Десять заповедей для России от МБХ

Брошюру в сто страниц, в которой Михаил Ходорковский изложил свое видение России будущего, в России настоящего попросту не заметили: вечный Путин и непобедимый вирус интересуют сейчас публику сильнее. А зря – там есть и ценные, и спорные мысли. Мы прочли и поспорили, а для читателей Republic Ходорковский сам подготовил краткое изложение своей работы.

На фоне ошеломляющего кульбита Владимира Путина, который неожиданно приехал в Госдуму, а там – «бух в котел» и обнулился, так что теперь может царствовать вечно, или, как минимум, пожизненно, почти совсем незамеченной осталась опубликованная Михаилом Ходорковским большая статья под загадочным названием «Новая Россия, или Гардарика».

Помнится, в 2003 году, находясь в СИЗО, он написал тоже немаленькую статью «Левый поворот», которая ощутимо всколыхнула гражданское общество и сделала из ее автора главного политзаключенного и символ борьбы с Путиным и путинизмом. Видимо, «Новая Россия, или Гардарика», по замыслу Ходорковского, должна была произвести такой же эффект. Но то ли момент оказался неудачным, то ли его личный кредит доверия истощился, то ли гражданское общество так сильно лихорадит от несменяемого Путина, наступающего коронавируса и волатильного рубля, что оно не реагирует на более слабые раздражители. Новый опус Ходорковского не только не стал сенсацией – общество и вовсе на него почти не среагировало.

А жаль. Произведение это стоит того, чтобы на него обратить внимание. Конечно, оно слишком громоздкое для сегодняшнего читателя. Мы перестали читать толстые книги, и даже длинные статьи нас раздражают. Поэтому 100-страничную брошюру или даже, скорее, книгу Ходорковского мало кто осилит.

С гордостью за свое трудолюбие признаюсь – я осилила. И спешу поделиться с читателями журнала «Власть» мыслями и даже, не убоюсь этого слова, замечаниями, возникшими у меня в процессе этого непростого, но увлекательного чтения.

Побойтесь Бога, Михаил Борисович!

Заглавие «Новая Россия, или Гардарика (Страна городов)» хоть и красиво звучит, но содержит в себе явное противоречие. С «Новой Россией» все понятно, она же «прекрасная Россия будущего». Но «Гардарика»? Этим словом древние скандинавы называли земли древней же Руси, преимущественно ее северной части. (Ну, вы, помните, конечно, Псков, Великий Новгород и прочие свободные города вольных жителей, которые зачем-то насмерть бились с Московией за воссоединение с ней.) Когда возник этот топоним, достоверно неизвестно, но в письменных источниках он появился впервые в исландских сагах в XII веке. Странно Новую Россию связывать с древней Гардарикой. Есть в этом что-то от путинских поправок в Конституцию: «Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в бога…». Видимо, противоположности, действительно, иногда сходятся, даже если это такие непримиримые антагонисты, как Путин и Ходорковский.

Подзаголовок показался мне еще одиознее: «Десять политических заповедей России XXI века» – просто невозможно не заметить в нем прямую метафору десяти библейских заповедей. Кем же видит себя Михаил Борисович? Моисеем, принесшим скрижали с божественными заповедями людям? Или самим Богом, начертавшим их?

Во Введении он пишет: «Мне есть что предъявить этой власти, есть что вспомнить и есть то, чего не забыть. Но именно поэтому я не хочу говорить о прошлом, а предлагаю подумать о будущем.

Я считаю себя вправе сопоставлять справедливость и милосердие, прощать и отказывать в прощении тем, кто, считаю, заслужил наказание».

Неужели, он и впрямь примеряет на себя роль Бога? Хотя, возможно, не того всемогущего, кто явился Моисею, а того утилитарного, которого Путин внес в Конституцию. И все же так и тянет воскликнуть: «Михаил Борисович, побойтесь Бога!» Тем более что за 10 лет тюремного заключения он из атеиста превратился в верующего христианина.

Ну, а от этого высказывания Ходорковского во Введении меня охватило уныние.

