Бывают ли хорошие диктаторы?
История президента Сейшельских Островов, которого хвалили за улучшение уровня жизни, несмотря на цензуру и репрессии
Франс-Альбер Рене в июне 2014 года
Joe Laurence / Seychelles News Agency. http://www.seychellesnewsagency.com/articles/653/, CC BY 4.0, https://commons.wikimedia.org
«Если вам здесь не нравится, вы можете проваливать с этого острова. Если вы считаете, что мы убиваем людей, вас самого убьют. Мы похороним вас в море».
С такими словами жена президента Сейшельских Островов Франса-Альбера Рене Гева обратилась к американскому послу Дэвиду Фишеру, который работал в ее стране в начале 1980-х. Накануне дипломат отправил в министерство иностранных дел США отчет о нарушениях прав человека на архипелаге в Индийском океане, включая убийства и исчезновения. Его послание не осталось незамеченным для супругов Рене, как впрочем и все происходящее на Сейшелах.
На следующее утро Фишер встретился с президентом и рассказал ему о звонке с угрозами от первой леди. Рене нисколько не удивился и признался, что находился в комнате, пока его жена звонила послу. Фишер предложил внешним ведомствам двух стран провести переговоры, если руководство Сейшел недовольно его наблюдениями.
«Вы взбесили мою жену, а я не могу ее контролировать, — спокойно ответил Рене. — Помните, что хоть вы и американский посол, но власть Соединенных Штатов не распространяется на эту женщину. Я знаю, что каждую субботу вы с женой ходите на рынок. Хочу вас предупредить — если вы появитесь на рынке, Хуаните — или как там зовут ее кубинскую охранницу — приказано отстрелить вам яйца».
Фишер сравнивал свой период работы на Сейшелах с политическим триллером, в котором наивный персонаж внезапно натыкается на конфиденциальную информацию и оказывается вовлечен в масштабный заговор. Такая оценка может показаться удивительной: трудно представить маленькое островное государство, популярное у туристов благодаря райским пляжам, эпицентром политических интриг, логовом жестокой и коррумпированной диктатуры.
Не совпадает такая оценка и с мнением многих сейшельцев, которые даже сейчас с теплотой и благодарностью вспоминают период правления Франса-Альбера Рене. За 27 лет пребывания у власти — с 1977-го по 2004-й — тот гарантировал себе негласный титул самой значимой фигуры в истории независимых Сейшел и превратил бывшую британскую колонию в свой авторский проект.
«Президента запомнят как подлинного лидера, который посвятил себя борьбе за независимость, — оценил наследие Рене после его смерти в 2019 году бывший министр в правительстве покойного президента Долор Эрнеста. — У него было выдающееся видение того, какими должны быть Сейшелы, и он воплотил его, создав страну, которую мы знаем сегодня».
Сам Рене, обращаясь к соотечественникам перед выходом на пенсию в 2004-м, так сказал о своей деятельности:
«Я верю, что когда вы пройдетесь по нашим островам, то придете к выводу, что я выполнил свой долг сейшельского рабочего».
Однако существует и другой образ самого известного сейшельского политика — не благородного и щедрого отца нации, а циничного и расчетливого коррупционера и диктатора. Человека, который через жену пригрозил обличившему его преступления иностранному дипломату, и безжалостно избавлялся от всех, кого считал угрозой. Именно так к нему относился вынужденный покинуть страну под страхом преследований Пол Чоу, соратник первого президента Сейшел Джеймса Мэнчема.
«Он оставлял за собой людей, которые делились на две категории, — сказал Чоу про Рене. — Тех, кто по первому требованию пел осанны в его честь, и тех, кто ненавидел его, потому что пострадал от его деспотичного правления. Статистика показывает, что с 1977-го по 1990-й Сейшелы покинули почти 10 тысяч жителей. Они проголосовали ногами, потому что не имели другого выбора. На Сейшелах им оставалось либо поддерживать Рене, либо принять последствия».
Чем же считать Сейшелы Франса-Альбера Рене — социалистической утопией циничного манипулятора или уникальным государством, в котором при несменяемости власти на протяжении почти трех десятилетий росло благосостояние и улучшался уровень жизни? А если правильный ответ — второй, то значит ли это, что Рене — пример «хорошего диктатора», опровержение всех тех, кто считает демократию необходимым условием для достойного существования в любой стране? Или же случай сейшельского президента лишь показывает, как диктатуры подталкивают своих подданных к сделке с совестью: личное благополучие ценой подавления свобод и чужих страданий?
На пути к единоличному господству
Когда американский посол Дэвид Фишер в 1982-м заступил на должность и только знакомился с политическим устройством Сейшел, у него, как и у многих других иностранцев и местных жителей, никак не получалось ответить на один вопрос — что за человек Франс-Альбер Рене? Как-то раз он прямо спросил у президента:
«Кто вы, черт побери, такой? С одной стороны, вы учились в Англии на юриста и банкира, с другой — называете себя марксистом…».
«Чтобы понять меня, вам достаточно знать одну вещь, — ответил Рене. — Я красный снаружи и зеленый внутри».
Лишь несколько лет спустя Фишер оценил, насколько точно описал себя сейшельский диктатор.
