Почему российской экономике не страшен наступающий кризис?

Идейный кризис гораздо хуже экономического. Хотя бы тем, что он уже давно наступил

В мировой экономике сегодня тревожно. Благодаря ее устойчивому десятилетнему подъему уже почти забылся предыдущий мощнейший кризис. Но два гиганта, поддерживающие экономический рост в глобальном масштабе, – США и Китай – затеяли между собой торговую войну, раздирая в клочья длинные и запутанные международные цепочки создания добавленной стоимости. На их место приходят гораздо более простые и надежные, хотя и коммерчески менее эффективные схемы, а выпавшие звенья пытаются вновь встроиться в систему. Остальной мир, затаив дыхание, следит за перипетиями сражений и готовится к худшему.

Сама по себе подготовка к худшему незаметно это худшее приближает – по мере того как участники рынка в возрастающей степени избегают риска, переходя от экспансии к умеренно-консервативным стратегиям. Озабоченность бизнеса через повышенную нервозность рынка труда и громкие заголовки СМИ передается населению, избирающему все более осторожные модели поведения. Свертывание инвестиционного и потребительского спроса подавляет рыночные цены на базовые товары, что обычно и знаменует собой начало рецессии.

Всегда готовы

Для ⁠российской ⁠экономики, связанной с мировым спросом главным образом через экспорт сырья ⁠и продукции первого передела, товарные цены ⁠– наиболее чувствительная сфера. Именно этот передаточный механизм может запустить ⁠негативные процессы в нашем народном хозяйстве, ⁠и без того не демонстрирующем в последнее время особенных достижений. ⁠Даже микроскопический экономический рост, все еще регистрируемый официальной статистикой, не затрагивает населения, реальные доходы которого устойчиво сокращаются. На этом фоне не радуют даже успехи в борьбе с поднявшей было голову инфляцией, тоже ставшей в конечном счете жертвой общей деловой стагнации.

Готовы ли мы к очередному кризису, если он, чего доброго, обозначится завтра на горизонте? По всем формальным признакам, готовы и довольно неплохо.

Прежде всего, в отличие от большинства центробанков развитых стран, Банку России есть куда снижать процентные ставки, поддерживая восстановление экономики монетарными средствами. Реальный процент с учетом падения инфляции находится в районе 4% годовых, соответственно, ключевую ставку можно будет абсолютно безболезненно, не опасаясь за инфляционный таргет, опустить на 0,25 п.п. еще как минимум раз десять. К тому же уровень золотовалютных резервов Банка России вновь перевалил за полутриллионную отметку, что превышает защитные потребности с точки зрения большинства мыслимых посягательств на финансовую стабильность.

А на фискальном фронте дела, похоже, обстоят еще краше. По оценке Института исследований и экспертизы Внешэкономбанка, даже если цена на нефть в 2020 году вдруг снизится до $27 за баррель и не будет увеличиваться, накопленных к настоящему моменту резервов Фонда национального благосостояния (вместе с уже закупленной для него валютой) хватит на финансирование бюджетного дефицита в течение шести лет. Разумеется, кризисы столько не длятся, поэтому прямая угроза стабильности бюджета в настоящий момент также отсутствует.

Так и хочется вновь окрестить Россию «тихой гаванью» в будущем водовороте еще толком не начавшегося кризиса, тем более что уязвимых промежуточных звеньев международных торгово-производственных цепочек в нашей стране действует не так уж и много, так что и в этом смысле мы пострадать особо не должны. Но почему-то при осознании всех упомянутых прочностей чувства спокойствия и защищенности нет.

Жизнь от кризиса до кризиса

Новая российская история в значительной мере написана экономическими кризисами. Достаточно сказать, что родом наша страна из пресловутой «геополитической катастрофы» – обрушения Советского Союза, случившегося не по чьему-то коварному заговору, а в силу собственной тотальной обветшалости и вырождения управленческих элит. Помимо советской экономики, предназначенной для чего угодно, только не для удовлетворения человеческих потребностей, Россия ментально унаследовала некоторые не лучшие черты своего прародителя, включая представления об «особом пути». Во многом благодаря этим обстоятельствам мы действительно двинулись особенным путем: глубокий и болезненный кризис растянулся практически на целое десятилетие – пока не наступил следующий.

