ прославления Бога и, в некоторой степени, показатель богоизбранности. Раз ты следуешь законам морали, упорно работаешь и прославляешь Бога, то ты уже спасен. Так трудолюбие стало моральной категорией.
Кажется, что у этой теологической концепции мало общего с современной меритократией. На самом же деле идея о том, что мы свободные агенты, способные к улучшению своего положения и увеличению состояния, – лишь одна сторона медали. Вторая – убеждение, что те, кто оказался успешным, заслужили этот успех. Эта вера, на самом деле, близка к религиозной. Как для верующего важен аспект прославления Бога, так для успешных в меритократическом обществе важно это убеждение в заслуженности своего успеха.
Креденциализм
Большинство считает, что любые предрассудки и угнетение на их основе недопустимы. Один из главных плюсов меритократии – снижение дискриминации. Действительно, уровень дискриминации в развитых странах снижается, и все больше возможностей открывается для представителей меньшинств. В то же время растет и укрепляется последняя допустимая дискриминационная практика – креденциализм.
Согласно показаниям Майкла Коэна (бывшего адвоката Дональда Трампа) перед Конгрессом в 2019 году, американский президент пошел на многое, чтобы скрыть свои (видимо, посредственные) школьные и университетские оценки. Через Коэна он угрожал судом директорам своих колледжей, если те обнародуют его академические результаты. За шесть лет до этого Трамп потребовал от Барака Обамы рассказать о его школьных результатах. Будущий президент якобы слышал, что Обама был «ужасным студентом, ужасным», и даже поинтересовался, как тот вообще попал в Гарвард.
Эти показания Коэна не так активно обсуждались, как его рассказ о связи Трампа с секс-работницей, но именно они показательны для меритократической эпохи. К началу 2010-х оценки в колледже и даже баллы за выпускной экзамен могли как серьезно повысить рейтинг президента, так и обесценить его. Политики сталкиваются со все большей необходимостью подтверждать (или преувеличивать) свои достижения и общий уровень интеллекта. Трамп, к примеру, регулярно напоминал собеседникам, что он «типа, умный человек» и «гений». Он постоянно апеллировал к своему IQ и отцу-академику, «передавшему ему хорошие гены». При этом госсекретарь США называл президента «идиотом», а советник по госбезопасности сравнивал его уровень знаний в геополитике с уровнем пятиклассника. Но удивителен не тот факт, что Трамп преувеличивал свой интеллектуальный уровень, а сама необходимость политическому деятелю говорить о нем.
Здесь мы видим пример креденциализма – оценки личности на основе ее образовательных достижений. Превращение дипломов в оружие показывает, как меритократия трансформируется в тиранию. Креденциализм становится новой дискриминацией, причем пугающе допустимой. В Британии, Нидерландах и Бельгии провели серию экспериментов, которые показали, что более образованные имеют большие предубеждения против менее образованных, чем против других дискриминируемых групп (мусульман, потомков турецких иммигрантов, малоимущих, незрячих, людей с излишним весом). Аналогичное исследование в США показало сопоставимые результаты.
Исследователи привели и другие выводы. Выяснилось, что обладатели университетских дипломов не более «просвещенные», чем остальные люди, и не меньше, чем они, подвержены предрассудкам. Что еще тревожнее, элиты не стыдятся своих предрассудков. Связано это, полагают ученые, с принятием меритократических идей. Если бедность и ожирение элиты (хотя бы частично) объясняют силами вне контроля человека, то необразованность – это персональная неудача, которая вызывает только презрение.
Граждан без образования не просто не одобряют – они практически не представлены в правительстве. В США 95% членов Палаты представителей и каждый член Сената имеют дипломы об образовании. Но так было не всегда. В начале 1960-х 25% сенаторов и членов Палаты не имели высшего образования.
Половина граждан США занимается низкоквалифицированным трудом, но меньше 2% членов Конгресса занимали подобные должности до избрания. Мы видим, как квалифицированное меньшинство управляет неквалифицированным большинством. Возможно, еще показательнее это на примере Лейбористской партии Великобритании, состав которой претерпел значительные изменения в конце прошлого века. В 1979 году 41% членов парламента от лейбористов не имел университетских дипломов. В 2017 году таких осталось 16%.
Сэндел напоминает, что засилье образованных в правительстве нельзя назвать беспрецедентным. К концу XIX века носители дипломов превалировали в парламентах по всей Европе. Это изменилось в XX веке благодаря рабочим и суфражистским движениям. Новый поворот в сторону креденциализма начался только в 1960-х.