«Необычайно алчный человек, которому не было никакого дела до чужих прав и который по сути своей всегда оставался оппортунистом»,
— охарактеризовал американский посол политика, на словах всегда верного идеалам и принципам.
После прихода Рене к власти пропаганда описывала президента как бедняка, пробившегося в политическую элиту из социальных низов, однако такая характеристика едва ли соответствовала действительности. Будущий диктатор родился в 1934 году у управляющего плантацией француза и местной работницы на острове Маэ, относящемся к Сейшельскому архипелагу. Сейшелы тогда считались коронным владением Британской империи и находились под прямым управлением Лондона.
Ребенком Рене посещал лучшие школы, а потом убедил местную католическую конгрегацию, что хочет стать священником. Церковь отправила его продолжать образование в Швейцарии. Там он год занимался теологией, после чего перебрался в Англию, бросил религию и посвятил себя изучению права. Тогда же он заинтересовался программой Лейбористской партии и позже характеризовал себя как умеренного социалиста. С 1962-го по 1964-й он учился в Лондонской школе экономики, а затем вернулся на Сейшелы и открыл юридическую практику в столице колонии Виктории.
Примерно в тот же период оценки личности Рене резко расходятся. В хвалебных материалах рассказывается о том, с каким энтузиазмом он принялся за работу на родине и какое разочарование испытал, когда осознал несправедливость и жестокость колониального уклада. Резко настроенный против Рене политик Пол Чоу утверждает, что диктатор намеренно скрыл любую информацию о своей жизни с 1958-го по 1961-й годы, поскольку именно тогда он якобы в первый раз вернулся на Сейшелы, влез в долги, поссорился с влиятельными людьми и снова уехал в Лондон.
«Позже он утверждал, что решил обучиться экономике в Британии, чтобы иметь лучшее представление о том, как улучшить ситуацию на Сейшелах, — пишет Чоу. — По его словам, он принял решение вопреки семейному совету — переехать в Австралию. Теперь он утверждает, что почувствовал призвание улучшить судьбу соотечественников, как будто он, как Моисей, получил послание от Господа. Отсюда решение поехать в Англию и изучать экономику — чтобы лучше подготовиться. На самом деле его жизнь на тот момент находилась в руинах. Его исключили из клуба для местной элиты, его карьера развалилась, на Сейшелах он стал изгоем».
Вернувшись на Сейшелы в 1964-м Рене, как утверждает Чоу, «словно решил уничтожить жизни всех тех, кто унизил его несколько лет назад», а в качестве оружия избрал «радикальный марксизм и AK-47». Будущий диктатор мог присоединиться к силам, которые уже тогда выступали за предоставление независимости, и вступить в Сейшельскую демократическую партию под руководством другого молодого юриста Джеймса Мэнчема. Последний считал, что Сейшелы должны еще несколько лет оставаться в Британской империи на правах автономии, а после выхода из ее состава поддерживать с бывшей метрополией тесные связи. Рене такая позиция не устроила — он основал Объединенную партию народа Сейшел, от лица которой призывал добиваться независимости любыми способами. Его обвиняли в разжигании ненависти, но он утверждал, что собирается бороться за власть исключительно легальными методами.
Франс-Альбер Рене на почтовой марке, выпущенной к 20-летию Объединенной партии народа Сейшел (1984)
Франс-Альбер Рене на почтовой марке, выпущенной к 20-летию Объединенной партии народа Сейшел (1984) - Wikipedia
Когда Рене понял, что значительная часть населения не заинтересована в освободительном движении, он взял на вооружение новый лозунг: «Сейшелы для сейшельцев», причем параллельно дал понять прибывшему в колонию с инспекцией министру по делам Содружества Малкольму Шепарду, что в случае прихода к власти готов пойти на компромисс и смириться со статусом автономии. Однако в 1970-м его партия проиграла на первых всеобщих выборах Сейшельской демократической партии, и Рене в надежде подорвать авторитет конкурента снова потребовал немедленной независимости. Мэнчем же занял должность министра колонии и договорился с метрополией о расширении полномочий местного правительства.
«Он не хотел становиться единственным политиком на Сейшелах, — рассказывает про Мэнчема его бывший соратник Пол Чоу. — Ему хотелось, чтобы все действовали мирно и участвовали в политическом процессе. Он не был капиталистом, но придерживался очень либеральных взглядов в духе Кеннеди. Силы распределились таким образом, что Рене продвигал социалистическую повестку, а Мэнчем выступал за сотрудничество с Западом. Рене требовал независимости здесь и сейчас, Мэнчем хотел сначала развить Сейшелы, чтобы они стали чем-то вроде Джерси — интегрированной территорией, но не частью Британской империи».
В первой половине 1970-х колонию накрыла волна преступности — взрывы гремели в отелях, клубах и магазинах. Ходили слухи, что теракты организовывал Рене, чтобы понизить рейтинг Мэнчема. Однако в таком случае его план не сработал: с 1971-го по 1976-й Всемирный банк зафиксировал рост экономики колонии от 15 до 20 процентов — в основном благодаря развитию туристической сферы. Показатель учащихся в начальных школах к 1977-му составлял около 95 процентов. Развитие в сферах экономики и образования гарантировало Мэнчему поддержку местных и метрополии.