Он пишет: «Просто ⁠я, ⁠в силу свойственной мне организации ума, решил не поговорить о том, ⁠как бы нам сменить власть, ⁠а обсудить практический план действий “после Путина”».

Но, как мы теперь знаем, ⁠«после Путина» означает примерно «никогда». Косвенно ⁠об этом говорит и сам Ходорковский. В интервью телеканалу «Дождь» он ⁠сказал: «Путин поддерживает свою монопольную власть за счет того, что он выполняет роль разводящего. То есть то, что он делал в Санкт-Петербурге, теперь он уже двадцать лет делает на федеральном уровне. Эта роль разводящего, конечно, удобна, но она возможна только в том случае, если его окружение между собой находится в конфликте. Он вынужден этот конфликт поддерживать. Вероятность того, что этот баланс внутри его окружения сохранится после его ухода, минимальна, собственно говоря, поэтому он и не может уйти. То есть система не переживет ее основателя».

Но каждая закрытая система стремится к стабильности. Лично Путин, возможно, предпочел бы уйти с поста президента и вольготно проживать «нажитое непосильным трудом». Его не отпускает система, в которой он выполняет роль разводящего.

Единственный ограничитель – естественная продолжительность человеческой жизни. Но и после торжественных похорон 120-летнего Путина власть сама собой не сменится, на его место будет «избран» какой-нибудь «Шмутин», которого система назначит разводящим. Поэтому без практического плана как сменить власть, бесполезно строить планы действий «после Путина». И ответы Ходорковского «на ключевые философские вопросы бытия» не имеют практического смысла, если к ним не прилагается план смены власти.

Хотя, разумеется, сами по себе рассуждения Ходорковского интересны, но не как «политические заповеди», а именно как философские размышления. К тому же, любопытно наблюдать и его собственную эволюцию, проявившуюся в этом публицистическом трактате.

Эволюция МБХ

Чем мне без сомнения импонирует Михаил Ходорковский, так это способностью воспринимать новое, постоянно учиться и не костенеть в однажды сформировавшихся взглядах. Так, например, выйдя из тюрьмы в декабре 2013 года, в своих многочисленных тогда интервью он продемонстрировал совершенно имперские взгляды на Россию и входящие в ее состав республики (вспомним, например, его высказывания о Северном Кавказе). Сейчас, в феврале 2020 года, он пишет как безусловный противник империи, признающий за всеми народами России право на свободный выбор своей государственности.

«Россия моей мечты – это сплоченное внутренним цивилизационным единством объединение людей (различных по этническому происхождению), для которых общее важнее различий, а не империя, скованная снаружи стальным военно-бюрократическим обручем, как старая треснувшая бочка… Людям надо дать не бутафорскую, как в 1993 году, и не издевательскую, как в последующие годы, а реальную возможность принять осознанное и основанное на всесторонней информированности решение: готовы ли они жить в едином государстве по правилам, установленным общей конституцией, или же они захотят дальше делать свою историю самостоятельно, принимая на себя все связанные с этим выгоды и тяготы».

В 2006 году, когда Ходорковский находился в колонии строгого режима, его партнер и друг Леонид Невзлин во время нашей встречи в Израиле сказал, что многие сторонники МБХ неправильно его себе представляют. Он не либерал, а абсолютно «советский человек» и «пламенный комсомолец». Впоследствии, когда Путин отпустил Ходорковского на свободу, мы в этом убедились сами.

Но проведенные в вынужденной эмиграции годы не прошли для МБХ даром. Сейчас со страниц его философского трактата перед нами возникает уже не пламенный советский комсомолец, а вполне либеральный европеец, делающий свой нравственный выбор в пользу частного человека, а не идеи.

Для сравнения я приведу отрывок из его интервью The New Times, данного в декабре 2013 года, сразу после освобождения.