Можно подумать, что образованность – плюс при работе в правительстве, но Сэндел напоминает о главном в политике: способности осознать общественное благо и наметить путь к нему. Такой способности не учат в университетах. Гарри Трумэн, последний президент США без диплома, традиционно считается одним из лучших в истории. Советники, с которыми Франклин Рузвельт продумывал «Новый курс», оказались более способными к госслужбе, чем советники предыдущих президентов, несмотря на малое количество обладателей дипломов среди них. Это только пара из огромного числа примеров хороших деятелей без «корочек».
Перейдем к расколу в американском обществе, порожденному дипломами. Две трети белых без высшего образования проголосовали за Трампа, за Клинтон – более 70% избирателей с дипломами. Образование, а не доход, лучшим образом предсказывало выбор. К 2010 году партии, ранее представлявшие рабочих, стали представлять меритократические элиты. Ничего удивительного, что в США белые рабочие отвернулись от демократов. То же самое происходит в Британии, где количество лейбористов без диплома в парламенте снижалось последние 40 лет. В ответ все больше рабочих убеждалось, что партией руководят элиты, не заботящиеся об их интересах. Раскол проявился в референдуме по Брекзиту, в котором большинство необразованных проголосовали за выход, а образованных – за то, чтобы остаться.
Либеральные критики Трампа ищут причины итога выборов в сопротивлении гендерному и расовому разнообразию или в ярости рабочего класса относительно глобализации и новых технологий. Отчасти это верно, но не стоит забывать о влиянии креденциализма на доверие к политическим партиям. Когда партия, которая традиционно представляла интересы рабочих, отворачивается от них и считает недостойными, то, естественно, они повернутся к кому-то еще. Возможно, проблема не в их предполагаемой тупости или ненависти, а в меритократии.
Образование при меритократии
SAT («Академический оценочный тест») и подобные стандартизированные выпускные экзамены продвигали сторонники меритократии. В теории единая система действительно должна облегчить поступление для низших слоев общества, но на практике результаты SAT оказываются в прямой зависимости от дохода. Для выпускников из богатой семьи шанс набрать высокий балл – один к пяти, тогда как для выходцев из низшего класса – один к пятидесяти. Наперекор популярному мнению, к SAT на самом деле можно подготовить. И подготовка к тестам в США уже стала миллиардной индустрией.
Но несмотря на заверения политиков, даже если ученик попадет в хороший вуз, это не станет гарантией его успеха. С 1993 по 2013 год проводился эксперимент, призванный выяснить, сколько студентов смогли подняться с низов общества до высших 20% с помощью образования. Оказалось, что шансы на такой подъем довольно малы, особенно для элитных заведений. Только 1,8% бедных студентов Гарварда продвинулись по социальной лестнице. По итогам исследования 1800 университетов выяснилось, что они помогли подняться всего 2% своих студентов.
Такая меритократическая сортировка вредит и самим колледжам, и общественной жизни в целом. Возросшая конкуренция между колледжами приводит к выделению нескольких учреждений (пресловутая «Лига плюща»), в которые стремятся попасть все. Это увеличивает неравенство между университетами, а работодатели отдают предпочтение выпускникам элитных заведений – не потому, что верят в их исключительные знания и навыки, а поскольку принимают меритократическую сортировку как естественный и правильный процесс. Так, обладатели дипломов местных колледжей меньше ценятся на трудовом рынке.
В то же время школьники и студенты сегодня испытывают небывалое давление, связанное с теми же самыми принципами. Иногда они сами (но чаще – их родители) верят в необходимость поступить в лучший вуз из возможных. Это объясняет 32-процентный рост (с 1989 года) склонности школьников к перфекционизму. Но также это объясняет, почему сегодня распространенность зависимостей в 2,5 раза выше среди студентов, чем в целом по населению. Половина студентов колледжей злоупотребляет выпивкой и запрещенными веществами. За 17 лет этого века количество суицидов среди молодых людей выросло на 36%.