И все-таки, несмотря на политическое доминирование оппонента, Рене нашел путь во власть благодаря связям, завязавшимся еще в период его обучения в Англии. Британские лейбористы настояли на том, чтобы Объединенная народная партия образовала правительственную коалицию с Сейшельской демократической партией. Мэнчему не оставили выбора — он считал, что колония наконец готова выйти из состава империи, но обязательным условием этого процесса стало приглашение Рене в правительство, а затем — и вовсе на должность премьера. Британцы рассчитывали, что, разделив власть, обеспечат стабильность Сейшел на первое время после обретение независимости, но в действительности невольно подготовили почву для переворота.
В июне 1976 года Сейшелы официально стали самостоятельным государством. Мэнчем занял должность президента, а Рене возглавил правительство, места в котором почти поровну распределились между двумя партиями. На протяжении следующего года Сейшелы наладили дипломатические связи с Британией, Францией, ЮАР, Австралией, СССР и вступили в ООН. Параллельно Мэнчем развивал туризм, зачастую игнорируя при этом интересы местного населения, и наращивал импорт вместо того, чтобы расширять собственное производство. Тем не менее никаких масштабных проявлений недовольства в молодой стране не наблюдалось до июня 1977-го, пока президент не уехал в Лондон, чтобы выступить на конференции стран Содружества наций, которая совпала с торжествами по поводу 25-летия пребывания на престоле Елизаветы II. Рене воспользовался моментом, чтобы избавиться от оппонента.
Переворот прошел практически бескровно — только в полицейском участке, где хранился арсенал, завязалась перестрелка, в ходе которой погибли один патрульный и один мятежник. Скромные военные силы Сейшел не стали сопротивляться нескольким десяткам вооруженных автоматами и предварительно обученным в Танзании сторонникам Объединенной народной партии. За несколько часов в ночь с субботы на воскресенье 5 июня 1977 года люди Рене взяли под контроль все пункты связи, полицейские участки и другие ключевые учреждения. Шестерых офицеров британской армии, которые с 1976-го работали на Сейшелах консультантами по вопросам госбезопасности, арестовали и вместе с семьями выслали из страны.
Когда известия о случившемся дошли до Лондона, Мэнчему не позволили обратиться к представителям других стран Содружества, сославшись на то, что критика действий британского правительства «опозорит королеву». История демократических и свободных Сейшел встала на паузу, толком не успев начаться. Рене утверждал, что ничего не знал о готовящемся перевороте, но когда мятежники обратились к нему с просьбой принять на себя руководство страной, то согласился на трех условиях: чтобы политикам гарантировали безопасность, международные соглашения сохранили силу, а в следующем году провели полноценные президентские выборы.
В конце концов оказавшемуся в изгнании Мэнчему все-таки удалось обратиться к мировому сообществу с призывом «остановить распространение марксизма в Африке», но к тому времени ни он сам, ни лидеры других стран уже никак не могли повлиять на ситуацию: на Сейшелах установилась персоналистская диктатура. Чтобы избежать недовольства, Рене ввел круглосуточный комендантский час, который постепенно сокращался на протяжении следующего месяца. Выходить на улицу без ограничений разрешалось только сотрудникам медицинских учреждений и полицейским.
«Закрылись все ночные клубы, — вспоминал соратник Мэнчема Пол Чоу в 2019-м. — До переворота в Виктории работало больше клубов, чем сейчас на всех Сейшелах».
Кризис индустрии развлечений стал не единственным итогом прихода Рене к власти.
В стране установилась однопартийная система, а Объединенную партию народа Сейшел переименовали в Прогрессивный народный фронт. На выборах, которые состоялись не в 1978-м, как планировалось изначально, а в июне 1979 года, баллотировался только Рене. Явка — и одновременно показатель одобрения главы государства — официально составила почти 98 процентов. Народный фронт получил 23 из 25 мест в Национальной ассамблее, а еще двоих законодателей назначил лично президент.
После победы он стал главой не только государства, но и правительства, а также вооруженных сил. Власти начали праздновать годовщину переворота, благодаря которому Рене пришел к власти, как День освобождения.
На робкие предложения учесть мнение населения при формировании новой системы управления страной Рене ответил:
«Нам не нужно проводить никакой референдум. Люди отчетливо дали понять, что хотят однопартийное государство».
В первые месяцы после прихода к власти Рене пообещал, что откажется от охранного кортежа, который неизменно сопровождал его предшественника. Несколько лет спустя ему припомнили об этом, когда он начал передвигаться исключительно в сопровождении внедорожников с вооруженными охранниками и военными. Президент объяснил нарушенное обещание так же, как объяснял любые другие решения на протяжении всего своего правления: такова воля народа. Жители Сейшел якобы слишком переживали за безопасность своего лидера, и тот решил успокоить их, все-таки согласившись на эскорт. К 1982 году Рене окружил себя телохранителями из дружественных социалистических диктатур.
«На острове базировалось примерно 120 солдат из Северной Кореи, — рассказывал американский посол Дэвид Фишер. — Думаю, это была единственная страна с их контингентом за пределами самой КНДР. Абсолютно сумасшедшие ребята. В личной охране Рене и разведке служили выходцы из Восточной Германии и Кубы. Вот такая царила обстановка».