Хотя кризис 1998 года и был запущен внешними для российской экономики событиями, в основе его лежало противоречие между постепенно формировавшейся «снизу» рыночной экономикой и неосоветской экономической политикой, которая проводилась «сверху». Самодельные дефолт с девальвацией обернулись полным истощением ресурсов государства, но сняли барьеры для возрождения экономики. Межеумочное правительство Примакова-Маслюкова, быстро убедившись в бесплодности своих административных потуг, предпочло не вмешиваться в экономическую деятельность, проделал свою работу и сам кризис – и на месте обрушившихся бизнесов стали функционировать другие, более гибкие и устойчивые. Очень скоро благодаря всеобщему осознанию властями допущенных ошибок и необходимости глубоких структурных преобразований стало возможным их проведение. Не случайно в самом конце прошлого века стартовал уникальный для отечественной экономики период развития: наш ВВП десять лет подряд прирастал темпами, превышавшими мировые.

С памятных дней того кризиса минуло уже два десятилетия, но российская элита, не слишком за это время обновившаяся, в известном смысле остается «зашибленной» дефолтом и опасениями его повторения – отсюда бессменный императив макроэкономической стабильности, обеспечиваемой массированными резервами.

Во многом поэтому глобальный финансовый кризис 2008–2009 годов протекал в России совсем по-другому. Благодаря наличию накопленных за годы нефтяной лихорадки резервов все проблемы – социальной сферы, реального и финансового сектора – были в режиме ручного управления залиты деньгами. Главной причиной кризиса были официально назначены извращения в финансовом секторе США, тогда как Россия в этом сценарии досталась комфортная роль невинной жертвы. В то время как в мировом масштабе произошли тектонические сдвиги, многочисленные дефекты отечественной экономики остались в целости и сохранности. Разве что резервы улетучились, но вскоре вновь подросшие нефтяные цены подоспели на помощь, так что кризиса как не было.

Видимые руки

Опыт был признан успешным; во власти еще больше укрепилось недоверие к «невидимой руке» рынка, порождающей кризисы, тогда как в нашей усовершенствованной системе ее призваны были полностью заменить «видимые руки» госорганов. Главный же извлеченный из кризиса урок заключался в том, что для обеспечения свободы действий в режиме «ручного управления» резервов должно быть не просто много, а очень много. Неудивительно, что с тех пор в машинке отечественной экономики что-то безвозвратно сломалось: она уже не только не смогла восстановить докризисные темпы роста, но и просто выдавать на-гора среднемировые его показатели.

Так, неспешным шагом, Россия с ее монополизированной, зарегулированной и намертво повязанной с личными интересами чиновников экономикой вплотную подошла к своему четвертому кризису, взяв на вооружение щедро сдобренную модной инновационно-урбанистической трескотней смесь безнадежно устаревших дирижистско-изоляционистских догм вроде «импортозамещения». Неудивительно, что на все недоуменные профессиональные вопросы о будущем экономическом развитии страны сегодня дается только один универсальный ответ – «национальные проекты», в продуктивность которых всерьез не верят даже сами их архитекторы. Ведь очевидно, что два процентных пункта повышения НДС в этом году – отнюдь не финансовая подпорка нацпроектов, а еще одна жертва на алтарь антикризисной – далее везде – дискреции.

Что ни говори, идейный кризис гораздо хуже экономического. Хотя бы тем, что он уже давно наступил.

Что еще почитать:

Экономический День сурка. Потерянное десятилетие 2008–2018 пошло на очередной срок

Ускорение или перестройка? Что ждет экономику на новом сроке Путина

Олег Буклемишев - директор Центра исследования экономической политики экономического факультета МГУ