Сэндел предлагает заменить агрессивную сортировку на лотерею. Предположим, 40 тысяч студентов ежегодно стараются поступить в Гарвард и Стэнфорд. Сразу отсеивается некоторое количество (10 или 15 тысяч) тех, кто вряд ли преуспеет в университете. Но остается 30 или 25 тысяч достойных студентов. Почему бы не устроить лотерею? Эта идея не отменяет идею достоинства. Но достоинство абитуриента становится необходимым условием для участия в отборе, а не единственной причиной, по которой он попадет в вуз, лишив этого права сотни чуть менее достойных. Эта система прекратит довольно неудачные попытки отсортировать студентов. Действительно, как из тысяч студентов, показавших одинаковый или очень близкий результат, выбрать наилучших? Ведь талант – относительная вещь.
В результате принятия такой системы студенты смогут полностью посвятить себя интеллектуальному развитию, а не борьбе за высший балл в учебе. Под таким углом зрения лотерея становится вполне адекватной заменой сегодняшней неэффективной и нечестной системе.
Рабочие при меритократии
Положение современных рабочих прямо влияет на политику, но игнорируется элитистскими партиями, называющими этих рабочих «расистами» и «невеждами». Несмотря на достижения медицины, с 2014 по 2017 год рост продолжительности жизни не только замедлился, но и обратился вспять. Впервые за столетие продолжительность жизни в США уменьшилась. Это не связано с ухудшением медицины. Смертность росла из-за суицидов, передозировок наркотиков и заболеваний печени, связанных с алкоголем. Экономисты Энн Кейс и Ангус Дитон назвали этот феномен «смертями от отчаяния».
Они особенно часто встречались среди белых людей среднего возраста: с 1990 по 2017 год среди белых мужчин и женщин от 45 до 54 их количество выросло в три раза. К 2014 году эта возрастная группа впервые чаще умирала из-за наркотиков, алкоголя и суицида – «от отчаяния», – чем от сердечных заболеваний. К 2016-му от передозировки умирало больше американцев, чем за всю историю войны во Вьетнаме. Кейс и Дитон отмечают, что почти все погибшие не имели дипломов бакалавров.
Средняя смертность среди этой возрастной группы почти не изменилась за два десятилетия, но только если не учитывать образование. С 1990-х смертность среди выпускников колледжей снизилась на 40%, для тех же, кто не имеет диплома, поднялась на 25%. Экономисты предполагают, что это стало отражением потери смысла жизни для белых рабочих без образования. При меритократии люди без каких-либо достоинств (по мнению элиты) особенно уязвимы. Они оказываются без одобрения своих действий и, как следствие, без смысла жизни.
Голосуя за Трампа, избиратели без дипломов необязательно голосовали «средним пальцем» – против всех. Скорее, они нашли единственного на тот момент кандидата, который делал вид, что уважает их положение и (это следует признать) готов был вернуть им то чувство превосходства, которое они потеряли в результате борьбы за гражданские права. Действительно, белые рабочие в первой половине ХХ века ощущали свою идентичность как белых, а не как рабочих. И это давало им чувство превосходства над чернокожими (те самые «белые привилегии»), вокруг которого они строили свое мировоззрение. Принцип равенства прав разрушил это мировоззрение. И, не отказываясь от него, тем, кто критикует расизм среди рабочих, следует подумать и о том, почему он столь распространен. Рабочие чувствуют себя потерявшими собственное достоинство, а восстановление этого достоинства требует изменения отношения к рабочим профессиям, а не клеймение их как расистов.
Дополнительные трудности для рабочего класса вызывает сдвиг фокуса общества с производства на потребление. Для государств в эпоху глобализации мы в первую очередь потребители. Но потребления не существует без производства, и, забывая об этом, чиновники перестают заботиться о правах рабочих. В противовес этому политика, признающая достоинство труда, будет направлена на перераспределение налогов таким образом, чтобы принизить спекулятивные финансовые операции, добавляющие большие цифры к ВВП, но не к благосостоянию каждого гражданина, и возвысить продуктивный труд.
В радикальном виде такая политика будет заключаться в отмене налога на зарплату и увеличении налога на богатство. Это не изменит сразу отношения к работе, но точно снимет часть финансового бремени с рабочих без образования, что, возможно, спасет им жизни.
Заключение
Мы все живем в государствах в той или иной степени меритократических. Кому-то это помогает продвинуться вверх, но многих повергает в отчаяние и депрессию.
Одновременно с ростом новой дискриминаторной практики – креденциализма – мы наблюдаем рост смертей от отчаяния. Смертей, которых в другом обществе не было бы. Лучшее, что мы можем сделать для страдающих сегодня людей, это начать критически относиться к меритократии. Поняв, что страданий и несправедливости от нее больше, чем пользы, можно начать работать над перестройкой общества.