Однопартийный социалистический рай
Одним из важных пунктов программы Рене стало создание Национальной молодежной службы — системы обязательных лагерей на небольшом коралловом острове Коэтиви, где все сейшельцы должны были безальтернативно обучаться с 16 до 18 лет. Население — включая влиятельных плантаторов и представителей интеллигенции — настолько резко выступило против образовательной реформы, что диктатору пришлось спешно заверить соотечественников, что программа не будет носить принудительный характер. Казалось, что Рене прислушался к мнению граждан и отступился.
Тем не менее всего через несколько месяцев президент нашел способ исполнить задуманное. Он на два года сократил срок обучения в обычных школах, оставив подросткам всего два варианта: либо получать неполное образование, либо участвовать в Национальной молодежной программе. В качестве компромисса президент согласился перенести лагеря с удаленного Коэтиви на Маэ — крупнейший остров архипелага, где располагалась столица Виктория. Взяв под контроль образование, Рене решил разобраться с другими возможными проявлениями недовольства.
На момент его прихода к власти Рене высоко ценили за деятельность во главе правительства многие представители интеллектуальной и политической элиты на Сейшелах. Особенно своей радости насчет переворота не скрывали двое: один из ведущих специалистов больницы Виктории Гай Ах-Мойе и бывший глава геодезической службы Ивон Сави. В начале 1979-го они решили организовать публичные собрания, на которых обсуждались бы предложения граждан по новой Конституции. Рене казался Ах-Мойе и Сави прогрессивным и открытым лидером — вступая в должность, он пообещал прислушиваться к населению и организовал ежемесячные пресс-конференции, которых почти не проводил Мэнчем.
Первое собрание Ах-Мойе и Сави получилось многолюдным и оживленным. Вдохновленный социалистическими лозунгами Рене о перераспределении ресурсов молодой сотрудник местного радио Ибрахим Афиф принес диктофон, чтобы затем пустить в эфире некоторые предложения соотечественников. Бывший соратник Мэнчема Пол Чоу, услышав запись с собрания, предупредил Ах-Мойе и Сави, что Рене вряд ли смирится с такой формой гражданской активности. Те ответили, что президент лично пообещал им с уважением отнестись к любым мнениям.
«На следующем собрании плотник из округа Плезанс поднялся и спросил, почему мы должны тратить тысячи рупий на закупку оружия и содержание армии, вместо того чтобы построить на эти же средства новые дома, — вспоминал Пол Чоу. — Почти все участники встречи отреагировали бурными аплодисментами, о чем в своей передаче подробно рассказал Афиф. Тогда Сави и Ах-Мойе едва ли догадывались о том, что это последний раз за долгое время, когда на Сейшелах прозвучит свободная речь».
Накануне очередного собрания радиоведущий Дуглас Седрас зачитал в эфире официальное заявление, в котором тот самый плотник объявлялся врагом народа. Новые встречи больше не проводились. Народный фронт организовал вместо них несколько официальных постановочных мероприятий, результаты которые затем выдали на слушаниях по новой Конституции за мнение абсолютного большинства. Именно тогда сейшельцы якобы высказались за однопартийную систему, что позволило Рене отказаться от проведения референдумов по спорным вопросам. Сави хоть и оказался в опале, но остался на Сейшелах. Ах-Мойе спешно покинул страну.
В 2020 году, на слушаниях Комиссии по вопросам правды, примирения и национального единства, посвященной возможным преступлениям режима Рене, Ах-Мойе категорически опроверг подозрения в том, что организовал собрания, чтобы склонить людей к принятию однопартийной системы. По словам бывшего сторонника сейшельского диктатора, люди в конце 1970-х слишком боялись президента, чтобы требовать демократии на многопартийной основе. Самого же Ах-Мойе, как и многих его соотечественников, как минимум поначалу привлекали призывы к перераспределению собственности и обещания Рене добиться улучшения жилищных условий для каждого, независимо от дохода и социального положения. Отказ от политического плюрализма казался ему не такой большой платой за возможность преодолеть классовое расслоение и другие последствия колониального господства.
«Когда Прогрессивный народный фронт официально появился в 1978 году, он позиционировался как партия, которая объединит всех под одним огромным зонтиком, — рассказывал Пол Чоу. — Министр иностранных дел и один из партийных лидеров Гай Синон наивно решил организовать по всей стране народные комитеты. Их первое и единственное открытое заседание состоялось на острове Праслен, где огромной популярностью пользовался Дэн Пайетт, член Национальной ассамблеи от Демократической партии. Последний привел с собой множество сторонников, чтобы зарегистрировать их как членов Народного фронта. Его же выбрали председателем местного комитета. В тот же вечер власти изменили правила приема в партию — с тех пор кандидат должен был пройти шестимесячный испытательный срок и получить личное одобрение Рене. Из народного объединения она превратилась в личный отряд одного человека».
На протяжении всего периода правления оппоненты неоднократно предпринимали попытки отстранить диктатора от власти. В 1979-м неудачей закончилась высадка на Сейшелы сторонников Мэнчема, в 1981-м заинтересованное в восстановлении прежнего президента правительство ЮАР подготовило для переворота против Рене отряд наемников, но те не смогли незаметно провезти оружие и сбежали.
