Шинель Первой чеченской. Из нее вышли Путин и нынешний политический режим
25 лет назад Ельцин совершил фатальную ошибку, которая отравила стране жизнь на десятилетия
11 декабря 1994 года Борис Ельцин подписал указ №2169 «О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской республики». Российские войска вошли в Чечню. До этого было еще несколько указов – 30 ноября, 2 декабря, 9 декабря. Они отражали нервозность и метания федеральной власти. Однако главное решение, определившее многие последующие события в политической истории России (и до сих пор определяющее), – о военной операции в Чечне, – было уже принято.
Гражданские лица – советники-помощники от Георгия Сатарова до Юрия Батурина и Эмиля Паина, славшие алармистские записки главе государства, пытаясь предотвратить фатальный выбор в пользу войны, а также глава администрации президента Сергей Филатов – были отстранены от процесса принятия решения. Впоследствии открещивались от того, что стояли за войну, и министр внутренних дел Виктор Ерин, и министр обороны Павел Грачев, чья фраза о том, что для решения проблемы мятежного генерала Джохара Дудаева достаточно парашютно-десантного полка, стала, в нынешних понятиях, мемом.
В любом случае у такого рода решений нет одного автора. Фамилии поднявших руки «за» известны – автора нет. Как в 1968-м при вводе войск в Чехословакию, в 1979-м при вторжении в Афганистан, в 1994 году коллективную ответственность разделило «Политбюро». С той лишь разницей, что в советское время не нужно было ставить кавычек. Кто-то вел себя то как голубь, то как ястреб. Обсуждались аргументы за и против. А потом какая-то неведомая сила заставила даже несогласных с общей идеей сделать последний шаг в ее пользу.
Да, главным мотором решения-1994 был министр по делам национальностей Николай Егоров, который заверял, что население Чечни на радостях будет посыпать дорогу перед российскими войсками мукой – образ столь же нелепый, сколь и неточный. Однако ответственность, главную ответственность несет тогдашняя силовая элита, объединенная общим брендом «Ельцин».
Это была фатальная ошибка Ельцина, относившаяся к тому разряду политических решений, которые отравляют стране жизнь на годы, если не десятилетия, вперед.
Танцы на отравленных граблях
В 1991 году, в ноябре, Ельцин уже в первый раз наступал на грабли – вводил чрезвычайное положение в Чечне. Это решение совпало с назначением правительства реформ, которому в то время, когда нужно было в ручном режиме спасать арестованные за неуплату корабли с зерном, было совсем не до такого рода конфликтов. Тогда Борис Николаевич быстро признал свою ошибку – он умел это делать – и отыграл назад.
К весне – началу лета 1992-го обострились не только проблемы в отношениях с Дудаевым – никто вообще не понимал, что с ним делать, хотя федеральные пенсии и социальные выплаты исправно направлялись в Чечню, которую сам генерал считал независимой от России. Всплыла и другая история – фальшивых чеченских авизо, бланков бывших спецбанков Чечни для перечисления денег. Центробанк, не разобравшись, механически платил. По данным на июнь 1992-го, платежи на более чем 800 млрд рублей прошли по 2900 фальшивым авизо. Главе ЦБ Георгию Матюхину, когда тот навел минимальный порядок с распознаванием фальшивок, угрожал по телефону с требованием продолжать выплаты лично Дудаев.
Принимал чеченскую делегацию и Егор Гайдар. А в ноябре 1992-го именно он предотвратил первую попытку решения проблемы Чечни военным путем – был большой соблазн у силовиков, раз уж все равно пришлось заниматься осетино-ингушским конфликтом, заодно «заскочить» и в Чечню. Гайдар договорился с главой дудаевского правительства Яраги Мамадаевым о линии разграничения федеральных войск и чеченских формирований. А потом с трудом убедил президента и силовое лобби в том, что эскалация конфликта к хорошему не приведет.
Гайдар вспоминал о мотивах своего решения: «Я отдавал себе ясный отчет в опасности попыток решить проблему силой… Нужно время, и немалое, для того чтобы естественная экономическая логика, общие интересы породили интеграционные процессы и привели саму Чечню к осознанию жизненной необходимости существования в рамках единого российского экономического и политического пространства». Тогда такого рода проблем, пусть и менее острых, было немало – от урегулирования отношения с Татарстаном до усмирения «Уральской республики» и «Дальневосточной республики».