Тогда Ходорковский говорил: «Я считаю, что по сравнению с вопросами о территориальной целостности все остальные вопросы являются, я не скажу, что не существенными, это было бы неправильно сказать. Все-таки подчиненными, потому что те проблемы, которые могут возникнуть у людей, при постановке вопроса проблемы территориальной целостности, они не идут в сравнение почти ни с каким проблемами, которые могут иметь место быть в реальности. Если мы возьмем реальные проблемы, которые у нас могут быть, то они все существенно менее опасны, чем вопрос о территориальной целостности. Я считаю, что например отделение Северного Кавказа – это в проекции через два шага – миллионы жертв. Поэтому я считаю войну вещью очень плохой. Но если речь идет: отделение Северного Кавказа или война – значит война.

Если конкретно спросить у меня – я пойду воевать или нет? Пойду.

NT: За Северный Кавказ?

За Северный Кавказ.

NT: Чужой нам культурно?

Это наша земля. Мы ее завоевали. Нет на сегодняшней день в мире незавоеванной земли. Вся земля когда-то кем-то завоевана. Вот Северный Кавказ завоеван нами.

NT: Вы империалист?

Нет, я в определенной степени националист».

Спустя 6 лет Ходорковский больше не считает, что важнее всего территория. «В современном постмодернистском мире не осталось четких разграничительных линий и, соответственно, однозначных зон влияния. Одна и та же территория может находиться в зоне влияния нескольких стран и сама оказывать обратное влияние». И национальный интерес России он видит уже не в сохранении территориальной целостности, а в интеграции в мировую экономическую систему, но «интеграция и война несовместимы», – пишет Ходорковский в феврале 2020 года. Видимо, теперь он не пойдет воевать, если народы Северного Кавказа захотят строить свою жизнь отдельно от России.

Страна городов

Идею развития России как конгломерата городов-миллионников Ходорковский продвигает уже несколько лет. «В идеале основу государственного устройства России должен составить политический союз городов-мегаполисов», – считает он. В этом он видит основу и гарантию децентрализации и истинной федерализации страны. По мысли Ходорковского, гиперцентрализованная власть неизбежно скатывается к авторитаризму и тоталитаризму. «Цепочка простая: централизация – перераспределение ресурсов – огромный обслуживающий аппарат – подавление гражданского общества. Иными словами, и это очень важно, в российских условиях централизация неизбежно порождает самодержавие, и наоборот».

Порвать эту порочную цепочку Ходорковский предлагает созданием нескольких (около 20, так как на большее не хватит населения) городов-мегаполисов с компактным проживанием нескольких миллионов людей. В перспективе эти мегаполисы станут центрами («региональными субстолицами») новых территориальных единиц государства – земель, обладающих достаточными административными, экономическими и политическими ресурсами для почти автономной жизни, со своим избранным руководством, своим бюджетом, своим законодательством, своей судебной системой и своей силовой структурой. Самоуправление региональных центров должно быть уравновешено сильной федеральной властью (центральным правительством), в чью компетенцию входит решение общенациональных проблем и слежение за неукоснительным соблюдением региональными субъектами общегосударственных правил. Для этого у федеральной власти должен быть собственный бюджет. Залогом уравновешенности сильного регионального самоуправления и сильного центрального правительства являются непересекающиеся компетенции и независимые бюджеты.

Ничего нового в этой идее Ходорковского нет, именно так устроена жизнь в современных государствах с федеральным и конфедеральным делением (США, ФРГ, Швейцария). «Ноу-хау» Ходорковского заключается в непременном центре-мегаполисе с населением от 3–5 до 15–20 миллионов человек как точке роста и сосредоточения всех технологических, экономических и культурных сил региона.

На мой взгляд, жизнь в мегаполисе мало способствует здоровью и комфорту человека. Не случайно, и в Старом, и в Новом свете европейской цивилизации большинство людей проживают в маленьких городах и деревнях, где нет скученности, много зелени, чистый воздух, а бытовые условия такие же, как в большом городе. Но их уклад жизни формировался веками. В России же веками складывалась гиперцентрализованная деспотия «Московия», которую Ходорковский противопоставляет союзу свободных самоуправляемых «Гардарик».

Возможно, Ходорковский прав в том, что быстро перескочить из Средневековья в постиндустриальный мир нельзя, если копировать путь государств, которые потратили на это века, и нужно искать другие формы для переустройства застрявшей в прошлом России.