Военные и телохранители подавили еще один мятеж в 1982-м, а в 1986-м властям Сейшел пришлось просить помощи у Индии, чтобы подавить бунт, организованный министром обороны Огилви Берлуа. Провинившегося члена правительства, который сам же и обеспечил Рене сильной армией, не репрессировали, но вынудили уйти в отставку.
Парадокс построенного Рене «социалистического рая» заключался в том, что если бы президент не запретил любую критику и не отстранил оппонентов, то ему, вполне вероятно, не пришлось бы укреплять силовые структуры для подавления мятежей и разоблачения переворотов. Однако поскольку Сейшелы под его руководством с самого начала двинулись по пути милитаризма и авторитаризма, каждая следующая внутренняя вспышка недовольства или попытка повлиять на ситуацию в стране извне лишь становилась очередным основанием для возвышения армии, полиции и разведки.
Большинство противников Рене покинули острова в начале 1980-х, когда имущество крупных собственников и предпринимателей начали отчуждать в пользу государства, а сторонники демократии столкнулись с цензурой и стигматизацией со стороны властей. Однако даже за границей они не могли чувствовать себя полностью в безопасности и открыто высказываться о недостатках действующего режима на Сейшелах.
«Мы собираемся убить президента в церкви»
В 1979-м сейшельские полицейские под руководством бойцов из Танзании провели облаву и арестовали около 100 представителей интеллектуальной элиты, которые высказались против однопартийной системы. Задержанных несколько месяцев продержали в одиночном заключении без суда и обвинений. Позже некоторых из них объявили пропавшими без вести. Большинство же отправили под домашний арест, а затем выдворили из страны.
Одним из вынужденных эмигрантов и наиболее влиятельных противников диктатуры стал Жерар Хоарау, политик с философским и теологическим образованием и бывший сотрудник правительства Джеймса Мэнчема. После изгнания он поселился в Англии и основал Сейшельское национальное движение — организацию, которая выступала против диктатуры Рене и обличала ее преступления. Хоарау руководил ее деятельностью до 29 ноября 1985 года, когда неизвестный убил его 34 выстрелами в спину из пистолета-пулемета на крыльце дома, где он жил в Лондоне. Официально преступление осталось нераскрытым, но для тех, кто осмеливался критиковать Рене за границей, оно послужило напоминанием об их уязвимом положении.
Полиции удалось достоверно установить лишь то, что телефон Хоарау прослушивался, а в убийстве участвовало как минимум два человека: стрелок и тот, кто идентифицировал оппозиционера в качестве цели. Способ совершения преступления и деятельность жертвы косвенно подтверждали политический мотив, но дальше этого дело не продвинулось. Впрочем, большинство противников Рене, включая Мэнчема и Чоу, не нуждались в дополнительных подтверждениях, чтобы решить, что за покушением на их соратника стоит сейшельский президент. С их рассуждениями согласилось и большинство независимых журналистов.
«Судя по недавним событиям в Сейшелах, где пропало много людей, можно с большой долей вероятности утверждать, что [убийство Хоарау] организовало правительство Рене, — сказал редактор издания Africa Confidential Чарльз Мейнелл. — Рене лично провозгласил лидера оппозиции, мистера Хоарау, врагом народа номер один, так что тут довольно сложно прийти к другому заключению».
«Незадолго до гибели он сказал: "Они могут убить меня, но никогда не убьют идею свободы", — вспоминал про Жерара Хоарау его брат Ральф. — Он был храбрым сыном Сейшел, а его единственное преступление состояло в том, что он повел за собой кампанию по восстановлению справедливости и демократии на родине».
Параллельно с репрессиями, депортациями, вероятными похищениями и заказными убийствами Рене действительно поднимал уровень жизни на Сейшелах. Он продолжал развивать туристическую сферу, хотя, находясь в оппозиции в середине 1970-х, жестко критиковал своего противника Мэнчема за зацикленность на иностранцах. Еще экономика Сейшел во многом зависела от американской наблюдательной станции, на которой постоянно работало порядка 200 человек. Посол Дэвид Фишер рассказывал, что за два миллиона долларов Рене разрешал правительству США располагать на островах миротворческий контингент и отделение ЦРУ, несмотря на тесные дипломатические отношения с Советским Союзом.
«Наш единственный интерес состоял в том, чтобы поддерживать функционирование наблюдательной станции, — объяснял Фишер. — Президент понимал, что если пригрозит ее закрыть, то перережет себе горло: лишит себя основного источника иностранной валюты и поссорится с Соединенными Штатами. Главный остров представлял собой город с населением в 20 тысяч человек и несколько деревень, разбросанных вокруг. Но повсюду в глаза бросался очень высокий уровень жизни. Валовый национальный доход в 220 миллионов долларов делился между 60 тысячами жителей. Средний ежегодный доход на душу населения в тот период, когда я был там, составлял больше 3000 долларов. Мы были в шоке, когда приехали туда из Танзании, где разворачивалась экономическая катастрофа».
Отправившись в супермаркет впервые после вступления в должность, Фишер с удивлением обнаружил на витринах «хлеб из Парижа, икру из Москвы и местных лобстеров». Довольно скоро он понял, что такая удивительная по меркам африканских стран роскошь на Сейшелах сочетается с обыденной жестокостью.