Главное, Гайдар понимал, что такое депортированный народ. Многие из тех, кто был готов воевать за независимость Чечни, родились в ссылке в Казахстане (как Аслан Масхадов) или, родившись в Чечне, пережили депортацию (Дудаеву было… 8 дней, когда его семья была отправлена в Павлодарскую область).
Однако осенью 1994 года Гайдара в правительстве не было. Зато были мирные переговорные опции. Экономики Чечни де-факто не существовало. Антидудаевская оппозиция была вполне оформленной силой в Чечне, могла прийти к власти. Дудаев катастрофически терял популярность, был готов к переговорам. Только этот внешне чем-то смахивающий на Сальвадора Дали генерал-фанатик, в прошлой жизни добивавшийся от подразделений советской армии потрясающих успехов в боевой подготовке и дисциплине, не мог позволить себе вести разговоры абы с кем. Ему нужен был Ельцин. Или Черномырдин (причем Виктор Степанович был готов – он привык вручную разруливать сложнейшие управленческие вопросы). Эмиль Паин написал записку, в которой обосновывал необходимость «не снижать уровень переговоров».
Нельзя сказать, чтобы «гражданское лобби» было в шаге от успеха. Но в таких ситуациях – вспомним Карибский кризис – даже маленький камешек может изменить движение чаши весов.
Спустя годы новый руководитель России будет исходить из принципа «никаких переговоров с террористами». Но на такого рода переговоры с Дудаевым не шел и Ельцин. Опыт ноября 1991-го и ноября 1992-го не был учтен. Ржавые отравленные грабли настойчиво манили российских силовиков и вместе с ними Бориса Ельцина.
Возможно, потому, что казалось: стоит поддержать военными методами антидудаевскую оппозицию – и проблема будет решена руками самих чеченцев, вооруженных федеральной властью. Это было «полугражданское» решение проблемы: Москва признала антидудаевский Временный совет Чеченской республики во главе с руководителем Надтеречного района Умаром Автурхановым, чьей военной поддержкой были отряды экс-дудаевцев Руслана Лабазанова и Бислана Гантамирова. В Москве обсуждался план: разделить Чечню на две территории – север находился бы под контролем федеральных органов власти. Проявив терпение и избежав колоссальных жертв среди военных и мирного населения, можно было бы дождаться падения режима Дудаева, причем скорее по экономическим причинам.
Глава администрации президента Сергей Филатов ожидал, что начальник поручит ему проработку такого сценария. Но команда так и не поступила. А ранним утром 26 ноября 1994 года отряды Лабазанова и Гантамирова при поддержке российской техники и военнослужащих, негласно завербованных Федеральной службой контрразведки, взяли президентский дворец в Грозном. Пустой дворец. И это была ловушка, придуманная другим бывшим блестящим военачальником – экс-полковником советской армии Асланом Масхадовым. Победа обернулась катастрофой. Среди захваченных дудаевцами пленных было 70 российских военнослужащих.
29 ноября Ельцин публично предъявил ультиматум дудаевцам, требуя сдать оружие и отпустить пленных. 2 декабря начались налеты федеральной авиации. 6 декабря на окраине Грозного состоялась встреча Грачева и Дудаева. Министр обороны напомнил об ультиматуме Ельцина: сдать оружие, распустить армию. К такому разговору генерал-майор советской авиации Джохар Мусаевич Дудаев не был готов, при том что до последнего не верил словам Грачева о том, что полноценная война действительно может начаться.
Из теряющего популярность диктатора Дудаев в считанные дни снова превращался в народного героя. Яраги Мамадаев, уже давно рассорившийся с Дудаевым и сбежавший в Москву, направил 15 декабря резкое по тону письмо Ельцину: «На сегодня очевидно, что антинародный режим Дудаева, который потерял всякую поддержку народа, неожиданно получил ее. И это происходит каждый раз, когда Вы пытаетесь что-то лично предпринять в “чеченском вопросе”».