Чудеса случаются

Выкладывая свой труд в интернет, Ходорковский снабдил его формой для обсуждения. Одной из основных претензий обсуждающих стало желание увидеть этот текст в виде емких и кратких тезисов, а не увлекательного аналитического лонгрида, который мало кто способен одолеть целиком. Поэтому я планировала закончить эту статью тезисным пересказом объемного труда Михаила Борисовича. Чтобы лучше понять его замысел, я написала ему с просьбой ответить на возникшие у меня вопросы. Но прошло несколько дней, ответа не было, дедлайн приближался, и я решила обойтись без комментариев Ходорковского.

Но иногда случаются в этом мире чудеса. Я уже дописывала статью, когда пришел ответ от Михаила: «Дорогая Римма, спасибо, что потратили Ваше время на философский текст для философов. Я Вам пришлю краткое изложение». К письму был приложен текст, который я и предлагаю вашему вниманию вместо своего пересказа, дорогие читатели.

Михаил Ходорковский: Новая Россия или Гардарика (Страна городов)

(Краткое изложение)

Владимир Путин довольно однозначно обозначил ключевые моменты ближайшего будущего России: несменяемость власти, влекущая за собой дальнейшую архаизацию страны. Но, так или иначе, его режим кончится. Хорошо бы к этому моменту обществу решить, кто мы и куда идем, какова наша общая дорога в этом быстро меняющемся мире… Сейчас я хочу поговорить не о том, как бы нам сменить власть, а обсудить практический план действий «после Путина». Предлагаю к обсуждению 10 ключевых политических заповедей России XXI века.

Империя или Нация-государство?

Последние минимум полтысячи лет Россия существует как Империя, то есть страна, состоящая из частей, разных по своей культуре и социально-политическому устройству, объединенных между собой лишь вооруженной силой. Люди в России привыкли к Империи, они доверяют ей, они видят в ней спасение от разрухи и неустройства общественной жизни.

Однако в мире на смену империям пришли национальные государства, где главенствуют общая культура и желание людей жить по одним законам и на одной территории.

Тем, кому довелось родиться и жить на нынешнем «краю русской цивилизации» и на ком лежит ответственность за ее будущее, предстоит в ближайшие годы сделать эпохальный выбор между Империей и национальным государством. Это фундаментальный, цивилизационный выбор. Если его не сделать сейчас или сделать неправильно, то детям и внукам уже не из чего будет выбирать.

Мой выбор для России – в пользу национального государства, в пользу будущего, а не прошлого.

Единство политической нации, в отличие от единства «политической народности», первично: оно не создается государством, а создает государство, конституирует его. Именно поэтому государство, созданное нацией (в отличие от государства, контролирующего народ), становится реально конституционным.

Создание национального государства в России требует последовательно совершить три исторически важных шага.

Шаг первый: решительный отказ от имперской парадигмы и создание условий для свободного выбора народов России.

Шаг второй: собственно акт учреждения новой России – принятие того решения, которое сто лет назад не смогло принять разогнанное большевиками Учредительное собрание. Возможно, для этого придется созвать новое Учредительное собрание, задействовав «спящую норму» действующей Конституции.

Шаг третий: проведение радикальной конституционной и судебной реформы с целью создания политической и правовой инфраструктуры для русского (или российского) национального государства.

Сверхдержавие или Национальные интересы?

В 2014 году в России произошла замена одного «общественного договора» другим. К старому соглашению «стабильность в обмен на свободы», действующему в России с 2003 года, Кремль сделал существенное дополнение. Новый общественный договор звучит так: величие и стабильность в обмен на свободы, справедливость и достаток.

Цель Кремля – размежевать с Западом (а затем и с Китаем) зоны влияния и распространить на соответствующие территории свой контроль, политический и военный, воздвигнув новый «железный занавес». Но в современном мире никто не может достигнуть весомого успеха в одиночку, играя против всех.