От агентов ЦРУ Фишер узнал, что островное государство используется американской мафиозной группировкой для отмывания денег от продажи героина и что Рене, вероятно, в курсе происходящего. Действуя по той же наводке от коллег из США, агенты интерпола ворвались в дом на Сейшелах, где — предположительно с одобрения президента — скрывался находившийся в международном розыске дилер по имени Майкл Пачьенца. Его задержали, но до ближайшего рейса в Италию оставалось еще три дня. Дожидаться экстрадиции Пачьенцу отправили в местную тюрьму.
«Его задержали в понедельник, а в среду шеф полиции вбежал ко мне в кабинет с криком: "Что вы наделали?" — вспоминал американский посол Дэвид Фишер. — Президент пришел в тюрьму в сопровождении итальянского посла и потребовал немедленно освободить Пачьенцу. По словам шефа полиции, президент пригрозил застрелить его, если он этого не сделает. Еще через 20 минут ко мне пришли агенты интерпола, которые сказали, что мистер Пачьенца растворился».
Позже ЦРУ удалось установить, что Пачьенцу, известного связями с семьей Гамбино [одна из крупнейших мафиозных группировок, контролирующих преступную деятельность в Нью-Йорке], тайно вывезли на один из безлюдных сейшельских островов, где он обосновался в гостевом домике Рене. Итальянский посол опроверг историю шефа полиции и заявил, что никогда не бывал в тюрьме. Еще два года Пачьенцу арестовали в Чикаго, куда он приехал по дипломатическому паспорту Сейшел. Ему предъявили обвинения по ряду преступлений, связанных с Гамбино.
Большую часть 1980-х Рене балансировал между Советским Союзом, который гарантировал ему международную поддержку и покровительство в обмен на приверженность социализму, и США, которые осыпали президента и его страну деньгами за возможность держать на Сейшелах наблюдательную станцию. На протяжении всего этого времени, как утверждал посол Дэвид Фишер, диктатор испытывал все большую паранойю по поводу того, что американские спецслужбы собираются устроить очередной переворот и заменить его лояльным либералом.
«Мой офис располагался у подножья холма, на котором возвышалась резиденция Рене, — вспоминал Фишер. — Мне звонили примерно раз в неделю [и предлагали посетить президента]. Его кабинет представлял собой очень странную комнату. В одном ее конце располагался огромный вельветовый занавес. Я знал, что по другую его сторону стоит здоровенный кубинский телохранитель. Это было довольно странно. Моя основная задача состояла в том, чтобы поддерживать рабочие отношения с этим парнем, несмотря на его ужасное отношение к правам человека и связи с мафией. Мы нуждались в нем, потому что нуждались в наблюдательной станции. На протяжении трех лет я пытался убедить его, что Штаты не планируют его свергать. Не думаю, что у меня получилось».
Рассуждая на публике об интересах сейшельского народа, Рене раз за разом демонстрировал, что прежде всего его интересует личная власть. Однажды в 1983 году, к сыну Дэвиду Фишера, который приехал к отцу на летние каникулы, подошли двое подростков. Они явно понимали, что разговаривают с сыном посла, но в этом не было ничего удивительного — по словам самого дипломата, все на Сейшелах отлично знали и его самого, и его родственников.
«У нас есть срочное послание для твоего отца, — сказал Фишеру-младшему один из подростков. — Мы собираемся убить президента в церкви на воскресной службе. Мы ждем, что США придут и спасут нас от марксистской диктатуры».
Вернувшись домой, сын Фишера рассказал о разговоре отцу. Тот обратился за советом к начальнику ЦРУ. Тот ответил: «В наших интересах, чтобы этот парень [Рене] выжил. Он может нам не нравиться, но мы должны с ним работать». На следующий день Фишер пересказал Рене слова сына, не раскрывая личности подростков.
«Еще через день он схватил этих ребят, — вспоминал Фишер. — Он знал их имена. С ним был еще один парень, совсем ребенок. Полицейские забили двоих до смерти монтировками, сожгли тела и выбросили у нашей территории. Третий парень выжил и теперь работает в Массачусетсе. Он находился почти при смерти, но нам удалось вывезти его из страны».
Когда разъяренный посол ворвался в кабинет к Рене и попытался объяснить, что США не стали бы делиться информацией о возможном покушении, если бы сами его планировали, президент предложил дипломату поговорить «как отец с отцом». Тот согласился. Тогда Рене отрезал: «Скажи своему гребаному сыну, чтобы остерегался. Он следующий». Когда Фишер отчитался об угрозе в Вашингтон, в ответ ему посоветовали «вывезти ребенка с острова первым же рейсом».
Миф о «хорошем диктаторе»
После побед на выборах без конкурентов в 1979-м, 1984-м и 1989-м в начале 1990-х Рене столкнулся с, казалось бы, неразрешимой проблемой. Выступавший оплотом социалистических режимов по всему миру Советский Союз рухнул, а США, Великобритания и Франция, с которыми Сейшелы поддерживали тесные экономические и дипломатические отношения, начали склонять страну к демократии. Угроза потери влиятельных союзников выглядела достаточно серьезной, чтобы ослабить хватку и допустить оппозицию. Однако тогда президент не мог быть уверен, что не лишится власти, за которую он столь упорно цеплялся последние 15 лет.