Коллективное решение о начале войны было принято большинством голосов ельцинского «Политбюро». Среди тех, кто голосовал «за», сейчас в строю лишь Сергей Шойгу. Был лишь один голос «против» – авторитетнейшего российского цивилиста, министра юстиции Юрия Калмыкова, человека, усилиями которого в 1992 году удалось погасить конфликт в Кабардино-Балкарии. В знак протеста против коллективной лезгинки на граблях Юрий Хамзатович подал в отставку с поста главы Минюста и члена Совета безопасности РФ.
Ельцинский Вьетнам
Началась операция, которая была плохо и наспех подготовлена. Маленькой победоносной войны не получилось. Зато удалась другая операция – на носовой перегородке Бориса Ельцина. После нее он запрется в своей загородной резиденции, требуя к себе на стол в первые дни 1995 года только доклады помощника Юрия Батурина, чьих советов о мирном урегулировании конфликта не послушался. Возможно, столь высокая степень доверия именно к Батурину объяснялась тем, что Ельцин понял, какого масштаба ошибку совершил.
Но потом ничего, кроме ошибок, уже не было. Борис Николаевич стоически принимал на себя волну критики медиа и собственной «ядерной» базы – демократически ориентированных граждан страны, включая Егора Гайдара и его партию «Демвыбор России». И, по счастью, Ельцин не мешал Виктору Черномырдину подключаться к решению нерешаемых проблем, как это было в июне 1995 года во время захвата боевиками Шамиля Басаева больницы в Буденновске. Фраза Виктора Степановича «Шамиль Басаев, говорите громче!» вошла в историю и стала символом спасения десятков человеческих жизней. Потом, в 2002-м и в 2004-м, с террористами не разговаривали: политических деятелей масштаба ЧВСа, не стеснявшихся снизойти до переговоров с отморозками, в российском правящем классе уже не было.
Не мешал Ельцин и генералу Александру Лебедю, когда тот заключал хасавюртовское мирное соглашение с самым договороспособным из чеченских лидеров Асланом Масхадовым. Как не мешал потом и Путину строить свою харизму на технологии «мочить в сортире».
Чеченская война расколола страну и морально подорвала авторитет Ельцина. Растянутая на годы чеченская операция осложнила проведение политики реформ и финансовой стабилизации. Анатолий Чубайс был вынужден балансировать бюджет и решать миллион текущих проблем в обстоятельствах, когда страна вела войну. Это нетривиальная задача.
Чеченская война стала ельцинским Вьетнамом. 1990-е были страшны Чечней, а не тем, что они оказались, согласно путинской официальной мифологии, «лихими». Путин сам и вышел из шинели этой войны. С точки зрения причинно-следственных связей, к нынешнему политическому режиму две чеченских операции (вторая – 1999 года) имеют большее отношение, чем даже «семибанкирщина» и ее слияние с государственной бюрократией. Военные победы стали главным домкратом, подъемной силой путинской политической системы, начиная с 1999–2000 годов. Волшебная антигравитационная сила войн подтвердилась и грузинской кампанией августа 2008 года: как рушащийся авторитет Дудаева был спасен начавшейся операцией федеральных войск 25 лет назад, так и рейтинги российских руководителей взлетели в 2008-м, а затем – за счет гибридной войны и «победы» – в 2014-м.
Трупные яды чеченской войны, невидимые яды, до сих пор разлагают российское общественное мнение. Да, милитаристская риторика уже не возбуждает и не мобилизует широкие массы, да и большая война пугает респондентов социологов все сильнее. Но нет никакого антивоенного движения, нет страха – что показали Крым и Донбасс – перед «маленькой победоносной войной». Ничего противоестественного в современном состоянии дотационной и де факто отделенной от российского правового поля Чечни большинство населения не видит. Это как бы «чужая» проблема.
Война вдавила гигантский и глубокий след в историю России и сознание россиян. Однако не вернула рациональный взгляд на военные операции, ведущие к бессмысленной гибели людей ради самоутверждения лидеров нации. Чечня не спасла от Сирии, не предотвратила Крым и Донбасс. Уроки той, совсем «незнаменитой», войны 1994 года нам всем еще учить и учить.