Одновременно нельзя не учитывать, что национальные интересы России объективно существуют и нуждаются в защите. Действительный национальный интерес России – ее скорейшая интеграция в мировую экономическую систему и перестройка внутренней жизни (экономической и политической) таким образом, чтобы страна могла занять в этой системе достойное положение.

Московия или Гардарика

Перед грядущими поколениями особняком встанет вопрос о централизме российской власти. Я убежден: в столь огромной стране, как Россия, централизм рано или поздно, но неизбежно порождает авторитаризм. Не выходит долго поддерживать в стране работоспособную модель демократии, сохраняя при этом высокую степень централизации власти.

Пожалуй, децентрализация политической системы – наиглавнейшая из всех политических задач, стоящих перед той коалицией сил, которая не на словах, а на деле стремится к демократическим преобразованиям в России.

Прообраз для новой системы можно найти в давнем прошлом России, еще более далеком, чем привычная точка отсчета истории российской государственности – Московское царство. Была и другая Русь. Она была страной самоуправляемых и весьма независимых городов – «Гардарикой».

В наше время речь идет не просто о городах, а о мегаполисах, где компактно проживают миллионы людей. Именно мегаполисы как принципиально новый формат социальной организации превратились сегодня в двигатели мировых технологических, экономических и вообще культурных перемен.

Стратегически, уже в среднесрочной исторической перспективе «Московия», с ее единственным доминирующим центром принятия политических решений, должна быть преобразована в мегаполисный политический «мультицентризм». То есть в идеале основу государственного устройства России должен составить политический «союз городов-мегаполисов».

В России жизнеспособной может быть только объемная система – только треугольник: сильное центральное правительство, мегаполис как региональный субцентр и сильное местное самоуправление.

Демократия или Опричнина?

Суть опричнины – в разделении власти на внешнее и внутреннее государство, где внутреннее государство контролирует внешнее и является скрытой политической силой.

Но для России альтернативы демократии не существует. Иначе рано или поздно очередной размах революционного маятника просто уничтожит ее как государство. Амплитуду этого маятника можно погасить только с помощью демократии.

России необходимо выстроить демократический фундамент – сделать то, что уже давно сделано в западной части Европы. Но не только наверстать упущенное, а учесть и те новые вызовы, ответы на которые ищут современные западные демократии, испытывающие сегодня серьезные затруднения.

Основополагающий вопрос при создании в России демократии – как «втолкнуть» верховную власть в систему разделения властей, включить ее в общий баланс сдержек и противовесов, поставить deep state под контроль общества, а то и вовсе ликвидировать его «сакральное» значение. Возможно, на данном этапе лучший способ решения этой задачи – переход к парламентской демократии.

Надо исходить из того, что реальной, классической партийной системы в России как не было, так уже никогда и не будет. Стало быть, электоральный механизм мы выстроим вокруг чего-то другого – того, что приходит ныне на смену традиционным партиям.

Монополия или Конкуренция?

При коррумпированном сверху донизу авторитарном режиме, лишенном к тому же всякой реальной идеологической базы, монополии стали исключительно инструментом обогащения кланов, присосавшихся к власти.

В ситуации развитого информационного общества монополия как основной метод регулирования социального пространства себя практически исчерпала. Но вдвойне опасными являются монополии, в которых государство одновременно является и игроком, и арбитром. У России нет другого пути, кроме перехода от экономики монополий к экономике конкуренции.

В конкуренции главное – это правила, соблюдая которые игрок сохраняет широкую свободу выбора. Нужен равный и справедливый доступ к процессу формирования правил, ибо если правила дают кому-то преимущества, то конкуренция превращается в свою противоположность – скрытую монополию и хаос. Таким образом, настоящая конкуренция возможна только при развитом гражданском обществе и политическом (правовом) государстве. Коррумпированная, несменяемая власть (политическая монополия) плюс экономическая монополия – это гарантированная катастрофа.

Левый или Правый поворот?

На мой взгляд, в основе деления на «левых» и «правых» лежит отношение к равенству. Для левой политики характерно стремление к усилению равенства и подавлению неравенства. Правой политике свойственно признание неравенства, прежде всего, имущественного, но и всякого другого, и попытка стимулировать неравенством экономическую активность.