Рене решил проблему виртуозно: трансформировал всю политическую систему так, чтобы она допускала политический плюрализм, но на полную мощность использовал накопленное за долгие годы влияние, чтобы даже в таких условиях избежать потери должности и разоблачения вероятных преступлений своего режима. В 1992 году Народный фронт принял конституционную поправку о легализации других партий. Многие представители оппозиции в изгнании, включая бывшего президента Джеймса Мэнчема, вернулись на Сейшелы, чтобы принять участие в выборах.
Зная о популярности Рене среди населения, никто из них не стал позиционировать себя как разоблачителя диктатора и резко критиковать бессменного главу государства. Наоборот — большинство вернувшихся политиков призывали соотечественников оставить противоречия в прошлом и работать вместе. Вероятно, именно такой подход — и статус отца нации, обеспечившего ей экономическое процветание, — и позволил Рене победить на первых за несколько десятилетий конкурентных выборах в 1993 году, опередив ближайшего преследователя — Мэнчема — больше чем на 20 процентов голосов. Президент заступил на новый срок при 59,5 процентах поддержки среди населения, а его партия получила 27 из 33 мест в Национальной ассамблее.
«У Рене никогда не было никакого особого видения насчет Сейшел, — рассуждал в 2004 году оппозиционер Пол Чоу. — В своих выступлениях он никогда не говорил категорично о том, какую страну хочет. Он всегда придерживался ретроспективного видения, сформированного из пропагандистских листовок после провала очередной программы. Как только ему не удавалось добиться того, чего он хотел, он объявлял цели достигнутыми и утверждал, что выполнил очередную часть грандиозного плана, после которой надо перейти на следующую стадию. Теперь он утверждает, что однопартийное государство требовалось для развития многопартийной демократии, как будто планировал такой переход с самого начала».
Несмотря на сообщения о проблемах Рене со здоровьем, в 1998-м 63-летнего главу государства без подтасовок и нарушений переизбрали на пятый срок. На этот раз за него проголосовало даже больше избирателей — 66,67 процентов. Рене безоговорочно оставался самым популярным политиком в стране, хотя, по слухам, большую часть его обязанностей к тому времени принял на себя вице-президент Джеймс Мишель.
В отчете Управления ООН по делам беженцев о правах человека и гражданских свободах на Сейшелах за 1999 год результаты последних на тот момент выборов описывались так: «Президент и его Народный фронт по-прежнему сохраняют почти полный контроль [над страной] благодаря всепроникающей системе политического покровительства. Как и в 1993-м, правящая партия распоряжается всеми государственными ресурсами. Большинство СМИ сообщают о подавляющем перевесе кандидатов от Народного фронта в любых опросах».
Сейшелы в 1990-х и начале 2000-х превратились в сложное для оценивания государство. Если в 1980-х страну можно было однозначно назвать диктатурой, пусть и со своими особенностями, то как характеризовать режим, где президенту даже не приходится запрещать и преследовать оппозицию, чтобы сохранять поддержку абсолютного большинства? Рене никогда не устраивал масштабных чисток, как поступали самые безрассудные и жестокие тираны, но в 1990-х он и вовсе отказался от утверждения власти через силу и запугивания. Можно ли тогда вообще считать его диктатором, а его 27-летнее правление — чем-то плохим, если он сделал Сейшелы популярными и процветающими?
«Ситуация со свободой слова улучшилась после реформы однопартийной системы в 1992-м, но самоцензура сохраняется, — говорилось в отчете Управления ООН по делам беженцев за 1999 год. — Выпускается одна правительственная газета, а еще два печатных СМИ поддерживают Народный фронт или публикуются при его участии. Независимые издания резко критикуют правительство, но доминирующее положение власти и угроза рисков о клевете ограничивают свободу медиа. На оппозиционный еженедельник Regar регулярно подают в суд по делам "о защите репутации, прав и свободы частной жизни", а также о "государственной безопасности, общественном порядке и общественной морали". Продвижение по служебной лестнице в академической среде зависит от преданности правящей партии».
И все-таки даже эксперты ООН не упомянули о значительных нарушениях прав человека. Они же отметили, что национальная вещательная компания перед выборами уделяла практически одинаковое внимания соратникам Рене и оппозиционным кандидатам. Все эти наблюдения подводят к одному выводу: в 1990-х, когда режим смягчился, власть старого президента почти полностью основывалась на лояльности населения. Никто не принуждал сейшельцев голосовать за Рене — наоборот, он сам предоставил им выбор и допустил до политических процессов старых противников.
Теоретически и обычные граждане, и оппозиционные лидеры в такой ситуации могли воспользоваться возможностью и преобразить государственную систему: инициировать независимое разбирательство, расследовать похищения, убийства, безосновательные задержания и изгнания, настоять на принципе сменяемости, который не позволил бы выдвигать свою кандидатуру в пятый раз подряд. Даже отмечая смягчение режима, эксперты ООН упоминали о том, что полицейских на Сейшелах обвиняют в применении избыточной силы, пытках и произвольных арестах. Однако материальное благополучие и возможность вроде бы безболезненно перейти к демократии показались настолько соблазнительными даже лично униженному Джеймсу Мэнчему, что никто не решился призвать главу государства к ответственности.
Не нашлось политика, который вслух бы сказал, что либеральные реформы сейчас не реабилитируют Рене за диктаторские методы в прошлом.
Формально с 1993 года на Сейшелах действовала демократия, но в действительности никто не проверял ее на прочность — большинство просто согласилось жить как раньше, не видя причин стремиться к переменам ради перемен. Подобная логика позволяла Рене оставаться у власти до 2004-го, а затем лично принять решение о выходе на пенсию и передать управление страной и партией ближайшему соратнику Джеймсу Мишелю, который занимал должность президента до 2016-го. Тот продолжал линию предшественника и вывел экономику Сейшел на новый уровень благодаря туризму, рыбалке, тесным связям с ОАЭ и регулярным авиарейсам с Ближнего Востока. Примечательно, что только после первой в истории государства победы оппозиции раскрылись подробности коррупционных связей Мишеля и вдовы Рене, а последней даже предъявили официальные обвинения в финансовых махинациях.
Рене с женой и детьми на презентации своей биографии (2014)
Joe Laurence / Seychelles News Agency — http://www.seychellesnewsagency.com/articles/653/, CC BY 4.0, https://commons.wikimedia.org
Примерно тогда же новые власти инициировали создание Комиссии по вопросам правды, примирения и национального единства, которая должна была расследовать возможные преступления прежнего режима, но так и не смогла прийти к однозначным выводам. Пока в правительстве обсуждают необходимость создания нового органа для рассмотрения самых сложных и неоднозначных тем в истории страны, Франс-Альбер Рене в глазах многих сейшельцев остается героем нации и выдающимся политиком.
Можно ли упрекать жителей Сейшел в том, что они не захотели бороться за справедливость и разбираться в том, как именно их президент избавлялся от оппонентов и затыкал критиков? Едва ли — но не потому что они были правы, игнорируя неудобное настоящее и прошлое, а потому что так поступают практически все, кто живет при диктатуре, — особенно те, кому предлагают смириться с цензурой и полицейским произволом в обмен на высокий уровень жизни, качественную инфраструктуру и возможность не волноваться о будущем.
Сейшелы Рене — это не Испания Франко, не Чили Пиночета и уже тем более не сталинский Советский Союз. На фоне диктаторов, которые замучили десятки или сотни тысяч соотечественников президент маленького островного государства, который закрыл оппозиционные партии, выслал недовольных из страны, а потом, вероятно, организовал несколько убийств, кажется относительно безобидным персонажем. Он хоть и цеплялся за власть, но никогда не переходил к открытому террору, всегда балансировал между заботой о процветании народа и готовностью при необходимости обрушить на любого сейшельца молот авторитарной системы.
Именно кажущаяся безобидность делает Рене и Сейшелы при нем настолько ярким примером того, насколько неблагодарным делом может быть преданность демократическим идеалам и готовность за них бороться. Чтобы сознательно отказаться от комфортной и благополучной жизни из-за принципов, как сделал убитый в Лондоне несколько лет спустя Жерар Хоарау, требовалось сказать себе и всем, готовым слушать: если Рене совершил хоть одно преступление, в котором его обвиняют, то один этот факт уже перевешивает любые экономические чудеса, которые принесло его правление.
Популярность бессменного президента уже в 1990-х свидетельствует о том, каким трудным оказалось это высказывание. Проще поверить в миф о «хорошем диктаторе», чем рисковать всем, что у тебя есть, ради ценностей, которые кажутся далекими и абстрактными. Однако вроде бы эпизодические элементы произвола имели вполне реальные последствия для жертв режима Рене: тех, кого арестовывали, высылали за границу или убивали за выступления против президента.
Вроде бы очевидный вывод из истории Сейшел, который, несмотря на кажущуюся простоту, часто остается без внимания в политических дискуссиях, состоит в том, что при оценке диктатуры как способа правления неправильно абстрагироваться от морали. Нельзя судить чисто прагматически о том, что касается жизней большого количества людей, и нельзя сосредотачиваться лишь на экономических показателях там, где общество уничтожается, а отдельные граждане страдают из-за взглядов. Иначе любое зверство можно было бы оправдать тем, что человек, совершивший его, был хорошим бухгалтером, администратором или юристом.
«Сегодня благодаря Комиссии по вопросам примирения мы впервые слышим из первых уст мучительные, печальные, душераздирающие истории о запугиваниях, изгнаниях, ложных обвинениях, убийствах и похищениях, которые обрушивались на невинных сейшельцев под властью Рене, — говорил в 2019-м брат покойного оппозиционера Жерара Хоарау Ральф. — По мере того как цунами правды набирает силу, наружу выходят все новые провалы диктатуры».
Однако спустя почти четыре года подлинный масштаб репрессий на Сейшелах с конца 1970-х до начала 1990-х по-прежнему остается неизвестен. Показания жертв и их родных потерялись посреди бюрократической волокиты и спорах о полномочиях между правительственными инстанциями. До тех пор, пока «цунами правды» все-таки не наберет силу, Франс-Альбер Рене так и останется для многих приветливым соседом и заботливым лидером. Диктатором, который делал жизнь на Сейшелах лучше.