На самом деле это две стороны единого движения вперед. Российская власть под левыми лозунгами, на самом деле, слишком давно и сильно переложила руль вправо.

Демократическое движение должно противопоставить левому симулякру действующего режима реальную левую «тактическую» повестку. На данном этапе она может выглядеть как «двухтактная»: поэтапное ограничение «сверхпотребления» с помощью конфискационного по своей природе налога на наследование сверхкрупных состояний и, с другой стороны, гарантии сохранения (и даже плавное наращивание) базовых социальных льгот, прежде всего, в здравоохранении, образовании и социальном обеспечении.

Слово на свободе или Гласность в резервации?

Свобода слова является высшим правовым и конституционным принципом, которому подчинено государство. В современной России никакой свободы слова нет, но авторитарный и даже неототалитарный по своей природе режим научился сосуществовать с остатками горбачевской гласности не без некоторой выгоды для себя.

Но стратегически нам надо стремиться не к полному восстановлению гласности, а к созданию твердых конституционных гарантий свободы слова. Мы должны идти к полноценному, свободному и открытому информационному рынку, регулируемому четкими правовыми законами. Только наличие такого рынка с подлинной конкуренцией может быть настоящей гарантией реализации права на свободу слова.

Если бюджетная поддержка медиа нужна и неизбежна, то надо добиться того, чтобы она была прозрачной и чтобы ни отдельные чиновники, ни вся их корпорация не могли быть бенефициарами этого субсидирования.

Если удастся стабилизировать информационный рынок и создать условия для свободного возникновения разнообразных СМИ, которые будут функционировать либо на собственной ресурсной базе (то есть быть экономически состоятельными), либо при государственной поддержке на прозрачных условиях под контролем общества, то тогда можно сосредоточиться на второй стороне проблемы – «политических» гарантиях независимости СМИ.

Парламентская или Президентская Республика?

Выбор президентской модели даст больше простора для срабатывания в будущем «врожденных самодержавных инстинктов» российской политической культуры, оставит власти гораздо больше путей отхода от демократических преобразований, чем выбор парламентской модели.

Вот та главная и единственная причина, по которой я считаю парламентскую республику для России моей мечты более предпочтительной.

Если парламент займет центральное институциональное место в политической системе России, то автоматически вырастет цена депутатского мандата – а значит, и всей избирательной процедуры.

Именно переход к парламентской республике является единственным реальным способом перезагрузить политическую систему России, и именно в этом, а не в чем-то другом состоит ее преимущество перед президентской республикой.

Диктатура закона или Правовое государство?

Правовое государство – это государство, в котором соблюдаются законы, соответствующие определенным критериям. Иное понимание «диктатуры закона» демонстрировал «Третий рейх».

Закон является правовым, если он принят полноценным, по настоящему независимым от других властей парламентом, избранным на основании демократического избирательного закона, то есть единственным легитимным законодательным органом, с учетом мнения и избирателей, и экспертов.

Законы должны при этом строиться вокруг принципов, существующих вне времени и вне пространства. На мой взгляд, таким основополагающим принципом является свобода. В каждом конкретном случае мы должны с учетом реальной экономической и социально-политической ситуации устанавливать, способствует ли данный закон защите прав и свобод человека или нет.

Справедливость или Милосердие?

Общепризнано, что базовым нравственным императивом для политики является справедливость. Но, во-первых, справедливость у каждого своя, и очень трудно найти общий знаменатель «одной на всех справедливости». А, во-вторых, что еще важнее, цена восстановления баланса справедливости зачастую оказывается непомерной.

Чтобы это не повторялось вновь и вновь, стихийные поиски справедливости надо вводить в рамки. Эту рамку, на мой взгляд, можно создать только одним способом: положившись на еще более глубокий и более универсальный нравственный принцип, чем справедливость.

Для меня таким принципом является милосердие. Милосердие – это способность сопереживать и прощать, это справедливость «второго порядка». Если справедливостью мы меряем политику и право, то милосердием мы меряем саму справедливость – не даем ей обернуться своей противоположностью.

Римма Поляк